Я читаю записку Рассела несколько раз. Это так мило, он вроде бы был мудаком, но все же милым. В комнате я складываю записку и кладу ее на стол. Я переодеваюсь в футболку и пижамные штаны, направляюсь по коридору в ванную комнату, умываюсь и чищу зубы.
По дороге обратно я останавливаюсь как вкопанная, потому что в моем животе опять начинают порхать бабочки, и чем ближе к комнате, тем сильнее становиться это чувство.
Медленно я приоткрываю свою дверь, просчитывая свои варианты. В пижаме, без обуви и ключей я хотела оказаться подальше отсюда. Но вроде-бы ко мне это не имеет никакого отношения, так как это моя комната.
Моя. Поэтому я расправляю плечи, шагаю веред и останавливаюсь у двери.
Когда я открываю ее, то осматриваю комнату на присутствие в ней Рида, но его там нет. Наклонившись к двери, чтобы закрыть ее, я с облегчением вздыхаю, пока не додумываюсь посмотреть в шкафу. Подкравшись к двери, я быстро заглядываю внутрь, но его там тоже нет. Я спокойно дышу, пока расчесываю волосы, собирая их в хвост и готовясь ко сну. Потом я нервно обхожу комнату.
Мой Рид-родар, еще не утих. «Он должен быть здесь, в общежитии. Но почему? — с беспокойством думаю я».
«Может быть, он навещал кого-то, — размышляю я, и немедленно чувствуя укол ревности, убивающий меня, шокирующей своей интенсивностью».
«Какое мне дело до того, кого навещает Рид? — разумно думаю я, пытаясь отмахнуться от ощущений, которые испытываю. Я даже не люблю его, и чем меньше он думает обо мне, тем лучше, верно?»
Повернувшись к компьютеру, я читаю письмо от дяди Джима, в котором описывались некоторые технологии, которые разрабатывались для подсознательного обмена сообщениями в рекламе.
Понимая, что не одно программное обеспечение, не сможет объяснить то, что может сделать Рид, я решаю, что могу принять объяснение Рида.
На секунду я думаю, не рассказать ли дяде Джиму о том жутком мерцающим свете и кошмаре, который произошел со мной в 7-Eleven сегодня вечером, но мои руки трясутся от страха.
«Я не могу рассказать ему, — думаю я, сжав руки вместе, чтобы они не дрожали. — Он бы действительно испугался и захотел, чтобы я вернулась домой. Он посчитает, что будет безопаснее, если я останусь в стороне».
Я быстро пишу ему ответ, отправив бубльгум-версию о моей жизни в колледже. Затем, я прошу дядю проверить компьютер Рассела и обеспечить его защитой IP-адреса.
Я отсылаю сообщение и выключаю компьютер.
Найдя свой телефон на тумбочке, я отправляю сообщение Расселу с ответными извинениями из-за нашей ссоры и назначаю встречу за завтраком.
Я одергиваю одеяло и иду выключать свет.
На обратном пути, я случайно выглядываю в окно и вижу, что по другую сторону от него стоит Рид. Я почти кричу, но у меня вспыхивает желание придушить его. Однако я отхожу от окна, хотя мое сердце продолжает колотиться в груди. Я практически не могу разглядеть его там, потому что свет от лампы, делает его практически незаметным. При выключенной лампе, я могу легко увидеть Рида, который стоит, прислонившись спиной к пожарной лестнице и скрестив на груди руки.
«Наверное, он наблюдает за мной с тех пор, как я вернулась из ванной, — с раздражением думаю я».
Я стараюсь припомнить, не сделала ли я что-нибудь неловкое, но ничего не вспомнив, подхожу к окну и задергиваю занавеску. Все еще негодуя, я ложусь в постель.
Я слышу, как на окне щелкает замок, и оно открывается, я понимаю, что Рид собирается забраться внутрь, и поэтому натягиваю на голову одеяло.
— Сейчас же уходи, Рид! — шепчу я ему в темноте.
— Женевьева, — голос Рида доносится со стороны пожарной лестницы. — Встретимся на парковке через пять минут.
Его голос до странности напряжен.
— Зачеем? — скулю я, надеясь, что он отстанет.
— У тебя пять минут! — серьезно говорит он, пред тем как захлопнуть окно.
Я сижу в кровати около двух с половиной минут. «Если я не выйду, что же он натворит? — сердито думаю я».
На третий минуте я откидываю одеяло и выпрыгиваю из кровати.
— Хорошо! — говорю я сквозь зубы, сжимая руки в кулаки.
Я проскальзываю в пару кроссовок и надеваю куртку с капюшоном. Выхожу из общежития через заднюю дверь, придя на парковку, у меня в запасе еще остается тридцать секунд.
Автомобиль Рида припаркован в задней части стоянки, поэтому я иду туда. Рид выходит из машины и обходит ее вокруг, чтобы открыть для меня дверь.
На нем нет рубашки, и я понимаю, что когда он был возле пожарной лестницы, то был не один.
Я хмурюсь, когда понимаю, что он неспроста так ходит; это же неприлично, разглядывать кого-то столь совершенного. Он должен сделать миру одолжение и съесть пончик или два.
Рид сидит на переднем сидении, насупившись и скрестив на груди руки, я отказываюсь смотреть на него. Он наблюдает за мной, тяжело вздыхает и говорит: — Что произошло сегодня вечером?
Я хмурюсь.
— Дай подумать… чего ты не видел, пока шпионил за моим окном? Как ты попал туда? Начало пожарной лестницы должно быть задвинуто, и она находится в двадцати футах от земли. Нет никакого способа, которым ты мог бы добраться туда, ты… ты извращенец! — говорю я ему.
Он хмурится, отражая мой взгляд.
— Джейти сказал, что вчера в Seven-Eleven ты упала в обморок. Он сказал, что ты была белая как приведение, что, прежде чем совсем отключиться, ты бормотала на латыни. Пит сказал, что на секунду подумал, что ты умерла. Теперь, пока не кончилась мое терпение, расскажи мне, что случилось, — шипит он сквозь зубы.
«О, просто подожди, пока я достану доступ к сайту с брошюрой! — со злостью думаю я. — Тогда Джейти и Пит получат по большой единице».
Я отворачиваюсь от него и с сарказмом отвечаю: — Ну, ты можешь сказать Джети и Питу, что в следующий раз они могут распустить слухи о том, что я надела новый свитер с вязаной пчелкой!
— Женевьева, — спокойно говорит Рид, но на меня это производит тот же эффект, словно он кричит.
— Прекрасно! Я ходила в Seven-Eleven, чтобы перекусить, мне стало плохо от флуоресцентного света, я очнулась на полу и потом пошла домой. Конец истории. Спокойной ночи, — говорю я и пытаюсь открыть дверь машины, но прежде чем я успеваю потянуться за ручкой, Рид их блокирует.
— Рид! — жалуюсь я, когда не могу найти кнопку для разблокировки.
— Начнем с самого начала, — медленно говорит Рид, решив относиться ко мне, как к нашкодившему ребенку.
— Ты зашла в Seven-Eleven… — он замолкает, чтобы я продолжила.
Выдохнув, говорю: — Хорошо, я рассказываю ему что произошло: от дежа вю, до лестницы и ссоры, перейдя к мерцающему свету, и после того, как очнулась и обнаружила, что говорила на другом языке… ну, в любом случае, возвращаясь к Блэк Саббат.
Я рассказываю ему в таких подробностях, которых думаю, будет достаточно; я даже объясняю ему про трупный запах.
По мере того, как моя история продолжается, челюсть Рида все больше напрягается.
— О чем ты говоришь… ты знаешь, о чем ты бормотала, до того, как потеряла сознание? — быстро спрашивает он, пока я не закончила.
— Нет, они сказали мне, что я что-то говорила, но я не помню эту часть, — отвечаю я.
— Если ты снова услышишь этот язык, думаешь, сможешь узнать его? — задумчиво спрашивает он.
Нахмурившись и пожав плечами, я честно отвечаю: — Я не знаю.
И тогда происходит нечто удивительное: Рид начинает говорить со мной на языке, который одновременно кажется мне знакомым и чужим, и от этого начинает кружиться голова. Язык гибкий и музыкальный, но я не понимаю его, он словно гипнотизирует меня. Я чувствую, что хочу стать ближе к его источнику, и когда он перестает говорить, к моему ужасу, я понимаю, что прижимаюсь к его груди не только ухом, но и губами.
— Что это было? — с благоговением спрашиваю его я.
— Тебе понравилось? — веселым тоном спрашивает он; ему смешно от моей реакции.
— Что ты сказал? — благоговейно спрашиваю я.
— Я сказал: «неизвестное существо, я найду тебя», — отвечает он.
Я чувствую, как к моим щекам приливает краска. — О, я не о сути, это звучало так прекрасно, — отпуская его, говорю я и выпрямляюсь на своем месте. — Что это за язык? Он звучит как кельтский, но не… — в уме я подыскиваю подходящее определение, но не нахожу.
— Я чувствую, что должна понимать, о чем ты говоришь, но не понимаю, — разочарованно говорю я. — Ты можешь научить меня?
— Скоро, ты будешь знать достаточно. Это был тот язык, на котором ты говорила? — спрашивает он.
— Я не знаю, ты должен спросить у Джейти и Пита. В тот момент я была на полу магазина, — рассеянно отвечаю я, все еще находясь в восторге от того, что слышала.
Рид снова прищуривается и высокомерно спрашивает: — Почему ты пытаешься скрыть это от меня? После случившегося, ты должна была сразу прийти ко мне.
Мои глаза встречаются с его красивыми зелеными, и я усмехаюсь: — Ты серьезно? У меня есть для тебя новость, приятель — ты последний, к кому я бы хотела пойти с этой информацией.
— Это абсурдно. Я единственный, кто мог бы объяснить тебе, что с тобой произошло, — медленно говорит он, словно я его не понимаю.
— Ах да, ведь в прошлом, ты выдал мне кучу информации, — саркастически говорю я, закатывая глаза.
— Рид, да ты виртуальный Роззетский камень!
— Женевьева, — в отчаянии выдыхает Рид.
— Рид, — копируя его тон, отвечаю я, — ты должен признать, что не особо внушаешь доверия.
— О, я вижу, и кто внушает доверие, твоя половинка? — спрашивает Рид так, словно он ревнует.
Я качаю головой. Думаю, это сумасшествие, Рид не может ревновать.
Я морщу нос.
— Моя половинка? О ком ты говоришь… ты имеешь в виду Рассела? — недоверчиво спрашиваю я.
— Да, Рассела, — угрюмо отвечает Рид.
Во мне трепещит страх. — Я не рассказывала Расселу о том, что произошло сегодня вечером, и если ты это сделаешь, то я больше никогда не заговорю с тобой. Он не часть всего этого. И я не расскажу об этом, просто потому, что не хочу чтобы чаша весов склонилась, — защищаясь, говорю я, объясняя свою позицию.
— Что ты подразумеваешь под «чашей весов»? — в смятении спрашивает Рид.
Мой подбородок поднимается, а к горлу подступает ком.
Я сжимаю пальцы на коленях и говорю: — Я не хочу добавлять больше элементов в список «Выживание Женевьевы». Что если после этого, ты решил, что я не так опасна чтобы меня уничтожать? — не смотря на него, спрашиваю я, сосредоточив свой взгляд на приборной панели, я не могу оценить, действительно ли это так.
— Ты боишься меня? — удивленно спрашивает меня Рид.
— Конечно, я тебя боюсь. Ты опасный, властный, высокомерный, и если ты не замечаешь этого, ты можешь добавить это в список, — говорю я, загибая пальцы
— Ты говоришь, что тебе не нужна моя помощь? — сердито спрашивает он.
— Теперь, ты хочешь мне помочь? — невесело смеюсь я, в неверии потирая лицо. — Ты обращаешься со мной, как с бедствием земли, и сейчас вдруг, когда я вырубила свет, ты хочешь помочь мне? Ну, извини, что мне трудно поверить тебе. Так что, если ты не возражаешь, я хотела бы немного отдохнуть, пока в меня не ударила молния или что-нибудь более эксцентричное.
— Извини, что я напугал тебя, — мягко говорит Рид.
Я украдкой смотрю на него, увидев, как его пальцы вцепились в руль, а плечи напряжены.
Его идеальные губы сжимаются, когда он продолжает: — Я сожалею, что мое поведение испугало тебя. В нашей ситуации я плохо контролирую себя.
От неожиданности мои глаза расширились.
— В нашей ситуации? Ты имеешь в виду тот факт, что ты хищник, а я жертва? — мягко спрашиваю его я.
Хмурый взгляд Рида темнеет, словно ему не очевиден тот факт, как мы относимся друг к другу.
— Поверь мне, я тоже сожалею по поводу этой ситуации, — напряженно отвечаю я, жду, что он как всегда гневно ответит, но Рид удивляет меня тем, что продолжает молчать.
Он кажется почти потерянным, словно не знал, как ответить на то, что я сказала.
— Рид, — вздыхаю я. — Что мне с тобой делать? — глядя на него, спрашиваю я. — Итак, ты расскажешь мне, что происходит?
— Я думаю, что сегодня у тебя было предчувствие, — без обиняков говорит он.
Я не знаю, что ожидала от него услышать, но явно не это. Хмурясь и глядя мимо него, чтобы сконцентрироваться, я спрашиваю: — Как галлюцинация?
— Нет, скорее как предсказание или знамение, — объясняет он.
Пока Рид не положил свою руку поверх моей в успокаивающем жесте, я не понимала, что левой рукой вцепилась в рычаг переключения скоростей.
— Так что, теперь я Дельфийский Оракул? Ты это хочешь сказать? — презрительно спрашиваю его я, вспоминая все рассказы, в которых говорилось о предсказаниях. У них никогда не было счастливого конца. Вот почему они называются трагедией. И тот факт, что жертва всегда оказывается с выколотыми глазами или становится пищей для ворон, я думаю, что все это цинизм.
— Нет, конечно, нет, — говорит он. — Ты говоришь о мифологии. Это реально.
— Итак, предзнаменование. Так теперь я предсказываю будущее? — спрашиваю я, когда он сплетает свои пальцы с моими, на мгновение отвлекая меня от моих мыслей.
— Я не уверен, было ли это прогнозирование или… — он задумывается. — Или это то-то, что предоставило мне информацию в виде мерцающего света, — продолжаю я его мысль, вспомнив, что когда натолкнулась на свет, не было никакого тепла, я почувствовала, что меня будто хлыстом ударили.
— Да, — просто говорит он, глядя на наши переплетенные пальцы, так, словно он долгое время не держал никого за руку.
Мой мозг работает с удвоенной скоростью, стараясь сложить кусочки головоломки воедино.
Но они не совпадают. — Итак, когда же придет корабль, чтобы забрать нас? — озабоченно спрашиваю я.
— Что? — с затуманенным взглядом спрашивает Рид.
— Материнский корабль, ну, знаешь, инопланетяне? — напряженно говорю я.
Он бросает на меня нетерпеливый взгляд. — Инопланетяне? — усмехается он.
— Мы не инопланетяне? — спрашиваю я, даже не не пытаясь скрыть облегчение в голосе.
— Нет! — решительно говорит он, пристально разглядывая мое лицо — вероятно ища там, признаки психических заболеваний.
Вздохнув, я спрашиваю: — Тогда кто мы, Рид? Потому что, если во мне открылось что-то неизвестное и чужеродное, я очень разозлюсь на то, что ты не предупредил меня.
Я чувствую, что меня переполняет отчаяние.
— Женевьева, я не инопланетянин. И ты тоже, — твердо говорит он, убедившись, что я понимаю его.
— Тогда кто я? — умоляюще спрашиваю, держа его за руку, словно так я могла вытянуть из него ответ.
— Я не могу сказать тебе, — он хмурится, глядя на наши переплетенные пальцы.
— Я выхожу из машины! Открой дверь! — говорю я, с трудом размыкая наши руки.
— Я сказал, что не могу сказать тебе; Я не говорю, что не хочу тебе этого сказать. Это закон, правило, которое я не могу нарушить, — он нехотя отпускает мои руки и продолжает. — Помнишь, как я сказал, что здесь война, а я солдат?
— Да, — неохотно отвечаю я.
— Там так много вещей, о которых я не могу рассказать тебе. Я не могу рассказать тебе кто ты или кто я, но доверься мне, это ненадолго, прежде чем ты узнаешь, кто ты.
Он подносит руку ко лбу и потирает его, словно у него болит голова.
— Я не могу претвориться, что много читала о законах войны jus in bello (лат.), но я сильно сомневаюсь, что ты говоришь именно о тех правилах, и что я скажу, что мне плевать на ваши правила? — надув губы, спрашиваю я.
От моего комментария Рид улыбнулся, — Женевьева, ты обворожительна.
Я знаю, что он поддразнивает меня, поэтому проигнорировав его, я спрашиваю: — Если кто-то перегнет палку или нарушит эти правила, каковы будут последствия?
Его лицо темнеет, становясь почти болезненным. — Позволь просто тебе сказать, что после этого, они редко дают шанс загладить свою вину, — отвечает он.
Я задрожала, — «Кто тут главный?»
Затем спрашиваю: — Каковы будут последствия, если помогаешь таким как я, если окажется, что мы не на одной стороне… если я твой враг?
— Последствия будут ужасны, — отвечает он, и даже сексуальный тон его голоса, не может остановить холодок, прошедший по моему телу.
Я позволяю тому, что он сказал, впитаться в меня. У него есть причины опасаться меня? Если он ошибается на счет меня, для него не будет амнистии. Что он получает, помогая мне? Ничего.
Я уверена, что как солдат, он научился уменьшать свои риски, тоже самое сегодня, чуть раньше сказала Булочка — упреждающий удар. Устранить угрозу и продолжить жить, пока ты не обнаруживаешь еще одну угрозу.
Что он сказал обо мне? Я пытаюсь вспомнить… Он сказал, что я — опасность, с которой он никогда раньше не сталкивался. Но Рид не устранил меня, и сегодня он здесь, потому что Джейти и Пит рассказали ему о том, что со мной произошло. Он собирается помочь мне, на свой страх и риск.
— Хорошо, Рид — говорю я, продолжая теребить дверную ручку.
Рид вопросительно смотрит на меня. — Прости? — спрашивает он так, будто не слышал меня.
— Я сказала, хорошо. Ты не можешь помочь мне. Теперь я вижу, какой для тебя это риск. Извини, я не могу видеть ту картину, которую видишь ты, но думаю, я поняла твою позицию. Я понимаю, что рядом со мной, у тебя нет выигрышной позиции. Если я твой враг, а ты помогаешь мне, тогда ты станешь предателем, и тебя уничтожат. Если я не твой враг, и ты помогаешь мне, рассказывая информацию, которую я не должна знать, тогда, ты нарушаешь закон, и тебя уничтожат. И если я пешка для обеих сторон, тогда, самое мудрое, что ты можешь сделать — это уйти. Так что, больше ты не со мной.
Я, наконец, нахожу кнопку разблокировки двери, но моя радость длится не долго.
— Женевьева, даже не думай выбраться из машины, пока не объяснишь мне, что ты имеешь в виду, говоря, что я больше не с тобой. Если ты думаешь, что я трус, то я могу тебя заверить, что это не так, — рычит Рид.
Я прерываю Рида, прежде чем он заканчивает: — Последняя вещь, которую я бы сделала, это назвала тебя трусом. То, что ты сейчас рядом со мной, показывает, как халатно ты относишься к своему самосохранению. Тот факт, что я еще жива, хотя теперь для меня очевидно, что ты был бы в большей безопасности, если бы меня не было — доказывает, что ты не трус. Но я не знаю, какой опасности тебя подвергаю. Может быть, я простодушная и глупая, но я вижу, что единственный способ защитить тебя, это отдалить тебя от меня.
— Защитить меня? Никто не смеет пытаться меня защитить! — с обидой шипит Рид.
— Почему нет? Разве ты не заслуживаешь защиты? — спрашиваю я, пытаясь понять, почему мои слова вызвают в нем такую реакцию.
— Я не слабак! Я не нуждаюсь в защите! — не терпящим возражения тоном, говорит Рид.
— Я нужен тебе, Женевьева. Я замешен в этом, и ты будешь сотрудничать со мной. И это не просьба.
— Нет, ты нее просишь, ты снова… показываешь свою спесь, — говорю я, несомненно, пугая его.
Я пытаюсь скрыть этот факт и продолжаю: — Хорошо, чего ты хочешь? я сообщу тебе, если еще что-нибудь произойдет. Блин, я пытаюсь защитить кого-то, и тебе откусывают голову! Только если с тобой что-нибудь случиться, не приходи ко мне плакаться, потому что я предлагала тебе уйти!
— Я никогда не плачу, — констатировал Рид.
— Тем лучше для тебя!
Я щелкаю дверным замком и вылезаю. Но снова просовываю голову в машину и продолжаю: — И я ни на секунду не подумала, что ты слабак.
Взгляд Рида встречается с моим, и я вижу в них что-то, что думаю, узнаю. Он выглядит… потерянным… словно борется с тем, что ему чуждо. Я вздыхаю и мягко говорю: — Спасибо тебе, за твою помощь. Спокойной ночи, Рид.
Прежде чем я успеваю закрыть дверь, Рид начинает говорить на том прекрасном языке, на котором говорил ранее. Я прислоняюсь к боку автомобиля и с благоговением слушаю его, не понимая, что он говорит мне.
Я закрываю глаза и просто слушаю. Это звучит слаще, чем музыка.
Когда его голос затихает, я тихо закрываю дверь и иду в свою комнату, пытаясь облегчить непривычную тоску, наполнившую меня.