Недоброе утро Терентия

Глава 12. В путь!

Громкий звук двигателя разорвал тишину, буквально наполняя пространство своей мощной энергией. Он словно оживлял металлическое сердце машины, придавая ей силу. Выхлопные трубы, которые были устремлены вверх, выбросили клубы дыма, и продолжили свое дело, посылая в утреннее небо свое жаркое дыхание. Двигатель начал набирать обороты. Его утробный рев, очень похожий на рык хищника, мгновенно пробудил какую-то древнюю внутреннюю страсть, заставляя сердце биться чаще. Напуганные резким звуком птицы быстро поднялись в воздух, рассеиваясь в разные стороны.

Мощь грузовика — это нечто впечатляющее и внушительное. Это огромное транспортное средство, способное перевозить грузы на большие расстояния. Его мощный двигатель и прочная конструкция позволяют ему справляться с самыми тяжелыми задачами. Ведь на его плечи ложится ответственность за сохранность груза и безопасность на дороге.

Но это не просто средство доставки товаров, это настоящий трудяга, который не боится трудностей и готов преодолеть любые препятствия на своем пути. И грузовик справляется с этой задачей на отлично, благодаря своей мощи и надежности. Его мощь проявляется в каждом его движении, в каждом километре пройденного пути.

А теперь, это еще броневик! Это практически боевая машина, созданная руками наших мастеров, для тех, кому нужна защита. Для тех, кому нужна скорость и для тех, кому нужна надежная и неприхотливая машина. Она нужна для тех смельчаков, которые отважились спасти этот Мир. Для таких, как мы! Самых простых мужиков, которым не безразлично будущее. Будущее наших семей, наших детей, наших друзей, и даже будущее наших недругов. Ведь это сейчас совершенно не имеет никакого значения! Друг ты, или враг, — Смерть пришла. За каждым. И если ее не остановить, она заберет всех. Без разбора.

Дядька Вий перезарядил свой автомат, и внимательно осмотрел каждого из нас. Наш уважаемый и дорогой Виктор Семенович! Он по-отечески, поправлял наше снаряжение, и проверял наше личное оружие. Конечно, он был уверен, что у нас все в полном порядке, но все равно проверял! Тщательно осматривал заряды, проверял чистоту и смазку ружей, поправлял лямки и застежки на наших латах, которые изготовили для нас Михаил Михайлович и Анатолий. Осматривал шлемы и наручи. Поправлял наголенники. Было видно, что дядька одновременно и нервничает, и одновременно рад. Нервничал он, конечно-же, по понятным причинам. Эта дорога могла стать для любого из нас — последней. А рад он был, тому, что вместе с ним, в эту дорогу, — отправляемся Мы!

Толян уже умостился за руль Урала и продолжил прогрев, внимательно следя за приборами. Махал-Махалыч, открыл капот и чего-то там еще подкручивал. Было шумно и суетно. Переругивались меж собой в процессе. А я доспехи свои поправлял. Снова и снова. Даже после проверки их Вием... Нервы. Мороз по коже буквально шел. Да, мне страшно. Страшно, до жути! Оно хоть, и дядька дал напутствие перед отправкой: «Отважились спасти этот Мир. Самых простых мужиков, которым не безразлично будущее. Будущее наших семей, наших детей, наших друзей, и даже будущее наших недругов. Ведь это сейчас совершенно не имеет никакого значения! Друг ты, или враг, — Смерть пришла. За каждым. И если ее не остановить, она заберет всех...» — хорошие слова, верные, дык — все равно. Страшно! Я — то знаю, что может нас ждать в дороге этой...

Еще две застежки подтянул на своей броньке. Доспехи — надежная защита! Хорошо Махал-Махалыч с Толяном постарались! Сперва, они правда, планировали из алюминия их сделать, дык видать — передумали. Из железа сделали. Может оно и к лучшему. Покрепче будет все-таки.

Доспехи эти, состоят из нескольких частей, каждая из которых имеет свою важную роль. На голове располагается шлем, который защищает голову от ударов противника. Скорее он похож на ведро. Только прорезь для глаз и рта сделана. В виде буквы — Т. А если присмотреться, — ведро и есть! Железное, оцинкованное. Из магазина. Тут такие продавались. Ремешки кожаные внутри приклепаны и «болотным» покрашено снаружи. Зеленый с коричневым. Ну, ничо. Хоть и ведро, зато прочно и надежно! Не с пустой же головой воевать. Каска пластмассовая и то, в прошлый раз спасла. А железо — и подавно!

На торс, надевается кираса. Ее металлические пластины, выполненные аккурат под повторения изгибов тела. Под ними — подкладка из войлока. Чтобы металл к телу не прилегал. Мягко и не холодно! Все это должно защищать грудь и спину от ударов. Снизу, к самим пластинам, приклепаны полоски из того-же металла. На подобие юбки висят. На дверные петли приклепаны. Чтобы подвижные были. Бегать чтобы удобно было. Сидеть — тоже с этим хорошо. Бедра и сзади прикрывают. Ну и то, что спереду! И тоже — болотным все выкрашено.

К кирасе, при помощи тех-же ремешков, присоединяются наплечники. Округлые. Грубо правда сделаны. Не совсем они округлые. Неровные да с вмятинками, видать Махал-Махалыч с Толяном спешили, но и так сойдет! Опять-же в прошлый раз, гадина мне в плечо вцепилась, дык — очень было неприятно! Больно и кровь. Когтища-то у этих гадин острые, длинные! Глубоко прорезали. Затянулось только вот. А сейчас — хрена ей, а не плечи! Пусть железо цапает. Обломается!

На предплечья — наручи. Из той-же жести сделаны. Из ведер. Видно на них, мерные полосы штампованы, да оцинковка внутри выглядывает! Подкладка та-же из войлока. Мягко и приятно. Ремешки кожаные эти наручи — на руках стягивают, чтобы держалися. И также ремешками этими, можно подрегулировать поплотнее. Кому, как удобно. Вообще хорошая штука эти наручи! И когти отбить можно рукой, и по башке вмазать кому — тоже можно запросто! Я бы еще шипы какие вдоль них добавил, чтобы еще шибче рубило ударом, но и так — тоже сойдет.

Наколенники еще надел. Важная и полезная часть экипировки! Для защиты коленных суставов они нужны. Жесткие, овальные пластинки, наподобие наплечников. Сделанные из того-же металла, что и все остальное. Изнутри мягкая подкладка из войлока, но тут она в несколько слоев, чтобы как можно мягче было! Прикрепляются к коленям с помощью ремешков. На заклепочки. Защищают от ударов, ссадин и других повреждений, которые могут возникнуть во время боя. Пробовал в них на колени шлепнуться, дык ничего, коленям хорошо, мягко. Не надо думать куда падать. Что камушки, что ветки, что стекло битое — все нипочем. Очень полезная штука!

И самое последнее — наголенники. Те-же в принципе наручи, только на ноги одеваются. Все также ремешками крепятся, да подтягиваются. В принципе, такими можно и под зад кому нехило садануть, только мне не очень удобны они. Я-то свои сапоги натянул. Кирзовые. Там голенище высокое, плотное. А с наголенниками — дык, жмет мне оно там все! Померял, походил, да и снял их к едрене. В машину их закинул. Может и пригодятся кому. А может и мне! Может-же такое случиться, что сапоги потеряю, или порвутся?! Такое дело.

Еще один мужик к нам присоединился. Худой, длинный. Лысый. Не видал ни разу его. Глаза — будто у змеи. Серые, ленивые глаза. Ага. Смотрит на тебя, будто гипнотизирует. Такой он! Также, — в сапогах, штаны у него с кучей карманов. Кепка. Рубаха темная, с длинным рукавом. Поздоровался с нами. Сказал, что его Вий с нами пригласил. Стрелок он. Из военных сам. В Морше жил. Пока дрянь эта не пришла. Жена и дочка у него там остались...

Познакомились мы с ним. Ружжо у него интересное! «Белка» — говорит. ИЖ-56 — оно же. Верхний ствол под патрон нарезной. А низ — под дробь. Гладкий. Промысловое ружье. Специально было такое сделано. Для охотников-промысловиков. По зверю пушному оно. Да с прицелом увеличительным-оптическим. От деда говорит досталось. Учил стрелять, когда живой был. Хорошее ружье, точное очень! И патроны есть для него нарезные. Можно по дальним целям бить!

Ну, познакомились мы с мужиком этим. Петр его звать! Видать Вий послушал меня, что нам еще стрелки нужны. Приятно даже! Петр ружжо свое в машину закинул, да броню на себя натягивать стал. А я уже готов был. Карабин на плечо повесил, на ремешок. Да сумку «пастушью» на перевязь. На пояс прицепил. Под патроны. Все Вий мне выдал. И ремень, и сумку. Попробовал, попрыгал, карабин к плечу поприкладывал. Из сумки патроны выдергивал, да позаряжал-поразряжал. Вроде ничо. Быстро получается. Нормально!

Все, вроде бы собрались! И нервы отпустило чутка. Оно видать отвлекает, когда возишься с оружием и снаряжением. Урал рычит, мощь неистовая. Броневик — чистой воды! Кругом такие-же мужики стволы готовят. Все уже в латы нарядились. Да выглядят, будто рыцари все средневековые. Латы, броня, оружие. Только те были блестящие, да с мечами, а мы — будто из войск фантастических. Сами, — как танки! Зеленые, в броне. Стволами ощетинились. Круто! Даже азарт какой-то появился. Ну, держитесь твари поганые! Вам смерть теперь идет! Мы идем! Чую, под руку меня кто-то толкает...

Волчок прискакал! Скулит, руки мне лижет. Соскучился! Обнял его, по холке потрепал. Степка рядом. Смотрит на меня глазищами своими, руки ко мне тянет. На руки его поднял. Легонький такой, пушистик. Мягонький! «Ого!» — глаза горят у пацана. Увидал латы мои. Трогает все, рассматривает. Интересно ему все! И шлем, и броня. Карабин мой разглядывает. В стволяку пальцы сунул. Ага, большой калибр! «Круто!» — говорит. Патрон вынул, показал ему. Больше ладони его патронище!

Серафима стоит. Красивая! Волосы в косу заплела. Платье на ней. Синее, да с узорами белыми. Сапожки надела новенькие. Аккурат по ноге! Купила видать у кого. Не было же у нее такого ничего! Улыбнулась мне. Синяки, да ссадины сошли уже с лица. Милое лицо у нее, гладкое. Глаза зеленые, губы алые. Красавица, да и только! Огляделась Серафима. — А жена Ваша где? — спрашивает.

Ну, а что ей ответить... — Нету жены. — так ей сказал. Да не стал подробности рассказывать. Не надо ей этого знать. Про подлость человеческую! — Не будет ее. Занята она...

Подошла Серафима ближе. Я Степана с рук опустил. Шлем снял. Обняла меня она. Постояли чутка молча. Глаза у нее такие, — с тревогой на меня смотрит. — Вы уж извините, знаю я про жену вашу. Видела, как они ехали прочь. С мужчиной каким-то. Телега вещами загружена. Еще вчера видела. Не стала вам говорить. Не мое это дело! Может там и не так все...

А я и сказать, чего — не знаю! Стою, молчу. На душе, кошки скребут... Ночное вспомнилось. Вот так бывает в жизни! Много в голове крутится всякого, да сказать не выходит... Не до этого сейчас. Кивнул только.

Отстранилась она немножко. Видит, что неприятно это мне. Поняла сразу, что все правильно догадалась! Смутилась. Задумалась маленько. Молчала, да глаза опустив, в землю глядела. Затем спохватилась: — Тут это, вот! — говорит. — Покушать Вам в дорогу собрала. — авоську мне протянула. — Хлебушек там, да мясо. Огурчиков, помидорок собрала. Лучок, сыр еще. Сала немножко. Вы уж извините... Что было.

Отказывался я сперва. А потом — взял! Настаивала Серафима, да расстроилась, что не беру. Не хотел ее обижать! Еще баночку она мне передала. Мазь там, целебная. Кровь останавливает, да заразу убивает. Сама делала! Для меня. Поблагодарил ее! Да извинился. Отнес в машину вещи, положил. Руки-то полные! Как раз Волчка свистнул к себе. Разговор к нему есть. Чтобы вообще без глаз, да ушей чужих! Огляделся я вокруг. Дядька с Татяной Петровной, да с мужиком тем, что у его каморки в карауле сидел, обсуждают чего-то. Махал-Махалыч с пацанами, у капота чего-то крутят. Петр — отошел в сторону. На площадь вышел. На солнышко. Прицел настраивает. Щелкает крутилками на нем, смотрит в него, да в блокнотик маленький карандашом чего-то записывает. Стало быть — все заняты! Никто наш разговор не подслушает.

Сел волк рядом, смотрит на меня. Я пока вещи закинул. Да к нему. К ушам его ближе. — Такое дело, брат мой, серый... — говорю ему. Шепотом. — Тебя с собой взять я не могу. Не обижайся только! — вижу, что моську нахмурил. — Дело к тебе есть. Тут дело! В Зареченке. Видал, чо в Павловке творилось! Как люди к нашему брату относятся?! За Степана я вот переживаю. И за Серафиму! Как бы без нас, и тут такое не учудили. Не верю я тем, кто тут остается. Ага! Ты вот чего. Ты присмотри за ними, пока меня нет. Не на кого мне больше тут надеяться! Понимаешь меня?

Кивнул волк. Понял меня. Обиделся маленько, вижу, но понял! Дело-то серьезное! У меня прямо, камень с души отвалился. Все думал, — ерепениться станет! Дык, нет. Ну и слава Богу! Лизнул мне руку, да к Степану побег. Они с Серафимой там-же стояли. На площади. Да нас ждали с волком. Хотел и я к ним. Постояли бы еще, поговорили... Но тут, Вий отправление скомандовал. Ну, чо... Стало быть — в путь!

Бегом побежал к ним! Вышло время. Хоть пару секунд еще с ними побыть. Попрощаться! Обнял Серафиму, волчка погладил. Степка ко мне прижался. К уху моему подсунулся да тихо, шепотом: — Вы, там гляньте... Может сестричка моя, Аленушка где сыщется? — просит меня. Да на глазах слезы у пацана.

Ну чо, пообещал ему конечно! Сам понимаю, что шансов практически нет. Дык, жалко мальчишку! Надежда у него в сердце еще жива. Вот и пообещал! Поверил он мне, или нет — не знаю. Слезы ему вытер. Улыбнулся ему. — Если увижу, обязательно домой привезу! — так и сказал.

Обнял меня Степан. Прижался ко мне. — Спасибо, — говорит. — вам, дядя Терентий!

Обнялись еще раз мы с ним, и с Серафимой. — Вы берегите себя... — говорит. Прижалась ко мне! — Любы вы нам. — в глаза мне смотрит. Волчок ко мне прильнул. Все за меня переживают! И я за них. И они мне полюбились! Все до сердца мне легли. И она, и Степан, и волчок — друг мой серый. Чего уж тут говорить... Семья они моя, получается! Как и дядька Вий. А больше, у меня и нет никого. Так-то.

Загудел Урал. Меня кличут. Отправляются! Все уже в машину позапрыгивали. Васяка подъехал ближе, двери распахнул пассажирские. — Все, — говорит. — пора нам!

Поцеловала меня Серафима напоследок. В щеку. Смутилася вся, в краску лицо... А сама — улыбается! Полез я в кабину, уселся. Сам смущенный. Неожиданно это так-то... И приятно очень! Дверь захлопнул. Шлем натянул на голову, карабин проверил, на колени положил. Готов! Васяка передачу врубил. Лыбится, на Серафиму поглядывает, да мне подмигивает. Видать и я красный залез. А он подкалывает меня чертяка! Молчу я. Ничего не говорю. Вот так у меня складывается. Чо уж тут говорить... Улыбнулся просто.

Поехали! Махнул рукой своим. Видно их хорошо через решетку на окне. Стоят, в след мне глядят. Провожают меня! Вий приказал гнать, по возможности во всю прыть. Время дорого! Василий газу выжал, заревел мотор, шустро скорость набрал Урал наш. Быстро, да плавно ведет Васяка. Ни одной кочки не поймал. Передачи повышает, словно сами они так включаются. Ни стука, ни грюка. И не раскачивает машину так, как я вел... Вот же мастер!

Быстро мы до моста долетели. Того, что на границе Зареченки, да к Морше ведет. Васяка скорость чуть сбавил. Я только слышал, как колеса по перекрытиям моста прошлепали. Дальше снова он газу нажал. Попер, словно не на грузовике, а на какой-то птице летим! Железной, да сильной! Злой птице. Мотор только выл-ревел, да шины по гравию гудели, камни из-под колес выбрасывали. Пронеслись место то, где Нива застряла в дереве. Кирсановская которая! Там так и осталось место, где на стволе кора содрана. Еще указатель промелькнул «ЗАРЕЧЕНКА». Белый и буквы на нем черные. Дырки те, от выстрела на нем. Только с этой стороны этот знак — полосой красной перечеркнутый. А впереди, такой-же! «МОРША» на нем написано. А больше, ничего я и не увидал. Скорость же!

В Моршу влетели на всех порах. Замелькали хаты по сторонам. Много хат сгоревших. Иные — прямо дотла! Видать деревянные были. А сейчас — только зола, и головешки кучей! Колодцы, да печи черные стоят. От копоти. Если у кого дом был каменный, то он не так сильно пострадал. Выгорело внутри и все. А так — стоит хата. Хоть заселяйся! Забор на дороге валялся, Васяка притормозил, аккуратненько объехал его! Видать гвоздей побоялся. Дальше газу выжал. Пыль столбом! Еще быстрее хаты замелькали. Только эхо от мотора среди заборов слыхать.

На перекресток вылетели, свернули к центру. Справа — улица знакомая промелькнула. Там хата тестя с тещей моими. Не увидал я ее. Глазами только провел улицу эту, да снова на дорогу смотреть. Как и велено мне Вием было. А хотелось увидать... Заборчик их вспомнился. Теща еще собиралась сарай расписать, а теперь все, — не кому! Эх... Про жонку сразу вспомнил. «Че там, да как?» — думалось. Мож увижу там ее? Глупо конечно... Дык, все-таки не могу ее из головы выкинуть! Как не крути — сколько прожили... И ведь жили-же как-то! Не богато, без излишеств всяких. Да у кого они излишества те, при нашей жизни? У соседа что ли?! Ну-ну... Тут и про урожай думай и про дрова, и про скотину хлопотать надо. Припасы в зиму накопить. Не до жиру жизнь в деревне! А теперь и подавно будет... Ни города, чтобы товары какие произвести хозяйственные, ни магазина, чтобы купить чего из вещей можно было. Только то, что сам себе добудешь, то и будет из добра у тебя! Такое дело.

Центр промахали, словно ветром пронесло нас. Гриб тот, что валялся, так там и есть! Подгнил правда чуток, почернел. Сдулся слегка. Шляпа-кокон его сложилась внутрь, в пустоту. Ножка прогнулась, на землю полностью легла. Крыша здания провалилась, что клубом было. Да из которого нога эта росла. Вонять только начало вокруг. Будто припустил хто-то с заду. Да здорово так припустил. Сильно воняет, тошно! Тьфу... Васяка, нос зажал. И мужики в будке закашляли. Вий тряпку на нос нацепил, Васяке команду дал, чтобы гнал от сюда по-быстрому. Васяка сам башкой затряс. Прет! Не стал смотрю на тракт ехать. А я им показывал. Но — нет! Так попер, по дороге хорошей. Ну, оно и понятно. Там буераки, да кусты. А тут свободно и накатано. Все-ж шустрее будет!

Выскочили с Морши. Вонь отпустила. Легче задышалось! Дальше, дорога хорошая пошла. Прямо к горе, что задницей торчит. Аккурат две половинки ее на нас смотрят! Урал попер словно черти за нами гонятся. Скорость — восемьдесят! Глянул в зеркало — пыль столбом! Глина тут укатанная, да хрящ. Не то, что на тракте чернозем, да торф промеж бревен. Там не только одну рессору сломать, как у меня сломалася, дык вообще мосты по отрываются, если так топить. А тут — благодать! Плавно машина идет. Покачивает только. Ветер в морду давит. И глаз не раскрыть полностью! Прищурил зенки свои... Солнышко гляжу, выше поднялося, осветило «Жопу». Две половинки горы — ярко-алым подсвечивает. Блестит, мерцает под лучиками. Красиво даже!

Быстро мы до самой горы долетели. Васяка ход сбавил. Хуже тут дорога пошла. А я на гору смотрел. Голову задрал, гляжу на самую вершину, — высоко! Вот сколько живу, ни разу вот чтобы так, и не разглядывал. Ну, гора — и гора... А сейчас вот, прямо глаза притягивает! Серые камни-великаны, склоны зеленые, словно ковер волнистый, деревца мал-малы у подножия. Кусты густые между деревцев тех, да цвет на них такой — розовый, белый, голубой. Разные краски! Серое, яркое, зеленое, да позолоченное лучами солнышка. Живое! Заметил, появилось что-то во мне после города. Такое, что на разное внимание по-другому обращаю! Природой вот любоваться начал. Про людей думать стал. Про жизнь... Может, чтобы я начал ценить это все, надо было мне на краю смерти оказаться?.. Может, только тогда начинаешь все любить, да ценить, уважать, любоваться всем — когда понимаешь, что всего этого запросто можно лишиться? Кто знает...

Проехали гору. Велико, монументально, вечно! Правда — красиво. Очень красиво! Зря ее так люди обозвали. Пошло, да не культурно это! А как по-другому назвать?! Думал, думал... Не придумывается! Не варит у меня башка в этом. Не силен, чтобы названия давать. Может кто другой силен? Надо будет у мужиков спросить. Ну это потом! А сейчас, глаза раззувать надо, да по сторонам поглядывать. Кто знает, что нас может поджидать. Может прямо тут нападут гадины эти! Поправил карабин на коленях, глаза протер, да по сторонам башкой вертеть стал. Моя ведь вахта! Васяка газу добавил. Немного в бок взял от накатанной дороги. Чуть по полю пошел. Дорога немного разбита, а по краю поля — ровнехонько. Вот и получается так быстрее!

Даже не заметил, как к Павловке подъехали. С северной стороны Васяка взял. В объезд получилось. По возвышенности мы поехали, а сама деревня — в низине. Видно ее почти всю, как на ладони. Утопает в деревьях среди леса Павловка. Словно острова — дома, да дворы. Только людей не видать. Нету на улице никого... А я кажись придремал чуток! Понятное дело, дык — ночь не спамши. Васяка меня толкнул, улыбается. Подмигнул мне. На деревню кивает. Вижу! Вижу, что уже подъезжаем. Вот это скорость! Кивнул Василию. А самому, стыдно, что заснул да бдительность ослабил. Вий меня заругает... Слава Богу, что не случилось ничего! Обернулся в салон, — спят сами товарищи. И Вий спит. Солнышко выше поднялося, припекло. Разморило мужиков! Только Петр, тот, что со снайперкой, «Белкой» — не спит. Он «Мосинку» взял, разглядывает ее. Прицел крутит. Высчитывает в блокноте чего-то, пишет. Даже от усердия карандаш покусывает. Вот уж увлеченный человек!

Ниже мы спустились, под горку, ближе к деревне. Лес обступил нас вокруг и укрыл дорогу среди могучих деревьев. Сразу потемнело. Солнышко сюда уже не доходит сквозь ветви густые. Дорога стала уже, появились лужи и колея. Урал затрясло, болтать начало. Васяка сбавил ход и включив пониженную передачу, пустил машину немного правее от дороги, избегая глубокой, разъезженной колеи и буквально цепляя будкой ветви деревьев, что росли вдоль обочины. От тряски попросыпались мужики. Вий вылез из салона будки к нам в кабину.

— Павловка. — прокомментировал Васяка. Кивнув, дядька похлопал нас по плечам. — Бдите! Места недобрые...

Я молча поправил карабин и положил его так, чтобы в случае чего, сразу выставить ствол в бойницу, что проделана в сетках вместо стекол. Снял с предохранителя. Не смотря на заунывный и довольно громкий вой мотора, щелчок механизма, прозвучал в моих ушах, будто удар молотом по наковальне. Нервы... Знаю ведь, что в Павловке творится. От того и нервничаю! Кирсана-то я убил. И дружков его. Но кто даст гарантии, что у него не осталось последователей? Оружия полно, ресурсы — есть. Народец работящий. Чего-ж не властвовать, как твоей душе угодно?! А такой, лакомый кусочек, как наш Урал, дык — любому голову вскружит! Надо только отобрать...

Проехали мы указатель «ПАВЛОВКА» и сразу в деревню поворот. По крайней улице дорога пошла. Васяка ход прибавил. Уставился на дорогу, зубы стиснул. Руль держит, костяшки на пальцах побелели. Тоже нервничает! Мужики в будке ружья в руки похватали, поглядывают в бойницы, что по бортам прорезаны. Петр «Белку» свою переломил, патроны глянул: Блестят донца бронзовые. Сверху, маленькое — под патрон, а внизу — большое. Под картечь гильза выглядывает! Захлопнул Петр ружье. Хмурый весь. В бойницу с правого борта смотрит, глазами шарит по округе. Вий автомат высунул в прорезь. С левого борта. Щелкнул предохранитель. Стволом водит. Толян и Махал-Махалыч — корму пасут. Ружья наготове. Чтобы вдогонку никто не атаковал нас! Ну и я, на всякий случай, ствол в лобовую бойницу высунул. Вдруг чего, дык — пальну сразу по ходу! Такая оборона сейчас у нас сделалась. Круговая!

Первые дворы пошли. Слева хаты повыстроились. А справа — лес стеной стоит. Заборы сплошняком дворы окружают. Да только трубы печные видать. Заборы тут высокие, доски к верху — заостренные у них. Частокол прямо! Ну оно и понятно, считай в лесу люди живут. От зверя какого дикого укрыться, да от гостей непрошенных надо. Крайняя деревня эта от трассы. А между трассой и ними — лес, а дальше считай степь пустая, да овраги. Места необжитые, невдалые там места. Сажать там нельзя. Глина одна, да песок. Не растет ничего. Еще места есть, где заражено после последней войны! Там парочка воронок осталась. Ну то дальше, в глубине степи. А что там твориться, да кто живет там, никто не знает! Дикая территория получается. И Хрен знает, кого оттуда принести может! Вот и берегутся люди. Много отребья всякого по свету бродит. Вон, к нам бандюков заносило в Зареченку, сюда Кирсана занесло. Ну мы-то справились, а тут...

В глубину деревни улица пошла. Появились первые признаки беды. Некоторые заборы с дырами, некоторые повалены. За заборами дворы видать. Разбитые в хатах окна. Есть те, что выгоревшие. Закопчены стены над пустыми дырами окон. Крыши провалены. В некоторых домах двери вынесены. Тряпки, да черепки валяются по дворам. Мимо полностью сгоревшей хаты проехали. Выгорела дотла. Видать деревянная была. Печка покосилась, осыпался кирпич. Пепелище вокруг еще дымится. Недавно горело! Васяка ход не сбавлял. Чувствовалось напряжение! Вий приказал: — Если гадина, или с оружием кто, так палить сразу. Не ждать, пока атакуют! — сам еще раз автомат проверил, да к бойнице снова прильнул.

Выскочили с улицы. Еще поворот и на выезд из деревни! Васяка руль вывернул, вписался в поворот. В лужу здоровенную заехали. Брызги из-под колес мутными струями в стороны полетели. Рыжая вода, с глиной перемешана. Завыл мотор, видать вязнуть колеса начали! Васяка газу добавил, поднатужился движок, затрясло нас. Вообще фонтаны рыжие из-под колес полетели! Еще газу, еще ниже передачу, рев мотора, даже уши заложило. Эхо от заборов глухих отражается. Машина быстрее пошла. Еще десять метров... Вырвались! На сухое выскочили. Вся машина в грязи. Вот это лужа, будто пруд маленький! Метров сорок в длину. Ну ничо, выехали! Молодец Васяка, и Уральчик наш — тоже молодец. Справился!

Дальше дорога лучше стала. Ровная, да сухо. Видать это место тут одно такое — непутевое! Василий выше передачу включил, обороты сбавил. В натяг машину пустил. Смотрю — больше накатом старается идти. Движок студит! Еще метров двести промахали. Закончились дворы. Разом закончились, будто отрезали! Площадь дальше пошла. Ну как, площадь... Площадка свободная от деревьев, да кустов. Ровная. Тама еще сарай стоял здоровенный. Справа от нас. Аккурат со стороны моей. Лавочки коло него. Видать клуб их местный! Или магазин. Глянул я в ту сторону, обомлел...

Мертвые люди в кучу сложены. Прямо на обочине. У дороги. Гора их... Вповалку лежат. Все паутиной черной заплетены, руки-ноги сторчат из кучи той. Лица бледные. Мужики, бабы, дети. Здоровенная куча! Всех видать сюда стащили... Херы на них суетятся. Слюнями своими все покрывают... Корова сверху тех людей лежит. Да живая еще, копытами потряхивает. Головой крутит. Вырваться пытается! Еще один хер, ее в голову жалит. Прямо в глаз! Жало у него длинное, изогнутое. Ширяет, трясет жопой своей, вынул, попрыгал, намостился поудобнее и снова в глаз! Яд желтый с него брызгает, всю морду корове ним залил. Убивает тварь такая, коровушку-то... И это все прямо тут, прямо перед нами происходит! Видно все, как на ладони! Мерзко мне стало. Да так мерзко, что стошнило сразу. Вывернуло меня прямо на колени свои. Фу, гадость... Что же это за твари такие?! Нету у них ничего в душе видать, чужая это жизнь какая-то. Будто не с Земли нашей! Будто не жило это все среди зверей, да среди живого всякого, где убивают только ради пропитания, да при защите! А тут, сплошняком души губятся… И ведь знаю уже, чего ожидать от тварей этих, и видел уже «закрома» ихние... Все равно, пробирает! До самой глубины души пробирает! Суки... Карабин на них наводить начал. Так захотелось пальнуть по гадости этой! Да так пальнуть, чтобы враз всех разнести к чертовой матери! Понимаю, что не убью пулей одной, но сделать с собой уже ничего не могу! Уже и спуск выбирать стал. Еще чуть и пальну! Вий, увидел это все, да как заорет: — Отставить огонь! — И Васяке: — Газу! — да меня по голове кулаком ударил, по шлему! Звонко так, резко. — Дурья башка! Стрелять он надумал! Кто по-твоему, их сюда стащил?! Хочешь, чтобы вся шайка их сюда приперлась, глянуть, кто же тут такой смелый пуляет?! — Смотрит мне в глаза Вий. Злой, будто Сотона в него вселился... Положил я карабин. Убрал его в сторону. Сижу, молчу. Ну а чо говорить тут... И сам ведь понимаю, что за малым я всех не подставил! Только сил уже нету моих на это смотреть.

Дорога среди степи — это бесконечный путь, протянувшийся сквозь бескрайние просторы. Она словно рисует свои извилистые линии на необжитой земле, ведя путника к его назначению. На этой дороге нет поворотов и перекрестков, только прямой путь вперед, который кажется бесконечным. И пустым. Но если внимательно присмотреться, то можно заметить, что и здесь есть жизнь! Здесь и травы, и цветы, и кустарники, и деревья, и птицы, и насекомые — все они вместе, сосуществуют в этой степи. Это их дом. И каждый из них играет свою роль в этом бескрайнем море из зелени трав, редких россыпей изумруда деревьев и бронзовых проплешин открытой земли.

Степь кругом! Выехали мы из Павловки. Минули последний участок леса. Одинокий указатель «ПАВЛОВКА» — тоже остался далеко позади. Теперь впереди — степь! Куда ни глянь, хоть в какую сторону ни посмотри, — синее небо касается зеленой земли. Даже редкие бугры и совсем одинокие горы, и те не в состоянии повлиять на сплошной ковер! На его гладь и простор. Умиротворенность. На его бесконечность!

Урал набрал скорость и бодро мчался по грунтовой дороге. На встречу к горизонту! Туда, где эта дорога соединяется с трассой. Древней, построенной еще до последней Войны, которая исправно служила людям, объединяла их, позволяла быть ближе друг к другу, главной артерией, что соединяла два города. Два последних очага цивилизации, на многие тысячи километров вокруг. Славный и Горное. Но кажется, огонь Славного, уже совсем угас. А что нас ждет в Горном — никто из нас не знает...

Вий продолжал смотреть через бойницу, что располагалась сзади. Все думал, что за нами будет погоня. Признаюсь, я тоже периодически поглядывал в зеркало! Мне конечно мало что было видно, — пыль... Но иногда, все-таки что-то нет-нет, да проглядывало. Нет. Погони не было. Либо некому было гнаться, либо нас не успели заметить. И я не про людей. Нет там уже людей! Всех извели... Я про гадин думал. Увяжутся за нами, потом стрельбы не оберешься! Да и отстреляемся ли?! Помню сколько этих тварей гналось за мной в Славном. Живое-ужасное море, из зеленых и серых спин! Будто степь. Как и здесь. Только та «степь», — смертельная!

Ельник пошел. Редкий, маленький кусочек темной зелени среди блеклого ковра из травы. Прошлый раз, когда я ехал здесь ночью, он мне казался огромным! Но при свете дня, это был лишь островок. Кажется, тут я видел лося. Хлеб ему давал. Он тогда еще изрядно напугал волчка. Огромный сохатый, с просто гигантскими лопатообразными рогами, ел хлеб прямо из моих рук! А еще нервничал, когда сухари закончились и тогда он ушел. Тихо и незаметно растворился среди ельника. Интересно, увижу ли я его сейчас? Скорее всего — нет. Скорее всего, этот лось сейчас лежит в своей укромной лежке и коротает день, чтобы снова с наступлением темноты, выйти на пастбище! Вот почему-то вериться, мне что он еще жив. Пожелаю ему «не пуха» в это ужасное время, когда смерть поджидает нас, буквально на каждом шагу! Проклятое время... Надеюсь, что у нас все получится и эта гадость будет уничтожена раз и навсегда! А если — нет, то у нас хотя-бы был шанс, и мы его использовали...

Дальше мы поехали. Ельник сменила открытая степь. Дорога хреновая пошла. Колея да буераки. Канавы, словно тут порезвился какой-то гигантский танк! Или трактор. Что скорее всего. Когда дожди идут — распутица ужасная! Вот они и выкарабкиваются тут, кто как может. Даже свернуть некуда. Что слева, что справа — на несколько десятков метров колеи. А по бокам — хрящ высокими бортами выдавило. Не перепрыгнет их машина. Считай — выше колеса борта из камня! Васяка первую включил, да на пониженную передачу перешел. Воет мотор, только плетемся еле-еле!

Солнце уже перевалило далеко за полдень, когда мы до трассы добрались. Мне уже и перекресток видно. Указатель, что справа от нашей дороги. Синий такой, да с буквами белыми: «СЛАВНЫЙ» — и стрелочка должна быть влево. А «ГОРНОЕ» — направо! Знаю, что там написано, только не разобрать еще! Далековато... Метров двести до перекрестка оставалось. Мы на пригорок небольшой выехали, когда Васяка машину остановил.

— Видал?! — указывает мне вперед.

— Чо тама? — смотрю, а разобрать не могу, чего там.

— Машина стоит. Вон, за знаком!

Вий к нам, в салон перелез. Услыхал, что Василий говорит, и сам посмотреть вылез. Смотрел, смотрел, да видать ничо такого не видит. Мосинку приволок. Приложился к прицелу. Смотрит. — Есть! — говорит. — Вижу машину. Молодец Василий. Орлиный глаз! Легковая. Стекла побитые. Еще кажется, труп в салоне сидит. За рулем. И еще одно тело рядом с машиной лежит. С пассажирской стороны!

— И чо делать? — спрашиваю.

— Петр и ты — на разведку! Если че, — сразу стреляйте! А если ничего там опасного, так помашете нам. Мы к вам поедем. Ясно?

Кивнул я головой. Че тут не ясного... Петр тоже слыхал Вия. Уже на выход полез. Ну и я следом. Карабин проверил, с предохранителя его снял. Петр тоже ружье к бою приготовил. Готовы! Ждем команды.

Вий кивнул нам.

— Выполняйте. Только это... Осторожно там! — дядька снова прильнул к прицелу. Машину разглядывать. Видно, что нервничает! Скулы на лице напряг, дышит глубоко. Сопит через нос.

Мы рысью побегли к перекрестку!

Быстро добежали. Будто и не двести метров там вовсе! Видать засиделся я в дороге. Ноги сами в ход просились. Хоть и латы на мне и нелегкие они, дык не почувствовал я вес! Петр тоже поспевал за мной. Он сначала меня чуть вперед пустил, чтобы со снайперки прикрыть. Да сказал мне, чтобы я «линию» от машины не перекрывал. Вий — тоже прикрывает! Вот сразу видать военного человека. Я бы в жизнь не докумекал, к особенностям таким!

Зашел я от кустов. На шаг перешел, крадучись. Старался, чтобы ни одна ветка под ногами не хрустнула. Мягонько так ступал, ага. Высунулся из кустов. Машина и правда стояла за указателем! Легковушка. Типа такой, которые в городе видел. На стоянке, где Уаз! Эта темная была. Серая, да пылью вся покрытая. Ветки кустов еще ее спереди закрывали немного. Потому и не заметил ее сразу! Такие дела. А Васяка — вишь, глазастый!

Потихонечку я вышел из кустов. Карабин наготове! Тело мужика за рулем. Дверь открытая. Сидит мужик, не шевелится, да голову запрокинул. Глаза вверх. Рот открыт. Бледный весь! Аж-но посинел уже. Руку вниз свесил. А под рукой, пистолет коло двери, на земле валяется. Большой такой, с глушителем на стволе. Видал я такое, в книжках у Вия. Знаю, чо это! На рубахе пятно у мужика этого. Задрал ему рубаху — ясно! Ужалили его. Такая-же дырочка, как и у Ивана была. Яд...

Аккуратненько поднял я пистолет тот. За пазуху его сунул. Потом разберусь! Петр ближе подошел. — Что?

— Мертвый. Гадина ужалила. Вот! — показал ему дырку. Кивнул Петр. И дальше двинул. Потихоньку он высунулся на перекресток и к кусту приник. Просмотрел трассу. Мне кивнул, что безопасно! Обошел я машину. Второе тело прямо на дороге лежало. Тоже мужик. Примерно того-же возраста, что и тот, за рулем, который. Этот с разорванным брюхом был. Длинные порезы, глубокие, да три их в ряд! Сразу догадался чем они резаны. Когти гадиновые! Лежит мужик, в небо глазами пустыми смотрит. Коло него оружие лежало. Неизвестное мне! Будто крест. Приклад, ложе, спусковой крючок, а на торце — перекрестие из стальной полосы. Да тетива, как на луке! Чо такое?! Поднял его осторожно. Петру махнул, показал. — Лук?

— Арбалет это! — говорит. — Как лук, только мощнее, и вместо стрел — «болты» специальные!

Почесал я макушку. А болты эти, где? Оббежал все вокруг. Нашел! Нашел я болты... В теле. В кустах гадина лежала. Дохлая. Вся ними утыкана! И не заметно сразу эту гадину. Пять штук из нее выдернул, болтов этих. Во, настрелял мужик в гадину! В руках болты повертел, порассмтривал. Интересное дело! Из железа целиком. И наконечник, и оперение, все единым-целым сделано!

Сложил я арбалет и болты все коло машины ихней. Интересная штука этот арбалет, да здоровенная очень! Не удобно с ней будет. Особенно в машине. Да и заряжать каждый раз долго. Одно преимущество — бесшумное оно! А вот пистолет, я решил себе забрать. Выщелкнул магазин с него — половина патронов в нем! Торчат рядком овальчики бронзовые. Девять насчитал. Интересный пистолет! Длинный, сам на «Макарова» похожий. Только не написано на нем ничего. «Щит, а в нем звезда» — штамп стоит на затворной раме. И номер. Все дела! Не знаю такого пистолета я. Видать не было в книжках этого! Назад засунул я магазин в него, взвел, щелкнул затвором — готов к стрельбе! Хорошо. За пазуху его вернул.

Салон еще осмотрел я машины. Сумка на заднем сидении лежала. Вытянул, глянул туда. Да ничо особенного! Вода во фляге алюминиевой, еда в газету замотана. Развернул — хлеб, да сало. Лук репчатый нарезан. Понюхал — свежее. Можно забирать! Еще бинты там лежали, в сумке. Парочка мотков. Да заводские, в упаковочках! Тоже — дело! Тряпки еще лежали. Трусы, штаны. Портянок комплект. Чистое все! Трусы вышвырнул, а остальное оставил. Особенно портянки! Очень нужная вещь, когда в сапогах, да целый день! Гигиенично это.

Багажник открыл. Пусто считай там. Пара мешков сложено, две камеры надувные для шин, да запаска с домкратом. Еще инструмента маленько. Ключи, плоскогубцы, да отвертка. Все в рукавичку рабочую сложено, а рядом — большой ключ, для шин который! На проволоку привязанный до рукавицы. Дальше смотреть стал: Бак у крыла, с правого краю! Прямо в багажнике сделанный. Такой, — литров на сорок-пятьдесят! Похлопал его ладошкой. Есть бензин! Глухо хлопает. Отлично! Радый прикрыл багажник.

Ну чо, кажись выяснилось все. Пора и наших звать! Петр контролирует дорогу в направлении Славного. Тихо там. Я еще раз осмотрел все вокруг. Ничо нету опасного! На трассу выперся, глянул в сторону, что к Горному ведет. Никого! Хорошо посмотрел! Походил туда-сюда, по разглядывал наше направление. Ехать в котором нам. Только показалось мне, что блик какой-то оттуда моргнул. Далеко-далеко! Я сразу к кустам. В укрытие! Засел там, смотрел-смотрел, дык не повторялось больше такого! Снова вышел, еще поглядел — нихера. Ничо нету. Чисто! Показалось, наверное...

Махнул Вию. И стал у машины Урал ждать.

Быстро мужики прилетели. Выскочили из Урала. Сразу давай в машину эту лезть. Толян с Васякой тело из машины вытащили, в сторону его. В кусты! И второго — туда-же. Сумку перетрясли — в будку ее закинули. Еще капот открыли легковушки этой. Че-то крутят, провода оттуда потянули, шланги всякие. Аккумулятор забрали. Махал-Махалыч, к баку полез. Да не стал с него бензин сливать. Так его открутил, да с мужиками в Урал поперли. Все быстро у них, четко! Видать уже и обсудили, что да как с машиной этой делать. Вий ко мне подошел: — Что здесь?

— Дык, — вот! Как видишь... — говорю. — Гадина напала. Одного порвала, второй — с уколом в живот, ядом отравлен. А кто, да откуда... Хрен знает!

— Документы проверял?

Ох епть... Я и забыл их карманы проверить! — Нет. — говорю.

Покачал Вий головой, да ничо такого не сказал, чтобы меня поругать! Сам по их карманам полез. Так, пара ключей от замков каких-то, да патронов горсть к пистолету.

Петр подошел к нам. — Тихо все, спокойно! — говорит. Васяка и Толян уже тут. Управились! Махал-Махалыч подошел, отчитался, что забрали. Перечислил. Я Вию арбалет еще показал. Понравился он ему. Вертел в руках, дык зарядил — стрельнул в колесо машины. Прошибло насквозь! Ух! Казалось — такое... Тетива, да стрелка из железа. Болт этот. А сила-силенная! Забрали и его. А про пистолет мне не хотелось говорить. Жадненько отдавать его! Но ничо не поделаешь. Патроны — есть, в карманах мужика того, а пистолет?.. Не стал ждать, когда Вий спросит. Достал пистолет — отдал. На мое удивление, вернул мне его Вий! Только спросил: — Умеешь?

— Умею. — сказал. — Такой-же, как и «Макарова» считай. В книжке твоей читал. Разберусь!

Кивнул дядька. — АПБ это. Стечкина разработка. «Автоматический пистолет бесшумный». Хорошая штука! Владей! — сказал. Только говорит, чтобы внимательнее я с ним был. Там переключатель на нем. Очередями стрелять может! Показал, как переключать. Но, не советовал! Говорит, что без учебы, да без тренировок, — нехер и пробовать! Только беды могу наделать... Подготовка нужна! Такие дела. Патроны мне еще в ладошку высыпал. Десяток их как раз. Я в карман! А сам улыбку до ушей растянул! Вот, думаю, — какая штука мне досталась! И пистолет, и он-же автомат. Круто это! А с автоматическим огнем, решил после разобраться. Может Вий и научит.

Огляделись еще. Походили вокруг. Еще раз машину проверили. Вроде все забрали. — По машинам! — Вий скомандовал. А чо так: «по машинам» — думаю? Она-же, одна у нас! Дык, побежали все в Урал грузиться. И я в кабину полез. Мою вахту, еще никто не отменял!

Вывернули мы на трассу. На север! Василий выжал полный газ. Хорошо Урал бежит, ходко! Только мотор гудит, да ветер свищет. Свежий, прохладный. Дышу, а надышаться — не могу им. Вкусный ветер такой. И пыли, как на грунтовой дороге нет. Вот что значит асфальт. Скорость, да удобство. Приятно! Едем мы! Бежит под колесами ровная строчка из черной полосы асфальта. Замелькали деревья по обеим сторонам. Говорят, раньше, еще до последней войны, сажали деревья вдоль трасс. Чтобы красиво было, да тень путникам! А сейчас — это скорее заросли из деревьев, да кустов. Не ухаживает никто за посадкой. Такой дремучий бурелом стоит! Ну а кто будет? Не чиновники же! Им бы жрать, да людей обирать! Понаписывали законов, да правил под себя самих. И сидят. Некому порядки больше наводить! Такие дела.

Спать меня клонить начало. Несколько часов уже едем. Ровная трасса! Ям на ней совсем мало. Иногда только скорость сбавляем, да объезжаем. А еще жрать захотелось так, что в животе гром греметь начал! Вию сказал. Тот без разговоров, меня Толяном заменил. Уселся Толян на мое место, ружье свое на колени, как и я положил. Еще гляжу, обрез у него на поясе приторочен. Во всеоружии он! А я в салон перешел. Скинул шлем, латы ослабил. Ружье коло себя положил. Полез в котомку, что Серафима мне дала. Достал все из нее, мужикам предложил поделился. Дык, отказались! Ну и ладно. Сам есть начал. И хлебушек, и сало, и лучок зеленый. Еще котлеты свиные. Да на пару приготовленные. Вкусно все! Сытно, да приятно. Молодец Серафима! Без нее, голодный сейчас был бы. Печку растапливать да готовить, кто сейчас будет? А те харчи, что мы в легковушке, у мужиков тех взяли — дык, че-то стыдно мне есть... Когда нашел, чего-то не стыдно брать было. А сейчас — стыдно и все тут!

Поел и спать лег. Серафиму вспоминал, Степана, волчка моего... Как они там сейчас? Ждут нас, переживают небось. И я за них переживаю. Вона как в Павловке было! Не докумекают-ли наши односельчане до такого скотства? Волчка с ними оставил. Все-ж теперь на душе, хоть немного спокойнее! Зверь, он же чует, когда беда. В край — так уведет он их подальше от людей. В лес! Так вот думаю. Ну, а нам — ехать остается. Дальняя впереди дорога у нас, да неизвестная! Хоть монголы и в разведке идут, дык кто знает, как оно там? И живы ли еще, те монголы... Может и нету их уже в живых-то! Да и нам, дальше вовсе не до сна может быть. Вдруг, и там тварей полно? Ждут, да поджидают нас! И числа им может статься, что не будет... Как и в Славном. Вот такие дела.