Неизбежность (ЛП)

Глава 20 Откровение

Голова болит… нет, не так… у меня болит все тело. Даже мои ресницы ноют, думаю я, с трудом открывая глаза. Свет в комнате тусклый, но по ощущением ослепляющий, от него у меня слезятся глаза.

Белые шторы, висят в моей комнате в доме Рида, закрыты, так что у меня с этим не должно быть проблем.

В замешательстве я осматриваюсь вокруг, потому что это не та комната, в которой я остановилась последние несколько недель. Это оборудована под больницу. Есть тележки с аппаратурой которую я даже не знаю. Заметив возле моей кровати капельницу, я проследую взглядом вниз по пластиковой трубочке к моему запястью, где она неудобно торчит из моей руки. Я хочу вытащить ее, но отвлекаюсь от дискомфорта на злой шепот, доносившийся за моей дверью.

— Ты должен позволить людям уйти — ее лихорадка прошла, ты не можешь убедить их оставаться здесь дольше, — напряженно шепчет Зефир.

— Я скажу медсестрам чтобы уходили, но оставлю врача, — голос Рида едва ли громче шепота.

— Он не нужен… — снова начал убеждать Зефир, но Рид обрывает его.

— Когда все это закончится, я внушу доктору что он был на медицинской конференции…. - тихим тоном убеждает Рид.

Я не знаю о чем они говорят, но это звучит не особо хорошо, и Рид не лжет. Он был раздражителен и нелогичен, что являлось необычным. Что я нашла ненормальным, так это то, что он звучал так отчаянно.

— Для них оставаться здесь, это ненужный риск, — жестко шепчет Зефир, продолжая убеждать его.

— Зи, оставь Рида одного, — слабо говорю я, чувствуя тревогу по поводу их аргументов. — Он не прав.

Но мой голос звучит как-то не правильно; звучит слабо и скрипуче. Я больна? Не понимаю, что происходит.

В холле воцарилось молчание, а потом дверь в мою комнату с грохотом распахнулась. Рид немедленно оказался возле меня. Осторожно улыбнувшись ему, я поражаюсь, как он может выглядеть так привлекательно, когда выглядит так плохо. Хотя он по прежнему захватывающе дух красив, он непривычно взъерошен; одежда помята, а волосы растрепаны. Он выглядел так, словно не спал несколько дней. Бледным и осунувшимся.

— Привет, — хриплю я, что на меня совершенно не похоже. Он ничего не отвечает, поэтому я спрашиваю: — Ты в порядке?

Глядя на меня, Рид не отвечает на мой вопрос, а взглядом изучает мое лицо.

— Вот, присядь рядом со мной, — мне удалось сказать это своим нормальным голосом, указывая на свободное место на большой кровати рядом со мной. Он заползает на кровать рядом со мной, вплотную прижимаясь ко мне. Положив голову на мою подушку, его волосы падают на лоб, поэтому я поднимаю руку и убираю прядь с его лица. Я ощущаю тяжесть в руках, и она вяло падает на кровать. — Что со мной случилось? — осторожно спрашиваю я Рида.

В уголках рта Рида образуются мрачные линии.

— Ты болела… — тихим тоном отвечает Рид, его голос замолкает.

Я поднимаю брови.

— У меня? Да. Ты тоже заболел? — сочувственно спрашиваю его я, потому что он действительно выглядит уставшим.

Он кивнул на мой вопрос, и когда я положила руку на его щеку, он поворачивается к ней губами, чтобы поцеловать мою ладонь.

— Останься здесь, со мной. Тебе нудно отдохнуть… — шепчу я.

Рид глубоко вздыхает и закрывает глаза. Я поражена его реакцией на мои слова. Он выглядит таким печальным.

— Рид, что случилось? — спрашиваю я, боясь его ответа.

— Ничего не случилось Эви. Ты жива, — хриплым тоном отвечает он.

— О… — говорю я, не совсем понимая, о чем он говорит.

Должно быть, я очень больна. Я едва могу двигаться и чувствую, что кто-то просверлил дырку в моей груди… я резко вздыхаю.

Поднимаю руку к груди и скольжу пальцами по свободной белой рубашке, надетой на мне. В меня сразу хлынул поток воспоминаний. Я не могу дышать. Я не могу думать. Я паникую, я должна… что? Я должна остановить его…. Я должна остановить Фредди. Он собирается убить Рассела!

— Рид! — шепчу я, мой голос настолько тонкий, что даже не понятно, сможет ли он понять меня. — Фредди, он мертв — он хочет навредить мне — он хочет навредить Расселу — он убил Рассела! О Господи, Рид! — в ужасе хриплю я, — Он убил Рассела — и я с не смогла — я пыталась, но не смогла остановить его…

Рид протягивает руку и притягивает меня в свои объятия. Он гладит меня по волосам и говорит нежным успокаивающим тоном:

— Рассел не умер, Эви. Ты спасла его.

Плача у него на груди, я качаю головой.

— Нет, — рыдаю я, — Фредди заколол его прямо в сердце, — говорю я, касаясь своей груди и морщась, как будто у меня там рана.

Рид крепче сжимает меня.

— Я знаю. Ты излечила Рассела. Ты взяла его рану и приняла его в свое тело, — последнюю часть он произносит гневно, словно он вообще этого не одобряет.

— Я исцелила… Рассела? — у меня перехватило дыхание. — Это… Как я смогла сделать это? — скептически шепчу я, еще скорбя по Расселу.

Губы Рида коснулись моего лба.

— Эви, как ты вообще существуешь? Это все не имеет смысла, но ты здесь, и Рассел внизу, и я думал что потерял тебя… — он замолкает. Он просто нежно поглаживает мои волосы, так, словно я сделана из хрупкого стекла. — По крайней мере ты была каналом для его исцеления, — после минутного молчания говорит он. — Это была твоя рука, которая коснулась его и другая, которой ты прикоснулась к своему телу, она поглотила его раны.

— Так Рассел жив? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает он.

— И ты думаешь, что это я излечила Рассела? — спрашиваю я, вытирая слезы.

— Да, — говорит Рид.

— И недостаток в том, что мне пришлось самостоятельно перенести свои раны? — уточняя спрашиваю я у Рида.

— Я скажу, что есть и обратная сторона, Эви, — быстро кивая, говорит Рид.

Наклонившись, он аккуратно расстегивает мою рубашку и показывает мне грубый шрам на моей груди. Он был на том же месте, где Фредди ударил Рассела ножом. Чуть выше находится ожерелье, которое Рид подарил мне. Затем Рид отбрасывает одеяло, показывая небольшой красный шрам на бедре. Похоже, в ту же ногу и в том же месте, куда был ранен Рассел.

Когда я касаюсь шрама на ноге, морщусь от его чувствительности.

— Рассел действительно внизу? — тихо спрашиваю его я.

— Да, хочешь чтобы я привел его к тебе? — со вздохом спрашивает он.

Я качаю головой.

— Нет, пока нет. Сейчас я ни хочу никого кого видеть, кроме тебя, — честно шепчу я. — Он в порядке? — спрашиваю я Рида, пока он поправляет мое одеяло.

— Он больше чем в порядке, — жестко отвечает Рид. — Ты исцелила все раны, что у него были. Ты даже выпрямила ему нос. Он выглядит по другому. Я мог бы снова его разбить, — ворчит он, крепко обнимая меня. — Брауни и Булочка тоже внизу, — более мягким тоном добавляет он. — Они не оставляют тебя. Они беспокоятся о тебе, так что я позволил им остаться здесь.

Мои глаза расширяются и я глубоко вздыхаю.

— Они ангелы! Я не знала, что они были ангелами! Почему мне никто не сказал? — спрашиваю я, пораженная их обманом. — А их крылья! Ты должен увидеть их крылья! Они выглядят как крылья бабочек! — восклицаю я.

Губы Рида тронула небольшая улыбка.

— Они Жнецы, — говорит Рид, но когда видит страх в моих глазах, быстро добавляет, — они не Падшие. Они собирают души для Рая. У жнецов крылья отличаются от наших. Некоторые из них, как крылья бабочек, а некоторые выглядят как крылья божьих коровок и жуков, — начинает объяснять Рид, чтобы успокоить меня.

— А некоторые выглядят как у стрекозы, — от боли в груди, шепчу я.

— Да… пока я не найду Альфреда, и тогда у него не будет крыльев, — спокойно говорит Рид.

Меня сотрясает дрожь когда я думаю о Фредди… он больше не Фредди — мой Фредди умер. Теперь остался только Альфред.

Чувствуя, как сильно бьется сердце, я спрашиваю:

— Откуда Брауни и Булочка узнали, что мы будем там? Если бы не девочки, я осталась бы без души, а Гаспар сломал бы новую игрушку.

Глаза Рида темнеют и он хмурится.

— Сначала они не знали что ты будешь там. Они пришли в ярость когда почувствовали души, которые были освобождены в ходе массовой резни. Альфред совершил ошибку, когда позволил Гаспару убить всех тех людей. Он должен был подождать после того, как лейтенант забрал душу, прежде чем убивать людей, — объясняет он.

— Но он не… — говорю я, почувствовав себя хуже, вспомнив валяющиеся на полу трупы.

— Нет, он не ждал, — соглашается Рид, сжимая рот в тонкую линию. — Булочка и Брауни были там и выполняли свою работу, собирали души, но потом они нашли там тебя с Альфредом и Гаспаром. Видимо девочки считают, что ты их клиент, и они не приняли то, что Альфред и Гаспар могли убить тебя. Жнецы как правило не причиняют вреда.

Сейчас я с ясностью все вспомнила, и это заставляет меня дрожать от омерзения и страха. Я пытаюсь рассказать Риду все, что помню и то, что я должна рассказать ему, дается мне с таким трудом, мое горло горит, словно кто-то душит меня. Прежде чем продолжить, я несколько раз останавливаюсь, чтобы выпить воды.

Самое трудное рассказать Риду, что Падший Серафим знает обо мне, и послал Альфреда, чтобы тот следил за мной. Точно не знаю почему, рассказывая ему это, я чувствую такой стыд, но подозреваю, что это потому, что я боюсь того, что это означает. Если они знают что я существую и прислали кого-то, чтобы следить за мной — следить, но не убивать, это значит, они приложили руку к самому моему существованию? Я не знаю, о чем думает Рид, но одна мысль об этом, вызывает у меня тошноту.

Видя боль и беспокойство в моих глазах, Рид крепче обнимает меня, как если бы он защищал меня от моих страхов.

— Мне очень жаль Я никогда не позволю тебе уйти, — собственнически говорит он. — Я должен знать об Альфреде. Жнец прав; я слеп когда дело касается тебя. Я ничего не замечал, и это делает меня бесполезным, — потирая лоб говорит Рид.

— Рид, единственная причина, почему я зашла так далеко — это ты, — недоверчиво говорю я. — Если бы не ты, вероятно уже сейчас Себастьян бы сделал подушку из моих костей, или все те ужасные вещи, которые он делает.

Я содрогаюсь, воочию увидев то, на что способны Падшие.

— В будущем я должен быть более дисциплинированным. Больше никаких ошибок, — продолжает Рид. — Я должен как можно скорее найти Альфреда. Я позволил ему уйти, и сейчас он может быть где угодно, но… не думаю, что он будет слишком далеко от тебя. Если то, что он сказал о Аде — правда, то он будет в отчаянии. Ему нужна твоя душа теперь даже больше чем когда-либо.

Я сжимаю руки вместе, когда думаю о нем.

— Альфред сказал что у него есть законная причина быть здесь. Как ты думаешь, что он этим хотел сказать? — спрашиваю его я, потому что не совсем понимаю все, что здесь произошло. У меня начала болеть голова, и я хочу закрыть глаза, но борюсь с этим желанием.

— Он Жнец, как и твои друзья, — сжимая мою руку, говорит Рид — Они проводники душ в Рай, или если душа проклята, они заберут ее в пропасть. Ангелы смерти идут туда, куда их призывают. Мы как и Войны не обращаем на них особого внимания, потому что даже если они и зло, они здесь чтобы выполнять работу, которую не оспаривают.

— Ты имеешь ввиду, что если человек плохой, то, когда он умирает, за ним приходит кто-то вроде Фредди? — спрашиваю я, и Рид кивает.

— Пока мы не найдем и не уничтожим Альфреда, ты в опасности, — мрачно говорит он.

— Это означает, что и Рассел в опасности. Мы должны защитить его, Рид. Альфред все знает о Расселе. Вот почему он использовал его, чтобы заставить меня пойти с ним в Seven-Eleven[1].

— И чтобы защитить Рассела, ты готова была отдать свою душу, — тихо с болью в голосе говорит Рид. — Эви, почему? Ты обещала мне, что ты будешь делать все, чтобы выжить. Я думал, что смотрю как ты умираешь.

Увидев ноющую боль на лице Рида, я кое-что понимаю.

— Ты думаешь вместо тебя я выбрала Рассела? — спрашиваю его я, видя, как должно быть это выглядит для него, после всех тех обещаний, которые я дала ему.

— А разве это не так? — спокойно говорит он.

Я мотаю головой.

— Нет. Никогда. Я никогда не хотела никого сильнее, чем хочу тебя. Я никогда не любила никого так сильно, как люблю тебя, — неистово говорю я.

— Тогда почему ты сделала это? — в недоумении спрашивает он.

— Потому что мне пришлось, и я надеюсь, что однажды ты простишь меня за это.

— Тогда… ты все еще моя? — проницательно спрашивает он меня.

— Это никогда не оспаривалось. Я всегда буду твоей, — вытираю я слезы. — Прости, — все сильнее плачу я.

— Шшш… моя храбрая девочка…. моя любимая. Сейчас ты должна отдыхать, или сделаешь себе только хуже, — успокаивающе шепчет Рид.

Он притягивает меня ближе, осушая мои слезы в уголках глаз.

— Я сделаю это для тебя. Я сделаю тебя таким счастливым, что в конце концов тебе придется меня простить, — хрипло шепчу я, пытаясь облегчить боль в груди.

— Тебя не за что прощать… и я счастлив. Ты жива, и любишь меня.

— Рид, — говорю я.

— Эви, — отвечает он также, как я привыкла делать, когда мы спорили, еще до того как я узнала, что он ангел.

Он мне улыбается.

Мои глаза закрываются, и я знаю, что засыпаю.

— Не уходи. Ты выглядишь очень уставшим. Ты должен отдохнуть. Спи здесь со мной, ок?

— Спи любимая, — говорит Рид, и, так как я не могу больше сопротивляться, то повинуюсь.

— Почему никто не сказал мне что я пропустила финал? Я потеряю свою стипендию! — в панике говорю я, пытаясь подняться с постели.

Чувствую руки на своих плечах, удерживающие меня внизу. Сидящий рядом со мной Рид по видимому переживал, что не подготовил меня к этой новости, ведь я провела в постели не несколько дней, а несколько недель. Я пропустила финальный матч, и скоро наступят зимние рождественские каникулы.

— Конфетка, мы позаботились об этом за тебя, — говорит Булочка, сидящая в рядом стоящим кресле. — Я написала письмо в административный корпус, о том, что ты очень больна. Когда тебе станет лучше, они примут у тебя экзамены.

— Я помогу тебе подготовится к твоему экзамену по истории изобразительного искусства, так как я встречалась с некоторыми художниками, которых ты изучаешь, — стоя у окна, говорит Брауни.

Мои глаза должно быть и в самом деле расширились, потому что она смеется над выражением моего лица.

— А я помогу тебе с экзаменом по Западной цевилизации, — говорит Зефир.

Булочка одаривает его скептической улыбкой.

— Зи, ты действительно думаешь, что это хорошая идея? — спрашивает Булочка.

— Конечно, — нахмурившись говорит Зефир. — Зачем мне делать плохой выбор, чтобы помочь ей?

— Милый, твой взгляд на историю, немного отличается от взгляда людей, — мягко говорит Булочка.

Я вижу как она очень старается не ухмыляться, чтобы не обидеть Зефира. Зефир рычит из угла комнаты, затем скрещивает на груди руки и угрюмо смотрит.

— Я подкорректирую факты. Не моя вина, что люди ошибаются в исторических записях. Я должен знать, потому что я был там.

Я вздыхаю потирая лоб.

— Тфу, так много предстоит сделать. Я даже не знаю, где мои книги, — с сожалением говорю я. — Я должна это сделать или потеряю стипендию.

— Конфетка, у тебя ангельский интеллект. Это будет не трудно, — замечает Булочка. — Но даже если бы у тебя его не было, ты бы все равно не потеряла стипендию. Рид благотворитель вашего стипендиального фонда, и я сомневаюсь, что он позволит, чтобы тебя оттуда исключили.

Убрав руку ото лба, я поднимаю брови.

— Что? — спрашиваю ее я, осуждающе глядя на Рида.

— Ты мог в любое время лишить меня стипендии и отправить восвояси? — недоверчиво спрашиваю его я.

— Да. Но это было бы невежливо, — сладко улыбается он мне.

— Насколько близко ты подошел к этому? — спрашиваю я, ни на минуту не поверив.

— Я заполнил документы, но потом поговорил с тобой на регистрации и не смог пойти дальше, — отвечает он, взяв меня за руку и целуя ее.

Внезапно мне в голову пришла одна мысль.

— О Господи, дядя Джим! Что я должна рассказать ему? Он звонил? Он знает, что я была больна? Что произошло с людьми в Seven-Eleven? Вы обращались в полицию? Где Рассел? Он тоже пропустил финал? Ты не позволил ему вернуться домой, не так ли? Он не может вернуться домой, Фредди… Альфред все еще поблизости! Мне нужно одеться. Я должна позвонить дяде, — быстро говорю я, в то время как в моей голове крутится куча вопросов.

— Брауни и я заботимся о душах; сейчас они в безопасности. Ты не должна волноваться за них, конфетка, — просто говорит Булочка, смотря на меня.

Я не знаю, что-то в этом действительно не правильно, но я это чувствую.

— Ты мне чего-то не договариваешь, — говорю я, начиная чувствовать себя параноиком, я смотрю на их лица, оторые внезапно становятся мрачными. — Где Рассел? — спрашиваю я их.

— Думаю, он внизу в библиотеке, конфетка, — мягко говорит Булочка. — Мы хотели первыми поговорить с тобой, прежде чем ты будешь говорить с Расселом.

По моей коже ползет тревожный холодок, образуя на руках мурашки. Скатываюсь к краю кровати, опуская ноги на пол. Чувствую себя такой слабой, думаю я. У меня больше не стоит капельница. Когда я была ранена, Рид уговорил кардиолога и еще нескольких специалистов из своего персонала приехать и позаботиться обо мне. Затем он стер у них все воспоминания о прибывании здесь. Сейчас они ушли, потому что я чувствую себя лучше.

Снова взглянув на выражение лица Булочки, ее лицо изменилось от вынужденной бодрости до чопорной статической мины.

— Как мне говорили, душа твоего дяди Джима, самая чистая, самая нежная и добрая, какую Жнец перехода еще никогда не имел чести встретить… — начинает она с элегантной скромностью.

— Нет? Булочка, не рассказывай мне, — в горле встает ком, а сердце сжимается. — Я не хочу знать. Пожалуйста, не говори мне, — шепчу я, встаю и пытаюсь сделать шаг к двери ванной. Я должна уйти от них. Я не могу слышать то, для чего они здесь, и что хотят рассказать мне.

Мои ноги овивает легкий ветерок, а затем Рид поднимает меня на руки.

— Эви, ты должна простить меня. Я был так сосредоточен на тебе — на сохранении твоей жизни, что ничего другое для меня не было важным.

Меня ослепили слезы.

— Не говори мне, Рид, — с трудом говорю я, приложив палец к его губам, чтобы он замолчал.

— Эви, — с ноткой вины говорит Булочка, — мы думали, что Альфред будет убегать от нас и прятаться в самой глубокой яме, которую только сможет найти. Мы не подозревали — мы пошли туда, в дом твоего дяди, но было слишком поздно. Должно быть Альфред пошел прямиком туда, так что мы, наверное, не смогли бы остановить его, даже если бы знали… — Булочка замолкает.

— Нет, Булочка! — сердито кричу на нее я, борясь с Ридом, чтобы он поставил меня на ноги.

Он это делает, но только потому, что вероятно думает, что я убьюсь, а не потому, что это произвело на него какой-то эффект.

Про хромав в ванную, я закрываю дверь. Осматриваюсь вокруг ища куда спрятаться, я выбираю душевую, вяло подхожу к ней. Включаю душ и захожу внутрь все еще одетая в белую рубашку Рида. Позволяю воде смыть слезы, которые, чувствую, никогда не закончатся. Я прислоняюсь к стенке душевой, но больше не могу удержаться на ногах, так что сползаю на пол.

Мой бедный дядя Джим, что он с тобой сделал?

Мой разум плачет в такой интенсивной и подавляющей тоске, что кажется боль, которую я сейчас переживаю, не идет ни в какое сравнение ни с чем.

Альфред обещал причинить мне такую боль, что я буду просить его забрать мою душу. Он поставил на это обещание. Я бы отдала свою душу, чтобы спасти дядю Джима, но он не дал мне возможности.

Дверь в душевую открывается. Прежде чем забрать меня с мокрого пола, Рид выключает воду. Он укачивает меня в своих объятиях.

— Он мертв? — мучительным шепотом спрашиваю я.

— Да, — отвечает Рид, не посвящая меня в детали.

Пройдя к туалетному столику, он усадил меня на него. И завернул в толстый, теплый халат.

— Его уже похоронили? — тихо спрашиваю я, потому что это должно было произойти еще неделю назад.

Я безвольно прогибаюсь на встречу Риду.

— Там был один. Жнецы договорились. Ты была слишком больна, чтобы идти. Все равно быть тебе там, было бы плохой идеей, из-за Альфреда. Когда будет безопасно, можем пойти на кладбище, — спокойно говорит он, убирая с моего лица мокрые волосы.

— Полиция ведет расследование? — отупело спрашиваю его я.

Странно, что мой мозг все еще работает, хотя внутри я чувствую себя мертвой. Прежде чем поднять меня со столешницы, он заканчивает завязывать пояс на халате. Он ведет меня обратно в спальню к моей кровати. Все ушли вниз, так что мы остались одни.

— Да. Они приходили сюда поговорить с тобой, но поверили, что ты попала в автомобильную аварию. Зи и я уничтожили твою машину. Я куплю тебе еще одну. Нам нужно было, чтобы она выглядела так, как будто ты пострадала, — говорит он.

— Полиция расследует убийство твоего дяди, они считают, что он вероятно был убит одним из разгневанных супругов, чье дело расследовал.

— Почему они так думают? — спокойно спрашиваю его я.

— Они так думают, потому что в этом преступлении есть элементы насилия, — неохотно говорит он, хмурясь от беспокойства.

— Как он умер? — сдерживаю дыхание в ожидании ответа Рида.

Сначала Рид ничего не отвечает, пока я не поворачиваюсь и не смотрю ему в глаза.

— Плохо, — отвечает Рид, больше ничего не сказав.

Я киваю, подтверждая, что поняла, что он сказал. Он говорит, что я не захочу знать, и я верю ему. Он подталкивает меня, чтобы я легла в постель, укрывая меня одеялом.

— Я должна была дать ему то, что он хотел. Я не противостояла… почему я противостояла? — жалко шепчу я.

— Нет Эви, не говори так. Я позабочусь о нем. Пока Альфред не понимает что такое боль… пока нет, но он поймет, я обещаю тебе, — говорит Рид. — Я определю для него слово страдание.

Слова Рида предназначались для моего успокоения, но в этот момент месть за моего дядю, вряд ли имеет для меня значения Дядя Джим мертв и уже ничего не изменит этот факт, даже причинение боли Альфреду. Закрываю глаза. Я ничего не хочу больше, чем заснуть и больше никогда не просыпаться. По моим щекам снова потекли слезы, но я слишком устала, чтобы вытирать их.

Я просыпаюсь и обнаруживаю, что кто-то держит меня за руку, и вижу, как на меня с сожалением смотрит Рассел, он подъехал на стуле к моей кровати.

— Эй Рыжик, вот он я, — говорит он с теплотой во взгляде, наклоняется к моей руке и целует ее.

— Рассел, ты… в порядке? — нетвердо спрашиваю я, пытаясь сесть в кровати.

Я все еще чувствую слабость, но не хочу чтобы он видел это. Но он все равно замечает и осторожно помогает мне сесть. Наблюдаю за ним, чтобы посмотреть, есть ли у него какие-то травмы, но он выглядит абсолютно здоровым.

— Прости, Рыжик, — прямо говорит Рассел, глядя на мою маленькую руку в его огромной. — Я пытался заставить тебя уйти. В течении нескольких дней мне снились кошмары о Seven-Eleven. Я знал, что случится что-то плохое, и не хотел, чтобы ты была в это вовлечена, поэтому я пытался заставить тебя уйти. Но ты упряма, и я должен был понять, что ты не сдашься, — говорит он, снова глядя мне в глаза и морщась. — Я не понимал, что происходит.

— У тебя были сны, в которых была я? — обалдело спрашиваю его я.

— Я бы так не сказал, я никогда не был поражен светом, или ожерельем в моих кошмарах, — прямо говорит он, и я понимаю, что Рид или кто-то еще, посвятил Рассела в некоторые детали, которые он до сих пор не знал.

— Ты не должна была идти с Фредди. А должна была пойти за помощью… и найти Зефира, — ругает он меня, качая головой.

— Рассел, я должна была пойти, ты моя родственная душа, — прямо говорю я, и знаю, что он понимает о чем я, потому что я тоже его родственная душа.

— Да, я знаю, как ты себя чувствовала, пытаясь отдать за меня свою душу. Ты никогда снова не сделаешь ничего подобного, поняла? — с жаром говорит он.

Я бледнею.

— Рассел, Альфред все еще где-то здесь. Он все еще хочет мою душу, так что пока мы не поймаем его, ты в опасности.

Рассел немного сутулится и хмурит брови.

— Да, Рыжик, я знаю. Пока он здесь, моя семья тоже в опасности. Рид принял меры предосторожности, чтобы моя семья была в безопасности. — Отвечает Рассел. — Булочка и Брауни на рождество собираются вместе со мной поехать ко мне домой. Я не могу вернуться домой один. Мне нужно, чтобы они были моими телохранителями, — говорит Рассел.

В нем что-то изменилось, и я пытаюсь выяснить что именно. Он немного хмурый.

— Не могу дождаться, чтобы увидеть свою семью. Я так сильно по ним скучаю, — говорит он и затем быстро смотрит на меня, словно сказал что-то неуместное.

Я знаю, что он думает о моем дяде, и я очень стараюсь не расплакаться.

— Держу пари, они тоже по тебе скучают, — шучу я и горжусь, что не захлебываюсь словами.

— Не знаю, как собираюсь объяснять семье мой, свой нос, — говорит мне Рассел, пытаясь быть веселым, и улыбается мне. Он слегка поворачивает голову в сторону, так что под другим углом я могла более ясно разглядеть его прямой нос.

Он выглядит отлично; это факт, прямой нос Рассела выглядит даже более красиво чем это возможно. Есть в нем и другие менее заметные перемены, которые я тоже начинаю замечать.

— Я знаю, что никогда не понимал тебя, пока в Seven-Eleven не увидел ангела с белыми крыльями. Я не знал, что есть и плохие ангелы. Плохие ангелы… это не то, что они называют оксюморон (фигура речи, обозначающая ложную истину)? — печально спрашивает меня он, и я киваю ему, понимая, о чем он. — Что они сделали там с этими людьми…. - вздрагивает он, я крепче сжимаю его руку, потому что не могу говорить. — Ну, я рад узнать что не все такие… как эти Падшие.

Он знает, думаю я. Они, должно быть, все ему рассказали.

Я удивлена, что они ему рассказали, потому что есть правила:

— Прости Рассел. Альфреду нужно было только понаблюдать за нами, чтобы понять, что ты моя родственная душа, и из-за этого он причинит тебе боль. Я хотела его остановить, но не смогла. Мне так жаль… — говорю я, опуская голову на руки.

— Рыжик, ты разве не слышишь, что я говорю? Я прошу прощения, потому что если бы я знал обо всем этом раньше, то дьявол не смог бы чуть не убить тебя, — с отчаянием отвечает он. — Я позабочусь об этом. Я найду его, как маленькое злое насекомое и уничтожу.

Я смотрю на него, и удивляюсь, как уверенно он об этом говорит.

— Рассел, о чем ты говоришь? Он ангел, а ты человек. Ты с ним не справишься, — предупреждаю я.

— Зи сказал, что когда я буду готов, он начнет тренировать меня, а потом мы начнем охотится на маленького опарыша и отправим его во тьму, как он хотел это сделать с тобой, — стиснув зубы, говорит Рассел, в ожидании этого дня.

Запутавшись, я морщу лоб.

— Что? — спрашиваю его я, в то время как меня охватывает страх. — Зи не может тренировать тебя. — Он должен быть действительно осторожным, чтобы не причинить тебе боль, потому что он может раздавить человека как кусок масла, — объясняю я, пытаясь его вразумить.

— Пока он не может меня тренировать. Ты права, сейчас я слишком мягкий, но это не навсегда. Я вижу, Эви, что когда ты исцелила меня, то изменила, — тихо говорит Рассел. Пытаясь быть деликатным в своих объяснениях. — Булочка думает, что когда ты приняла на себя мои раны, то в замен ты подарила мне частичку твоей силы, чтобы вроде как заполнить пробелы. Это для меня что-то значит. Теперь я тоже эволюционирую, как и все вы, — грустно говорит он, наблюдая за моей реакцией на его слова.

— Что ты сказал? — спрашиваю я. Я до сих пор не смотрю на него, ожидая ответа.

— Я тебе говорю, что я уже не просто человек, — прямо говорит он.

— Ты хочешь мне сказать, что ты превращаешься в ангела? — настороженно спрашиваю я.

— Это выглядит так, как будто ты здесь больше не единственный ангел с душой, — говорит он. — Я тоже фрик, — шутит он, пытаясь улыбаться, но улыбка не касается его глаз, потому что он улыбнулся только ради меня.

— Откуда ты знаешь? — в отчаянии спрашиваю его я, пытаясь отрицать то, что он сказал. Мне нужно найти лазейку, которая позволит ему избавиться от моей способности. Я должна найти способ, чтобы Рассел был нормальным человеком, и у него была нормальная жизнь.

Глядя на меня, он достает из джинсов перочинный ножик. Он выпускает лезвие, а затем делает небольшой надрез на большом пальце.

Я вижу, как с его руки капает кровь.

Через минуту кровотечение остановилась, а через десять минут все исчезло, как будто ничего и не было.

Я сажусь на подушку.

Затем я отворачиваюсь от него. Я не могу на него смотреть, на то, что я уже с ним сделала.

Я спасала его, чтобы он мог охотится так же, как охочусь я, оскорблять так же, как оскорбляют меня, и проклинать также, как проклинают меня.

— У меня нет слов, чтобы сказать, как много я хочу… — задыхаюсь я, стискивая зубы, — как сильно я сожалею… я никогда не хотела этого для тебя. Я должна была… но я не могу тебя отпустить. Теперь на тебя будут охотится также, как и на меня.

Я не могу двигаться дальше. Я перенесла свое разрушение на него, и теперь нет пути назад. Я спрашивала Господа, как спасти жизнь Рассела, но не знала о специфике дел, я не знала о последствиях, с которыми он после этого столкнется. Я не Бог, я не знаю его мыслей; это для меня урок.

— Рыжик, я не делал этого для тебя. Это нечто больше, чем ты, — говорит он, поднимает мой подбородок, и снова поворачивает мое лицо к нему. — У меня здесь есть работа, которую я должен выполнить, и я могу кричать об этом, или я могу быть как мой друг и смело взглянуть в лицо всему, что происходит. Я хотел бы думать, что я не трус, так что я буду мужчиной… или ангелом…. нем угодно, — иронически говорит он. — В любом случае, ты не можешь повернуть время в спять. Это уже сделано, и, думаю, можно наслаждаться тем, что ты ангел. Должен сказать, что я уже наслаждаюсь некоторыми преимуществами, которые ты мне подарила.

— Какими преимуществами? — спрашиваю его я, наверное есть какие-то преимущества, когда ты наполовину ангела, наполовину человека.

— Ну, например, Рид больше не может что-то мне внушать, — ухмыляется Рассел. — И теперь они посвятили меня во все тайны, которые известны тебе. Булочка думает, что у меня будут такие же красные крылья, как у тебя — что я также буду Серафимом, что, кажется, раздражает Рида. Если мы когда-нибудь доберемся до рая, то я превзойду его по иерархии.

— Рассел, мы вроде мутантов, не думаю что мы кого-то превосходим, — серьезно говорю я.

— Знаю, что не мог быть более взволнованным, чем когда думал, что вы инопланетяне. Когда я думал, что был каким-то видом иностранца или кем-то еще… но, это намного страннее, — с некоторым легкомыслием говорит он.

— Расскажи мне об этом. Пытайся мыслить как чистокровный американец, хотя можно просто подождать и посмотреть, что из тебя получится, — отвечаю я, пытаясь привнести в разговор свой собственный бренд юмора. — Это скорее жутко, нежили весело, правда?

— Неа, но по крайней мере мне не было жутко. Во всяком случае, у меня должна быть интересная вечность. Не могу дождаться, чтобы увидеть что же произойдет дальше.

— Это должно быть интересно… и у нас есть для этого целая вечность, так что, может быть, мы должны дать Эви отдохнуть, чтобы ей стало лучше, — непринужденным тоном говорит Рид.

Как только Рид вошел в комнату, Рассел встает.

Он неприятно кривит губы.

— Ты прав, — жестко отвечает Рассел Риду, — у нас Рыжикам будет целая вечность, чтобы обсудить это. Я просто волнуюсь за тебя. Я имею ввиду, ты в любое время можешь позвонить на небеса. Вероятно, некоторое время у меня были Р и Р. Кто знает, что будет дальше?

Услышав рычание Рида, вижу, как сразу же напрягается Рассел и принимает защитную позу ангела. Я коротко задаюсь вопросом, не инстинкт ли это.

— Что происходит? — спрашиваю их я, удивленная их отношением друг к другу.

Глядя то на одного, то на другого, но не один из них не отвечает на мой вопрос.

Они просто продолжают смотреть друг на друга.

— Ничего любимая. Я просто проверял как ты, — говорит Рид.

— Я прекрасно. Просто мы с Расселом говорили о том, что оба теперь монстры, — объясняю я, протягивая к нему руки.

— Ты не монстр, — садясь рядом со мной на кровать, говорит он. Берет мою руку и легко целует ее: — Для дискуссии есть другая рука, Рассел.

— Рид! — оборонительно говорю я. — Не говори так.

— Все нормально, Рыжик, — говорит Рассел. — Я действительно должен идти и собираться домой. Мы перевезли сюда все мои вещи, поскольку я предполагаю, что теперь это будет штаб-квартира, пока Рид и Зи не продумают наш следующий шаг.

— Когда ты уезжаешь домой, — с беспокойством спрашиваю его я.

— Сегодня вечером у нас девочками рейс в Детройт. Мы вернемся через пару недель. Я буду скучать по тебе, Рыжик. Я хотел бы, чтобы ты тоже могла поехать, — заботливо говорит Рассел.

— Я тоже буду скучать по тебе, — говорю я, но чувствую облегчение от того, что никуда не собираюсь ехать. Я испорчу ему каникулы, потому что буду в трауре из-за дяди. Даже сейчас я с трудом способна сдерживать жгучую боль в себе, так, чтобы Рассел не заметил ее.

— Позаботься о ней, — строго говорит Рассел Риду.

— Как о своей жизни, — сразу отвечает Рид, но это больше похоже на клятву, чем на возражение.

Рассел подходит к постели, наклоняется и нежно целует меня в щеку.

— Я люблю тебя, Рыжик, — говорит он.

— Я тоже люблю тебя, Рассел, — улыбаюсь ему я. — Счастливого Рождества.

— Счастливого Рождества, — отвечает он и разворачивается, он выходит из комнаты, оставляя меня с Ридом.