Тося очень любит сладкое. Тося очень-очень любит сладкое. Нет таких слов, чтобы описать, как Тося любит сладкое. Она находит конфеты в любом уголке буфета, на любой полке, в любой коробке. Если, не дай бог, забыть кулек где-то на видном месте ― будьте уверены, съест все до одной! Типичный диалог после такого события:
― Тося, ты умудрилась съесть целый кулек конфет! Тебе хоть стыдно???
― Сначала было стыдно, а потом не могла остановиться...
Однажды я застала Тосю, опустошавшую коробку конфет. В ярости схватила коробку и запихала на самую верхнюю полку.
― Вот, уберу подальше эту фигню!
Тоська встает на цыпочки, подпрыгивает, пытаясь увидеть припрятанное...
― О-о-о, как высоко ты фигню положила!
― Тоня, сядь на место и подумай хорошенько над своим поведением!
Тоська сидит, картинно потупив глазки, и некоторое время молчит. Через несколько минут поворачивает ко мне свою хитрющую физиономию:
― Мамочка, ты даже не надейся, что я думаю...
Мне трудно всерьез ругать Тоську, поскольку я сама большая сладкоежка. Я только пытаюсь объяснить, что употребление большого количества конфет ведет к ожирению и к походу в зубоврачебный кабинет.
― Нет!!!
― Тогда не трескай столько сладостей! Вот тебе одна конфета, можешь съесть ее после обеда.
Девочка прячет угощение под салфетку, потом достает и перепрятывает под подушку, на которой сидит.
― Тося, зачем ты прячешь конфету? От кого?
― От себя, мамочка...
Стоматолог, у которого нам уже, к сожалению, приходилось бывать, вызывает у дочки ужас. Зато гипотетическая потеря красоты от неумеренного употребления сладкого пока всерьез не воспринимается. В своей красоте девочка уверена абсолютно. Лет в пять очень полюбила зеркала, и теперь это новая напасть: в лифте, в кафе, в гостях Тося находит зеркала и любуется своим отражением:
― Ах, какая я красивая, какая хорошая!
― С чего это ты взяла?
― Не знаю, мамочка, но мне сердце так подсказывает...
Время от времени я вхожу в русло обычной родительской демагогии:
― Если ты будешь только вертеться перед зеркалом и не будешь учиться читать и писать, то очень скоро люди скажут про тебя: «Красивая девочка, но дурочка...»
― Нет, мамочка, ― дочка не раздумывала даже минуточку, ― люди скажут так: «Какая красивая девочка, и ничего, что дурочка».
В пять лет мы поступили на подготовительное отделение в Гнесинку. Учителя дружно сказали, что у Тоси прекрасные способности, но нет никакой усидчивости, трудно привлечь ее внимание на уроках. Однажды милейший и терпеливейший преподаватель фортепиано рассказала, что Тося во время урока залезала под рояль, на рояль, скакала на одной ножке и даже выходила в коридор, когда ей этого почему-то захотелось. Обо всем этом рассказала няня, которая водила девочку на музыку.
― Тося, как ты себя ведешь? Тебя Зоя Михайловна ругала?
― Нет, не ругала...
― А что няня сказала?
― А что няня... Она тебя жалела...
Впрочем, природные способности позволяют моей дочке без особых усилий осваивать все, что нужно: она очень рано выучила алфавит, потом стала читать, а затем и писать большими печатными буквами, путая, как положено, в какую сторону поворачивать «Ю» и куда вести перекладинку в «И». А еще Тоська левша и время от времени норовит написать слово справа налево.
― Доченька, надо писать наоборот: слева направо, вот так...
― Ах да... Мама, а ты книжку читаешь тоже слева направо?
― Да, конечно.
― И всегда так?
― Есть народы, которые и пишут и читают справа налево, то есть книги читают как будто от конца к началу. Например, у арабов...
― Везет им, с самого интересного начинают!
Уже сейчас меня пугает Тосина артистичность, ее желание быть на виду. Ей было года четыре, когда мы пришли на вполне взрослый спектакль, классический балет, где в массовых сценах танцевали, к Тонькиной зависти, девочки моей подруги Тани. Дочка вполне прилично отсидела первое отделение, но в антракте я решила уходить ― поздно, да и устал ребенок. Но Тоня отказалась категорически, напомнив мне, что сейчас надо успеть забежать в буфет, съесть что-нибудь вкусненькое, а потом снова смотреть, как танцуют наши знакомые. Я пожала плечами и согласилась, а зря. К концу второго действия девочка уже еле сидела. Она вертелась, громко комментировала происходящее, пыталась походить перед сценой (мы сидели в первом ряду). Татьяна, видя мои мучения, взяла Тосю за кулисы. Минут через десять спектакль закончился, занавес закрылся и открылся вновь для поклона артистов. Раздались аплодисменты и хохот: на сцене, держа за руки исполнителей главных ролей, стояла Тося в съехавшей набок юбке. Артисты поклонились, девочка сделала то же. Солисты отбежали назад, чтобы вернуться на авансцену, при этом Тосю они норовили оставить сзади. Не получилось: девочка бойко проделала тот же маневр и даже умудрилась принять в руки один из букетов, которые протягивали артистам зрители. Снова упал и снова поднялся занавес. Тося уверенно стояла на своих маленьких ножках посреди сцены и раскланивалась на все четыре стороны. Зал взревел. Занавес поднимали еще несколько раз, я в отчаянии кричала: «Уходи!» Тоська щурилась, пытаясь понять, откуда слышит мой крик, но упорно продолжала торчать на сцене. Наконец занавес перестали поднимать, а я побежала к служебному выходу, поскольку встретить своих должна была там. Мимо проходили люди, смеясь, спрашивали: не моя ли девочка так освежила финальную сцену спектакля? Потом вышла Антонина с очень серьезной физиономией и сказала:
― Мама, ты слышала, как громко мне аплодировали?
― Доченька, а как ты думаешь, за что тебе аплодировали?
― Не знаю... Но ведь аплодировали!
Сцена ей с тех пор полюбилась. Недавно мы были на школьном празднике в лицее «Подмосковный». Учащиеся разных классов пели, танцевали и рассказывали стихи. Моя дочка приплясывала в проходе, подпевала знакомые песни, а в конце обернулась ко мне и, показывая рукой на сцену, спросила:
― Мама, а я, когда вырасту, ТАМ буду?
― Боюсь, что да...