Когда Рид садиться в машину и начинает двигаться, я спрашиваю у него: — Обязательно было проделывать этот трюк с голосом на Расселе? — мой голос звучит слабо и напряженно, и пока я говорю, то стараюсь не скрежетать зубами от боли.
Мое колено так сильно ноет, что я снова откидываюсь на спинку сидения.
— Делать что? — невинным голосом спрашивает парень.
Он выехал со стоянки, направляясь в сторону главной улицы.
Подвеска машины была настолько мягкой, что когда мы проезжали по неровному участку дороги, я практически не ощутила тряски.
— Ты знаешь, о чем я говорю, Рид, — сквозь стиснутые зубы говорю я. — Ты использовал на нем свой гипнотизирующей голос. Это ведь не поджаривает его мозг или что-то в этом роде? — спрашиваю я, беспокоясь о Расселе.
— Нет, — неохотно отвечает Рид, — Это не поджарит его мозги. На самом деле, на нем это не срабатывает, как должно бы.
— Что это значит? — спрашиваю я, но Рид не уточняет, поэтому я должна была додумать сама.
— Что ты имеешь виду, что это не работает на Расселе так, как нужно, потому что он знает, кто я на самом деле? — с сарказмом снова спрашиваю я.
Рид мельком бросает взгляд на меня, потом снова переключает свое внимание на дорогу и произносит: — Да, именно это я и имею в виду, Женевьева.
— Ты в курсе, что это был не совсем правильный поступок? Мне потребовалось время, чтобы убедить Рассела в том, что мы действительно встречаемся.
Говорю я, глядя на Рида и видя его ухмылку.
Раздосадованная, я добавляю: — Как работает твой трюк с голосом? Ты используешь специальную технологию или что-то тип гипноза? — спрашиваю я, с трудом отвлекая себя от боли.
— Я всегда умел делать так. Это не специальные технологии, — кратко отвечает Рид.
Я закатываю глаза.
— Ой, да ладно, ты мог манипулировать людьми с помощью голоса, даже когда был ребенком?
— Должно быть, было не комфортно из-за твоей матери, — сухо говорю я, стараясь не двигать ногой.
Это не помогает, потому что из-за травмы меня начинает трясти.
— Моя мать… почему это должно быть не комфортно для нее? — с намеком на улыбку, спрашивает он.
Рид смотрит на меня, и его улыбка исчезает.
— Как ты себя чувствуешь? Тебе получше? — с заботой во взгляде говорит он.
— Ты ведь имеешь в виду не мое колено? — переспрашиваю я.
— Нет, оно болит так, словно его раздробили на миллион кусочков.
— Это ведь нечто большее, чем просто синяки? — спрашиваю я, уже зная ответ.
— Да, эта девушка сильно повредила твое колено. Не думаю, что та девушка ослабила свой удар, когда била своей палкой. Это выглядело так, будто она сделала это намеренно. Что ты ей сделала? — спрашивает Рид, выглядя так, словно это он виноват в том, что она напала на меня.
Я недоверчиво вскидываю брови.
— Я? Я ничего ей не делала. Почему ты думаешь, что это я виновата в том, что она разбила мне колено? — говорю я, обидевшись на его высказывание.
Он игнорирует мое возмущение и говорит: — Я рад, что ты пошла со мной, когда я сказал, что это всего лишь ушиб. Было бы сложно объяснить то, почему завтра у тебя не останется даже синяка, не говоря уж о том, что ты сможешь ходить с поврежденной ногой. Надень какие-нибудь брюки или джинсы. У тебя ведь есть они? — спрашивает он.
Я смотрю на него так, словно парень сумасшедший, потому что он добавляет:
— Я спросил это потому, что видел на тебе всегда только короткие юбки. Может, можно использовать бинт, который у меня есть, чтобы замотать колено. Ты должна проходить в нем, не меньше пары дней.
— О чем ты говоришь, Рид? Я буду в гипсе как минимум месяц, и все из-за Тамары! — со злостью выкрикиваю я. — Надеюсь, что я не пропущу завтрашнее занятия. Если я из-за этого…
— Женевьева, завтра утром, уже все будет в порядке, — уверенно говорит Рид.
Я отвлекаюсь на его идеальные губы, потому что он пытается сдержать улыбку.
Интересно, все психи такие красивые?
— И как такое возможно, Рид? — саркастически говорю я ему. — За ночь у меня просто вырастут новые кости? Ты же сам сказал, что это не просто ушиб.
— Да, — спокойно отвечает молодой человек.
— Ок… я не знала, что села в автобус для сумасшедших. Если ты будешь так любезен и высадишь меня у ближайшей больницы, я просто уйду. Я уверена, что смогу найти кого-нибудь, чтобы забрали меня отсюда. Холод должен мне помочь, но… — я останавливаюсь, когда вижу, как он улыбается, словно я только что пошутила.
— Женевьева, ты исцелишься, как только пожелаешь этого. Поверь мне, — говорит он, пока мы едем по городу.
— Поверить тебе? А не поэтому ли сегодня утром ты пытался выгнать меня из города? — говорю я, скрестив руки на груди и хмуро посмотрев на него.
Рид рассмеялся над моим сарказмом. Наблюдая за ним, я хочу протянуть руку и прикоснуться к нему, такое желание у меня возникло, когда я только села в машину, я хочу снова положить голову на его плечо. Я должна злиться, потому что уже начинаю доверять ему, что совершенно абсурдно, учитывая наши прошлые стечения обстоятельств.
— Почему ты думаешь, что я смогу в короткое время исцелить свое колено? Я что-то вроде мутанта? — спрашиваю я, уже не уверенная в том, что Рид не сошел с ума.
Я украдкой смотрю на свой палец, который недавно поранила, и на котором не осталось и следа от ранения.
Рид не отвечает мне, вывернув на шоссе. В поле зрения появляется дом, я не уверена, что там, но по виду тот жилой.
Дом больше похож на старую усадьбу, которая была отлично восстановлена. Строение выглядит элегантно и величественно. «Не удивлюсь, если на двери нас встретит голова льва», — думаю я, пока разглядываю дом.
— Это твой дом? — благоговейно спрашиваю я Рида.
— Да, — произносит он, заезжая на подъездную дорожку и останавливаясь перед великолепными деревянными дверями.
Также я замечаю, что парень не сказал, что это дом его родителей, складывается впечатление, что это его собственность.
— Ты живешь здесь один? — снова спрашиваю я. Это действительно огромный дом, может быть, с ним живет его школьный товарищ?
— У меня есть повар по имени Андрэ и экономка Грэта, которые живут в гостевом домике, а так, я живу здесь один, — отвечает он.
Выключив двигатель, он выходит из машины и подходит к моей дверце.
Рид молча отстегивает мой ремень безопасности. Против моей воли, в моем животе снова запорхали бабочки, и я была благодарна боли в колене за то, что та отвлекла меня.
— Я собираюсь подсунуть руку тебе под спину, чтобы не задеть твое колено, и поднять тебя, — говорит Рид.
Я киваю, чувствуя, как краснеет мое лицо.
— Обними меня за плечи, — говорит Рид, нагнувшись к машине и поднимая меня.
От движения, по моему колену проходит острая боль. Я кладу голову ему на плечо, как хотела сделать, когда мы ехали в машине.
«Ты даже не нравишься ему», — ругала себя я. — «Злость… ты должна продолжать злиться».
Пока Рид несет меня к дому, мой взгляд пропутешествует по его машине.
— Что это за модель машины? — язвительно спрашиваю я.
— Ауди R-8, нравится? — с улыбкой в голосе, интересуется он.
— Мне просто интересно, почему тот, кто живет в Мичигане, ездит на машине, сделанной в Дэтройте, — говорю я.
— Женевьева, это не машина, а передвижное произведение искусства. Если это тебя утешит, то у меня несколько автомобилей, которые сделаны в Дэтройте. Если захочешь, то позже, можешь посмотреть на них, — отвечает он.
— О, — выдыхаю я, не способная ответить что-то другое. — Я подумаю об этом позже, если будет время.
Дверь оказывается не заперта, и я делаю глубокий вдох, когда мы заходим в дом. Я представляла, что Рид был типичным холостяком, со старой софой, наверняка доставшейся ему от родителей и кофейным столиком с выцветшей столешницей. Но все выглядит так, будто дом Рида обставлял дизайнер. Весь дом современный и высокотехнологичный, но него не веет холодом и заброшенностью, который асоциируется со старыми зданиями.
Слева, стаяло зеркало в котором отражается столовая. Перед нами находиться широкая лестница, ведущая на второй этаж. Обходя лестницу, мы идем по длинному коридору, который ведет нас с Ридом в глубь дома. Быстро пройдя, как мне кажется, мимо ванной и бильярдной комнат, мы поворачиваем налево и проходим к комнате, которая может быть ошибочна принята за библиотеку.
Рид опускается на кожаный диван, стоящий в центре комнаты, и я без зазрения совести снова разглядываю его профиль, пока он осматривает мое колено. Я стараюсь не ёжится от его нежного прикосновения. Кажется, мое пострадавшее колено увеличилось в два раза и приобрело синий цвет.
— Это исцелится, — уверяет меня Рид.
— А по виду не скажешь, выглядит гораздо сложнее.
— Я хочу, чтобы ты выпрямила свою ногу, но держала ее немного согнутой.
Парень кладет мою ногу на диван.
— Мы должны слегка ее приподнять, — говорит он и подкладывает под мою ногу одну из украшавших софу подушек.
— Я принесу немного льда, чтобы сбить отек, но ты должна принять обезболивающие.
— Колено так опухло, может у тебя есть морфий или что-то вроде этого, было бы просто замечательно? — шутливо спрашиваю я.
Рид подходит к бару, находящимся в задней части зала, и берет графин с темной жидкостью.
Он наливает жидкость в два стакана и направляется обратно к дивану.
— Это не морфий, но должно притупить острую боль в твоем колене, — говорит Рид.
Он протягивает мне бокал, как я полагаю с бренди, но я не уверена в этом, поэтому спрашиваю:
— Это бренди?
— Это коньяк, — наблюдая за мной, говорит он.
— О, а есть разница? — с любопытством спрашиваю я.
— Да, — с небольшой улыбкой отвечает Рид, — Пей.
— Ты ведь понимаешь, что давая мне это, ты нарушаешь закон? — спрашиваю я, наблюдая, как жидкость стекает по стакану словно слеза.
— Что ж, я улажу проблемы с властями, потому что у меня нет морфия, — с усмешкой говорит Рид.
— Пей, Женевьева, тебе станет легче.
— Рид, ты шутишь! Должно быть, я действительно умираю, раз ты насмехаешься надо мной, — говорю я, нюхая жидкость, которая пахнет одновременно и сладко, и опьяняюще.
Я делаю небольшой глоток, чувствуя, как жидкость обжигает горло. И немедленно начинаю кашлять, но иначе я бы не почувствовала вкус коньяка.
— Ммм… коньяк… Мне нравится, — с небольшой хрипотцой в голосе, говорю я.
Рид кивает мне.
— Я принесу немного льда и вернусь.
Рид обходит меня, и у меня появляется шанс оглядеться. Если бы я была архитекторам, то эта комната была бы моей мечтой. По всей комнате от пола до потолка стоят книжные полки, между которых находятся окна.
На втором уровне находиться галерея, огороженная изящным кованым ограждением, заканчивающимся спиральной лестницей в углу комнаты. Я хочу встать с дивана и рассмотреть удивительные книги, хранящиеся на полках. Вдоль одной из стен, простирается камин. По комнате расположены несколько удобных кресел. Еще там стоит изысканный письменный стол. По всей библиотеке, куда бы не падал мой взгляд, расставлены произведения искусства. Я смотрю на редчайшую красоту.
Осматриваясь вокруг — на прекрасные ковры и скульптуры, украшающие столешницы — я начинаю кое-что понимать.
В комнате нет никаких личных вещей, фотографий, которые бы говорили: «Это моя семья, я так горжусь ими» или «Это я на Эйфелевой башне», или «Поверите ли вы в то, что я покорил Эверест, только с помощью двадцати шерпов?», или «Эта фото моей подруги. Она такая горячая».
Сделав еще один глоток напитка, я думаю, что это странно, так как в моей маленькой комнате в общежитии, у меня стоит фото дяди Джима и меня, а так же меня с моей лучшей подругой Молли и ее братом, и некоторыми моими одноклассниками из старшей школы, с которыми я была близка.
Я сразу поняла, что Рид возвращается, так как порхание бабочек в моем животе усилилось.
Повернувшись к нему, я насмешливо говорю: — Ха, прибыл мой лед. Это заняло время! В наши дни так трудно найти хороших помощников.
— Ты в моей команде, — входя в комнату, говорит Рид, направляясь к дивану.
Он аккуратно кладет небольшой пакет со льдом на мое колено. Затем подходит к стулу, на спинке которого висит одеяло. Взяв его, он приносит его мне и укрывает мои ноги.
— Спасибо, — удивленно говорю я. — Мне нравится эта комната.
Я смотрю на него, Рид сидит в кресле рядом с софой. Он до сих пор одет в свою форму по лакроссу. Его наряд ни как не соответствует этой комнате и тому, что он пьет коньяк из тонкого бокала. Этот факт немного отвлекает меня, поэтому мне необходимо некоторое время для того, чтобы продолжить.
— Я просто подумал, что если смогу создать для себя идеальное пространство, так будет удобней. Перед своей кончиной, я увижу книжные полки…
— Мне вот интересно, какие книги ты предпочитаешь: фантастику, классику… или, может быть, ты предпочитаешь… поэзию?
— Я? Поэзию? — насмешливым тоном переспрашивает Рид, на его идеальном лице выгнута бровь. — Ну, об этом, ты сможешь узнать попозже, после того, как твое колено придет в норму, и ты сможешь пойти и посмотреть на себя. Я не хочу портить тебе впечатление.
Я игнорирую его утверждение о том, что мое колено вскоре придет в норму.
— Разве это не сорвется с крючка? — бормочу я, делая еще один глоток коньяка.
— Я удивился, увидев тебя сегодня на домашнем поле, — говорит Рид. — Не знал, что ты играешь в хоккей на траве.
— Ну, я… то есть… я и не играла до сегодняшнего дня. Девочки из моего общежития попросили меня прийти сегодня и посмотреть, смогла бы я присоединиться к команде. Это звучало забавно, поэтому я и пошла. Наверное, я должна была подумать о том, чтобы надеть вместе с формой наколенники, но я и не думала, что здесь будет воображаемый НХЛ, — оправдываюсь я.
— Кто из твоих друзей, попросил тебя присоединиться к ним? — потягивая из своего стакана, спрашивает Рид.
— Булочка и Брауни. Они живут на моем этаже. Думаю, что на самом деле их зовут Кристин и Кели, но здесь, кажется, никто не использует настоящие имена, — улыбаюсь я.
— Я знаком с Кристин и Кели. Я просто удивляюсь, почему неприятности находят тебя так быстро, — многозначительно посмотрев на меня, говорит он.
— Мое колено было в порядке, — начала я, но Рид меня обрывает.
— Я не имел в виду тренировки по хоккею. Я имею в виду твоих друзей. Они ненадежны. Не думаю, что ты могла найти двух более ненормальных девушек, если только ты их не рекламируешь, — заявляет он так категорично, словно не одобряет выбор моих друзей.
— Знаю, но разве они не веселые? — шучу я, безоговорочно соглашаясь с его заявлением. — Я намерена проводить с ними как можно больше времени.
— Почему ты не услышала, когда я сказал тебе про неприятности? — с раздражением в тоне, спрашивает он.
— Да, я поняла, что ты имел в виду. Но это всего лишь игра, это просто неприятности, они не опасны. Я знаю разницу. Мы просто собирались немного встряхнуться и поиграть. Я могла бы просто получить пару штрафов из-за того, что сказала «принеси», что мне терять? — многозначительно спрашиваю я его, дерзко не соглашаясь с ним.
— Например, твою стипендию, — спокойно отвечает он. — Если ты переступишь черту, то легко потеряешь ее.
— Может быть, но ты не знаешь, что я чувствовала совсем недавно, — тихо говорю я, рассматривая жидкость в своем стакане, так, словно ничего не замечаю.
— Что ты имеешь в виду? Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, склоняясь вперед, так, словно его заботит мой ответ.
Я колеблюсь. Сегодня Рид помог мне на поле, но я не знаю его истинные мотивы.
Что означает наше примирение? Могли ли мы на самом деле подружиться?
Может быть, мы сможем понять друг друга, если между нами будет хоть какая-то честность.
Думая об этом, я говорю:
— Я в отчаянии, словно бегу вне времени, но это еще хуже, чем… это больше похоже на то, словно я бегу по воздуху. Девочки отвлекают меня от этого, так что я буду общаться с ними, — демонстративно говорю я. — Я чувствую, что нахожусь на грани чего-то огромного… чего-то монументального, но я не понимаю что это такое, что это для меня значит, или что я должна делать. Это всего лишь мои догадки, словно я поймана в ловушку, из которой нет выхода.
Я опускаю взгляд, потому что чувствую полное опустошение. Смотрю, как плещется жидкость в моем стакане, она движется все медленнее, а затем совсем останавливается.
Снова посмотрев на Рида, я вижу, как он за мной наблюдает. Чувствуя, что слишком многое ему рассказала, я в один глоток осушаю стакан. Когда я допиваю, то чувствую, как алкоголь обжигает мои внутренности, я вижу как Рид берет мой стакан и заменяет стаканом с водой. Взяв его и быстро выпив воду, я пытаюсь снова восстановить дыхание.
— Я хотел сказать, что ты могла бы найти друзей, которые действительно заинтересованы в учебе, — садясь обратно на кресло, говорит Рид.
— У меня есть и другие друзья, — вздыхаю я. — Фредди и Рассел; по крайней мере, Рассел у меня был до тех пор, пока ты не проделал фокус со своим голосом. Пожалуйста, может хватит к нему придираться? Он здесь только для того, чтобы учиться и играть в футбол. Он не имеет ничего общего с тем, что происходит между тобой и мной.
— Ты думаешь, что он здесь… чтобы играть в футбол? — медленно спрашивает Рид меня.
Я хмурюсь и киваю ему.
— Женевьева, какая же ты наивная. Рассел здесь по одной причине, и только по одной. Он здесь, потому что ты перенесла его сюда, — встав с кресла и расхаживая по комнате, взволновано говорит он.
— О чем ты говоришь? Я встретила Рассела только вчера. Он был здесь все лето, тренируясь в футбольном лагере, так как я могла перенести его сюда? — не понимая, спрашиваю его я.
— Действительно, как? — угрюмо говорит Рид, играя с мраморной статуэткой, стоящей на столе.
— Рид, то, что ты говоришь, не имеет ни какого смысла. Я, должно быть… не знаю… как магнит для Рассела, то, что ты говоришь, должно иметь какой-то смысл… — начинаю рассуждать я, но останавливаюсь, когда слышу грохот оттуда, где стоит Рид.
Моргнув, я вижу в руке Рида мраморную крошку.
Молча парень начинает убирать то, что ранее было изящной статуей ангела, а теперь напоминало лишь осколки.
— Рид, люди не обладают такой силой, — говорю я, указывая на осколки в его руке.
Меня захлестывает страх, вынуждая говорить осторожнее.
— Ты очень проницательна, Женевьева, — спокойно отзывается Рид, по пути выбрасывая остатки статуэтки в мусорное ведро и отряхивая руки.
— Она была дорогой, — робко говорю я, с трудом оставаясь спокойной.
— Наверное, — не глядя на меня отвечает он.
— Теперь это пыль, — многозначительно говорю я снова.
— Так… — я перевожу разговор на безопасную тему, — ты думаешь, завтра будет дождь?
Посмотрев на меня как на сумасшедшую, Рид спрашивает: — Мы сейчас будем говорить о погоде? До этого момента, ты была достаточно смелой. Зачем теперь скрываться?
— О, извини, Рид, — с раздражением говорю я. — Я просто ищу безопасную тему для разговора, просто я не знаю, как поступать, когда узнаю, что и у Красной Шапочки, и у бабушки острые зубы, — отвечаю я. — Ты должен признать, что несколько схематичен с информацией. Словно ты играешь со мной… — из-за кома, образовавшимся в моем горле, я не могу продолжить.
Отпив немного воды, я добавляю: — И я устала Рид… Я так устала бояться.
Рид молчал в течении долгого времени, а затем мягко произнес: — Я открою тебе маленький секрет: тут нет загадок — ты и есть загадка.
Он подходит к софе, садиться у моих ног и смотрит прямо на меня.
— Помнишь, когда сегодня утром мы говорили, и ты назвала себя маленькой рыбкой, а меня назвала большой рыбой — это описание было не совсем точным.
— Не было? — переспрашиваю я, чувствуя, как на затылке волосы встают дыбом.
— Нет. Для меня более точным описание было бы — акула, — наблюдая за мной, говорит он.
— Я вижу, что это было глупо с моей стороны, — поникнув, отвечаю я.
Мои губы пересыхают, поэтому я делаю глоток воды, которую Рид подал мне. Я ждала, что меня поглотит страх, потому что это нормальная реакция человека, при встрече с хищником. Но вместо страха я чувствую нечто другое, и это шокирует меня.
Я чувствую себя обманутой: — Так зачем все это? — спрашиваю я, лежа на диване, укрытая пледом. — Почему ты помог мне сегодня?
— Ты имеешь в виду почему не напал, если я акула? — с непроницаемым лицом переспрашивает он.
Отбросив одеяло и открывая мое колено, он берет лед. Рид не смотрит на меня, когда я спрашиваю: — Ты пытаешься решить, что теперь со мной делать, не так ли? Ну, так что ты решил? Что я проблема, которую необходимо ликвидировать?
Он нежно касается моего колена, но я отказываюсь смотреть на него, фокусируясь на ноге.
Рид хмурится.
— Если бы я решил, что тебя необходимо устранить, то тебя бы уже не было, — кратко говорит он.
Посмотрев на него, я понимаю, что он говорит правду. Я представляю для него какую-то угрозу. Рид остерегается меня, и я чувствую, как у меня появляется желание успокоить его, пообещав, что я не причиню ему вреда.
— Так что, прямо сейчас, надо мной не висит угроза ликвидации? — осторожно говорю я, не способная произнести слово «убийство».
— Нет, пока нет, — категорично говорит он.
Взгляд его зеленых глаз задерживается на мне, и я думаю, что они так похожи на кошачьи. При этом освещении, они имеют глубокий цвет нефрита.
— Но… — начинаю я, переваривая его слова, — ты можешь представить себе ситуацию, в которой было бы необходимо мое устранение? — спрашиваю его я. Я пыталась сохранить бдительность и не податься его сексуальности.
Я должна узнать у него кое-какую информацию.
— Да, — без колебаний признается он.
Мой разум нашёптывает мне: — «Должно быть, я какой-то монстр, потому что он даже не задумывается над ответом».
Поколебавшись, я говорю: — Но ты до сих пор этого не сделал, отсюда следует, что у тебя есть план, при котором мое уничтожение не понадобиться.
«Пожалуйста, скажи да, пожалуйста, скажи да, пожалуйста, скажи да», — про себя молю я.
Мое сердце грохочет о грудную клетку, пока я жду его ответа.
— Да, — мягко говорит он, и я чувствую такое облегчение, что могу думать только о выдохе.
— Это хорошо, значит есть хоть один шанс для моего спасения, — задумавшись, говорю я.
Я до боли закусываю губу. В мою голову приходит идея, и я озвучиваю ее прежде, чем обдумываю.
— Если ты должен убить меня, значит, тебе это нравится.
Рид все еще осматривает мое колено, а я жду ответ на мой вопрос. Он молчал, выражение его лица было напряженным… страдальческим.
— Нет, — хмурясь, сознается он, — я не хочу причинять тебе боль.
— Хорошо, — выдыхаю я.
После его ответа я чувствую себя лучше, но было то, в чем я с ним согласна. Я не знала, как спросить его об этом. В моем разуме такой шум, что вслух это прозвучит еще хуже.
Запинаясь, я тихо прашиваю: — Если выяснится, что минусов окажется больше, чем плюсов и… и будет необходимо… устранить меня… у меня есть последняя просьба.
Рид снова садиться рядом со мной, но не отвечает, поэтому я продолжаю.
— Моя последняя просьба заключается вот в чем: пусть дядя Джим узнает, что я ушла. Я не говорю, что именно ты должен сказать ему об этом. Я имею ввиду, пусть он как-то узнает, что я умерла, чтобы он не тратил всю свою жизнь на мои поиски. Я не хочу для него этого. Он был очень добр ко мне, так что сможешь ли ты сделать это для меня… пожалуйста?
Мне нужно, чтобы Рид пообещал мне это.
Мне нужно это как воздух. Если он скажет да — тогда все будет в порядке, тогда я справлюсь со всем, чтобы со мной не произошло.
— Пожалуйста, пообещай мне, Рид, — шепчу я.
— Обещаю, — напряженно говорит Рид.
Теперь, Рид на меня не смотрит. Он стоит ко мне боком, а его челюсть напряжена. Протянув руку, я прикасаюсь к его лицу — я хочу сказать ему, что все будет хорошо, но знаю, что это будет смешно, учитывая все то, что он сказал ранее.
— Спасибо, — просто благодарю я.
Когда я кладу руку на его щеку, Рид закрывает глаза и расслабляется. Как я и ожидаю, его кожа ощущается теплой, словно грелка, и чем дольше я держу руку, тем больше начинаю беспокоиться.
У него лихорадка? Моя рука перемещается на его лоб. Я пытаюсь понять болен ли он. Кажется, он в норме, но его температура не нормальная. Рид улыбается, когда я придвигаюсь ближе к нему, исследуя рукой его лоб.
Он открывает глаза и убирает мою руку со своего лба.
К моему удивлению, Рид берет меня за запястье, подносит его к своим губам и нежно целует.
Затем он мягко опускает ее, все еще держа в своей руке.
— Я в порядке, как и ты, — говорит он, указывая другой рукой на мое колено, которое я подогнула, чтобы придвинуться ближе к нему.
Я игнорирую свое колено и говорю: — Но ты горячий…
— Спасибо, — поддразнивая, говорит он.
— Я не это имела в виду, — возражаю я.
— Я понял, что ты имела в виду. Давай попробуем поднять тебя на ноги, — предлагает Рид.
Он берет меня за вторую руку и помогает мне опереться на здоровую ногу. Я проверяю свое колено, чуть-чуть перенеся на него свой вес. Боли не было! Я еще немного переношу вес и еще немного, готовая отступить при малейшей боли. Но нога не болит, даже когда я полностью опираюсь на нее. Я пытаюсь сделать шаг. Рид отпускает мои руки, чтобы я могла свободно двигаться. Мое колено чувствуется немного жестче, но в остальном, все хорошо.
Рассматривая поверхность своего колена, я вижу небольшие изменения цвета над коленной чашечкой, но кроме этого, оно выглядит как новое. Чувствуя панику, я руками закрываю лицо, кажется, я — монстр! «Не паникуй здесь, ты можешь паниковать позже…»
Натянув на лицо фальшивую улыбку, я опускаю руки вниз, чтобы увидеть Рида, который стоит всего в паре шагов и смотрит на меня. Я пытаюсь придумать, что сказать, но единственное, что произношу: — Удивительно… Не могу дождаться, когда у меня появится третий глаз.
Не знаю, обманула ли я его, но он отвечает: — Думаю, у меня есть эластичный бинт. Пойду найду его, чтобы мы могли забинтовать колено. Пару дней, ты должна будешь похромать. Ты можешь сделать это? — спрашивает он меня.
— Конечно, — говорю я, подойдя к одной из книжных полок, находящихся у дальней стены.
Достав книгу с полки, я не могу прочесть название, так как мои глаза полны слез. Я стараюсь сдержать их, пока Рид не покинет комнату. Взявшись рукой за книжную полку, я сгибаюсь, прижимая к груди книгу в кожаном переплете. Из моих глаз текут слезы, но я их даже не вытираю. Я глубоко вздыхаю и беру эмоции под контроль, но знаю, что в этой борьбе, любая мелочь может все разрушить. Чувствуя, что Рид подходит к библиотеке, я вытираю слезы и выпрямляюсь. Книга в моей руке трещит, но я не прочла не единого символа, потому что она была на китайском.
Увидев, как Рид входит в комнату, я стараюсь, чтоб все выглядело нормально.
— Что это? — держа книгу, спрашиваю я Рида, гордясь тем, что мой голос не скрипит или не хрипит.
— Это собрание сочинений Сунь-Цзы и Сунь Пин, — подходя ко мне, говорит Рид.
Я закрываю книгу и кладу ее обратно на полку. Подхожу к другой полке, находящейся дальше от Рида, все еще повернувшись к нему спиной. Выбрав маленькую, в коричневом кожаном переплете книгу, я читаю название — «Небо и земля» Лорд Байрон.
— У тебя довольно большая коллекция. Это первое издание? — в неверии спрашиваю я, пробегая пальцем по рельефной бумаге, я читаю содержание.
— Да, но мне не нравится играть, — говорит он.
«Здесь так много книг, которые я хочу прочитать, — думаю я, пробегая пальцем по корешкам. — Кого я обманываю, судя по тому, как обстоят мои дела, мне повезет, если я закончу первый курс».
В тот момент, в моей груди появляется небольшая знакомая боль. Обычно боль появляется, в тех редких случаях, когда я позволяю себе думать о моих родителях. Я признаю боль, как горе. К сожалению, думаю, что это никогда не изменится. С этого момента, я изменилась. У меня есть доказательство, теперь я не нормальная. Это действительность… Я так и вижу, как пытаюсь контролировать свои рукопожатия.
— Женевьева? — позади меня слышится голос Рида, но я долго не могу ответить ему.
Я перестаю контролировать свои эмоции, и из меня вырываются рыдания, но я не могу остановиться. В следующие мгновение, Рид поднимает меня на руки и несет на диван, на котором я провела большую часть времени. Он садится, продолжая держать меня на коленях, и я утыкаюсь ему в шею, продолжая бесконтрольно плакать. Пытаясь меня успокоить, Рид гладит меня по волосам.
Мы долго сидим вместе, пока я окончательно не затихаю. Пару раз, я пытаюсь слезть с колен Рида, пристыженная тем, что не могу контролировать свои эмоции. Но парень удерживает меня на месте и спрашивает: — Тебе лучше?
Я слабо киваю, но не отвечаю. Он вытягивает одеяло, которое я использовала ранее, чтобы вытереть мои слезы. Приобняв меня Рид выскальзывает и встает передо мной на колени. Затем, берет бинт и начинает аккуратно забинтовывать мое колено, пока я безвольно сижу на софе. Когда он заканчивает, то заправляет концы в бинт, и молча садиться обратно.
— Почему ты не хочешь сказать мне, что происходит? — с мольбой в голосе говорю я. — Мне действительно нужно знать.
В его взгляде появляется нерешительность, и он спрашивает: — А что если я скажу, что идет война, и я солдат на этой войне?
Сузив глаза, я пытаюсь понять, о чем он говорит.
— Как солдат, я нахожу и уничтожаю врагов, — продолжает он, и я стараюсь не показывать ужас, который в меня вселяют его слова. — Но я нашел то, что никогда прежде не видел, что-то новое. Я не знаю, мой ли это враг, или это оружие моего врага, или… это мой союзник. Если это мой враг, и я помогу ему, тогда я стану предателем; но если это мой союзник, и я не смогу защитить его, то я… — он не закончил.
Словно в тумане, я думаю: «Война? Какая война? Его враг? Если у него есть враги, то, значит, есть что-то более страшное, и, значит, он захочет уничтожить меня».
— Я должен вернуть тебя в твою комнату, ты выглядишь уставшей, Женевьева. Или ты хочешь спать здесь? У меня есть несколько комнат — ты можешь выбрать любую, — говорит Рид, но я качаю головой.
— Нет, пожалуйста, отвези меня в Йейтс, — хрипло прошу я.
Рид кивает и встает. Я беру его за руку и позволяю вывести меня из комнаты. Он выключает свет и теперь становится довольно темно. Когда мы подходим к его машине, он открывает мне дверь, и я забираюсь внутрь, но пока он закрывает мою дверь, я не смотрю на него. Когда он садиться и заводит двигатель, я пристегиваюсь. Я молча сижу, глядя через окно на звездное небо, пока Рид везет меня обратно к кампусу. Я видела, как Рид изучает меня, но я не могу заставить себя посмотреть на него.
Когда мы подъехали к парковке рядом с Йейтс, Рид останавливает машину возле черного входа. Я пытаюсь открыть свою дверь, но она заблокирована, и я не могла понять, где кнопка разблокировки, чтобы выйти.
«Глупый современный автомобиль!» — злилась я.
— Женевьева, прежде чем ты уйдешь, я должен знать, что ты думаешь, — посмотрев на меня, говорит Рид, пока я вожусь с дверной ручкой, чтобы сбежать. — После того, как мы покинули мой дом, ты не произнесла ни слова, что кажется противоречит твоей природе.
— Это твой способ, сказать мне, что я слишком много говорю, Рид? — растеряно говорю я.
— Нет, я просто хотел бы узнать, что ты думаешь по этому поводу, — спокойно настаивает он, не двигаясь, чтобы позволить мне выйти из машины.
— Почему? Почему ты беспокоишься за меня? — подозрительно спрашиваю я, продолжая смотреть на кнопку блокировки.
Рид не отвечает мне.
Когда я не смогла найти кнопку, то говорю с растущим разочарованием: — Отлично! Я думала о том, что ты сказал ранее, о том, что это я ответственна за то, что Рассел здесь, что для Рассела, я словно магнит или что-то вроде этого.
Рид вздрагивает, когда я упоминаю Рассела, но я остаюсь невозмутимой, — Ну, я думаю, что если за его присутствие здесь отвечаю я, то может и, ха, за мое нахождение здесь, тоже кто-то отвечает.
— Что это значит? — медленно спрашивает он.
— Я не знаю, Рид, но когда ты рядом, у меня возникает странное ощущение легкости… здесь, — говорю я, указывая на свой живот. — Это, еще в сочетании с тем, что когда ты рядом, мне хочется наброситься на тебя, так что может быть, это ты вызвал меня! Теперь, пока я не сгорела от стыда, выпусти меня из машины, — требую я, снова потянув за ручку, словно она могла открыться по волшебству.
— Ты не можешь умереть от стыда, — с самодовольной улыбкой на губах, говорит он.
— Рид! — кричу я, слыша щелчок замка, и моментально вылетаю из машины.