Дождь шел всю ночь, не прекратился он и утром. Тяжелые капли шлепались на все, что попадалось им на пути. Но слово «шлепались» тут не очень подходит. Дождь яростно обрушивался на все автомобили, здания и дороги и сразу же замерзал: внутри каждой капли виднелось зерно льда, и упавший холодный шарик мгновенно срастался с обледенелыми ветровыми стеклами и тротуарами.
Машины коммунальных служб посыпали улицы солью до тех пор, пока все мостовые не превратились в черноватое стекло, похрустывающее под ногами, как гравий, и потрескивающее под зимними шинами немногочисленных автомобилей, медленно пробиравшихся по городу, словно в замедленном кино. Под тяжестью льда провода провисали все больше. Столбы линий электропередач вдоль шоссе стояли, наклонившись под всевозможными углами, словно здесь происходили массовые распятия.
К девяти утра электричества не было уже во всем городе. У полицейских и пожарных были аварийные генераторы, но тот, что стоял в управлении полиции, все время норовил заглохнуть, и двое измученных механиков то и дело бегали на крышу, вполголоса ругаясь по-французски.
Чуть позже небо расчистилось, и выглянуло ослепительное солнце. Холодный фронт наконец пришел на смену теплому, но, хотя благодаря этому и прекратился дождь, температура упала до минус двадцати градусов по Цельсию. Лишенные электричества и тепла, жители Алгонкин-Бей подвергались серьезной опасности. Школы переоборудовали под временные общежития, занятия прекратились.
Два человека погибли: мужчина, готовивший обед дома, отравился угарным газом, и еще один человек стал жертвой пожара на Кристи-стрит, возникшего из-за керосинового обогревателя.
Все плановые полицейские операции были приостановлены. Всех сотрудников мобилизовали на поквартирный обход населения: нужно было эвакуировать детей и престарелых в школы. Протестующие вопли Маклеода разносились по всему управлению — от кабинета Шуинара на третьем этаже до тренажерного зала в подвале:
— Я следователь, а не бойскаут, черт побери! Что мы будем делать дальше? Снимать кошек с деревьев?
Кардинал проснулся поздно. Сначала ему показалось, что у него на груди лежит крупная собака, но потом он понял, что это тяжесть отцовской смерти. Он позвонил Шуинару и сообщил ему о случившемся. Шуинар выразил ему свое сочувствие и сказал, что он может оставаться дома сколько потребуется: это время следует провести с семьей, заметил он, словно Кардинал не мог додуматься до этого сам.
И Кардинал решил остаться дома. Он позвонил в похоронное бюро и обо всем договорился, потом связался с братом, жившим в Британской Колумбии, а Кэтрин позвонила Келли.
Супруги Уолкотт каким-то образом ухитрились не проснуться во время ночных событий, их не разбудила даже приезжавшая и уезжавшая «скорая». Как только Кэтрин рассказала им о том, что произошло, они как по команде вытащили свои книжки и уткнулись в них. Все остальные были очень предупредительны, особенно миссис Потифер, и даже девочки сохраняли приличествующую случаю хмурость. Но через час такого существования Кардинал понял, что он отравляет атмосферу в комнате и принесет больше пользы в другом месте. Его мысли обратились к Полю Ларошу и той горе архивных документов, которую должны были утром доставить на вертолете.
Делорм крепко обняла Кардинала, когда он появился в отделе.
— Мне так жаль, — проговорила она. — Обещай, что сразу скажешь мне, если я могу чем-то помочь.
От ее сочувствия у Кардинала сдавило горло, но он нашел в себе силы кивнуть.
Увидев Кардинала, Шуинар удивился, но потом решил воспользоваться случаем и впрячь его и Делорм в работу. Он попытался посвятить их в детали поквартирного обхода, но Кардинал об этом и слышать не хотел. Он повел Шуинара в конференц-зал, куда они решили сложить архивные папки. Вертолет ПДПО доставил пять ящиков документов, касающихся расследования похищений людей активистами ФОК: этим расследованием занимался в свое время Объединенный антитеррористический отряд.
— Все ясно, тебе надо перелопатить гору материалов. Сделай это как можно быстрее, а потом ты нам понадобишься для работы на улицах, как и все остальные.
В комнату заглянул Р. Дж. Кендалл.
— Я просил, чтобы все собрались внизу. Почему вы еще здесь?
Шуинар шагнул к нему:
— Э-э… шеф… вам, видимо, не сообщили… У Кардинала этой ночью умер отец.
Р. Дж. Кендалл поглядел на Шуинара так, словно тот только что вылез из летающей тарелки. Потом посмотрел на Кардинала:
— Это правда?
— Да, сэр.
— Мои соболезнования, — равнодушно произнес Кендалл. — Но раз вы не дома, то извольте спуститься вниз. В городе чрезвычайная ситуация. — И добавил уже менее сердито: — Мне жаль вашего старика. — Он положил руку Кардиналу на плечо. — Можете взять отгул на какое угодно время. Смерть отца — это ужасная потеря.
— Спасибо, шеф. Сейчас я бы предпочел поработать вот над этим.
— Хорошо. Будете работать над чем хотите. Но сейчас мне нужны все, кто есть на месте, — сказал Кендалл и исчез.
— Из службы энергоснабжения Онтарио приехали рассказать нам что к чему, — сообщил Шуинар. — А вообще, оказывается, все не так уж плохо. По крайней мере, у нас есть пончики.
— Почему вечно пончики? — спросила Делорм, пока они спускались по лестнице. — Я разве похожа на человека, который ест пончики? Обещай мне, что застрелишь меня, если я съем хоть один.
Кардинал налил себе черный кофе и сел как можно ближе к выходу.
Приехавший представитель службы энергоснабжения оказался Полом Станчеком, с которым Кардинал когда-то учился в одном классе и о котором он сохранил единственное воспоминание: что Станчек умел великолепно передразнивать учителя истории, мистера Элкина, копируя все, вплоть до австралийского акцента. В те годы Станчек (да, видимо, и сам Кардинал) был желторотым юнцом, даже еще без пушка на щеках. Теперь же это был мужчина ростом сантиметров сто восемьдесят, моржовые усы делали его похожим на шерифа с Дикого Запада.
— Знаю, вы люди занятые, — начал Станчек. — Поэтому сразу к делу. Система энергоснабжения провинции Онтарио рассчитана на то, чтобы выдержать все что угодно, кроме катаклизмов, которые случаются раз в сто лет. Сейчас мы имеем дело как раз с таким катаклизмом.
Алгонкин-Бей получает энергию из двух независимых друг от друга источников. Чтобы обесточить весь город, надо вывести из строя оба эти источника. Вы все видели линию электропередач, которая идет с востока — от холмов вдоль Семнадцатого глоссе до Корбейла. По ним подается электричество, которое дают ГЭС на реках Оттава и Маттава.
Другой источник располагается ближе к Садбери. Эта линия идет вдоль окружной дороги. Вероятность того, что эти две ЛЭП одновременно выйдут из строя, крайне мала. Это может произойти раз в столетие.
Но сейчас как раз такой редкий случай. Обычно во время сильного ледяного шторма мы просто повышаем силу тока на линии, провода нагреваются, и лед тает. Но сейчас этот прием не сработал. На проводах лежит тяжесть, втрое превышающая ту, на которую они рассчитаны, и некоторые из них вот-вот лопнут. И вот что вы должны делать, если окажетесь рядом с таким обрывом проводов…
Маклеод закричал так громко, что все подскочили на месте:
— Почему бы вам не вырубить эти чертовы штуковины, пока погода не устаканится? Свет и так гаснет каждые десять минут.
Станчек и бровью не повел.
— Мы не отключаем главные линии электропередач по трем причинам. Во-первых, если мы снимем нагрузку, мы не сможем узнать, где обрыв проводов, а значит, не сможем его починить. Во-вторых, повторное включение питания гораздо более опасно для жизни, чем работа в режиме постоянной подачи тока. При таком включении гораздо выше вероятность, что кто-то погибнет по неосторожности. А в-третьих, мы всегда поступаем именно так: никогда не отключаем питание.
— Отличный довод, — восхитился Маклеод. — Вам бы в полиции служить.
Станчек продолжал:
— На каждой вышке по шесть линий. Напряжение на каждой линии — сорок четыре тысячи вольт. Вдумайтесь: сорок четыре тысячи вольт. Это смертельно. Десятой доли хватит, чтобы убить человека.
Кардинал вспомнил одно из первых своих дел после возвращения в Алгонкин-Бей: подросток из озорства залез в трансформатор на подстанции. К тому времени, как на место приехали спасатели, мальчишка превратился в обугленный труп. Когда они отдирали его от металла, почерневшая голова упала и покатилась к ногам Кардинала.
— Сорок четыре тысячи вольт, — повторил Станчек. — Но даже если обрыв одной из этих линий произойдет в радиусе двадцати метров от вас, это не значит, что вас убьет на месте. Главное — соблюдать меры предосторожности. Слушайте внимательно.
Если провод упадет на вашу машину, не двигайтесь. Оставайтесь внутри, если только у вас не будет более веского повода ее покинуть: к примеру, если она загорится. Но тогда не выходите, а выпрыгивайте, иначе вас убьет разница электрических потенциалов между автомобилем и поверхностью земли. Если вы хотите стать проводником, лучше отправляйтесь в железнодорожное училище, а выходить из автомобиля, который находится под высоким напряжением, — не лучший для этого способ. Более вероятный вариант — что провод упадет где-то рядом.
Станчек подошел к висящему на стене плакату, вынул маркер, снял с него колпачок и стал рисовать красные кружочки и стрелки.
— Вы должны уяснить себе две вещи. Во-первых, земля проводит ток. Как и для любого другого источника энергии, с ростом расстояния напряженность электрического поля оголенного провода падает. А поскольку земля — проводник, падает эта напряженность быстро. Иными словами, если провод упадет в полутора метрах от человека, тот умрет на месте. А если в пяти метрах, то он не причинит ему никакого вреда.
Значит, уходить, так? Не так. Понимаете? Делать это нельзя. Не уходите. Оставайтесь на месте. И запомните это хорошенько, потому что эти простые правила спасли многих линейных монтеров от преждевременной кончины. Если рядом с вами происходит обрыв провода, держите ноги вместе. Не делайте ни шага ни в каком направлении. Убивает разность потенциалов между точкой А и точкой Б. Когда вы находитесь рядом с проводом, подающим в землю электричество под напряжением сорок тысяч вольт, даже шаг на полметра может стать роковым. Это — недостаток земли как проводника. Так что держите ноги вместе.
Если никто не спешит к вам на помощь, единственный способ уйти от оголенного провода — двигаться так, чтобы в каждый момент времени у вас соприкасалась с землей только одна нога. Тогда по вашему телу не сможет идти ток. Но сейчас везде гололед, так что вам вряд ли удастся передвигаться таким образом, ни разу не упав на все четыре конечности, а такое падение может мгновенно превратить вас в шашлык из полицейского. Так что мой вам совет: попав в такую ситуацию, оставайтесь где стоите, держите ноги вместе и не двигайтесь.
И еще одно, прежде чем я буду отвечать на ваши вопросы. У линий электропередач есть свой лимит. Если рядом с вами произойдет обрыв и вокруг вас вспыхнут голубые молнии, знайте, что это может повториться только три раза подряд. Предохранители устроены таким образом, что после того, как они включаются в третий раз, больше они не восстанавливаются. Остаются в выключенном состоянии.
Верный своему слову, Станчек был краток. Когда начали задавать вопросы, Кардинал и Делорм снова отправились наверх. Кардинала ждало сообщение из торонтского Центра судмедэкспертизы. Он позвонил им прямо из конференц-зала, включив громкую связь.
Лэн Вайсман, как всегда, говорил очень сочувственным тоном:
— Ничего нет, друг мой. На машине? Нет, ничего. Ни волос, ни волокон. Ничего. Вода все смыла.
— Не может быть, — не поверила Делорм. — Даже по теории вероятностей…
— Забудьте о теории вероятностей. По теории вероятностей, человек не может выиграть в лотерею. По теории вероятностей, в человека не может попасть молния. В этих делах важна такая штука, как везение. Вашему убийце очень повезло.
Кардинал и Делорм разбирали документы, процеживая материал и складывая в стопки то, что могло дать хоть какие-то результаты по Гренелю.
— Не нравится мне, как у нас все идет, — заметила Делорм. — Что-то у меня нет никакого оптимизма.
Они нашли коллекцию рапортов осведомителей, но Гренель докладывал не полиции, а ЦРУ (или Майлзу Шекли, представлявшему ЦРУ), и никаких его рапортов не обнаружилось. В десятках докладов он упоминался среди тех, кто «также присутствовал»: просто строчка в пронумерованном списке лиц, находившихся в данном месте в данное время.
— Это нас никуда не ведет, — пожаловалась Делорм. — Ни в одном из этих рапортов не сказано, что Гренель—Ларош информатор. Нигде даже не указано, что он опасен. Просто один из тех, кто посещал собрания ФОК.
— Послушай, — проговорил Кардинал, — если ты пытаешься уверить меня в том, что я сам не знаю, что ищу, лучше не трудись. Да, мы, может, и не знаем, что именно ищем, но когда мы это увидим, то поймем, что нам было нужно именно это. Согласна этим заниматься? Или ты предпочитаешь отправиться с поквартирным обходом, помогать старушкам спасать их волнистых попугайчиков от ледяной бури?
Делорм отвела свои карие глаза от его взгляда, и Кардинал пожалел, что дал волю гневу.
Она снова повернулась к нему и тихо сказала:
— Джон, может быть, тебе все-таки поехать домой? У тебя умер отец. Ты же не можешь не обращать на это внимания.
— Да, не могу. Но у меня полон дом соседей, которые спасаются от ненастья. Лучше я побуду здесь, с тобой. — Он почувствовал, что краснеет, и пониже склонил голову над папками.
Восемьдесят процентов документов не содержали ничего полезного, а в остальных бумагах одни и те же сведения многократно повторялись под разными заголовками.
Они оживились, когда Кардинал нашел папку, озаглавленную «Рид-стрит, 5367» — адрес дома, где Дюкетта держали в заложниках и потом убили. Он извлек выписку из архива монреальского управления недвижимости, где указывалось, кто и в какое время был владельцем дома; имелся здесь даже поэтажный план, а также небольшая стопка фотографий, сделанных во время полицейского рейда.
— Вот это интересно, — сказала Делорм. Она держала в руках выцветшую копию соглашения о сдаче жилья внаем, сделанную под копирку; к ней прилагалась копия контракта. — Сто долларов в месяц. Как изменились времена. А теперь посмотри на подпись.
Кардинал взял у нее листок. В графе «Адрес в настоящее время» стоял номер дома, название улицы и город: Сент-Антуан. Род занятий: таксист, компания «Ласалль». Подпись: Даниэль Лемойн.
— Лемойн, — произнес Кардинал. — Верно. Они увезли Дюкетта на такси, хотя мне казалось, что компания была другая.
Взрыв воодушевления последовал, когда Кардинал нашел стопку папок с надписью «Кокетка» — «источник № 16790/В», как условно называли этого агента. Ясно было, что Антитеррористическому отряду она оказывала неоценимые услуги: ее отчеты были необычайно подробны. В рапортах Симоны Руо, чем-то похожих на романы, Гренель обретал черты живого человека. Она описывала его одежду (куда более модную, чем у других фронтистов), его манеры и характер (эгоистичный, страстный, бурный). На одном собрании он предложил подогнать заминированную машину к зданию муниципалитета, на другом — взорвать в людных местах в час пик несколько бомб, начиненных гвоздями. А потом он внес предложение, изменившее тактику террористов. В июне 1970 года, всего за четыре месяца до того, как произошли печально известные похищения, он высказал идею похитить американца — главу представительства компании «Пепси-кола». А в июле предложил взять в заложники израильского посла.
Когда Кардинал посмотрел на часы, оказалось, что прошло уже два часа. Делорм бросила в коробку с надписью «Отработано» последнюю папку из своей стопки.
— Ничего нет, — заключил Кардинал.
Делорм потянулась, зевая:
— Столько бумаги — и хоть бы что-нибудь ценное. Просто невероятно.
— Значит, в этих материалах ничего нет. Ладно. Но Шекли приехал сюда шантажировать Поля Лароша. Он назначил ему встречу, и Ларош испугался до такой степени, что убил его.
— Можно как-то связать Лароша с Брессаром?
— Ларош — охотник, поэтому он должен был знать о Брессаре. И потом, все помнят процесс Брессара. Тогда пресса впервые признала, что в Алгонкин-Бей тоже может существовать мафия. Ларошу оставалось только прикинуться Петруччи — что не так трудно, если знаешь, что этот мафиозо общается только записками.
— Меня больше беспокоит другое, — сказала Делорм. — Было ли у Шекли что-то более убедительное, чем групповая фотография, чтобы угрожать Ларошу? Наверняка это было что-то очень веское.
— Согласен. Наверняка эти улики должны были припереть Лароша к стенке. И они были у Шекли с собой, ведь он хотел показать их Ларошу. Хотел бы я, чтобы они сейчас лежали перед нами.
— Сам можешь догадаться, что с ними случилось, — ответила Делорм. — Чем бы они ни были, Ларош давно их сжег.
— Я знаю.
— Мы прочесали эту хижину в лесу частым гребнем. Но мы там ничего не нашли, Джон.
— Знаю. И в квартире у Шекли я тоже ничего такого не увидел. Вероятно, потому что он взял это с собой, когда поехал сюда. Чтобы использовать как свое главное оружие.
— Скорее всего, он спрятал это в машине.
— Именно так. В машине.
— Которую наши эксперты облазили вдоль и поперек. И ребята из Центра судмедэкспертизы — тоже. Но там ничего не было. В ней ничего не осталось.
— Я знаю.
— Понимаешь, к чему все идет?
Кардинал покачал головой:
— Не могу с этим примириться. Нам нужны отпечатки пальцев, свидетели, образцы для анализа ДНК. Так вот, свидетелей нет. Никто не видел, как убивали доктора Кейтс, никто не видел, как убивали Шекли. Далее: у нас нет ни волос, ни отпечатков пальцев, ни ДНК. Ни в машине, ни в хижине Шекли. У нас есть только кровь из кабинета доктора Кейтс, совпадающая по типу с кровью из машины.
— Может быть, когда придут результаты анализа ДНК, мы сможем сравнить ее с ДНК Поля Лароша.
— Разве что он добровольно сдаст кровь на анализ, а он этого не сделает. Или если мы получим ордер. Что тоже маловероятно. — Кардинал стукнул по столу. — Просто поверить не могу. Этот тип убил четырех человек — и ему это может сойти с рук.
— Ты же мне говорил: талант плюс настойчивость плюс везение. На этот раз нам не повезло.
— Знаю. — Кардинал закрыл последнюю папку. — И это мерзко, тебе не кажется?
Свет мигнул и погас. В комнате воцарилась ватная тишина. В конференц-зал проникало достаточно света через большие окна, а вот по коридору тут же начали беспокойно сновать люди. Маклеод просунул голову в дверь, в руке у него был фонарь.
— Ненавижу это место, — заявил он. — Я вам вчера говорил? Ненавижу это место.
Судья Уильям Уэстли был высоким, костлявым, носатым человеком. Его походка — уникальное сочетание величественной поступи и подпрыгивания — служила источником развлечения для большинства его коллег-юристов, обожавших подражать нудным интонациям его хорошо поставленного голоса.
Уэстли прочел бланк, который Кардинал заполнил и подписал, и поднял голову.
— Вы имеете хотя бы отдаленное представление о том, кто такой Поль Ларош? — спросил он.
— Главный подозреваемый по делу об убийстве.
— Поль Ларош — не просто столп общества. Полю Ларошу принадлежит половина зданий в городе. Поль Ларош руководит избирательным штабом премьер-министра провинции: сообщаю вам об этом, если по какой-то причине это ускользнуло от вашего внимания. И это еще не все. Да будет вам известно, что Поль Ларош — партнер премьера по гольфу и его закадычный друг.
— Я это знаю, ваша честь, — ответил Кардинал. — Но посмотрите на факты.
Уэстли уперся костлявым подбородком в костлявую кисть руки и изобразил на лице величайшее внимание. Чем сильнее Кардинал старался показать убедительность своих выводов, тем более беспочвенными они казались.
— И это все ваши результаты? Все доказательства, какие у вас нашлись?
— Мы рассчитываем, что скоро поступят новые.
— Детектив, на основании таких улик я бы не выписал ордер на арест даже бездомного бродяги. Откровенно говоря, не могу понять, зачем вы вообще взяли на себя труд сюда приходить.
— Такой уж я человек, — ответил Кардинал. — Всегда стараюсь быть оптимистом.
— Меня убедят данные ДНК-анализа, один-два отпечатка пальцев, баллистическая экспертиза.
— Выпишите ордер, чтобы Ларош сдал кровь на анализ, и у вас будут результаты по ДНК.
— Для такого ордера у вас слишком мало улик. У вас есть фоторобот, который нарисовал полицейский художник и который должен показать, как может сейчас выглядеть человек, давным-давно состоявший в ФОК. Уж извините, детектив. Принесите мне хоть сколько-нибудь достоверные доказательства причастности Поля Лароша к убийству Уинтер Кейтс или к убийству Майлза Шекли, и я выпишу вам ордер. Но пока у вас нет ничего похожего.
— А как насчет Мадлен Ферье? — И Кардинал попытался связать крохи сведений о событиях семидесятого года с убийством соседки Лароша.
Уэстли не дал ему договорить:
— Хотите верьте, хотите — нет, но я понимаю, как вы хотите представить это дело. Я понимаю вашу логику. Я просто говорю, что вы меня не убедили. Полагаю, в провинции Онтарио не найдется суда, который вы убедили бы.
— Но мы знаем, что он это сделал, ваша честь. Да, он влиятельный человек, но мы знаем, что он это сделал.
— Боюсь, на данном этапе дело рассыпается. Судя по тому, что вы мне рассказали, велика вероятность того, что Ив Гренель убил Рауля Дюкетта. Но вы не можете доказать… точнее, вы просто на пушечный выстрел далеки от доказательства того, что Ив Гренель и Поль Ларош — одно лицо.
— Обратись к другому судье, — предложила Делорм, когда Кардинал пересказал ей этот разговор. — Ганьон наверняка даст тебе ордер.
— Я бы с радостью. Но если мы начнем менять судей, как перчатки, и это всплывет на процессе, нас вышвырнут из здания суда.
— Допустим, мы случайно нашли стакан, из которого пил Ларош. Или сигару, которую он курил.
— Без ордера? Это называется «незаконный обыск и присвоение чужого имущества».
— Нет. Допустим, мы просто пойдем за ним следом. Рано или поздно он что-нибудь выбросит или оставит. Скажем, в ресторане. И мы сможем отдать это на ДНК-анализ. Представь: в общественном месте, где никто не может рассчитывать на сохранение тайны частной жизни. Для этого не нужен ордер.
— Шуинар не разрешит нам установить наблюдение за Ларошем. Во всяком случае, сейчас, когда у нас мало доказательств.
— Я его спрошу.
И Делорм отправилась в кабинет Шуинара. Когда спустя несколько минут она вернулась, ее лицо так ясно все отражало, что у Кардинала не хватило смелости поинтересоваться, что же ей сказал сержант.
После обеда они занялись изучением биографии Лароша, пытаясь сопоставить ее с событиями жизни Гренеля. С помощью газетных статей и номера полиса социального страхования Лароша они проследили его жизнь вплоть до детского дома Общества помощи детям в Труа-Ривьер, где он воспитывался до шестнадцатилетнего возраста — после этого времени Общество выпустило его из-под своей опеки и больше ничего о нем не знало. Нет, ответили там на запрос Делорм, его фотографий у них нет.
Сердце Кардинала учащенно забилось, когда он узнал, что в том же детском доме Общества воспитывался мальчик чуть постарше по имени Ив Гренель. Но вновь — никаких фотографий, никаких сведений о нем после шестнадцатилетнего возраста. Скрывшись после событий октября семидесятого, Гренель мог просто пригласить юного Лароша в Париж, убить его и завладеть его документами — иными словами, представить все так, будто Ив Гренель никогда не существовал на свете. Или же этими именами мог воспользоваться кто-то третий, тот, кто знал их обоих. Но детских и юношеских фотографий не было, и пока этот след вел в никуда.
Компания «Биком секьюрити» размещалась над пустым демонстрационным залом одного из магазинов на Мэйн-стрит. Если Эд Биком и зарабатывал что-то, уйдя из полиции на другую работу, эти деньги явно не вкладывались в дизайн интерьера. Кроме витрин, набитых разного рода замками и системами сигнализации, в помещении не было почти ничего. Пол, покрытый дешевым линолеумом, и яркие лампы дневного света тоже отнюдь не добавляли уюта.
Биком провел Кардинала и Делорм в свой кабинет: такой же линолеум, такое же освещение, напоминающее супермаркет. Окна выходили на Мэйн-стрит.
— Как вам погодка, а? Надеюсь, маленько снизит уровень преступности. — Бикому было за пятьдесят, он был мясистый, широкоплечий, и синий свитер на нем, казалось, трещал по швам. Он приглашающе отодвинул от стены два пластмассовых стула. — Извините за условия. Мы тут не очень-то большие бабки зашибаем.
— Честно говоря, — заметил Кардинал, — не совсем понимаю, почему нас сюда пригласили. Конечно, для нас ведь такая невероятная честь — охранять предвыборное мероприятие…
— Согласен. Я тоже не понимаю, почему вас позвали. Но этим представлением заправляет Поль Ларош, а он всегда получает то, чего хочет.
Биком потянулся к ящику стола и вынул тоненькую папку, открыл ее и стал листать, не переставая говорить:
— Я пообщался с разведслужбой, и они сообщили, что не считают это мероприятие вероятной мишенью для террористических групп, которые их интересуют.
Кардинал рассмеялся.
— Что тут смешного? — удивился Биком. — Поделись уж с остальными. — Он вытащил поэтажный план лыжного клуба «Хайлендс» и, расстелив его на столе, стал тыкать в него толстым пальцем. — Я буду дежурить за кулисами. Там есть хорошее местечко, оттуда отлично просматривается весь зал. У Мэнтиса будет парочка телохранителей. Говорят, прежний премьер тоже придет. Его тоже будет охранять пара ребят. Я уже переговорил с их уполномоченным по встречам.
— Сколько у вас будет людей? — спросила Делорм.
— Нас будет четверо, включая меня. Поставлю своих сюда, сюда и сюда. Они будут в дверях, а не за столиками. Не все из нас привыкли к дружеским пирушкам с сильными мира сего.
— Думаешь, мы так рвемся на этот чертов банкет? — спросил Кардинал. — Думаешь, нам больше нечем заняться?
Делорм бросила на него взгляд, означавший: «Успокойся».
— Мне все равно, какие у вас там дела, — равнодушно ответил Биком.
Повисла долгая пауза, во время которой Кардинал раздумывал, не правильнее ли будет просто встать и уйти.
— Думаю, вам лучше будет сесть вот за эти столики. — Биком указал на два угловых столика в передней части банкетного зала, стоящих друг напротив друга. — Я должен сегодня сообщить им, куда мы вас посадим, так что если у вас есть какие-то возражения, выкладывайте.
— По-моему, неплохо, — сказала Делорм.
Кардинал пожал плечами:
— Мы будем видеть только заднюю часть помещения.
— Я тоже об этом подумал, — ответил Биком, сворачивая поэтажный план. — Я поговорю с их координатором и сообщу вам, если будут какие-то изменения. Сначала я думал, что вам надо бы дать беспроводные наушники и микрофоны, но Ларош запретил. Сказал, что это уничтожит преимущества присутствия среди гостей полицейских в штатском. Что ж, разумно.
Через несколько минут Биком познакомил их со своими коллегами, которые должны были прийти на мероприятие. Один из них был отставным пожарным, Кардиналу много раз случалось с ним работать. Двое других были совсем юношами: скорее всего, только-только окончили школу.
Когда они ехали обратно в управление, Делорм кратко выразила чувства, которые испытывали они оба:
— Ох уж эта работа. Иногда жалею, что не стала заниматься чем-то более приятным. Например, не пошла в ассенизаторы.