Неизбежность (ЛП)

Глава 11 Потерянный рай

Утром я пропускаю завтрак, потому что хочу избежать встречи с Расселом. Мне все еще больно от того, что произошло вчера вечером; поцелуй с Ридом был удивительным, но меня мучило предательство, которое я увидела в глазах Рассела.

Той ночью Булочка и Брауни изо всех сил пытались подбодрить меня, но я все еще чувствую себя ужасно, из-за боли, причерченной Расселу. Но дело не только в этом, я чувствую себя потерянной, словно струна, что окутала мое сердце, порвалась и ускользает сквозь пальцы.

Я решаю пойти в класс истории искусств пораньше, так я смогу поговорить с мистером МакКинаном. Я нахожу его подготавливающим слайды к своей лекции. Сейчас, когда Булочка упомянула об этом «плохом мальчике», Сэм кажется мне симпатичным. С темными волосами и голубыми глазами, в семь тридцать утра ему присуща легкая неряшливость.

— Простите, мистер МакКинон, могу я войти? — спрашиваю я, стоя в дверях его класса.

— А, Женевьева, это ты? — спрашивает он, посмотрев поверх проектора. — Да, пожалуйста, проходи. Ты пришла сказать, что будешь для меня позировать? — уверенно спрашивает он.

— Итак, вы читаете мысли, а еще вы артист, — отвечаю я. — Прошу прошения, за то, что заставила вас ждать моего ответа.

— Все в порядке. Это всего лишь показывает, что ты умна не по годам и не принимаешь все за чистую монету, — хвалит он. — Когда тебе удобно попозировать мне?

— Я свободна по вторникам и четвергам. В другие вечера у меня тренировки по хоккею, — говорю я.

— Хорошо, как насчет с 15:30 до 17:00? Дневной свет идеально подойдет для того, что я задумал, — говорит он, поясняя мне, что он имеет в виду портрет.

— Мне удобно. Когда мы должны начать? — немного стесняясь, говорю я.

— Если ты можешь, то сегодня, мой ассистент Дэбора возьмет несколько картин. В 15:30, - говорит он, с энтузиазмом потирая свои руки.

— Я приду, — отвечаю я. — Я могу вам помочь в настройки проектора?

— Ну… эээ, кто-то перепутал все мои слайды. Я буду говорить о палеолите, Ванессы Веллендорской, но, по какой-то причине, все мои слайды перепутались, видите… — говорит он, указывая на экран. — Я застрял на Иврониме Боске «Сад райских наслаждений».

Я пытаюсь скрыть свое удивление, потому что эта картина считается скандальной… ммм… в смысле с точки зрения высокого искусства.

— Это выглядит довольно сложным, — говорю я, глядя на живопись, которая, кажется, состоит из трех картин, связанных друг с другом.

— Это триптих, который, в данном случае, является еретичной картиной, состоящей из трех секций, выполненной маслом по дереву. Ты видишь небольшую часть третий секции, это квадрат и два отдельных прямоугольника вдоль площади. Прямоугольник можно сложить как жалюзи. Конечно, когда это сделаешь, по другую сторону тоже появляется картина. Как считают, эта сцена сотворение Земли на третий день, — объясняет он.

— Что изображают эти картины? — увлеченно спрашиваю я.

— Слева — момент, когда Бог впервые предстает перед Адамом и Евой, — увлеченно говорит мистер МакКинон, махнув рукой на левую часть экрана. — В средней части еще один сад, но без присутствия Бога, и населенный фантастическими существами и более высшими созданиями. И в правой части — кошмар, который отображает осуждение.

— Я никогда не видела ничего подобного, — говорю я.

— Да, Босх опережал свое время, знаешь, он написал эту картину примерно в 1503 г. Он говорил, что это должно быть его шедевром, но я больше неравнодушен к его «Судному дню». Я тебе покажу, если найду слайд… а вот и он. Левая часть называется «Рай». Если ты посмотришь на его нижнюю часть, то, кажется, что там изображено, как Бог создает Адама и Еву. В середине той же левой части картины, искушение Адама и Евы. Она показывает, как ангел Господень изгоняет их из рая. Вверху, мы видим небеса, где восседает Бог, и ангелов изгнания, падших ангелов, — говорит он, указывая на экран, где среди облаков изображены ангельские битвы. — Они воюют друг с другом.

— Интересно, — говорю я, начиная раскачиваться на пятках. Я с трудом держусь на ногах, поэтому прислоняюсь к одной из ближайших парт. Я не могу оторвать взгляд от левой верхней части картины под названием «Рай». Ангелы на войне, а падшие ангелы были изгнаны с Небес. Погибшие, так или иначе, попадают на землю. Я пытаюсь слушать то, что мистер МакКинон рассказывает о других картинах, но у меня звенит в ушах, а сердце выпрыгивает из груди.

— …В середине семестра мы обсудим это в мельчайших деталях, — объясняет он, заканчивая свой урок, ища в других произведениях искусства Венеру Вилинорфскую.

Пока проектор продолжает отбрасывать по комнате яркие отблески света, по моему лбу скатывается капля пота.

— Спасибо мистер МакКинон, вы были очень поучительны, — шучу я, подхожу к свободному столу и сажусь.

Когда начинается урок, я борюсь с искушением опустить голову на парту. Вместо этого я пристально смотрю на экран.

Я оцепенела; все, что я могу делать — это дышать. Я думаю, что даже не поняла бы, что урок закончился, если бы мистер МакКинон не подошел к моему столу и не напомнил, что наша встреча состоится в 3:30

Встав, я выхожу из его класса и сажусь на ступеньки у входа в здание, и кладу голову на колени. Не уверена как долго я просидела там, но что-то пробивается сквозь ледяной холод, сковавший меня изнутри. Чувство порхающих бабочек выводит меня из оцепенения. Передо мной стоит Рид с выражением озабоченности на его прекрасном лице.

«На слишком идеальном лице», — в уме поправляю я себя. Я думала, он спросит в порядке ли я, но когда я смотрю на него, он осматривается вокруг и, кажется, принимает какое-то решение. Он поднимает меня со ступенек и ведет в кабинет фотографии, Рид заводит меня в пустой темный класс и запирает за нами дверь.

Это тускло освещенный лабиринт с пронумерованными камерами, установленными вдоль стены и выглядящими как длинноногие журавли, встроенные в ниши. В другой части кабинета стоят пластиковые столы с химическими флаконами. В задней части помещения; стоит потрепанный зеленый диван с разномастными креслами, сгруппированными в отдельный гостевой уголок.

Рид садится на потрепанный зеленый диван, усаживая меня к себе на колени.

Опираясь на низкий стол, он включает лампу.

— Рид? — мямлю я, немного дрожащим голосом.

— О, так ты решила присоединиться ко мне. Я рад. Я уж было решил, что мне придется принять более решительные меры, чтобы ты вернулась ко мне, — с облегчением говорит Рид.

— Я думала об этом, — отвечаю я, не уверенная правда ли это.

— Ты уверена в этом? Это выглядит так, словно ты была в шоке, — скептически спрашивает Рид.

Когда я не отвечаю, он спрашивает: — О чем ты думаешь, Эви?

— Обо всех тех вещах, о которых ты мне не рассказываешь, но в основном, мне интересно, что было бы, если бы я была нормальной, — шепчу я.

— Ну, ты не нормальная, и мы не можем изменить то, кто мы есть — как мы были созданы. Ты родилась, чтобы быть опасной, — серьезно говорит он. — Ты должна принять это.

— Я опасна? — фыркаю я, не веря.

— Очень, — просто отвечает он.

— Я не чувствую себя опасной, я чувствую себя такой маленькой и открытой, — говорю я, отворачиваясь от него.

— Эви, ты самое опасное существо, которое я когда-либо встречал, а я встречал их всех, — говорит он, играя с моими волосами.

— Знаешь, ты прав, потому что ты был рядом с этим с незапамятных времен? Я думаю о воюющих ангелах на горе Босха.

Рид перестает играть с моими волосами, а я делаю глубокий вдох, и спрашиваю: — Ты был одним из падших ангелов, или ты был тем, кто их изгоняет?

Рид молчит, и его лицо не выдает ни одной мысли, о чем он думает.

— Я склоняюсь к божественным ангелам, — говорю я, делая глубокий вдох. — Я не вижу тебя на другой стороне, — я останавливаюсь, чтобы посмотреть ему в глаза.

Он даже не дышит.

Я ненадолго закрываю глаза, пытаясь говорить, игнорируя ком в горле.

— Если это так, то кто я? Какое-то дьявольское отродье, или что-то еще?

Рид все больше напрягается.

— Ты пока еще не знаешь, наполовину ли я падший ангел или небесный ангел, — глубокомысленно рассуждаю я.

— Но ты знаешь, что я наполовину человек. Моя мама была человеком, так же как сестра и дядя Джим. А вот мой отец остается под вопросом. Ты знаешь, что он ангел, но ты не знаешь, на чьей стороне он воевал.

— Ты по-настоящему опасное существо, Эви, — говорит Рид, в восхищении.

— Я не падший, ты права, а это значит, что твоя проницательность — просто поразительна. Сколько тебе лет?

— Почти восемнадцать, — говорю я, с трудом сглотнув от того, что мои подозрения подтвердились. Я закрываю глаза и заставляю себя равномерно дышать.

— Поразительно, — снова мягко говорит он. — Как ты догадалась об этом? — спрашивает он.

Я поднимаюсь с колен Рида, сажусь рядом с ним на диван и рассказываю ему о картине Боска, на которой в облаках борются ангелы.

— Что с тобой будет через тысячу лет, если у тебя уже сейчас такая мощная интуиция? — вслух изумляется он.

Я знаю, что должна быть напуганной, но я слишком зла, и это подстегивает меня.

Встав, я начинаю ходить по комнате.

— Так в список моих странных способностей я могу прибавить еще и бессмертие? Великолепно, это должно быть интересно, смотреть на то, как все мои друзья стареют и умирают, а я никогда, — с насмешкой говорю я.

— Когда я это обрету? — спрашиваю, облокотившись на стойку, и смотрю на него.

— Думаю, для тебя никогда не наступит день девятнадцатилетия.

Пока он говорит, на его губах играет сексуальная улыбка.

— Ты не должна взрослеть, чтобы выглядеть старше.

На секунду я забываю о злости.

— Но ты не знаешь этого наверняка, потому что я наполовину человек, — задумчиво говорю я, подбирая пару деревянных щипцов.

— Завтра я могу умереть от вируса или чего-нибудь еще.

— Это вряд ли, учитывая тот факт, что мы наблюдали за тем, как в течении двух часов исцелилась твое колено, — поясняет он. — Как у ангела.

— Так меня невозможно убить? — задумчиво спрашиваю я.

— Все могут умереть, даже ангелы; просто с нами это очень сложно сделать. Чтобы достичь своей цели ты должна ужасно страдать, — мягко говорит он.

— Божье благословение, — язвительно отвечаю я, опуская щипцы. — Какие еще особенности я унаследовала от своего отца? У меня появятся крылья или что-нибудь еще? — пессимистично спрашиваю я.

— Наверное, — его губы кривятся от сдерживаемой улыбки, — но я точно не знаю. Мы подождем и увидим.

Я сузила глаза.

— У тебя нет крыльев! — обвинительно говорю я, — я видела тебя без рубашки и они явно отсутствовали. Они выдвигаются или что-то типа того? — с подозрением спрашиваю я.

— Да, — с усмешкой подтверждает он.

— В ту ночь ты не забирался по лестнице, а взлетал? — риторически спрашиваю я.

Он отвечает мне самодовольным кивком.

— Как это работает? Я бы никогда не догадалось, что ты по желанию можешь отрастить крылья, — недоверчиво спрашиваю я.

Пытаюсь представить себе этот процесс, и он становится таким же зловещим как в ужастиках.

— Ты увидишь, — отвечает он, не посвящая меня в детали, и на этот раз, думаю, я благодарна за это.

— Знаешь Рид, я не хочу, — холодно отвечаю я.

Я немного успокоилась, притворяясь, что рассматриваю фото, лежащие на парте. У меня возникает одна мысль, и я неуверенно спрашиваю: — Раз ты ангел, то полагаю, ты знаешь все о рае?

— Да, — говорит он, но его тон немного оборонительный, он сидит на диване, наблюдая за мной.

— Расскажи мне об этом, — вздыхаю я.

— Нет, — решительно говорит он.

— Почему нет? — спрашиваю я с болью в голосе.

Рид хмурится, прежде чем ответить.

— Эви, ты не совсем ангел — ты наполовину человек. Ты обладаешь тем, чем никогда не обладал не один ангел, и никогда не будет, так что раскрывать тебе тайны рая не совсем… разумно. Я даже не уверен, что должен обсуждать с тобой Шеол.

— Шеол? Что это? — спрашиваю я, зная, что это была не совсем хорошая идея, просто та интонация, с которой выплюнул это слово Рид, наводит на мысли, словно оно оставило у него во рту мерзкий привкус.

— Это место, и оно имеет много разных названий, в зависимости от человека, с которым ты говоришь. Кукла — это одно, а Дом Лжи — это другое его название, но думаю название, которое тебе хорошо известно — это ад. Я могу назвать тебе имя Ангела, но это пропасть, куда попадают падшие, когда хотят скрыть себя от нас.

От его слов я задрожала; он говорит то, во что я смутно верю.

Знание об этом есть, но когда его вытаскивают наружу и подтверждают, это ужасно.

— Ты сказал, что я обладаю тем, чем никогда не обладали другие ангелы. Чем я обладаю, чего никогда не будет у других? — в смятении спрашиваю я.

— У тебя есть душа, — отвечает он.

— О, у тебя нет души? — удивленно спрашиваю его я.

— Нет, до тебя — только люди имели души. — Ты единственный ангел, у которого есть душа… ты уникальна, — нежно говорит он.

— Ты сказал, что я живой парадокс? — ошеломленно отвечаю я.

— Гибрид, — любезно поправляет он.

— Какая ирония, — мрачно говорю я.

— Божественный компромисс, — возражает он.

— Мерзость, — мрачно говорю я.

— Нет. Никогда, — напряженно говорит он.

— Ты сказал, что когда ты увидел меня, твоим первым импульсом было уничтожить меня, — грустно говорю я, думая, что, возможно, его чувства оправдались.

— Я прошу прощение, Эви, — вздыхает он, — но ангелы завистливые твари. Также можно вспомнить, что я говорил тебе, что хочу одновременно и любить, и защищать тебя.

В смятении я хмурюсь.

— Ты завидовал мне? — с сомнением спрашиваю я.

— У тебя есть душа, — говорит Рид, как будто этого объяснения вполне достаточно.

— И? — спрашиваю я, сморщив нос.

— Что ты думаешь о нашей войне? Это из-за душ, — отвечает он.

— О, так ты хотел бы иметь душу? — спрашиваю я, поднимая бровь.

— Разве это не то, что я сказал? — отвечает он, скривив губы.

— Почему бы тебе не подняться на небеса и не попросить одну? Разве сейчас они не могут раздавать их? — спрашиваю я, поднимая свою руку к небу.

— Эви, я не поднимаюсь на небеса, пока меня не вызывают, — с ноткой тоски в голосе, которую я никогда от него прежде не слышала.

Я пересекаю комнату и сажусь на софу рядом с ним, и душу свое внезапное желание прикоснутся к нему губами, чтобы забрать его печаль, главное потому, что я не знаю, как он отреагирует.

— Так как часто они вызывают тебя обратно? — спрашиваю я, через некоторое время, потому, что кажется, он практически затосковал.

— Эви, я никогда не буду призван назад, — поясняет он спокойно.

Мои глаза расширяются, и я спрашиваю затаив дыхание: — Никогда?

Это означает, что он остается здесь навсегда.

Когда он отвечает, его голос кажется пустым: — Никогда, у меня есть миссия.

Я знаю, что нужно делать.

— Ответь мне прямо. Ты говоришь, что ты на Земле почти с незапамятных времен? — спрашиваю я, пытаясь понять концепцию времени.

— Да, — подтверждает он.

— Что ты делал? — удивляюсь я вслух.

— Делал то, для чего я создан, — говорит он, начиная своей рукой растирать мою в утешительном жесте.

— И что это? — спрашиваю я, ожидая от него ужасный ответ, и не разочаровываюсь: то, что он говорит наводит страх на меня.

— Уничтожал зло, сражаясь с легионами падших. Я солдат, Эви, ассасин… я говорил тебе это.

— Святое дерьмо! — пищу я.

— Да, — иронично улыбается он.

Я едва могу дышать, а мое сердце выходит из-под контроля, со смесью паники и страха.

— Эви, ты в порядке? — успокаивающе спрашивает он меня.

— Нет, я не в порядке.

Какое тут в порядке? Он настоящий ангел!

— Что случилась? — спрашивает он, слегка прикасаясь к моей щеке, пока я смотрю на него.

— Ха! А в чем может быть дело Рид? — восклицаю я — Ты чертов ангел, и я… я даже знаю, что я… я… могу быть для всех троянским конем. Может быть, нам стоит врезать меня, открыть и посмотреть, не выскочат ли куча мужчин в юбках, — раздраженно говорю я.

— Не смеши, я знаю, что в тебе ничего нет, — покровительственно говорит он.

— Ну конечно, потому что ты ангел! — кричу я на него.

— Шшш… все нормально, Эви, — говорит он, заправляя прядь моих волос за ухо. — Все будет хорошо. У тебя есть душа. Это означает, что ты можешь спастись. Так что, откуда бы ты не взялась, у тебя есть этот дар.

— Так ты говоришь, у меня есть возможность попасть в рай, даже если мой отец падший ангел? — неуверенно спрашиваю я, я не могу сказать демон, предпочитая менее мрачное название — падший ангел.

— Да, — ласково сказал он.

— Из-за души? — спрашиваю я, чувствуя толику облегчения.

Он мрачнеет: — Да, но… — начинает он, прежде чем я прерываю его.

— Что?

— Есть некоторые недостатки в том… что ангел имеет душу, — нехотя вздыхает он.

— Есть… что это? — спрашиваю я с тянущей болью в животе.

— Многие позарятся на твою душу и попытаются уничтожить тебя, в попытке заполучить ее, — говорит он, наблюдая на моем лице признаки недомогания.

— Ты хочешь сказать, что я — цель? — говорю я как можно спокойнее.

— Для некоторых. Для других, ты словно приз или трофей, для тех, кто по-настоящему проклят, ты могла бы быть выходом из трудного положения, — мягко говорит Рид, его глаза все еще изучают меня.

«Что просто какие-то монстры просто ждут там кого-то вроде меня?» — я внутренне содрогаюсь.

— Моя душа может быть пропуском из ада… в смысле из Преисподней? — шепчу я, волоски на моих руках встают дыбом.

Рид притягивает меня к себе и ободряюще обнимает.

— Точно, — говорит он, словно гордясь мной за то, что я пришла к правильному выводу. Однако, я желала бы в оставаться в неведении.

— Твоя душа способна выжить в ангельском теле, — говорит он, опустив голову на грудь. — Я не видел такого раньше. Я уверен, что не один падший тебя еще не видел… их будет привлекать к тебе по многим причинам. Ты представляешь крайнюю опасность; ты то, что всегда было запрещено. Я не хочу знать, что один из них будет делать, если обнаружит тебя, я вообще удивляюсь тому, как ты можешь быть не замеченной такое долгое время, — говорит он, крепче обнимая меня, будто хочет защитить меня даже сейчас.

Внутри меня искрится небольшой луч надежды, показывая тем самым, каким темным стал мой мир, и что еще более важно, как он мне сейчас необходим.

— Но прежде чем ты сказал мне это, ты хотел уничтожить меня, — бормочу я, а у меня в голове, словно светлячок вспыхивает искра.

— Я подумал, что твоя душа все меняет, — серьезно говорит Рид. — Ты можешь спастись, и не имеет значение, откуда ты пришла. Как у человека, у тебя есть свободная воля, — объясняет он мне. — Так же ты обладаешь предчувствием, которое может быть божественным даром.

— Но, если, защищая меня, ты подвергаешься опасности, то зачем тебе брать на себя такую ответственность? — спрашиваю я, беспокойно заерзав. Он просто сумасшедший раз связался со мной.

— Эви, ты знаешь, сколько мне лет? — задумчиво спрашивает он меня.

— Много, — предполагаю я, в основном потому, что не имею понятия сколько ему лет.

— Да, — соглашается он. — Я был здесь очень долгое время, эволюционируя вместе с человечеством, но ты не одна из них. Я боролся рядом с другими ангелами. Мы хорошие солдаты, зверские убийцы. У нас нет семей; по большей части, наша дружба основана на войне.

— Я вижу, — говорю я, пытаясь представить его эволюцию.

— Я солдат… я убийца… у меня нет чувств, — последнее слово он говорит с горечью, пытаясь объяснить мне. — Но потом я увидел тебя, и испытал эмоции, которых никогда раньше не испытывал…

Он смотрит на меня, пытаясь увидеть, понимаю ли я то, что он мне говорит.

— Ты как сирена, которая поет для меня, и я чувствую… — он умолкает.

— Что ты чувствуешь? — призываю его я, мягко поглаживая его щеку.

— Ты знаешь, почему сегодня я пришел увидеть тебя? Как я нашел тебя сидящей на ступеньках? — спрашивает он, склоняясь к моей руке.

— Нет, — вздыхаю я, очарованная совершенством его лица.

— Твое сердце. Оно поет для меня, зовет меня. Я знаю, когда ты испугана, когда тебе снятся кошмары, которые будят тебя среди ночи. Я знаю, кода ты счастлива. Но сегодня ты меня напугала. Твое сердце прикатило пение. Оно замедлилось, и я едва слышал тебя. Я должен был найти тебя… — говорит он и приближает свое лицо так, что его губы нежно целуют мою ладонь.

— Ты можешь издалека услышать мое сердцебиение? — спрашиваю я и думаю, что оно могло перестать биться просто из-за волнения, когда кивнул.

— И ты все еще ощущаешь порхание бабочек?

— Да, — отвечает он.

— Это должно было случиться раньше. Я не единственный человек, у которого есть… — я остановилась, когда он затряс головой.

— У тебя никогда никого не было? — спрашиваю я, меняя тему разговора.

— Не на Земле, — подтверждает он, и мое сердце болит за него.

Жить вечность без любви…

— Это не имеет ни какого смысла; ты совершенство, а я мутант. Что может замышлять Бог? — спрашиваю я его.

— Ты не мутант, а я не совершенство, — бормочет он.

— Есть одна вещь, которую я узнал за все время, что был здесь, и это лучший урок, которому я могу научить тебя. Она такова: Никогда не думай, что знаешь мысли Бога.

— Да, этот урок прост для меня, потому что я не имею понятия, — уверена я.

Я думаю о том, что он сказал мне о моем сердце, и о том, что он провел в одиночестве большую часть своей жизни.

— Ты не знаешь ангелов девушек? — краснея, спрашиваю я.

— Да, — отвечает он.

— Ну и какие они? — спрашиваю его я, чувствую, что в чем-то завидую божественным существам, о которых ничего не знаю.

— Они отличные войны, — отвечает он, его зеленые глаза смягчаются, когда он смотрит на меня.

— Я имела в виду, что им нравиться помимо борьбы? — вздыхаю я, пытаясь заглянуть в его мир.

— Ты спрашиваешь, чем они отличаются от тебя? — спрашивает он.

Я киваю, удивляясь, что он не говорит, что я ревную.

— Те, что были посланы на землю для уничтожения падших, жестокие, такие же, как и их партнеры-мужчины, — говорит он, пожимая плечами.

— В них почти нет женственности. Им не хватает загадочности и очарования, которыми обладают человеческие женщины. У некоторых ангелов здесь есть пара, но это для комфорта. Мы редко остаемся как партнеры.

— Ты шутишь? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит он.

— Мы войны; мы не испытываем эмоций, которые испытывают люди, по крайней мере, до недавнего времени. — В его голосе звучит раздражение. — Есть и другие типы ангелов — не войны. У них другие миссии и они мягче, но я их не привлекаю.

— Как на счет человеческих женщин? Не одна из них не привлекала тебя? — недоверчиво спрашиваю я.

— Каковы шансы что?

Рид искоса смотрит на меня.

— Человеческие женщины слишком хрупкие; нужно было бы сильно сдерживать себя… — он замолкает и снова продолжает, — я очень сильный, я мог бы… но я никогда не пробовал соблазнить… не было никого кто…

— Пел для тебя? — спрашиваю я, сжалившись над ним и спасая его от объяснений.

— Да, — с облегчением выдыхает он, от того, что ему можно не продолжать.

— Что на счет меня? Я на половину человек. Я тоже хрупкая? — осторожно спрашиваю я, боясь полностью поднять эту тему

— Сейчас ты хрупкая. Я могу без усилий тебя сломать. Но скоро, это изменится, и ты будешь сильной, как ангел, — уверенно отвечает он.

— Ты говоришь так, словно, чтобы изменится, я сплету кокон, — говорю я, надеясь, что я ошибаюсь.

— Нет, ничего радикального… ну, может быть превращение, достаточно точное обещание, — задумчиво говорит он.

— Откуда ты знаешь, что я изменюсь, — подозрительно спрашиваю я.

— Сначала мы все слабые, но потом, достигнув, мы начинаем развиваться, — объясняет он.

— Когда? — тихо спрашиваю я.

— Скоро, — мягко говорит он.

— Как скоро? — спрашиваю я.

— Когда ты будешь готова — сказал он, пожав плечами.

От разочарования я закатила глаза.

— Я буду выглядеть по-другому? — поинтересовалась я.

— Не сильно, но будут тонкие различия.

Из-за того что он не рассказывает подробности, мне хочется пнуть его. Я бы сказала, что только типичный мужчина не рассказывает никаких подробностей, но Рида нельзя назвать типичным.

— Это больно? — обеспокоенно спрашиваю я.

— Это все относительно, — отвечает он.

— Боль не субъективна, — говорю я.

— Действительно? Как это объяснить? — спрашивает Рид, ущипнув меня за руку.

— Ауч! Это больно! — восклицаю я, одергивая руку и энергично потирая поврежденный участок.

— Ты можешь оказаться в беде, — говорит он, выглядеть удивленным.

— Ты знаешь, что я могу оказаться сильнее тебя. Что ты собираешься делать потом? — дуюсь я.

Он просто смеется надо мной, как будто я шучу, или возможно потому, что он счастлив.

Это выглядело так: он счастлив от того, что моя трансформация в более сильное существо неизбежна, существо, которое могло бы угнаться… и он был бы другим, если бы знал, что я могла бы идти в одну ногу с ним.

— Рид? — спрашиваю я.

— Хмм, — отвечает он.

— Если я не совсем человек, и если я не чистокровный ангел, тогда как я должна понять, какие правила я должна соблюдать? Я ничего не знаю об ангельских правилах. Я знаю только о некоторых из них, и я не уверена в них, — говорю я.

— Я не знаю, Эви, — он нахмурил брови. — Некоторые из наших законов не совпадают с человеческими законами, — говорит он, с озадаченным выражением лица.

— Например? — спрашиваю я.

— Люди не должны убивать друг друга. Я послан специально, чтобы убивать, — прямо отвечает он.

— Получается ангел-мститель, — говорю я, даже если его откровение должно было напугать меня, я чувствую себя больше любопытной, чем обеспокоенной.

— Правильно, — говорит он с небольшой ухмылкой. — Люди должны почитать своих родителей. Я был создан Богом, не имея ни матери, ни отца.

— Ах да, — говорю я, пытаясь скрыть шок от открывшегося откровения.

— Люди не должны изменять своим супругам с другими людьми, но у ангелов нет супругов, — мимоходом объясняет Рид. — Но многие люди с этим правилом имеют очень серьезные проблемы.

— Спасибо, я получила нужную картину, — отвечаю я, обдумывая новую информацию.

— Так что, не женится — это очень интересно, но вы можете… — я не могу спросить его о том, что хочу узнать.

На этот раз Рид спасает меня.

— Ты хочешь узнать, если я влюблен, то могу ли я, если захочу, заняться любовью с человеческой женщиной? — спрашивает он с весельем в тоне.

— Да, — отвечаю я, чувствуя, как покраснело мое лицо.

— Да, но это будет только для удовольствия. Я не способен к зачатию детей, — объясняет он мне.

— Тогда как мое рождение вообще возможно? — задыхаюсь я.

— Эви, поэтому ты — загадка; по логике, ты не должна существовать, но ты существуешь, и этот факт означает, что что-то изменилось. О тебе ничего не известно, потому что ты не должна существовать, — медленно говорит он,

— Как создаются ангелы? — спрашиваю я его.

— Мы рождены из огня, — говорит он.

Когда мои глаза расширяются, он продолжает: — Ну, «рождение» — это не правильный термин. Я никогда не был ребенком. Мне всегда казалось, что я всегда так выглядел, но в самом начале моей жизни — я был таким же слабым, как ты. Когда я созрел, то обрел крылья, я надеюсь у тебя будет так же, но я не знаю, как будет проходить твоя эволюция. Я делаю предположение только на основе того, что вижу тебя сейчас. То, как ты излечилась, — по-ангельски.

Я закусила свою губу.

— Если я стану ангелом, что будет, когда мои друзья заметят, или мой дядя заметит, что я не становлюсь старше?

Рид молчал.

— Я не могу сказать им что я? — говорю я, спрашивая, что и так уже знала, избавляя его от дальнейших объяснений.

— Нет, — мягко говорит он.

— Это одно из их правил? — сердито спрашиваю его я.

— Да, — говорит он.

— Я думаю, мне не нравятся ваши правила.

— А ты не думал, что не один свод из ваших правил не относится ко мне? — возражаю я. — Я не просила о различии: быть ангелом, созданным с душой. Кто хотел бы этого?

— Эви, — вздыхает он

— Рид, — разочарованно говорю я.

— Я бы хотел дать тебе все ответы, но я не всемогущ и не всезнающий.

Факт в том, что когда я пришел к тебе, я знал очень мало. Но я не рад, что ты существуешь, — сексуальным тоном говорит Рид, наклоняясь все ближе.

Было бы приятней услышать от него, что ему приятно, что я существую, поэтому игнорируя его комментарий, я спрашиваю:

— Почему я никому не могу сказать

— Сейчас лучше, чтобы ты ничего никому не рассказывала. Не только потому, что это запрещено, но и потому, что мы хотим держать твое существование в секрете, как можно дольше. Я пытаюсь уберечь тебя, — говорит он, протягивая руку, чтобы погладить мои волосы.

— Это имеет смысл, — говорю я, пытаясь смериться со своей логикой.

— Я даже не знаю, чтобы я мог сказать, что звучало бы абсолютно нелепо.

Я притихла на некоторое время, но что-то во мне заныло, то, что уже некоторое время беспокоит меня.

— Рид, я могу у тебя кое-что спросить?

— Ты спрашиваешь меня об этом сейчас, когда забрасываешь меня вопросами в течении нескольких часов? — с нотками веселья в голосе спрашивает он.

— Это о Расселе, — уклончиво говорю я.

— Нет, я не хочу говорить о нем, — сейчас же говорит он, его тон уже не веселый.

— Почему нет? — с дрожью спрашиваю я.

— Я не хочу обсуждать с тобой твою родственную душу, — вежливо говорит он.

— Рид, я не понимаю, что ты имеешь в виду под «родственной душой»? — осторожно спрашиваю его я, потому что он не рад, что мы сменили тему на Рассела.

То, что в нашем разговоре заговорила о Расселе, Рид смотрел на меня с каменным лицом.

Интересно, знает ли он, что нашим поцелуем прошлой ночью, мы пустили Расселу первую кровь.

Я двигаюсь и сажусь Риду на колени, оказываясь напротив него.

— Я надеюсь, у тебя не уйдет еще тысяча лет на то, чтобы доверять мне на столько, чтобы объяснить мне все, — говорю я, начав играть с кончиками его рубашки. Проходит не меньше миллисекунды, а я уже лежу на спине на мягких диванных подушках. Рид нависает надо мной с хищным кошачьим взглядом, готовый наброситься на меня.

Его захватывающая сила, поражает во мне низкий, хриплый вздох. Я чувствую, как его пальцы крепко сжимают мои бедра, а его идеальное лицо опускается все ближе к моим губам. Обернув свои руки вокруг шеи Рида, от меня не ускользает его мурлыканье. Я целую его сначала кокетливо и игриво, но наш поцелуй быстро перерастает в огонь.

— Эту тысячу лет, я хочу провести с тобой, Эви, ты не представляешь, как я этого хочу, — бормочет Рид, отстраняясь от моих губ и глядя мне в глаза.

— Я хочу тысячу, а потом еще сто тысяч лет.

Когда Рид отстраняется и вырывается из моих объятий, я хнычу от досады.

— Есть так много вещей, которых ты не видела, и так много мест где ты не была, — продолжает он, поднимая меня и усаживая рядом с собой, он проводит рукой по моему плечу. — Я хочу показать тебе все, а потом испытать это с тобой еще раз и через тебя. Но я думаю, что сейчас, для тебя самое безопасное место — это Крествуд, и ты должна быть здесь. Я хочу защитить тебя от всех опасностей. К сожалению, прямо сейчас, я опасен для тебя. Так что, чтобы иметь эти годы, я должен быть осторожным и убедиться, что я не причиню тебе вреда.

— Потому что сейчас я слишком хрупкая? — в отчаянии спрашиваю я.

— Да, я боюсь, что без усилий могу раздавить тебя, — мягко объясняет он.

— Ой, — говорю я слабым голосом, — Как долго…

— Я не знаю… когда ты будешь готова… — говорит он, одаривая меня своей сексуальной улыбкой.

— Но, — бормочу я, — что если для меня лучше рано…

— Нет, — с улыбкой говорит он, прикасаясь к моей щеке.

Рид замолк, и я понимаю, что он во власти какого-то внутреннего конфликта. Я вижу, какая борьба сейчас идет в его голове, придавая лицу серый оттенок.

— Когда я говорил, что Рассел твоя родственная душа, я это и имел ввиду, — вздыхая говорит Рид. — Вы две души, которые следуют друг за другом, куда бы вас не занесло. Я полагаю, вы с Расселам прожили много жизней, судя по всему, одна душа призывает другую. Если бы он не пришел сюда, ты бы сопровождала его где-нибудь еще, в любой точке мира. Вы бы нашли друг друга, словно вы две половинки одного целого, — угрюмо говорит он.

Пока я молча слушаю, мои глаза расширяются.

— Кроме того, в этом мире все по-другому, — добавляет он, с тенью улыбки. — Ты уже не совсем человек. Ты еще и ангел, так что, твоя душа и его душа будут разлучены на целую вечность, пока вы снова не встретитесь в раю, если такова твоя судьба, — говорит он, словно для него, это самый худший сценарий из всех возможных.

— Ты хочешь сказать, что Рассел и я были на земле… в наших прошлых жизнях? Вместе? — недоверчиво спрашиваю я.

— Да, — отвечает Рид.

— Родственные души? — говорю я, с трудом понимая, о чем он мне говорит.

— Да, — говорит он, скрипя зубами.

— Как реинкарнация? — говорю я, вспоминая концепцию, которую мы явно не учили в воскресной школе.

— Да, — говорит он, убирая воображаемые ворсинки с рукава своей рубашки.

— Что произойдет с душой Рассела, если моя душа умрет? — спрашиваю его я, встревоженная тем, что он скажет мне.

— Может быть, он найдет новую родственную душу, — неубедительно говорит Рид.

— Каковы шансы того, что это произойдет? — спрашиваю его я.

— Я не знаю, — отвечает он.

Я сужаю глаза и начинаю расхаживать перед ним.

— Давай посмотрим, правильно ли я тебя поняла. Ты говоришь, что Рассел и я родственные души — и мы тратим свои жизни друг на друга. Только на этот раз — я ангел. Так как я ангел, я стала бессмертной, так что, если кто-то и убьет меня, а моя душа попадет в рай, Рассел останется без родственной души?

— Да, — отвечает он, осматривая мое лицо, видя мою боль.

— Хотя он может снова вернуться и найти тебя в следующей жизни, — соглашается Рид, и по его выражению лица я поняла, что он не в восторге от этого сценария.

— Вау, Рид, становится все лучше и лучше, — саркастически говорю я, останавливаясь. — Так ты мне говоришь, что я буду разрывать свое сердце всю оставшуюся жизнь, или вечность, так что ли? Это так? — в этот момент я почти брежу, Рид понимал мое состояние, понимая ситуацию, в которой я сейчас нахожусь.

— Он может выбрать для себя новую судьбу — ты не можешь это контролировать.

— Возможно, до приезда сюда, он уже это сделал… я не должен был тебе этого говорить, — сочувственно говорит Рид. — Я вижу, что это будет мучить тебя.

В его голосе звучит раскаяние, когда он мне рассказывает это, зная, что я сама на этом настояла.

— Извини, — говорю я, потирая лоб. — Рид, ты должен был мне все это сказать. Я должна была все это понять. Что я должна делать? — Рид притягивает меня, и это притяжение почти смертельно.

Я хочу его… он нужен мне. Еще есть Рассел, и быть с ним так естественно, словно я всегда принадлежала ему.

— Поужинай со мной сегодня вечером, — говорит Рид, и это звучит не как вопрос, а больше как приказ.

Его напоминание об ужине, напоминают мне о том, что у меня есть обязанности.

— О нет! Рид, сколько сейчас времени? — спрашиваю я.

— Три сорок, — посмотрев на часы, говорит он.

— Три сорок! Я опаздываю на рисование портрета! — в панике говорю я, ища свою сумку.

— На какое рисование портрета, Эви? — спрашивает Рид, протягивая мне сумку.

— Мистер МакКинон попросил меня попозировать ему, чтобы он мог нарисовать мой портрет. Я сказала ему, что буду в его студии в три тридцать. Я опаздываю! Мне нужно идти! — я не останавливаюсь, чтобы сказать больше, но поворачиваюсь, обнимаю его и дарю ему быстрый поцелуй.

Я повернулась, чтобы уйти, но он берет меня за талию и притягивает к себе.

— Ты собираешься пойти туда одна? — Спрашивает он недовольно.

— Да, давай поужинаем сегодня вечером. Я освобожусь к пяти часам, ты можешь забрать меня отсюда, я буду на верхнем этаже в арт-студии, — объясняю я, ища компромисс чтобы ускорить процесс.

На Рида мое беспокойство вообще не влияет; вместо этого он более решительно собирается занять свое время.

— Когда ты согласилась на это? — спрашивает он.

— Почему? — спрашиваю я, прищурившись

— Мне любопытно, — говорит он, сузив глаза

— Ты хочешь пойти со мной? — вздыхаю я.

— Это отличная идея, — улыбается он, берет за руку и выводит из темной комнаты.