Не время умирать

Пролог

Мужчина — с заросшим щетиной ожогом на пол-лица — всё никак не отходил от стола следователя, настаивая на своем.

— Лейтенант, я сам следы Златки проверил, — охотник показал на телефоне фотографии, которые следователю ни о чем не говорили. — Весь вечер с фонарем вокруг ее колледжа ходил. Дочка моя, как из него вышла с друзьями, дошла до дороги. След Златки я всегда узнаю. У нее левый ботинок на полразмера больше правого. Дальше друзья налево пошли, а ее следы обрываются, но есть следы от шин на дороге. Там машина выехала с обочины и грязь за собой оставила.

Давно позабывший о полевой работе лейтенант Фёдор Ворошилов занимал должность старшего следователя в районном отделе полиции. Солидный живот и планка возраста, подбирающаяся к полтиннику, говорили сами за себя. Ворошилову пора бы уйти на пенсию, но нудная работа следователем, с такими вот сложными просителями, кормит не только его с женой, но еще и двоих взрослых детей. И речь совсем не об официальной зарплате следователя.

Искать пропавшую девицу?! Да она сама завтра домой вернется и расскажет, что впервые ночь с парнем провела. Таких липовых заявлений о пропаже только на его участке за год полсотни набирается.

— Еще раз повторяю, — следователь поморщился, отодвигая заявление о пропаже человека обратно к охотнику. — Как трое суток пройдет, так и начнем искать. Не надо панику разводить раньше времени.

Охотник, внимательно глядя в глаза менту, холодно произнес:

— Хочешь сказать: «Как убьют, так и приходите?». Да прими ты заявление, ирод! Не хай мою дочь. У нее и парня-то не было. Не могла она взять, и сама куда-то уйти, ничего мне не сказав, — отец пропавшей девушки пододвинул заявление обратно к следователю. — А не примешь, и ее мертвой у дороги найдут, я сам по твою душу приду!

Угроза? Ворошилов оскалился, нервно скомкал заявление и швырнул его в лицо охотнику.

— Забирай свою писульку и возвращайся, когда научишься разговаривать по-человечески! А не поймешь по-хорошему, будешь потом с зоны дочери письма слать. Ты совсем сдурел, старый, мне, полицейскому на службе, угрожать?!

Да, не по уставу с нарушением всех правил, отстранением от дел и занесением в личное дело. Но угроз Ворошилов никогда и никому не прощал! Один раз прогнешься под таких вот просителей, и они потом на шею сядут.

Охотник поднял с пола смятое заявление, разгладил его и молча положил обратно на стол.

— Лейтенант… нет у меня никого, кроме дочери. Случись что со Златкой, и мне терять нечего, — охотник смотрел на Ворошилова, как загнанный в угол зверь. — Я в лесу много кого убивал. И зверье дикое и то зверье, что одежду носит. Не доводи до греха, прими заявление.

Отец девушки еще раз показал фотографии следов на своем телефоне.

— Всего шесть часов прошло. Успеете найти! Проверьте дорожные камеры, телефон и что вы там обычно делаете.

Тут из коридора полицейского участка донесся гомон от разговора на повышенных тонах, и вскоре дверь в кабинет открыли. Да с такой силой, что та едва с петель не слетела, с грохотом ударившись о пыльный шкаф для документов.

Бабулька в очках, лет за шестьдесят и поперек себя шире, завидев следователя, тут же упала на колени и запричитала, перегородив собой дверной проем.

— Не гоните, господин полицейский!

— Я вам не господин….

Успел вставить лейтенант, но собеседница его уже не слушала.

— Внука с внучкой у нас украли! Позвонили, говорят домой идут, на ужин. И не пришли, — бабка подняла голову, сняла очки и стала вытирать слезы. — Мы их и по дворам искали, и людей спрашивали. Никто ничего не видел. Только машину черную и большую.

Ворошилов нервно сглотнул. Чуйка мента орала благим матом, сообщая о том, что теперь дело пахнет керосином. Ну а как еще?! Двух заявлений о похищении в один день так просто быть не может.

Тут в коридоре снова раздались крики, причем сразу от нескольких человек. Складывалось впечатление, будто группа людей полумирными методами штурмовала пост дежурного, пытаясь пробиться внутрь… к следователю.

Появление на пороге кабинета мужчины с раскрасневшимся от бега лицом Ворошилов встретил уже догадываясь, что тот скажет.

— Тут это… у меня сын пропал. Он со мной по телефону говорил. И тут к нему машина какая-то подъехала, — сняв шапку, мужчина стёр ею пот со лба и указал рукой в коридор. — Там на входе еще трое таких же, как я. Ты это… скажи мне, командир… что вообще происходит-то?! Кто наших детей крадёт?

Ворошилов сходу оценил взгляд нового просителя. Старая ментовская привычка не подвела, сразу опознав сидельца. И это еще хуже! Бандиты — они народ такой, что привыкли сами свои проблемы решать. А значит, похищение детей — это не их рук дело.

Садясь обратно на стул, Ворошилов уже понимал, что дело пахнет уже не керосином, а полыхающим под его задом напалмом. До самого утра он только и делал, что принимал заявления о пропаже людей. Похищали строго парней и девушек в возрасте от шестнадцати до двадцати четырех лет. К обеду следующего дня на столе уже лежала папка из семнадцати заявлений. И это только по его району!

Первые потерпевшие посчитали, что это дело рук сатанистов, которых подразвелось за десять лет с открытия пути в Тальзеур. Но даже будь сатанистов сотня, организовать похищение аж семнадцати человек им не под силу. Не тот уровень организованности.

Под утро Ворошилову пришел ответ от ближайших тюрем и колоний — у них никто не сбегал, но одного пробудившегося одаренного зэка скоро переправят в Тальзеур.

Разбуженный посреди ночи начальник полицейского участка задействовал свои связи в главном управлении и подключил к делу легендарный Отдел «К». Их спецы за пару часов прошерстили все социальные сети на предмет подозрительной активности в личных переписках потерпевших. Но и там глухо.

Ворошилов хмурился всё больше и больше. Так не бывает! Даже будь к делу причастны одаренные из Тальзеура — с их порой необъяснимыми способностями — такое преступление в мире Земли им не провернуть. Тут маны-то с гулькин нос. Потому одаренных сразу и перевозят на Городе-Поезде в мир Тальзеура. А тут, только в его районе, аж семнадцать человек пропало!

Дождавшись прихода еще четверых представителей следственной группы, Ворошилов передал им ход дела и, устало потянувшись, собрался идти домой. Ночка выдалась тяжелой. В кабинете витают клубы сигаретного дыма, запах кофе и немытых тел. Волки службы сыска взялись за свое дело по полной.

В коридоре Ворошилов встретил всё того же охотника с ожогом на пол-лица.

— Златку найди, лейтенант! — голос охотника казался мертвецки холодным.

Ощутив опасность, лейтенант инстинктивно сделал шаг назад, упершись спиной в дверь.

Голос охотника пугал. Так мог говорить отец, уже отчаявшийся верить в спасение собственного ребенка. Оно и не мудрено. Сложно не понять очевидного, когда в коридоре полицейского участка толпятся родители, обсуждающие похищение своих детей. Время уходит, количество похищенных множится, а у полиции за минувшие двенадцать часов никаких новых улик. И охотник это знает, раз не пошел домой, как рекомендовали, а просидел тут всё это время.

— Пустишь дело на самотек… и Златка погибнет, я сам за тобой приду. И никакой закон тебя от пули не защитит!

— Пули? — такую угрозу Ворошилов уже не мог оставить без внимания. — Ты, старый, совсем страх перед законом растерял?

— Мне терять…

— На суде расскажешь, умник! — Ворошилов огляделся и, поймав взгляд знакомого сержанта, сидящего в дежурке, указал тому на охотника. — Этого в камеру! За угрозу жизни полицейскому при исполнении. Вечером приду и оформлю как полагается.

Уже выходя из полицейского участка, Ворошилов получил смс-ку от коллеги, работающего в другом полицейском участке. Никаких конфиденциальных данных. Всего пара цифр, значение которых поймет получатель.

«13»… еще тринадцать зарегистрированных заявлений о похищении в соседнем районе. А это значит, что размах преступления достиг регионального уровня. Ворошилов уже убрал телефон в карман, как пришло еще одно сообщение, от того же отправителя.

«У Столыпина на одного меньше. Про других пока не знаю, но и там всё совсем не тихо. Из столицы уже вызвали особых спецов из тех, что пробудились, но не перебрались в Тальзеур».

Чего действительно не знал Ворошилов, так это того, что к вечеру первого дня с заявлением о похищениях обратилось меньше трети пострадавших. Начавшееся следствие так и не нашло ответа на главный вопрос.

Зачем кому-то потребовалось похищать аж пятьдесят незнакомых друг с другом человек?