Нежная буря

22

Приехав в отель «Регент», Кардинал и Делорм разошлись по своим номерам: Делорм жила на первом этаже, Кардинал — на третьем. Лифт, похожий на крысоловку, слишком долго не шел, и Кардинал выбрался на отсыревшую лестничную площадку.

Ему хотелось принять душ и вздремнуть перед завтраком, но не успел он снять ботинки, как в дверь постучали. На пороге стоял Келвин Сквайр, улыбаясь во весь рот, словно вновь встретив товарища по оружию после долгой разлуки.

— Послушай, Джон. Ничего не говори, дай мне извиниться. Я знаю, у тебя из-за меня вышли неприятности там, на севере, и я хочу, чтобы ты знал, что…

Кардинал захлопнул перед его носом дверь.

— Джон, я пришел тебе помочь.

— Почему каждый раз, когда ты мне помогаешь, я оказываюсь в полном дерьме? — вопросил Кардинал, обращаясь к закрытой двери.

— Нет-нет, сейчас я на твоей стороне, на все сто. У меня есть для тебя кое-какая информация. Сдается мне, после всех твоих сегодняшних бесед она тебе пригодится. И потом, ситуация изменилась, я тебе должен об этом рассказать.

Кардинал распахнул дверь:

— Откуда ты знаешь, что я с кем-то беседовал?

— Я не могу разговаривать в коридоре.

Кардинал посторонился, и Сквайр протиснулся мимо него, на ходу расстегивая пальто.

— Не снимай, — предупредил Кардинал. — Ты ненадолго. И вообще как ты меня нашел? Ты наверняка и «жучки» везде поставил.

Сквайр напустил на себя обиженный вид:

— И не думал. Ты отказываешься понимать, что я тебе доверяю. Доверяю, несмотря на то что ты мне не доверяешь. — Он вытянул руки, словно чтобы оттолкнуть возможные обвинения. — Знаю, знаю. Из-за меня у тебя были проблемы. Потому-то я и здесь. Чтобы загладить свою вину чем могу.

— Начни вот с чего. Кто звонил Симоне Руо и пытался заткнуть ей рот?

— Не я. Клянусь.

— Франкоканадец. Пожилой. Утверждал, что он из Канадской разведслужбы. Сам понимаешь, я сейчас могу легко поверить, что он действительно оттуда.

— Наверное, кто-то из Оттавы, я не смогу узнать, кто именно. Потому что ситуация изменилась, об этом-то я тебе и хотел рассказать. Я ухожу.

— Уходишь?

— Я же сказал. Келвин Сквайр и Канадская разведслужба больше не имеют друг с другом ничего общего.

— Уверен, что обе стороны от этого только выиграют.

— Джон, в жизни каждого мужчины наступает время, когда он должен отказаться лизать задницу начальству. Мне с самого начала не нравилось, как разведка ведет это дело. Я стараюсь быть честным солдатом, делать свою работу и не задавать лишних вопросов, но когда от меня требуют, чтобы я мешал расследованию убийства… нет, тут я выхожу из игры.

— Вот как. И что же тебя побудило изменить точку зрения?

— Похоже, это случилось, когда ты меня арестовал. Вот когда у меня с глаз упала пелена. Я работаю — работал — в серьезной организации, и мне хотелось верить, что мое начальство ведет себя этично. Но удивительно, как меняется позиция, когда лежишь в наручниках мордой в асфальт. Для меня вдруг стало ясно как день, что я работаю на людей, которым плевать на такие пустяки, как истина и справедливость.

— На подлинные американские ценности.

— Издеваешься надо мной. Наверное, я это заслужил. Но ты понимаешь, что я хочу сказать. Я пошел в разведку, потому что верил в определенные идеалы. Но потом выяснилось, что мои руководители этих идеалов не разделяют. Они не только тебя водили за нос. Мне они даже в дело Шекли не дали заглянуть. Больше всего мне хотелось узнать, почему его досье пометили красным. Никто мне даже не намекнул, почему это так, и папку мне не выдали. Может, ее уже уничтожили. Вот почему наши с ними дороги разошлись.

— И ты явился сюда принести извинения.

— И помочь чем могу.

— Извинения приняты, Сквайр. Всего хорошего. — Кардинал снова открыл дверь.

— Погоди, Джон. Дай мне договорить, и я больше не буду тебе мозолить глаза. Ты сегодня виделся с Совэ. Боюсь, бывший капрал тебе мало помог.

— Ты там за мной не следил, — сказал Кардинал, снова закрывая дверь. — Слежки не было.

— Нет. Но у тебя логический склад ума, а с Совэ было бы логично начать. Он ни слова не проронил, верно? Это как допрашивать статую.

— Что-то в этом роде.

Сквайр внес что-то в свой наладонник.

— Отлично. К Совэ мы еще вернемся. Но от Теру ты тоже ничего не добился.

— Мы говорили с его женой, — ответил Кардинал. — Получили от нее очень полезные сведения.

— Правда? И она вам сказала, что ее муж не убивал Рауля Дюкетта?

— Откуда ты знаешь?

— Посмотри в дело, Джон. Там указано, что она это утверждает с тех пор, как Теру посадили.

— Публично — нет. Кроме того, она сказала, что его убил Ив Гренель.

— На этом ей далеко не уехать. Общественность слыхом не слыхивала о Гренеле. А в Объединенном отряде вам всякий бы сказал, что это крайне маловероятно. Ив Гренель был просто болтун. Он не был членом группы «Освобождение», он не входил в группу «Шенье». В лучшем случае он был связным между ними. Если не веришь, посмотри в его досье.

— А вот Симона Руо с легкостью согласилась, что Ив Гренель мог убить Дюкетта. Она считает Гренеля бандитом, который мечтал править миром. По крайней мере Квебеком.

— Так вы и с Симоной Руо поговорили. Видел бы ты, сколько материала на нее есть в разведслужбе. Эта женщина достойна медали. Знаешь, сколько народу она отправила за решетку?

— Она утверждает — двадцать семь человек.

— Это только те, о которых она знает. Ей о многом не сообщали.

— Безусловно, — согласился Кардинал, вспомнив выражение ее лица при мысли о лейтенанте Фогере.

— Да, весьма достойная женщина. Но не ей судить, кто убил Рауля Дюкетта, а кто его не убивал.

— Однако она знает Майлза Шекли.

— Разумеется знает. Они с Фогером очень тесно взаимодействовали, а Фогер опекал ее. Но Руо была информатором низшего звена, Джон. Пусть и очень полезным.

— Были информаторы более высокого уровня? Сейчас ты скажешь, что Даниэль Лемойн работал на ЦРУ?

Сквайр усмехнулся:

— Этот старый хрен?

— Насколько я могу судить, Симона Руо была лучшим осведомителем, какой у Конной полиции когда-либо был.

— Я к тому, что, кроме нее, помочь вам сейчас некому. Лейтенант Фогер мертв, а Лемойн и Теру разговаривать с вами не станут.

— Больше всего я бы сейчас хотел поговорить с Ивом Гренелем.

— Ив Гренель бесследно исчез с лица земли в семидесятом году, и с тех пор никто о нем ничего не слышал. Так что трясите тех, кто у вас под рукой. Совэ — вот кто вам нужен. Он работал в Объединенном отряде. Черт возьми, он практически им руководил. И, несмотря на свою склонность к уголовщине, он знает о ФОК все.

— К сожалению, он молчит, как сфинкс.

— Покажи ему вот это. — Сквайр вынул из портфеля сложенный вдвое конверт из плотной бумаги.

Кардинал взял конверт и заглянул внутрь:

— Видеокассета?

— Взял ее на память в разведслужбе, в знак нашего расставания. В отличие от них, я не считаю, что когда на нашей земле убивают американского гражданина, мы должны сидеть сложа руки. Считай это компенсацией за те проблемы, которые у тебя были по нашей милости. В общем, думаю, как только он увидит эту кассету, наш бывший лошадник и бывший заключенный станет поразговорчивее.

Сквайр поднялся:

— Я рад, что мне довелось с тобой работать, Джон. Я сейчас хочу немного отдохнуть, поразмыслить, что делать дальше. Серьезно подумываю перейти на службу в полицию. Это все твое влияние.

— Никогда себе этого не прощу.

— На своей новой работе я хочу по-настоящему помогать людям. Хватит с меня секретов, когда надо все от всех скрывать. Больше не буду помогать в этом Оттаве.

Кардиналу показалось, что Сквайр собирается отдать честь, но тот просто застегнул пуговицы пальто и снова пожал ему руку.

— Продолжай драться по правилам, — напутствовал он Кардинала и ушел.

Кардинал немного подождал, а потом спустился к Делорм и постучался. Делорм открыла; на ней были джинсы и футболка, волосы еще не высохли после душа.

— Что случилось? — спросила она. — По-моему, мы собирались встретиться позже, за ужином.

— Заходил с прощальным визитом Келвин Сквайр, бывший сотрудник Канадской службы безопасности и разведки. — Кардинал показал ей видеокассету. — Вручил нам подарок.

— Отлично. И что же на ней?

Они поехали обратно в Главное управление Конной полиции. Сержант Дюшарм уже отбыл, что сильно затруднило их действия. Молодой дежурный не склонен был проявлять излишнее радушие по отношению к полицейским из других провинций, не говоря уж о полицейских из других ведомств. Посоветовавшись даже не с одним, а с двумя старшими по званию, он позвонил сержанту Дюшарму домой и получил добро.

Затем начались долгие поиски пустого кабинета. Наконец Кардинал и Делорм устроились в комнате для допросов, где был телевизор и видеомагнитофон. Запись была продолжительностью меньше получаса, и, когда они ее досмотрели, Делорм сказала Кардиналу:

— Похоже, этот тип из разведки в кои-то веки дал нам что-то путное.

— Да, беру свои слова обратно. Пойдем поужинаем. Буду только рад поднять бокал за Келвина Сквайра.

Двадцать минут спустя они уже сидели в одном из отдельных кабинетов ресторана «Посольство» на Пил-стрит. Точно так же, как слово «отель» было слишком пышным для «Регента», название «ресторан» мало подходило к «Посольству». Да, здесь были скатерти на столиках, сиденья вдоль стен, метрдотель, приглушенный свет, официантки в облегающей форме и табличка «Пожалуйста, подождите, мест нет». Но все остальное — от меню до пластмассовой обшивки мебели и аквариумов-гробов без рыб, — создавало впечатление отчаянной низкопробности.

— Как ты думаешь, что случилось с золотыми рыбками? — спросила Делорм, когда они изучали меню.

— Видимо, уплыли в ресторан получше, — ответил Кардинал. — Тебе здесь нормально? Или, может быть, пойдем куда-нибудь еще?

— Я устала и страшно хочу есть.

— Знаешь, что я хочу? Бифштекс.

— А я — ассорти из морепродуктов.

— Будь осторожна. Там, скорее всего, будет большое количество маленьких золотых рыбок.

— Ничего. Я их запью большим количеством пива.

Они сделали заказ недружелюбной молодой женщине, в чьи жизненные планы явно не входила работа официантки. Кардинал был даже рад, что она обратилась к ним по-английски.

Когда принесли пиво, Кардинал отхлебнул свой «лабатт» и нахмурился, разглядывая бутылку:

— Странный вкус.

— Для квебекского рынка его варят особым образом.

— Почему?

— Потому что у франкоканадцев очень утонченные, изысканные вкусы.

— Ну да, конечно. Они этим славятся.

Делорм скорчила ему гримасу. В этот вечер она не стала завязывать волосы в пучок, и они пышными волнами спадали ей на плечи. На ней была красная футболка, которая выглядела гораздо лучше, чем имеет право выглядеть этот предмет одежды. На груди был вышит маленький черный котенок.

Принесли еду, и она оказалась неожиданно хорошей. Бифштекс был в самый раз — нежный, среднепрожаренный, как Кардинал любил. Лицо же Делорм выражало нескрываемый восторг.

— Как морепродукты, ничего?

— «Ничего»? Да они просто замечательные.

Вкусная еда подняла им настроение. За ужином они говорили о том, что сделали сегодня и что им предстоит сделать завтра. По-прежнему были неясны мотивы убийства Шекли, но, если завтра им улыбнется удача, один такой мотив можно будет выявить. Потом они перешли на обсуждение более личных тем. Кардинал спросил о приятеле Делорм, которого она раз или два упоминала.

— Эрик… или как его зовут? Судя по твоим рассказам, славный малый.

— Да, очень славный, за исключением того, что он считал нужным трахать все, что движется. Иногда я понимаю, почему женщины становятся лесбиянками.

Они помолчали. Делорм какое-то время смотрела в сторону, потом чуть наклонилась вперед:

— Джон, мы об этом ни разу не заговаривали с тех пор, как ты в прошлом году чуть не ушел из полиции, но скажи мне как другу: на тебя до сих пор давят Рик Бушар и компания?

— Немного.

— Так я и знала. И что они?

— Прислали открытку. Им известен мой домашний адрес.

— Домашний? И что ты собираешься делать?

— Бушар еще не отсидел свое. Есть шанс, что он начнет чудить и ему добавят еще несколько лет.

— Но ты же не можешь на это рассчитывать.

— И потом, может быть, все это пустые угрозы. Он двенадцать лет провел за решеткой. Какой ему смысл охотиться за мной, если он не хочет снова туда угодить? Думаю, это обычное тюремное бахвальство.

— Надеюсь. Скажешь, если понадобится моя помощь.

— Спасибо, Лиз. Может быть, теперь сменим тему?

— О чем бы нам поговорить?

— Расскажи мне о своем худшем в жизни свидании.

— Это трудно. Их было так много.

Делорм принялась рассказывать историю о свидании с одним гонщиком, которое началось со штрафа за превышение скорости и кончилось спущенной покрышкой под проливным дождем. За ужином Кардинал невольно заметил, как меняется Делорм, когда она не занята работой. У нее было на удивление выразительное лицо. В отделе она вела себя с бесцеремонной решительностью, которая помогала ей держать людей на расстоянии и не давать им разгадать ее чувства. Но теперь, после окончания рабочего дня, в другом городе, она словно бы сняла защиту. Ее жесты стали более размашистыми, она пучила глаза, описывая бешеную езду с гонщиком, и начинала растягивать слова, как слабоумный, пересказывая фразы, которые он ей говорил. У Кардинала возникло ощущение, что в ней проявляется сейчас что-то более эмоциональное, более женственное и, может быть, более французское.

Опустошив тарелки, они какое-то время сидели молча.

— Хочешь еще пива? — спросил Кардинал.

Делорм пожала плечами, что на мгновение подчеркнуло очертания ее груди. Она помахала официантке и крикнула ей через весь зал:

— Можно мне еще пива? И еще один «лабатт» моему отцу.

Когда они вернулись в гостиницу, их окликнула одна из дежурных. Говорила она по-французски.

— Мисс Делорм, прошу прощения, но у нас серьезные проблемы. На первом этаже лопнула труба, затопило все комнаты. Боюсь, больше вы не сможете оставаться в своем номере.

— Ничего страшного. Переведите меня в другой.

— В этом и состоит проблема. У нас все занято. Свободных номеров нет.

Делорм взглянула на Кардинала:

— Представляешь?

— В общих чертах представляю.

— Честное слово, в следующий раз остановлюсь в «Королеве Елизавете».

Она повернулась к портье, опять перейдя на французский. Кардинал мало что понимал, но с восхищением заметил, что Делорм не потеряла самообладания и не стала повышать голос, даже когда выяснилось, что ситуация хуже, чем казалось.

Она снова обернулась к Кардиналу:

— Километрах в двух отсюда — «Холидей-инн». Они мне заплатят за номер там.

— Вы уверены, что у вас нет больше никаких свободных номеров? — спросил Кардинал у девушки. — Наверняка в гостинице найдется хотя бы…

Та ответила с сильным акцентом:

— Да, обычно это не проблема. Но сегодня у нас целый этаж занимает школьная хоккейная команда. Извините.

Кардинал всем сердцем сочувствовал Делорм. Она вдруг показалась ему маленькой и измученной.

— Переселяйся в мой номер, — предложил он. — А я перееду в «Холидей-инн».

— Ни за что. Не буду же я тебя выгонять.

— Есть другой вариант. Оба будем жить у меня. В комнате две двуспальные кровати.

Делорм покачала головой.

— Мы же взрослые люди, — сказал он негромко. — Я не собираюсь на тебя накидываться.

— И чтобы потом весь отдел над нами потешался? Нет уж, спасибо.

— Откуда они узнают? Я не буду никому рассказывать.

— Лучше я пойду куда-нибудь еще.

— У тебя был длинный день. Ты устала. А утром мы хотим начать пораньше. Перебирайся ко мне в номер.

— Ну ладно, помоги мне, Джон. Но если ты кому-нибудь расскажешь — хоть кому-нибудь, — я больше никогда в жизни не буду с тобой разговаривать.

Кардинал лег в постель, пока Делорм чистила зубы в ванной. Он хотел было позвонить Кэтрин, но в присутствии Делорм делать это было как-то неловко. Вынув книжку в бумажной обложке, он заставил себя прочесть несколько страниц.

Когда дверь ванной открылась, он постарался сосредоточить взгляд на странице, но все же краем глаза увидел, что Делорм еще одета. Тогда он перекатился на бок, отворачиваясь, и только после этого услышал, как она раздевается: звук расстегиваемой молнии на джинсах.

Раздался глубокий вздох: она забралась в постель. В номере слишком жарко. Интересно, в чем она лежит под одеялом?

Кардинал снова лег на спину и стал придумывать, что бы такое сказать. Конечно, не стоило говорить о чем-то слишком личном, так как это могло быть воспринято как своего рода провокация. Но и возвращаться к обсуждению расследования ему тоже не хотелось. Интересно, а Делорм испытывает что-то хотя бы отдаленно похожее? Тоже раздумывает, что бы сказать? Представляет себе разные вещи?

Словно в ответ, Делорм повернулась к нему спиной и выключила свой ночник.

Конечно, это движение можно интерпретировать по-разному. Может быть, она надеется, что он сам сделает первый шаг? Как мило ее вьющиеся волосы лежат на подушке. А эта линия бедра под одеялом…

За ужином она назвала его отцом. Указывает мне мое место, подумал Кардинал. Напоминает, что между нами двенадцать лет разницы. Он выключил и свой ночник и решил больше о ней не думать.

Но выполнить это решение не удалось, и он еще долго не мог заснуть.

Когда Кардинала разбудил звонок будильника, Делорм уже встала и полностью оделась.

— Я буду в кафе, — сказала она и исчезла.

Они проехали через восточные районы и по замощенной бревнами дороге двинулись к Совэ. Выглянуло солнце, крепкий ветер летал над окрестными полями. Эти поля напоминали болото, металлически поблескивающее под солнцем. Кардинал раза два позвонил в британское консульство. Чрезвычайно вежливая молодая женщина заверила его, что она сделает все необходимые запросы и в самом скором времени ему перезвонят.

— Все в порядке? — вдруг спросила Делорм. — Ты какой-то сердитый.

— Просто устал, — ответил Кардинал. — Не выспался.

— Вот как? А я отлично поспала.

Кардинал подумал, что, может быть, она просто не хочет растравлять ему рану, не хочет подчеркивать, что физически он ей совершенно безразличен. Но, скорее всего, она просто констатировала факт, и мысль о возможной близости вообще не приходила ей в голову.

Они въехали на подъездную аллею, ведущую к дому Совэ, и перекрыли путь ему самому: Совэ как раз выезжал. Он нажал на клаксон, вспугнув ворон и соек, сидевших на деревьях. Но Кардинал не сдвинул машину с места, и тогда Совэ рывком распахнул дверцу своего пикапа, вылез и нетвердой походкой направился к ним.

— Я же вам сказал, мне не о чем разговаривать с лошадниками, с полицией Квебека или еще с какими-нибудь полицейскими. Убирайтесь к чертям с моей аллеи.

— Мистер Совэ, у вас есть видеомагнитофон? Если нет, то мы вам его привезли.

Внутри жилище Совэ выглядело даже хуже хозяина. На окнах хлопали пластмассовые щиты в тщетных попытках не пустить в дом квебекскую зиму. Одна стена гостиной сплошь состояла из каких-то подпорок. По всему холлу были разбросаны куски гипсокартона. В гостиной стоял продавленный диван, покрытый шерстяным одеялом. Сюда и сели Кардинал с Делорм. Совэ разместился в кресле, из ручки которого лезла обивка. Мимо его ног прошмыгнул черный, с проплешинами кот.

Совэ взял бокал «молсона»[18] и скрючился в кресле так, чтобы видеть единственным глазом экран. Съемку вели с нескольких точек, в темноте, дело происходило на автомобильной стоянке. Было видно, как Совэ вылезает из своего пикапа и выгружает из него ящики с надписью «Министерство транспорта». Двое мужчин выходят из грузовика и осматривают ящики, прежде чем вручить ему конверт. Затем они грузят ящики к себе, а Совэ в это время уезжает. Когда кассета закончилась, Совэ с силой швырнул бокал в стену. Запах солода смешался с запахом плесени.

— Определенные круги готовы забыть этот эпизод, — произнес Кардинал, — при условии, что вы поможете нам в расследовании. И разумеется, при условии, что вы прекратите продавать взрывчатку Лиге французской самообороны.

Совэ потер щетину на щеках. На руке не хватало трех пальцев. Глубоко посаженный глаз сверкал гневом.

— Скажите-ка мне, детектив. Как по-вашему, между лошадниками и теми, кого вы сажаете за решетку, — большая разница?

— Я не встречал ни одного сотрудника Конной полиции, который убил бы человека и скормил его медведям. Но я веду уединенную жизнь.

— Майлз Шекли приехал в Алгонкин-Бей несколько дней назад, — сообщила Делорм. — Мы думали, что вы могли бы это объяснить.

— Знаете что, сестричка? Не мог бы. Я больше тридцати лет не видал Майлза Шекли.

— Тем не менее три недели назад он вам звонил. Зачем бы?

— Старику тяжело жилось в отставке, понятно вам? Тосковал по прошлому, звонил старым друзьям. Вспоминал былые подвиги. Травил байки. Ничего странного, что он мне позвонил.

— Вы ведь были коллегами по Объединенному антитеррористическому отряду?

— Да. В нашу задачу входило внедрение агентов в ФОК. Этим мы и занимались.

— И вы с ним работали вместе с лейтенантом Фогером?

— Сначала — нет. Я работал с Фогером после того, как он обделался. Ах, извините, нехорошо дурно отзываться о покойнике. Прошу прощения. Лейтенант Фогер придумал блестящую идею. Операция «Кокетка». Он же трахал эту самую кокетку.

— Вы имеете в виду Симону Руо?

— Да. Сущая шлюха. Фогер заставил свою подружку проникнуть в ФОК, и она три месяца по его просьбе обхаживала парня по имени Клод Ибер. Но штука в том, что этот Клод Ибер был моим собственным агентом.

— То есть он уже работал на Антитеррористический отряд?

— Он состоял у меня в агентах еще до того, как я вошел в отряд. Он полтора года передавал мне информацию. Фогер и его putain[19] зря потеряли несколько месяцев. Так что нам с Шекли пришлось его окоротить. Шекли был из ЦРУ, серьезный парень, один из немногих людей в мире, на кого можно по-настоящему положиться. Когда мы создали объединенное антитеррористическое подразделение, он добровольно вызвался участвовать. Его никто не заставлял. У него была непыльная работенка в Нью-Йорке.

И он был очень прыткий и изобретательный, этот Шекли. Не то что Фогер. Когда Шекли к нам пришел, у него уже был свой человек в ФОК. По правилам ЦРУ, он не имел права сообщать нам, кто это был и где именно. Он мог делиться с нами информацией, оценивать ее по степени достоверности, но все остальное было «сведениями для узкого круга лиц».

— Но вы должны были входить в этот круг лиц. Иначе вы рисковали совершить ту же ошибку, что и Фогер.

— Скажите это руководству ЦРУ, там, в Лэнгли. В конце концов, это не важно, потому что Шекли и Лэнгли на многое смотрели по-разному. Да, он мне сообщил, кто его агент. Некто Ив Гренель.

— Ив Гренель убил Рауля Дюкетта?

— Почитайте дела. Его убили Даниэль Лемойн и Бернар Теру. Они в этом признались.

Кардинал встал:

— Хорошо. Готовьтесь вернуться в тюрьму. Продажа взрывчатых веществ террористической группировке — это по крайней мере еще восемь лет. И конечно, как бывший коп вы будете пользоваться в камере всеобщей любовью

— Я вам сказал правду. Лемойн и Теру…

— Всем известно, что они признались в убийстве Дюкетта. Но мы прекрасно знаем, что есть такая вещь — партийная дисциплина. Тот, кого поймают, должен взять на себя вину, а того, кто сбежит, никто не должен выдавать. Ив Гренель скрылся, верно?

— Да, он скрылся. И что дальше?

— И он был агентом Шекли, так?

— Так. И что?

— И он убил Дюкетта, верно?

— Если он и убил, я тут ни при чем.

— Но, может быть, Шекли имел к этому отношение. В разгар Октябрьского кризиса весь Антитеррористический отряд сбивается с ног, пытаясь найти Шекли. Почему?

— Может быть, потому что он играл жестко. Он не любил осторожничать.

— И что это означает? Что Гренель был не просто информатором? Он был провокатором, так? Как Симона Руо. Совершал больше преступлений, чем предотвращал.

— А если и так, то что из этого?

— Если подружка Фогера помогала грабить нефтяные компании и закладывала бомбы, то, полагаю, человек Майлза Шекли был способен на большее. В частности, на убийство Рауля Дюкетта.

Совэ пожал плечами.

— Может, и так.

— Вряд ли такова была политика ЦРУ. Не в их интересах было вмешиваться в дела дружественного соседнего государства.

— Еще бы. ЦРУ в жизни бы на такое не пошло. Это вам скажет любой чилиец. Или кто-нибудь из благодарных гватемальцев.

— Иными словами, они проводили такую политику?

— Бог ты мой. Видно, у вас в Онтарио не очень-то смышленые полицейские. Заявляю для протокола: нет, я не думаю, что ЦРУ вмешивалось во внутренние дела Канады. Официально их политика была другой.

— Но?..

— Никаких «но». Все, точка.

— Как вы думаете, ваша кассета неплохо будет смотреться в шестичасовых новостях? Надо бы проверить, вы не находите?

— Ладно, будьте вы прокляты! Вы спрашиваете меня про то, что я не обязан знать! Теневая политика ЦРУ? Сверхсекретные операции? Ну откуда мне про это знать? В конце концов, я простой лошадник. Если вы хотите узнать, что я думаю, — пожалуйста. Но это все догадки, слухи и домыслы, имейте в виду. Я рассказываю вам об этом только потому, что мы с Шекли были близкими друзьями. Потому что мы с ним оба были как паршивые овцы в стаде и нам обоим нравилось хорошо делать свое дело.

— Отлично. Мы вас слушаем.

Совэ глубоко вздохнул и начал монотонно вещать, словно эту лекцию он читал уже много раз:

— Канада вызывала большое раздражение США во времена Никсона. Во-первых, мы предложили им отменить эмбарго Кубы. А янки просто бесятся, когда им напоминают о Кубе. Во-вторых, мы укрывали у себя целые самолеты уклонистов, не желавших воевать во Вьетнаме: вряд ли это могло понравиться в Вашингтоне. В-третьих, в самый разгар холодной войны премьер Трюдо объявил Канаду безъядерной зоной. Безъядерной! То есть мы перестали содержать серьезную армию. Штаты тратят миллиарды на оборону, а мы норовим въехать в рай на чужом горбу. И в-четвертых, у Трюдо были слишком длинные волосы. Я не шучу. Мы же говорим о Ричарде Милхаусе Никсоне, а он был настоящий параноик.

Никсону и его приспешникам нужно было немедленно изменить позицию своего северного соседа. Им надо было, чтобы у власти оказались консерваторы — кто-то, кто будет придерживаться той же точки зрения на Вьетнам, холодную войну и ядерное оружие, что и американцы. И Никсоново министерство реальной политики решило, что лучше всего для достижения этой цели поступить так: до смерти запугать население Канады, чтобы народ проголосовал за другую партию. Но имелась одна большая проблема.

— Пьер Трюдо.

— Пьер Трюдо. Это были времена трюдомании. Как им заставить канадцев узреть истину? И они придумали. Квебек тогда бурлил. Может, подогреть его до кипения? Пусть остальная Канада всполошится. А когда народ поймет, что Пьер Трюдо слишком мягкотел, его сметут и выберут на его место сурового консерватора. Это была даже не политика. Это было просто — «а что, если…». Сценарий.

А Шекли должен был оценивать выполнимость этих задач. Спецслужбы всегда этим занимаются — проводят учения, обкатывают теории. Поэтому Шекли внедрил своего человека в ФОК. И внедрил он его очень удачно. И вот, когда Шекли уже готов пуститься во все тяжкие, ребята из Лэнгли вдруг отыгрывают назад. И говорят ему: мол, спасибо, не надо. Но Шекли продолжает вести игру. Он продолжает опекать Гренеля. Вот почему он исчез. И вот почему после похищения Готорна и Дюкетта вся полиция Монреаля разыскивала не только Даниэля Лемойна и Бернара Теру, но и Майлза Шекли.

— Вы думаете, он приказал Гренелю убить Дюкетта?

— Какая разница? — Совэ плюнул на газовую плиту, вызвав шипение, похожее на помехи в приемнике. — Рауль Дюкетт уже тридцать лет как покойник.