Кардинал проехал мимо дома своего отца и направился к северной окраине Алгонкин-Бей, где свернул на Оджибва-роуд. На этой улице было всего три дома — два ветхих бунгало и кирпичное здание с комнатами на разных уровнях, принадлежащее Брессару. Даже в тумане оно выглядело как любое другое пригородное жилище представителя среднего класса; ничто не указывало прохожим и проезжавшим на то, что хозяин дома, как и многие поколения его предков, зарабатывает себе пропитание, ставя капканы на пушных зверей.
Впрочем, Поль Брессар был из другого теста. Он как раз выходил из дома, когда Кардинал свернул на подъездную аллею, и вид у Брессара был отнюдь не пригородный. Пушные охотники — особый народ, со склонностью к эксцентричным и даже диким поступкам, что очень выделяет их в таких консервативных местах, как Алгонкин-Бей. Но даже на фоне ярких представителей этого вида Брессар производил незабываемое впечатление. Он скатился по ступенькам в широкополой бобровой шапке и енотовой шубе до пят, хотя на улице было слишком тепло и для того и для другого. Длинные усы, подкрученные на концах, свисали ниже подбородка. Глубоко посаженные карие глаза казались почти черными. Сейчас он обратил эти глаза на Кардинала и одарил его улыбкой кинозвезды:
— Теперь работаете в министерстве охраны природы? Приехали меня арестовать за охоту в неподходящий сезон?
— Нет, я просто услышал, что ты мертв. Решил заехать удостовериться, только и всего.
Брессар нахмурился. Брови, каждая размером с беличий хвост, сошлись над переносицей.
— Не хотелось тебя пугать, — продолжал Кардинал. — Просто ходят слухи, что ты покинул этот мир. Наверное, так и зарождаются городские легенды.
Переваривая сказанное, Брессар моргнул ровно два раза. Затем его лицо снова озарилось киноулыбкой.
— И вы проделали весь этот путь, просто чтобы проверить, все ли у меня в порядке? Тронут. Очень, очень тронут. А с чего бы это мне быть мертвым?
— По слухам, какой-то тип из нездешних — может, один из тех, кого ты берешь с собой поохотиться, — вдруг решил тебя убить и закопать в лесу.
— В это время года я вожу не так уж много туристов. И потом, как видите, я до сих пор жив.
— Вижу. И не то чтобы бесследно исчез. Это как-то разочаровывает.
Брессар рассмеялся.
— Такие слухи распускают обо всех великих, — заметил Кардинал. — По крайней мере, теперь можешь смело говорить, что у тебя есть кое-что общее с Полом Маккартни.
— Шутки шутите, да? Я гораздо лучше выгляжу, чем он. И пою лучше. — Брессар забрался в свой «форд-эксплорер» и опустил стекло. — Вот заходите-ка в «Чинук», когда там поют под караоке. Сами у меня автограф выпрашивать будете.
Кардинал посмотрел, как Брессар едет в сторону города. Позади оставались леса, где он зарабатывал себе на жизнь — вполне, в общем-то, обычным способом.
На пересечении Алгонкин-роуд и Одиннадцатого шоссе Кардинал попал в пробку: впереди была авария. Заднюю часть тягача вынесло на встречную полосу. Жертв не было, но все машины вынуждены были продвигаться вперед рывками, пока тягач не убрали. Ожидая, когда можно будет проехать, Кардинал слушал новости. Руководитель отделения Новой демократической партии в провинции Онтарио рассказывал о платформе партии на предстоящих выборах: реформа здравоохранения, пособия для работающих матерей на оплату детских садов, повышение уровня минимальной заработной платы. Кардиналу этот тип не понравился, хотя он был согласен со всем, что тот говорил. Затем последовал ответ премьер-министра Джеффа Мэнтиса, окрестившего оппозицию «чемпионами по расходам и уровню налогов». У слушателя не оставалось ни малейших сомнений в том, что так оно и есть: у консерваторов спичрайтеры были лучше, чем у демократов. Похоже, идеологи партии считали, что правительство вообще ничего ни для кого не должно делать. Закройте больницы и школы — и все будут довольны.
Далее шел прогноз погоды. Ожидалось, что над северной частью провинции Онтарио по-прежнему будет держаться туман, который затем начнет выпадать в виде небольшого дождя. Специалист объяснял, почему такие необычно высокие температуры следует считать не проявлением глобального потепления, а просто статистической аномалией.
У Кардинала зазвонил телефон.
— Кардинал.
Это была Мэри Флауэр. Голос у нее был возбужденный.
— Кардинал, сейчас же сворачивайте на Сэквилл-роуд, поезжайте к станции техобслуживания «Скайвэй». Делорм уже выехала.
— Зачем? Что случилось?
— Они нашли тело. Ну, или что-то в этом роде.
Кардинал развернулся и направился на запад, в сторону Сэквилл-роуд. Туман в этой части города был не такой плотный — просто дымка, не более того. В конце концов он выехал к заляпанной грязью бензозаправке. «„Скайвэй“, станция техобслуживания, ремонт снегоходов и моторных лодок». Помятые каркасы снегоходов громоздились у стены здания, как штабель разноцветных бревен.
Когда он уже выходил из машины, за его спиной как раз тормозила Лиз Делорм.
— Придется нам сказать, что Тупренас украл миллион, Лиз. И попросить судью пристегнуть еще недельку к тому сроку, который этот сукин сын получит.
— Поль Брессар жив?
— Поль Брессар не просто жив, Поль Брессар процветает.
— Это уже становится интересно.
Из гаража вышел здоровяк в грязном комбинезоне. Плечи у него были широкие, бедра узкие, и когда-то его фигура, несомненно, производила впечатление. Но спереди комбинезон сильно растянулся, словно под ним прятали баскетбольный мяч. Лицо человека обрамляла кустистая борода, как у лесовика из мультфильма. Черные волосы в ней были прострочены сединой. Айвен Бергерон был одним из двух близнецов Бергеронов, тех самых, которые были чемпионами Алгонкин-Бей по командным видам спорта в течение шести лет — то есть все годы, пока они этими видами спорта занимались. Кардинал был тогда еще совсем мальчишкой, но он успел запомнить Айвена и его брата Карла — сущую гремучую смесь, что на хоккейной площадке, что на футбольном поле.
— Расскажите, что вы обнаружили, — попросил его Кардинал. — А потом мы пойдем посмотрим.
— В общем, торчу я это в мастерской, — стал рассказывать Бергерон, — пытаюсь вернуть к жизни «ски-ду» семьдесят четвертого года, по всему видать — эту развалюху еще двадцать лет назад выкинули на свалку. И тут пес начинает брехать. Обычно он у меня тихий, никому не мешает, а тут вдруг залаял как сумасшедший. Я ему кричу заткнуться, а он знай себе гавкает. В конце концов выхожу я, а он на заднем дворе, и там… Да пойдемте, я вам покажу.
За углом они увидели двухэтажный домишко, привалившийся к гаражу, словно в обмороке. Бергерон провел их мимо него на задний двор.
— Вот, это здесь, — сообщил он, показывая пальцем. — Я сразу затащил упрямую псину в дом, когда увидел, что это такое. Он думал, я его стану хвалить или еще что-нибудь в этом роде, но я только думал: «Быть не может».
— Во сколько это было? — спросил Кардинал.
— Не знаю. Что-то около десяти.
— И вы только сейчас нас вызвали?
— Откуда мне знать, как в таких случаях поступают? Вроде никакой срочности не было. Правду сказать, мне не больно-то хотелось об этом думать.
Кардинал уже двадцать лет служил в полиции и повидал за это время много неприятных вещей, но ему никогда не доводилось видеть человеческой руки, полностью отделенной от тела своего владельца. Они стояли метрах в трех. Айвен Бергерон не выказывал намерения подойти ближе. Он широко расставил ноги, покрепче уперся ими в землю и сложил руки на животе.
Кардинал и Делорм приблизились к находке.
— Надеюсь, ребята, вы заберете эту штуковину с собой.
— Не сразу, — предупредил Кардинал. — Вы уверены, что это именно ваша собака ее сюда принесла? Вы же не видели, как пес ее тащит? Вышли и увидели, что он на нее лает.
— Наверняка он ее выкопал где-то в кустах. Он где-то там возился, а потом ее притащил.
У Кардинала свело живот. От вида этой части человеческого тела, находившейся в совершенно неположенном ей месте, делалось не по себе. Она лежала на грязной корке снега, на ее белизне курчавились черные волоски — ближе к локтю погуще, ближе к запястью пожиже. На руке виднелись глубокие следы клыков, но крови было очень мало.
— Как будто кто-то серьезно повздорил с медведем, — заметил Кардинал.
— С медведем? — переспросила Делорм. — А разве они сейчас не в спячке?
— Иногда их сбивает с толку оттепель, — пояснил Кардинал. — И они просыпаются. Это не так уж редко бывает. А просыпаются они голодными. Нам трудновато будет установить личность этого парня.
— Посмотри на волоски ближе к локтю, — сказала Делорм. — Они седые.
— Вижу. Посмотрим, нет ли в бюллетенях о пропавших пожилого мужчины. А пока надо поискать, что еще осталось от этого несчастного.
— Вы ведь ее заберете отсюда, а? — снова спросил Бергерон. — Мне не больно-то хорошо работается, когда у меня на лужайке валяется чья-то рука.
В итоге Айвену Бергерону все-таки весь день пришлось работать в соседстве с валяющейся на лужайке рукой. Кардинал позвонил Мэри Флауэр и попросил ее подключить к делу как можно больше констеблей, свободных от дежурства. Потом он связался с Полицейским департаментом провинции Онтарио и вызвал еще тридцать сотрудников. Затем он обратился к начальнику пожарной охраны, и тот тоже выделил ему тридцать человек — и, что особенно важно, они привезли с собой трех служебных собак, натасканных на поиск трупов. Эти псы совсем не были похожи на далматинцев, каких, в представлении обывателя, обычно держат при пожарных расчетах: нет, это были немецкие овчарки, натренированные на то, чтобы по запаху находить тела в горящих зданиях, куда опасно посылать людей.
Не прошло и часа, как в распоряжении Кардинала оказалась команда из констеблей, пожарных и сотрудников ПДПО. Они обшаривали лес: небольшая армия мужчин и женщин в синей форме медленно двигалась среди влажно поблескивающих сосен и берез. Все молчали, словно в немом фильме.
Они брели по волглому подлеску, земля источала густой запах сосновой смолы и гниющих листьев. Ветки хлестали по щекам и запутывались в волосах. Минут через десять после начала поисков констебль Ларри Бёрк сделал находку — на сей раз это была нога. И снова Кардинал испытал странное зловещее чувство. Перед ними лежала мужская нога, истерзанная вверху, но с нетронутой ступней. В бедре зияли глубокие рваные раны.
— Господи! — ахнула Делорм.
— Явно медведь потрудился. — Кардинал указал на разрывы. — Вот здесь. И здесь. У зверюги зубы размером с твою ладонь.
Туман замедлял работу. Прошло еще два часа, прежде чем они нашли другие куски тела: еще одну не до конца съеденную ногу и нижнюю часть торса, настолько истерзанную, что трудно было разобрать, что это такое. Один из служебных псов вынюхал ее под стволом поваленного дерева и привлек внимание людей лаем. Видимо, медведь-великан припрятал там запасы, чтобы доглодать их позже.
Вскоре после этого Кардинал обнаружил кусочек уха и скальп, на котором удержались темные очки-консервы.
— Как по-твоему, части тела случайно так валяются? — спросил он у Поля Арсено, когда тот фотографировал очки. — Или кто-то их специально разбросал?
— Вы хотите сказать — кто-то, но не медведь?
— Кто-то, но не медведь.
Арсено присел на корточки, жуя ус.
— Если есть какая-то закономерность в расположении фрагментов, отсюда нам это не разглядеть. Нужен вид сверху.
— Туман рассеивается, но сквозь деревья мы все равно мало что увидим. Даже если расставим красные флажки.
Арсено стал жевать другой ус.
— Можно запустить шары с гелием. У дочки на той неделе был день рождения, и у нас дома до сих пор полно шариков.
Одного из констеблей тут же отрядили домой к Арсено, и через двадцать минут тот вернулся с шариками. К каждому привязали по тридцать метров рыболовной лески. Другим концом леску привязали к грузикам, положив их возле каждого вещественного доказательства. Потом люди из ПДПО сделали снимки с воздуха.
Кардинал и Делорм были на станции техобслуживания, давая новые задания поисковым группам, когда подкатил черный «лексус». Кардинал узнал эту машину, и у него подогнулись колени. Без такого раздражителя, как доктор Алекс Барнхаус, при расследовании лучше бы обойтись. Да, он был хорошем коронером, но вечно ко всем придирался — не к одному только Кардиналу.
Барнхаус опустил окно машины:
— Давайте приступим. У меня нет времени заниматься этим до вечера.
Кардинал гостеприимно помахал ему:
— Привет, док! Как жизнь?
— Давайте начинать, с вашего позволения.
— Сегодня просто потрясающий день, вы не находите? Эти деревья, этот туман. Прямо как в сказке, верно?
— Все это не имеет ни малейшего отношения к делу.
— Вы правы. Оставьте свой замечательный «бьюик» вон там, и мы приступим.
Барнхаус вылез из машины вместе со своей сумкой.
— Господи помилуй, — произнес он. — Местные органы правопорядка не в состоянии отличить «бьюик» от «лексуса».
— Все дерзишь, — тихо заметила Кардиналу Делорм, когда они шли на задний двор.
— Он всегда пробуждает во мне что-то мальчишеское.
Барнхаус осмотрел оторванную руку, затем проследовал за ними в подлесок, все держа в руке свой черный саквояж. На фрагменты тела он почти не взглянул.
— Детектив Кардинал, — заявил он, — мое мнение как профессионала таково: этот еще не идентифицированный субъект мужского пола умер весьма необычной смертью. На это указывает, в частности, отсутствие одежды возле тела, а кроме того — сравнительно малое количество крови. С учетом серьезности повреждений, нанесенных телу животным или животными, стволы и листья деревьев должны бы здесь быть просто залиты кровью. Однако это не так.
— Значит, медведи загрызли его где-то еще, а потом притащили сюда куски тела.
Барнхаус покачал головой:
— Медведь или медведи его грызли, верно. Но не они его убили. Это видно по главным костям. На мой взгляд, некоторые повреждения были нанесены не животным, а человеком или людьми, и при этом использовали топор или другой острый предмет. Судя по виду костей, они были перерублены, а не выдраны. Я в таких вопросах не специалист. Несомненно, вам следует обратиться в Торонто, в Центр судмедэкспертизы.
— Что вы можете сказать о времени смерти?
— Боже милосердный. Ну что я вам могу сказать о времени смерти, когда я не имею возможности проанализировать содержимое желудка покойного? За неимением желудка.
— А как насчет топора? Рубили уже после смерти — или до?
— После. В кости не проникла кровь, а значит, сердце остановилось до того, как стали наносить рубящие удары. Полагаю, в этом смысле нам очень повезло.
Барнхаус быстро заполнил форму, оторвал листок и протянул Кардиналу.
— Мои наилучшие пожелания Центру судмедэкспертизы. А теперь, если кто-нибудь любезно покажет мне дорогу обратно, я, с вашего позволения, откланяюсь.
Кардинал кивнул Ларри Бёрку.
— Вот сюда, док, — показал Ларри.
Кардинал стоял и смотрел, как они постепенно исчезают в тумане.
— Пора бы мне к нему привыкнуть, но все никак не удается, — пожаловалась Делорм.
Переносная рация Кардинала квакнула и что-то неразборчиво произнесла.
— Кардинал. Повторите, пожалуйста.
— Я говорю — мы тут обнаружили одну штуку, — раздался голос Арсено. — Думаю, вам стоит поглядеть.
— Где ты?
— Около станции техобслуживания, ниже по холму. На запад по ручью.
Делорм посмотрела в лес, затянутый бледно-серой кисеей.
— На запад? Неужели нашли след?
Они обнаружили ручей и пошли по нему. Наконец послышались голоса. В тумане стали вырисовываться смутные очертания хижины. Арсено стоял на коленях в кустах, манипулируя перочинным ножом и пробиркой.
— Что у тебя? — спросил Кардинал.
— Следы краски, ее сцарапало с бортов машины. Похоже, кто-то не так давно сюда заезжал. — Он указал большим пальцем за спину: на земле виднелись нечеткие следы шин. — Видимо, здесь его и вытащили из машины, а уже потом до него добрались медведи.
Кардинал поближе осмотрел следы покрышек.
— Удастся определить тип протекторов?
— Никаких шансов, — отозвался Арсено. — Слишком много листьев.
— Так я и думал. Что тут было — дорога, по которой возили лес?
— Да. Лет восемьдесят назад, а то и раньше. Но вы видите — по ней продолжали ездить. Может, хозяин этой избенки.
Боба Коллинвуда, напарника Арсено, они нашли внутри хижины.
— Фу, — поежилась Делорм. — Ну и запах.
Избушка, площадью всего несколько квадратных метров, была выстроена из неструганых досок, плохо защищавших от холода и совсем не защищавших от сырости. Здесь имелся холодильник и ржавая койка, на которой лежал скатанный матрас, весь в пятнах. Кухонный стол с двумя раковинами, старинная чугунная печка с распахнутой дверцей, болтающейся на одной петле. Здесь все пропахло тленом и разложением — плесенью, гниющим деревом.
— Замка не было, — сообщил Арсено из-за спины Делорм. — Дверь стояла открытой.
— Этой избушкой долго не пользовались. — Делорм указала на громадные круги паутины возле дверного проема. — Охотничья хижина?
— При этом, конечно, совершенно незаконная, — отметил Кардинал. — Строят их, где хотят, черт бы их побрал. Вопрос в том, кто был этот охотник. В здешних местах добывали себе пропитание не меньше десятка таких бедолаг.
Коллинвуд был юн, лопоух, старателен и молчалив. Кардиналу хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать полные предложения, которые тот произнес за все время своей работы в полиции: обычно Коллинвуд высказывался отдельными словами. Сейчас он указывал на раковину. Водопроводные краны заменяло что-то вроде рукояти насоса. Надев перчатку из латекса, Коллинвуд сунул палец в сливное отверстие и вынул его обратно. Палец был в пятнах.
— Это ржавчина или кровь? — спросил Кардинал.
— Кровь.
— Значит, его, возможно, убили здесь. Хотя, с другой стороны, это может быть кровь какого-нибудь животного.
Делорм стояла на коленях у дровяной печи.
— Похоже, кто-то пытался сжечь в этой штуковине одежду. Коллинвуд, у тебя есть обертка?
Коллинвуд открыл кожаный чемоданчик, где хранились все орудия его ремесла, и они вместе растянули тонкую пластиковую оболочку, прозрачную, чтобы сквозь нее легко можно было разглядеть вещественные доказательства, которые в нее завернут. Щипцами они извлекли из печи почерневшую массу. В ней можно было различить пояс и остатки сгоревших джинсов, воротник рубашки, несколько пуговиц, большие куски подметок и еще что-то обугленное, неузнаваемое.
Коллинвуд достал из чемоданчика один из своих инструментов и измерил подошву.
— Одиннадцатый.[2]
— Хорошо, — сказал Кардинал. — Размеры брюк и рубашки нам тоже нужны. Если осталось достаточно ткани для измерения.
Делорм осторожно ворошила щипцами угли.
— Что это? — сказала она скорее сама себе, чем другим.
Она извлекла оплавленный кусочек металла, положила его на пластик и перевернула. Обратная сторона оказалась не такой тусклой, и на ней можно было разобрать вырезанное изображение какого-то животного.
— Похоже на гагару, — сказала она, глядя на двух мужчин.
Кардинал склонился над ее плечом, чтобы разглядеть получше:
— Тогда я знаю, что это такое.