Некоронованный

Н-да. Очень своевременные мысли.

Ты стоишь и смотришь.

Идут. Ни знамен, ни доспехов, ни знака Белого Древа. Простая одежда, как у тебя. Этим не до парада. И оценивающе глядят на тебя. Наверное, таким же взглядом ты сам смотришь на них.

Эти-то тебя за отца не примут. Их ранней сединой не удивишь.

Они кланяются, называют свои имена… тысячник мечников, сотник мечников, сотник, сотник копейщиков, сотник всадников (интересно, где он намерен взять лошадей для них?) – а сами пристальным взглядом задают вопрос. Один. Один на всех:

«Ты бежал, отступил или отступил по приказу?»

Спроси любой из них вслух – ты бы ответил. Но им не нужны слова. Словами легко солгать. Они ищут ответ в твоем лице.

Голвег прав: это не невеста на смотринах. Это гораздо хуже.

Ну смотрите. Всё, что увидите, всё ваше.

Эти не будут, как Эарнур, просто радоваться, узнав, что сын Арведуи жив. Эти хотят узнать, кто именно выжил: князь, мститель или трус? Скоро узнаете. А сейчас идите к эльфам – вам ваши отряды устраивать. Это срочно. А я никуда не денусь.

Только один остается рядом. Тысячник мечников. Седой, высокий, крепкий. И имя под стать – Талион. Сколько ему? Сто двадцать? Сто пятьдесят? Старше Голвега. Только Голвег – как кинжал в рукаве, а этого, если с оружием и сравнивать, то не с мечом и не с копьем, а уж сразу с тараном, которым ворота вышибают.

Смотрит. Интересное занятие: наблюдать, как князь Артедайна (князь-без-Артедайна!) наблюдает за высадкой войска.

А в заливе происходит что-то странное. Флагман и другие гондорские корабли, стоящие у причалов, убирают сходни, поднимают якоря. Десятки маленьких эльфийских судов из северной гавани идут к ним, перебрасывают канаты, ведут корабли на середину залива.

Кому и зачем освобождают место?

…Хэлгон первый раз за обе жизни стоял в почетном эскорте, и это непривычное занятие поначалу ему нравилось. Многочасовая неподвижность не могла утомить эльфа, а возможность видеть всех сразу – и Аранарта, спина которого была ничуть не менее выразительна, чем его лицо, и тех, с кем он говорит, и Кирдана, и линдонцев, словом, видеть всё, что видит князь и даже больше, – эта возможность только радовала.

Но сейчас, когда к дальним причалам еще только собирались подходить новые корабли, когда Аранарт (вон как плечи напряглись!) еще только вглядывался, пытаясь понять, что за странные сооружения там на палубе, сейчас, когда эльфу ясно видно то, что не в силах различить глаз человека, – сейчас Хэлгон был зол на себя, что согласился стоять в этом строю, что он не имеет права просто подойти к Аранарту и сказать ему, что Гондор привез…

Подают сходни. На палубе, среди этих странных надстроек, чуть выше роста человека, шевеление, суета.

Что там?

Безумная мысль закрадывается… но нет, этого не может быть.

Спросить? Стоит же рядом гондорец, смотрит.

Не надо спрашивать. Проявлять нетерпение недостойно князя. Сходни ведь уже поданы. Сейчас всё узнаем.

И когда на берег пошел первый конь, Аранарт зажмурился от счастья.

Он открыл глаза. Это не было видением. Гондорцы вели по сходням коней.

– Сколько? – выдохнул князь.

– Семь сотен, – с улыбкой отвечал Талион.

Бесстрастие Аранарта исчезло, как морская пена на солнце:

– Сколько?! – крикнул он, и голос его подхватило эхо. Радость, готовность действовать, вера в победу – ими звенел его крик.

– Семь! Сотен! – Во весь могучий голос, чтобы слышали все, кто до сих пор не в силах уйти из гавани, отчеканил старый тысячник.

Земля закачалась под ногами арнорцев, словно обезумевший прибой. Земле качаться под ногами гондорцев – еще не один день, после этих двух месяцев пути сквозь встречные ветра, когда лишь искусство моряков позволяло кораблям едва ли не чудом идти вперед, когда причаливали в устье каждой реки, пополняя, пополняя и пополняя запасы пресной воды – не для себя, а для лошадей, потому что тяжелее людей и коней, оружия и доспехов, всех припасов – всего этого, вместе взятого, была она, вода, необходимая для семи сотен скакунов.

Самый тяжелый груз.

Для самого грозного оружия, привезенного Гондором.

Лицо Аранарта сияло вдохновением. Он глядел на лошадей, которых вели уже по набережной, – ближе, ближе – но видел он не их. Он видел родные равнины, и к западу, и к востоку от Северного Всхолмья, где конница может развернуться во всю свою мощь, видел тропы в горах, многие из которых исходил сам, а другие знал по картам, тропы, по которым конница пройдет легко и тайно, чтобы ударить врагу во фланг, потому что хоть Ангмар и Рудаур захватили наши земли, но наших гор они не знают!

…старый Талион видел много счастливых лиц. Счастье любви, счастье победы… счастье от собственного могущества – он, тогда еще сотник, видел его на том лице, черты которого возродились в этом северянине. Но такого оглушительного и вдохновенного счастья, каким сейчас светилось лицо Аранарта, – ни разу.

Князь Артедайна выдохнул (гондорец скорее угадывал слова по движению его губ, чем слышал их):

– Мы. Разгромим. Ангмар.

Сколько часов они уже стоят здесь? Арнорцы не думали о таких мелочах. И если эскорт не мог сдвинуться, пока не уйдет князь, то остальные тоже не собирались уходить, хотя их не держало ничего.

Еда? питье? – им, пьяным от счастья? Усталость? – смешно! кровь кипит и сердце бешено скачет, и скорей бы в бой!

– Но как, – спрашивал Аранарт гондорского тысячника, – как вы смогли? Два месяца пути! Как их ноги это выдержали?

– В подвесе, – объяснял тот. – Особые стойла, широкие ремни под брюхо. И едва касаться копытами палубы.

Аранарт слушал и кивал. Мимо них всадники вели своих коней – и арнорцу подумалось, что такая трепетная забота бывает на лице отца, держащего на руках младенца-сына. Оберегли. Довезли в целости. Всё хорошо.

– А еще они, – Талион кивнул на гондорцев, – каждый день подолгу растирали им ноги, обтирали морской водой… тебе всё рассказать?

– Как хочешь… – выдохнул князь.

Да, всё так. Заботиться, как о малых детях. Каждый о своем коне. Немного в гондорском войске тех, чьего скакуна выхаживали конюхи.

Талион словно прочел его мысли:

– Колени мои уже не те, чтобы лошадке в ноги кланяться.

Князь кивнул. И проговорил, то ли спрашивая, то ли утверждая:

– Эарнур прислушивается к твоим словам..?

Тысячник предпочел счесть это вопросом:

– Узнаем. У него это первая серьезная война. Когда погиб твой дед, Эарнуру было…

– Шестнадцать, я знаю.

Талион всё-таки задал этот вопрос. Понимал: нельзя спрашивать. Понимал: ответ перед ним. Но не спросить не мог:

– Вести о гибели Арведуи надежны? – какое неуместное слово! – достоверны?

Аранарт молча опустил веки: да.

Гондорец не унимался:

– Его видели мертвым? Опознали?

– Корабль затонул. Эльфийский. Кирдан почувствовал это. – И сразу, чтобы все расспросы пересечь: – А братьев… братьев видели.

Талион медленно кивнул. За век с лишним, проведенный в сражениях, он так и не научился, как отвечать на подобное.

– А ты… давно здесь? У эльфов.

– Второй год.

Какие-то странные суда подходят… узкие, и парусов мало. Коней на палубе нет, зато что-то с бортами делают…

… Талион ждал вопроса. Столь же прямого и жестокого, как вопрос о гибели Арведуи. Вопроса, на который старому воину нечего было отвечать.

Но сын погибшего князя спросил об этих кораблях, и старый мечник спрятался за объяснением как за стеной щитов: еще во времена Телумехтара… для возвращения Умбара… лошадей, ты сейчас сам увидишь…

…если бы полтора года назад, когда прискакали гонцы, вышли бы сразу же, сушей, не морем (даром что дольше, но не испытывать судьбу в зимних ветрах!) – успели бы помочь отстоять Форност. И Арведуи был бы жив. А может, и не был бы – но не утонул бы на эльфийском корабле.

… а узкие они такие для уменьшения бортовой качки… а может и килевой, кто их, эти качки разберет, это только Ульмо с Оссэ ведомо! А, да, и Кирдану тоже.

… но эти же, в совете, так убедительны: Мордор только и ждет, чтобы армия вышла, и готов ли ты, король Эарнил, вернувшись с севера, увидеть сожженную Минас-Итиль?

… и стоят кони не на палубе, а в трюме, поперек, так им легче дорогу переносить. А самое интересное на таком судне…

… разведку в Мордор. Ну и что там нового? Мордор как Мордор, вулкан как вулкан, орки как орки. Эльфов Лориэна там увидеть надеялись, что ли?! Нападут, разумеется. Когда? может, через десять лет. Или через двадцать. Или через двести. Кто их знает…

… так когда коней уже заведут на судно, то эти воротца на борту закрывают и законопачивают как бочку. А сейчас их откроют и сходни лягут не через борт, а прямо…

… даже когда в совете прозвучало «Король-Чародей сидит в Форносте, словно он повелитель всего Севера» – даже тогда речи о том, что отправлять армию означает рисковать Гондором, были слишком громкими.

… да, таких судов больше и нет. То, что от войны за Умбар осталось. С той поры конницу больше не…

… и когда кто-то неосторожно обронил «Кому помогать? О князе Арведуи и его сыновьях больше года нет никаких вестей», тогда Эарнил стукнул кулаком по столу и рявкнул «Я обещал Арведуи помощь, и перед живым ли, перед мертвым ли – я сдержу перед ним слово!»

И вот как тебе обо всем об этом рассказать?

Но ты не спрашиваешь. Ты снова о лошадках.

Словно нет ничего для тебя важнее, чем способы переправлять конницу морем.

– Сколько времени вам нужно на всю разгрузку? За неделю управитесь?

– Должны. С эльфами это быстрее, они ведь помогут?

– Разумеется.

А ведь солнце уже опускается. Время пролетело – сам не заметил.

– Отдыхайте, – кивает северянин, словно опять услышав мысли. – Завтра и послезавтра никаких разговоров о делах. Ни со мной, ни с эльфами. Так и передай своим.

Мягкий, заботливый тон. Но нужно усилие воли, чтобы не ответить на это четким «Слушаюсь!», как будто только что получил приказ.

Первый приказ от него.

Волнами Мифлонда

Словно тысячи чаек, вдруг прилетевших с моря на берег, бились знамена и флажки. Чайки белые, а флаги черные с белым, только это неважно: не было знамен светлее и прекраснее, чем эти.

В стенах Мифлонда не хватило места для огромной армии, и гондорцы расположились в поле, поставив наскоро частокол. Излишняя предосторожность: Моргул, если и знал о высадке, не собирался вести войска к неприступной для него Гавани.

Гондорцы приходят в себя после морского пути; люди и кони.

Военные советы допоздна.

Тебе нечего там говорить, ты никогда не командовал ничем больше отряда. Ты молчишь. Говорит Голвег. Он знает все горы, холмы, равнины, распадки лучше, чем линии на своей ладони. Ты молчишь и непроизвольно киваешь в такт его словам. Большего от тебя сейчас не требуется.

И день ото дня растет число шатров… они кажутся сшитыми из шелка, из тончайших и нежнейших тканей, но нет, это кожа, плотная кожа! – защита от любого ветра и ливня, от ливня стрел тоже защитит, но всё в таких легких светлых узорах, что думаешь – этому место на празднике, не на войне.

Словно века повернули вспять, словно ветер судьбы перевернул листы хроник ко времени Гил-Галада, еще миг, и явится он сам, светлый как звезда, и сверкнет его копье, и тогда Вильвэ, отрешившись от былого разлада, взглянет на внука… ты учил в детстве эльфийские гербы – знание бесполезное, но завораживающее, так думал тогда. Вот они, наяву. Арфа. Колонна. Крыло (неужели? да, это так!). Молот и наковальня… сколько их под этим стягом? двое? трое? четверо? А Фонтана нет – сын Эктелиона под Двенадцатью звездами.

Десятки лодок превратились в мост между Северной и Южной Гаванью. Идут эльфы, ведут своих скакунов. Тебе протягивают повод одного из них, серогривого красавца. Непривычная упряжь… ничего, есть время познакомиться и подружиться.

Кирдан в доспехе. Еще вчера не мог представить в его в кольчуге, а сегодня – как всю жизнь видел его таким. Он словно холодное свинцовое море.

Знамя Арнора больше не на башне. Оно бьется на древке за твоей спиной.

Ты или вернешься в Мифлонд с победой, или не вернешься сюда.

Тропами Арнора

Для Хэлгона время тоже обратилось вспять. Он снова стал рядовым воином. Он сдержал слово, данное погибшему князю: наследник благополучно добрался до Гаваней. Наследник стал князем и теперь ведет войско в бой.

А нолдор может слиться с десятками арнорцев. Легко затеряться среди следопытов. Знакомые лица вокруг, и ни один линдонец тебя не заметит.

Потом ваш отряд, как бусы, из которых вынули нить, распадется на единицы – разведчиков, проводников, связных, кем вы еще понадобитесь. А пока вы просто пешие бойцы Артедайна.

Вы идете – кто в эльфийской кольчуге, кто в кожаном доспехе, немногие – в арнорской стали, наспех починенной в Мифлонде, идете, невольно подстраивая шаг под песнь фалафрим, звучащую над войсками.

Идти в строю легко.

Тело привычно откликается песне мореходов – мерной, спокойной, могучей, полной силы и силы придающей. Руки невольно ищут весло, но весла нет, надо не грести, а идти. Поначалу непривычно. Но только поначалу.

Глаза смотрят – и не видят. Тебя больше нет. Есть только ритм… и в нем идут отряды, отряды, отряды. Гондорцы, арнорцы, эльфы… Линдон прямиком из прошлого. Ты можешь не думать об этом. Не надо ничего решать. Никто не ждет от тебя совета. Никто не требует от тебя… ничего не требует. На плече лук, за спиной – колчан. Ты неплохо стреляешь. В этом строю большего и не нужно.

Ритм. Ритм.

Сознание гаснет, и словно на грани сна и яви уходит вслед за этим ритмом в былое, когда впервые услышал его и понял, что счастлив, что снова нашел того, кто всё решит за тебя, и тем проще, потому что это твой собственный сын, а ты должен лишь научиться этому ритму – открыть ему свое сердце, чтобы не только руки, но и душа двигалась в такт, тогда и только тогда ты станешь хорошим гребцом, и корабль сына полетит по-над волнами, и у вас будет одно счастье на всех – на капитана и команду, и одна битва на всех – людей и эльфов, Гондор и Арнор, и корабль рассекает волны, и говорят, что шайки рудаурцев разбегаются, едва заслышав пение войска, но они же бегут в Форност, как же брать собственную крепость… ритм, ритм… это решать капитанам, твое дело весло, твое дело лук, а он сказал «Я не позволю пролиться крови фалафрим», и, значит, он действительно не позволит.

Ритм. Ритм.

Давно не чувствовал себя таким свободным, как сейчас. Можно не думать ни о чем – и это значит, думать о чем угодно.

Туманы прошлого

На корабле сына он не был единственным, кто прошел через Мандос. Несколько гондолинцев – один в Нирнаэт, двое при штурме, еще несколько – из тех, что были отправлены Тургоном на Запад, но не доплыли и теперь выбрали капитана понадежнее. И фалмари – Келейр, в котором Хэлгон с первого взгляда опознал опытного бойца, что будет сражаться не по необходимости и не ради защиты, а потому, что битва – его стихия.

– Как ты погиб? – спросил его Хэлгон однажды.

– Эгларест, при последнем штурме, – не без гордости ответил тот. – Но прежде мы хорошо погуляли с вашим мальчишкой.

– Мальчишкой? Нашим?

– Финнелахом. У вас все лорды такие бешеные?

– Ну… большинство. А что именно он натворил?

Бывший аглонец мучительно пытался вспомнить, что именно он слышал о сыне Фингона. Представить его таким же бешеным, как «все наши» (особенно – все наши) лорды, не получалось.

Келейр стал охотно рассказывать:

– Он еще совсем белёк был, когда вашего короля осадили в Хифлуме. Как мы мчались тогда… ветер нас догнать не мог. А Финнелах – он так и не выучил, за какой конец держат весло, но с копьем был… смотреть страшно, а любуешься. Говорят, хотел остаться с отцом, но тот снова…

– Да, я слышал, что он рос на Баларе.

– «На Баларе»! – рассмеялся Келейр. – Он рос на палубе. Течения не понимал, ветра не знал, только бухты выучил. И стоит оркам выйти к побережью – мы там. А потом, когда его отца убили…

Хэлгон понял, что слышал об этом. После Битвы Неиссчетных Слез, когда отступали и отступали, был какой-то странный слух, что Кирдан бьет орков по всему побережью… не поняли, не поверили, зато известию о гибели Бритомбара и Эглареста не удивились.

Значит, не Кирдан.

Бешеный, как все наши лорды.

– Сколько кораблей он тогда поднял?

– Точно не скажу, но много. Как он говорил тогда, как звал на битву… слов не помнишь, только то, что не пойти с ним не мог.

– Это они умеют… – кивнул нолдор.

Келейр вдруг сверкнул глазами и показал на подходившего к ним Аллуина: не при нем.

Хэлгон почти не удивился такому: мало ли, о чем не стоит говорить с прошедшими через войну. Странно лишь, что его сын умудрился что-то не поделить с Гил-Галадом.

Долго странствовать по воспоминаниям не дали: пришел приказ провести конницу отрогами Сумеречного Кряжа, чтобы она в битве ударила по рудаурцам сбоку. Дороги в горах узки, так что проводников понадобится много: каждый поведет всадников по своей.

Прибой и пламень

Стрелы быстро закончились, а к рукопашной схватке он опоздал: гондорская конница, рассыпавшись по полю, гнала врагов уже так далеко на юге, что бежать туда не было смысла.

На поле битвы те, кто был цел (или считал себя таковым), разбирали своих и чужих. Несли раненых к холмам, где о них позаботятся гондорские лекари и эльфы Линдона, добивали врагов.

Затрубил рог, отзывая конницу. Странно, что рог – эльфийский. Незнакомый звук… фалафрим?

Был уже поздний вечер, но ночи сейчас коротки, а здесь, на севере, летом так светло – жемчужные сумерки. Красиво. После выигранной битвы можно и небом полюбоваться.

Нолдор поискал глазами знамя с Семизвездьем. На холме у озера.

Сказал кому-то из гондорских бойцов, делавших носилки из ремней и двух копий, «давай я», помог положить раненого (наш, арнорский, бок распорот, одна надежда на лекарей), понес с кем-то в паре. Это по пути к холму со знаменами.

– Хэлгон, наконец-то! Аранарт о тебе уже спрашивал.

– Зачем я ему понадобился?

– Он забыл мне доложить.

– Он у себя?

– У владыки Кирдана. На совете.

Эт-того не хватало… Там все вожди, а значит и лорд Броннир. И как войти на совет, не попавшись на глаза?

Ладно. Плох тот разведчик, которому эта задача не по плечу.

– Плащ одолжи. Я верну после совета.

Брошь-звезда, почти тысячу лет назад врученная Маллором, лучше лучшего объяснит всем, зачем пришел в собрание лордов простой следопыт. Затем эта звезда и дана, чтобы пропускали к князю Артедайна в любое время дня и ночи. И, войдя, пристально посмотреть на Кирдана – так, чтобы он кивнул. Тогда у тех, кто заметит, что этот следопыт – не совсем человек, вопросов не возникнет. Капюшон не снимать – Броннир не увидит темных волос, да и лицо в тени.

Он вошел в шатер Кирдана, и никто, кроме владыки Гаваней и собственного вождя, не обратил на него внимания.

Эарнур яростно спорил с Корабелом – если словом «спор» можно назвать гневные слова одного и молчание другого. Но владыка Мифлонда хотя бы возражал молчанием.

Вильвэ бесстрастно смотрел сквозь всех.

Броннир тоже молчал, но иначе: так глядит на спор тот, кто в нем не участвует.

Аранарт чуть кивнул Хэлгону. Разведчик встал за его спиной и едва слышно прошептал: «По имени не называй».

Эарнур возмущался, что конницу отозвали без его согласия, доказывал, что сейчас надо добить разбегающихся врагов, иначе они соберутся в Форносте, а это означает или штурм города, для которого нет военных машин, или осаду, но в этом случае они рискуют, что Ангмарец вернется с…

– Ни штурма. Ни осады.

От негромкого голоса Вильвэ гондорец внезапно умолк. Впрочем, ненадолго.

– Но как?!

Вильвэ взглянул на Кирдана, и тот перевел с безмолвного на Всеобщий:

– Даем войску несколько дней на отдых, а лекарям – на раненых.

– Но за это время все, кого мы не добили сегодня, точно успеют добраться до Форноста!

И снова звучит голос Вильвэ:

– Да.

Так рокочет надвигающийся шторм.

Молчание. Вильвэ снова неподвижен, словно фигура на носу корабля – древнее почерневшее дерево, ставшее тверже камня. Кирдан молчит недовольно, хмурится. Броннир молчит учтиво: не вступает в спор. Эарнур наконец замолк, сердитый и раздраженный.

И говорит тот, кого уже прозвали Молчащим Князем. Спокойно, буднично, словно не было этого спора:

– Сколько дней войску на отдых?

– Трех хватит? – владыка Гаваней рад прервать безмолвный спор.

Аранарт чуть наклоняет голову. Вслух говорит другое:

– Мы не знаем, где сейчас Король-Чародей. Вряд ли он в Форносте, но в этом необходимо убедиться. Есть следопыт, который может проникнуть в город тайно. Он встречался с Ангмарцем и может почувствовать его.

Разведчик коротким кивком подтвердил слова князя. При этом он лихорадочно думал о дюжине (для начала) путей бегства, если Ангмарец действительно в городе и они оба снова почувствуют присутствие друг друга. На орла, как много веков назад, рассчитывать не стоит. Вряд ли он пролетит над Форностом.

Ну и, конечно, есть и такой способ сообщить: «если к утру не вернусь, значит, Король-Чародей здесь». Не лучший из докладов, зато четкий и ясный.

Взгляда Эарнура (тот только сейчас понял, что звезду Арнора носит эльф) Хэлгон просто не замечал. Взгляда Броннира (если этот взгляд и был) он не видел: первое правило разведчика – не думай о том, от кого прячешься, а раз не думаешь, то и не смотришь на него.

Зато к ним обернулся Вильвэ. Обернулся медленно, всем корпусом, словно и впрямь был ожившей статуей. Проговорил, смотря в их сторону, но – сквозь них:

– Не нужно. Моргул далеко.

Аранарт молчит, сжав губы. Требовательно. Настойчиво. Пронзительно. И древний эльф вынужден ответить:

– Я уверен.

…совет. Вот это у них называется – военный совет.

Ну что ж, отдыхаем три дня. Хочется верить, что и от советов тоже.

Надо пойти помочь лекарям. Целителей хватает, а вот тех, кто будет бегать за водой, или что там еще надо приносить, – вот их всегда меньше, чем мечтающих пасть геройски.

– Вильвэ, ты неправ. – Кирдан наливает вина в два кубка, протягивает один родичу.

Тот берет, но молчит по обыкновению.

– Есть другие способы взять город, – продолжает владыка Гаваней, забывая о кубке, который держит в руке. – Арнорцы знают его, они могут проникнуть незамеченными, открыть ворота. Это будет быстрый штурм.

– Ты рассчитал потери?

– Они не будут велики. То, что предлагаешь ты… ты действительно думаешь, что не погибнет ни эльдара, ни адана?

Медленно, словно тяжелые капли падают:

– Я сделаю, как решил.

Он чуть пригубливает вино, ставит кубок на стол:

– Мне хватило крови фалафрим.

Кирдан вспоминает про свой, осушает одним глотком:

– Вильвэ, нельзя вечно казнить себя за Бритомбар и Эгларест. Те, кто погиб там, наверняка уже вышли из Мандоса, они свободны от боли прошлого.

– Но мы не свободны.

Он тяжело вздыхает – мерный голос прилива.

– Новэ, когда-то мы позволили мальчишке натешиться игрою в месть. Мы оба знали, что это только игра. Что он сражается не против убийц отца и деда, а против самых обычных орков.

– Вильвэ, мы сами тогда хотели отмстить едва ли меньше, чем он!

– Да, – горько и грозно. – И это обвинение нам, а не оправдание. Мы должны были думать о Морготе, а не о мести. И должны были увести фалафрим на Балар, не дожидаясь, пока Ангбанд…

– Сейчас поздно об этом говорить.

– Тебе. Но не мне.

– Вильвэ. Тем, что ты покараешь себя, ты не изменишь былого.

– Он мой внук, – отвечает древний эльф. – У нас общие недостатки. Он – мстил не тем. А я хочу спасти – не тех.

– С тобой невозможно спорить, – вздыхает владыка Гаваней.

– Взгляни на это иначе, – Вильвэ чуть улыбается, только глазами. – Этот Молчащий Князь заслужил подарок судьбы. Каково было бы тебе брать штурмом собственный город?

– Да, он это заслужил, ты прав. Но впереди у нас битва с Моргулом. В Форносте разбойники, не армия. Этот город можно хоть позади оставить, он не слишком опасен. А вот Ангмарец… не ты ли сам еще весной говорил, что выйдешь против него?

– …неуязвим для нас.

Вильвэ смотрит сквозь шелк шатра. Сквозь ночную темноту. Сквозь время.

– Он смертный. Его одолеют смертные.

– Он?

– Новэ, здесь ты почувствовал это и сам. Он бегает от смерти, как эти разбойники от нас. И прячется от нее в своем Кольце, как они в городе. Но однажды не убежит.

Вильвэ снова пригубливает вина.

– Его одолеют смертные. Не мы. И уж точно – не я.

У целителей Хэлгон продержался меньше дня. Простая и грязная работа его не смущала, но невыносимым оказалось другое.

Не попадаться на глаза гондолинцам.

…а не так и мало их осталось. И выжили. И не уплыли.

И нельзя встречаться.

Поле трупов позади, здесь те, кто стараниями эльфов трупом не станет… и не надо им того, кого они когда-то видели трупом.

Нет, если бы столкнулись… он бы спокойно посмотрел в глаза любому из тех, против кого был готов биться тогда (и лишь спасительная стрела избавила от этого), он нашел бы слова примирения, если бы его узнали… и они бы нашли такие слова.

Просто – не надо.

Слишком много прошлого и так всколыхнулось.

Сына Фириэли в вождях ему хватает.

Сейчас Третья Эпоха. Третья, а не Первая!

И Хэлгон удрал.

Прошел приказ: как можно больше стрел к штурму.

Те стрелы (свои ли, вражьи ли), что не были сломаны в бою, уже давно разошлись по колчанам. Но раз надо как можно больше – что ж, будем вырезать наконечники из трупов. Вражеских.

Не потому, что на тела своих павших рука не поднимется. Просто острия эльфийских стрел заведомо лучше ангмарских… а уж с рудаурскими железяками сравнивать смешно.

Раненые бойцы из тех, кто мог сидеть, делали древки (бедная рощица, как ей не повезло!), другие оперяли; им приносили «добычу».

Хэлгон высыпал полный поясной кошель, потом достал из-за пазухи еще несколько:

– Стрелы с этими отложи для меня.

Арнорец присвистнул:

– Какие!

Тонкие – кольчугу пробьют, и при этом удивительно изящной формы.

– Еще бы, – усмехнулся нолдор. – Гондолинскую работу сразу видно.

– Прямо из Гондолина?!

– Ну, вряд ли «прямо». Думаю, ковали их в Линдоне и не очень давно. Но не спутать. Даже с другими линдонскими.

– Хозяевам не вернешь?

– Обойдутся. Нужны им их наконечники – сами бы шли трупы потрошить.

Арнорец укоризненно усмехнулся:

– У них там у озера пир с арфами и флейтами, конечно.

Хэлгон резко выдохнул, что означало признание своей неправоты. Проговорил с просьбой в голосе:

– Отложи. Я столько веков не бил нолдорской стрелой.

– Да не оставлю я тебя без твоей добычи, не страдай.

Устроив лагерь для раненых на берегу озера, войско налегке двинулось к Форносту и к концу второго дня встало на равнине широким полукругом. На самом деле город был окружен – ночью Хэлгон и несколько следопытов Голвега провели эльфийские отряды горными тропами, замкнув кольцо с севера и востока. Приказ Вильвэ, переданный через Кирдана, был прост: «С восходом, когда начнут выбегать, – стреляйте». Почему рудаурцы начнут выбегать – знал, вероятно, только владыка Гаваней. И его молчаливый родич.

Соль и свет, старый след сквозь слой лет

В холоде рассвета послышалась эта песня – тихая, почти невнятная, мерная, как первые волны прилива, пока он едва ощутим.

След тех сил век не смыл, сном их скрыл

Сон слетит, страж разбит, свет разлит

Она слышалась отчетливее, волны набегали, шумели, ярились пеной… Нет, какие волны – здесь, на равнине предгорий? А шум – да, шум не чудился, там, за стенами крепости он был…

…он бил. Бил в глаза, заставляя жмуриться, – и бил всё равно.

Свет, нестерпимо яркий, пронзительный, жгучий.

Страшно сраженному стражу,

Сорвана паутина вражья

Соленый ветер с моря

Скверну сметет, смоет

Приливная волна грохотала, дохлестывая до утеса, на котором стоит город, и перехлестывая через него. Ослепленные и обезумевшие, захватчики бросались прочь из крепости, ставшей ловушкой, – через ворота, через ходы в стенах, по трупам своих же, сраженных стрелами, по еще живым своим, лезущим через завал мертвых тел в намертво открытых воротах (именно – намертво!); те, кто не мог пробиться ни к одному их выходов, бросались со стен, с башен. На этих и стрел тратить было не нужно.

Люди не понимали, что происходит. Те, что внутри, – ослепленные сиянием, взявшимся неизвестно откуда и режущим глаза, – бежали или словно обезумев, или действительно лишались рассудка. Те, что снаружи… им было проще. Они не видели этого света. У них был четкий приказ, легкая цель и запас стрел. И еще у них были эльфы. Эльфы ведь непонятные, это всем известно. Поэтому, если рядом эльфы и творится нечто необъяснимое, то всё в порядке. Ничего странного. Так и должно быть.

Эльфы… многие из них потом, рассказывая об этом дне, говорили «Я не понимаю». Но не понимали они совсем другое…

Они знали, что это сделал лорд Вильвэ. Они знали, что именно сделал: отплатил Моргулу тем же. Король-Чародей прибегает к силе Врага, разлитой в мире, Вильвэ смог сделать явной силу блага. Но как ему удалось? Так мощно… сотни вражьих слуг увидели это… как, к кому из Валар он воззвал? ведь он фалмари, а здесь так далеко не только от моря, но и от рек.

Это знал Хэлгон. Он, валинорский эльф, видевший некогда всех Валар, знавший силу каждого из них, он понимал: это другое. Он сам когда-то призывал силу Оромэ, он знал, какова она, разлитая в мире. Сила Охотника была и здесь, в числе прочих. И как и прочие, она была… не совсем она.

Хэлгон знал Форност тысячу лет. Он чувствовал его, как мать чувствует свое дитя, – не потому, что любил его так же сильно, но потому, что был эльфом. Он знал, что этот город пропитан силой Валар – но не их самих, а теми чувствами, которые питают к Владыкам Запада люди. Словно луч солнца, отраженный в зеркале и слепящий глаза, была эта сила – несравнимо меньшая, чем мощь Владык, но веками накапливающаяся в этом городе и сейчас разом вызванная вовне, как бьет родник из земли.

Но и Хэлгон не понимал… Он помнил, каким трудом ему удалось воззвать некогда к силе Оромэ, и не понимал, насколько же могуч Вильвэ.

Это знал Кирдан. Знал, что его родич тратит сейчас себя – без остатка. До последней капли.

Никто из фалафрим не погибнет? Да. Но потери всё-таки будут. Как сестра исчерпала свою силу, чтобы пророчеством спасти его от гибели, так и Вильвэ сейчас делает то же.

Кирдан знал, что после войны Вильвэ бы ушел бы на Запад всё равно: ведь уйдет Хельвен. А теперь – уже не только из-за нее.

…все его братья, один за другим. А теперь и сестра. Мелиан залечит раны их душ, и, быть может, в Благом Краю Вильвэ наконец сможет простить Финнелаха и помириться с ним… надо думать о том Свете, что их ждет, о тех жизнях эльдар и людей, что спас Вильвэ, надо думать об этом. А не о том, что ты теперь останешься один.

Родич слабеет. Его силы велики, но не бесконечны. А город не затих. Там еще есть враги. Они в ловушке – о да, намертво, во всех смыслах этого слова. Но они еще живы. Те, кто даже Врагу служить не способен. Падальщики. Понятно, почему Моргул оставил их.

Но добивать этих негодяев придется им самим.

Аранарт смотрел в светло-серое небо, которое словно отгородилось высокими тучами от Форноста, превращенного в огромную могилу; отгородилось, чтобы это уродливое зрелище не оскорбило ни золота солнца, ни чистоты лазури.

Голвег стоял перед своим князем, но тот говорил, не глядя на него:

– Передай гондорцам мой приказ: мертвецов не трогать. Это не их забота. Пусть отдыхают сегодня. Завтра мы перейдем к северо-востоку, там есть хорошее место для лагеря.

– Щербатый Зуб?

– Да. – Аранарт отдавал приказы тоном, таким же бесцветным, как это небо. – Сам со своими ступай в город, тайные ходы вы знаете. Рудаурцев, если кто еще жив, не искать. Но там могут остаться арнорцы. Да, они должны были выполнить приказ отца и уйти еще той осенью. Но всё может быть. Проверьте все места, где они могут прятаться, и выведите их.

Голвег кивает и спрашивает:

– Но что делать с трупами?

Никаким голосом:

– Сжечь.

– Но без помощи гондорцев нам…

– Сжечь город.

А небо куталось в высокие тучи: ему было зябко от того, что творилось на земле.

– Аранарт… – прошептал старый воин.

– Сжечь город, – бесстрастно повторил князь Артедайна.

– Но послушай…

– И еще. – Прежним тоном, словно и не было попыток Голвега возразить ему: – Ни ты, никто из твоих не войдете в свои прежние дома. Ни ты, никто из твоих не возьмете ни одной вещи, как бы дорога она вам ни была когда-то и как бы вам ни хотелось забрать ее. Этот город – больше не наш Форност. Этот город был столицей Моргула. И мы не знаем, что в нем отравлено его силой.

– Да, – глухо ответил командир следопытов.

– Хэлгон. Идешь с ними.

Нолдор коротко кивнул.

– Выполняйте.

Аранарт стоял неподвижно, глядя в небо над городом. Над городом, которого нет.

Это разоренное войной поселение действительно походило на их Форност не больше, чем труп похож на живого человека. Захватчики, даже сочтя город своим, изуродуют и изгадят всё, до чего дотянутся. Легко понять, в каких домах жили ангмарцы, – у них был менее разоренный вид.

У каждого из тайных ходов оставили по воину: вдруг кто из недобитых задумает выбраться? Тех, кто при звуке спокойных шагов в этой мертвой (действительно – мертвой) тишине, бежал вверх, по лестнице ли, по улице ли, – тех не замечали. «Рудаурцев можно не трогать». Да, князь. Не тронем. Не настолько милосердны.

Смотрели вниз: в окна подвальных этажей, в погреба, в лазы между домами. Где может укрыться тот, кто хорошо знает город?

В одном из домов Хэлгону показалось движение, нолдор пошел туда. Скулеж «пощади» встретил его. Рудаурец. Разведчик почувствовал брезгливость и, как ни странно, жалость. В два шага подошел к уже не врагу и ударил кинжалом его в сердце. Легкая смерть. Не гореть заживо.

На площади встретил несколько следопытов.

– Никого.

– Никого.

– Никого, – сказал Хэлгон, вытирая клинок. Кто-то ответил ему безмолвной усмешкой: добрые вы, эльфы.

Выбрасывали из домов всё, что может гореть. Кучу дерева, бывшую при жизни (при жизни Форноста) столами и стульями, облили найденным в какой-то нетронутой кладовке маслом.

– Они догадаются.

– Вряд ли.

– Уйдем, ходы за собой завалим.

Вечерело. Было ясно, что арнорцев в городе не осталось. Хотелось думать, что все выполнили волю Арведуи и ушли заранее.

В любом случае, живых арнорцев здесь нет.

– А с трупами снаружи что?

– Наверняка там уже натаскали сушняк.

Голвег дважды прокричал совой: уходим.

Эхо пустого города подхватило его голос раньше, чем другие следопыты ответили условным сигналом.

Но когда перекличка этого совиного уханья стихла, они все услышали другой звук: звон оружия. У северного хода. Не поединок – там пытается прорубиться отряд. И там один Маэфор.

Голвег с Хэлгоном мгновенно переглянулись, командир с половиной следопытов побежал кратчайшим путем, нолдор с другими – чуть более долгим, зато зайдут сбоку. Если успеют.

Если не успеют, через ход всё равно идти по одному, обходной путь не слишком замедлит арнорцев.

Оставалось надеяться даже не на то, что Маэфор хороший боец, а что рудаурцы, напав все разом, в тесноте будут мешать друг другу. У него есть шанс продержаться.

Но почему напали скопом? Ладно, догадаться, зачем всё деревянное бросают на улицу, несложно, но удирать же надо по одному! Что, кто-то умный пошел искать выход, а другие к нему прибились? Выдержки только не хватило – подождать, пока арнорцы выйдут, и уж тогда спокойно уйти тем же ходом. Хотя… у этого умного хватило бы, а вот какой-то слабак бросился к лазу… мог еще и Маэфора не увидеть, думал, что вот оно – спасение.

Не будет вам спасения. Заживо не сгорите, в этом повезло, но спасения вам не будет.

Бой идет. Маэфор держится. Давай, держись, немного осталось, мы скоро. А Голвег – совсем скоро.

Нет, Голвег – уже.

…рудаурцы, бросившиеся спасаться по боковой улочке, с разгону налетели на Хэлгона и следопытов. Это даже боем не было.

…Маэфор зажимал одну из ран рукой, как будто это могло унять кровь. Все понимали, что жить ему осталось десяток-другой ударов сердца.

– Не уносите, – выдохнул он. – Дома останусь.

Он попытался улыбнуться и умер.

– Проверьте этих, – отрывисто сказал Голвег. – Если есть раненые – добить!

– Они не заслужили..!

– Я сказал: добить! Мстители… – процедил он сквозь зубы. – Вот цена мести. Нашей мести.

Он обвел отряд взглядом.

Все смотрели на мертвого Маэфора.

– Дело не в том, что заслужили они. Дело в том, чего стоим мы, – глухо проговорил командир.

– Да, – из задних рядов откликнулся Хэлгон. В этой тишине его было слышно всем. – А то такая дорожка прямиком в Дориат ведет.

– Так что проверить и добить, если надо, – подвел черту Голвег.

Хэлгон подошел к нему:

– Ход заваливать не станешь.

Это уже не вопрос.

– И проверять ближайшие дома тоже, – командир говорил громко, гораздо громче, чем нужно было, чтобы его слышал эльф. – Где выход, они уже знают. Если они воины, они дойдут до армии Моргула и мы встретимся на поле боя. Если они трусливые шавки, то пусть умирают в горах как трусливые шавки.

И вполголоса, уже Хэлгону:

– Если бы не он, – он кивнул на мертвого Маэфора, – я бы сжег их заживо…

– Но ты не сжег их, – отвечал нолдор.

Аранарт стоял на холме, где они оставили его утром. Не пошевелился с того часа?

Голвег молча кивнул: всё сделано. Князь чуть качнул головой в ответ.

Серый день сменился долгими темными сумерками.

По отрогу горели костры, словно сейчас зима и холодно. Холодно было: в этот летний вечер многих знобило как на осеннем ветру. Но у костров никто не грелся. Это были костры не для живых.

Арнорцы стояли ниже по склону. Приказ князя им был известен, причины его тоже. Многие держали наготове луки. Другие – напротив, стискивали губы, пытаясь сдержать слезы. Пока еще у них это получалось.

Но много лучников не понадобится. И много стрел не понадобится тоже.

Аранарт повернулся к своим.

Он заговорил – громко, но без крика – и голос его, отражаясь от скальных выступов отрога, был слышен не только на склоне, но и ниже, где темной массой стояли гондорцы, и на холме поодаль, где были эльфы.

– Моргул уничтожил наш дом. Нам некуда возвращаться! Никакая победа не вернет нас к той жизни, что была до войны. Забудьте о доме. Забудьте о мире. Забудьте о жизни. Нам осталось только одно: уничтожить Ангмар! Выжечь эту язву, осквернившую нашу землю.

От него ждали приказа, взмаха рукой. Но он сказал (стоящие рядом потом передадут эти слова другим):

– Дайте лук. Я не стану прятаться за чужой болью.

Ему подали лук и стрелу с намотанной сухой травой. Он поджег ее и выстрелил не целясь.

Десятки стрел взвились в небо, и вскоре город вспыхнул гигантским костром.

Погребальным костром Артедайна.

Даже здесь, на таком отдалении, воздух дрожал и плавился. Ночь обращалась в день.

«За что? – думал Хэлгон. – За что мне это снова?»

Аранарт, словно почувствовав его мысли, обернулся. Горько усмехнулся, пряча за бравадой боль.

Хэлгон попытался ответить такой же усмешкой. Не вышло.

– Тогда было так же? – спросил князь.

– Тогда было наоборот, – отвечал нолдор.

Тогда… как мне рассказать тебе о том, что было тогда? Ты видел, как ваш брат человек весел от пьянства: он словно на крыльях, ему всё нипочем, можно добавить и добавить… отрезвление придет потом, оно будет страшным и мучительным, но пока он мнит себя всесильным и всеправым.

Вот как было тогда.

В слишком ярком свете пламени склон был хорошо виден. Слишком хорошо. Кто-то из арнорцев держался. Кто-то рыдал, не скрывая слез, – и не из слабодушных.

Ты прожил в Форносте тысячу лет. Они – в семь, десять, двадцать раз меньше. Как мерить глубину ваших утрат? Чья мучительнее? Да и стоит ли мерить?

– Каким был Феанор тогда? – спросил Аранарт.

– Откуда мне знать? – пожал плечами разведчик.

– Но… ты же был там!

Хэлгон чуть усмехнулся:

– Как зовут третьего тысячника гондорских мечников?

– Суретир, а что? – удивился вопросу князь.

– Как зовут его второго сотника?

– Не знаю, – пожал плечами.

– А кто пятый боец в его сотне?

– Я понял.

– И что он расскажет об этой ночи, если вернется в Гондор?

– Я сказал тебе, я понял.

Хэлгон встал рядом с ним. Рдяные отсветы пламени на лицах.

– Ты не похож на него, Аранарт. Я не видел его тогда, но ты не похож. Он сжигал чужие творения и делал это, чтобы причинить зло брату. Ты не похож.

Аранарт, глядя на горящий город, проговорил:

– Надеюсь, я не похож на него в главном.

– О чем ты?

В ответ – каждое слово как камень:

– Он. Проиграл. Войну.

В пламени город выл смертным стоном. Кровли и перекрытия домов рушились, взметая к небу ослепительные фонтаны искр. Если с запада веял хотя бы слабый ветерок, он приносил отвратительно-вкусный запах горящего мяса.

– Моргул, – (Хэлгону показалось «Моргот», и он не сразу понял, что ослышался), – видит это зарево. Он поймет, что с нами ему придется биться всерьез.

– Ну, – передернул плечами нолдор, – балрогов у него в запасе нет.

– Надеюсь, – чуть усмехнулся князь. – И драконов тоже.

Потом спросил, держа усмешку, как одноногий вцепляется в костыль:

– Ты «Ангмар» с «Ангбандом» не путаешь?

– Путаю, – кивнул Хэлгон. – Каждый раз боюсь оговориться.

У него вдруг мелькнула страшная мысль: слова о том, что Форност надо сжечь как недавнюю столицу Короля-Чародея, были лишь объяснением. Понятным и убедительным объяснением, с которым не станет спорить никто. Но не это было причиной.

Нолдор смотрел в неподвижное, окаменевшее лицо князя людей – и вспоминал другие лица. В них был гнев, ярость, радость битвы… они никогда не были так бесстрастны в своем приговоре, но – они были похожи!

Неужели правда? Неужели эти безумные мысли – верная догадка?

Отсветы пламени.

«Ты сжег город, чтобы нам некуда было отступить. Ты сжег город, чтобы воины бросились на врага в безумной ярости. Если бы Моргул не дал тебе этого повода, ты нашел бы другой. Ты бы сжег Форност всё равно».

Он стоял не далеко внизу, а рядом. Он мог бы задать этот вопрос самым тихим голосом – и сын Фириэли услышал бы его. И ответил бы. Ему – ответил бы.

И Хэлгон молчал, боясь, что услышал бы в ответ «Да».

Тогда всё было по-другому. Но: так – уже – было.

Жар горящего Форноста доходил до них, но Хэлгону стало холодно.

Но что сказать ему? «Так нельзя»? Голвег уже сказал это! – и что получил в ответ? и что с ним стало после ответа? А ведь разумный воин, и сжигать врагов заживо раньше не стремился.

Неужели действительно – в имени судьба, и сын Фириэли должен пройти путем сына Мириэли? Неужели ничего нельзя изменить?

А гондолинцы? Каково им смотреть на это? Тогда они видели зарево через Белегаэр – каково им сейчас увидеть это вблизи?!

И ведь знаешь по имени каждого, кто стоит под стягом из Гондолина. И половину тех, кто под знаменем Гил-Галада. Перестать прятаться, подойти, сказать: вы же мудрые, сделайте что-нибудь! Хотя бы подскажите, что сделать.

Не подойдешь. Не попросишь.

«Твой сын будет в безопасности. Я оберегу его. Даю слово». Это не было клятвой, только вот неважно: он сдержит слово. Хотя спасти от шаек рудаурцев – проще, чем от самого себя. Но слово дано, и надо держать.

Светает. Ночи коротки.

Это хорошо, что светает. В этом сером сумраке проще выбираться из прошлого.

Ты сын Фириэли, не Мириэли. Вернись к себе, Аранарт. Будь тем, кем ты смог оставаться даже два последних страшных года.

Ты же сам сказал: Феанор проиграл войну. Так зачем же тебе быть похожим на него?

И говорить надо с тобою прежним. Тогда тот грозный и безжалостный воитель, что предстал сегодня ночью, исчезнет – как опадает пламя догорающего Форноста.

Город надо было сжечь. Ты прав, Аранарт. Город, который год был столицей Ангмарца, сжечь было необходимо. Ты молодец, что хватило духу сделать это.

– Камень не дерево, – сказал Хэлгон вслух. – Дотла не сгорит. Когда-нибудь Форност отстроят заново.

Князь покачал головой:

– Не при нашей жизни.

Нолдор улыбнулся, светло и спокойно (чего ему стоило это спокойствие – ведает только Эру):

– Не при вашей. Но при моей. Я доживу. И увижу это.

– Ты действительно считаешь, что это будет?

Хэлгон снова улыбнулся (теперь это потребовало вдвое меньше сил):

– А почему нет? Мы же разгромим Моргула.

– Но Арнор уничтожен.

Нолдор улыбнулся в третий раз:

– Пока живы арнорцы – Арнор жив. Ты знаешь это гораздо лучше моего.

И каменная маска, которой было лицо Аранарта, стала медленно оживать.

– Так ты доживешь?

– Мне дать тебе слово, как твоему отцу? – на этот раз улыбка была совершенно искренней.

– Не надо. Просто доживи.

– Просто доживу.

«А может быть, мне и почудилось ночью. Темнота, пламя… воспоминания не из лучших. Да и вообще – если бы у всех, чьи имена матерей созвучны, была бы сходная судьба, слишком много было бы в мире похожих людей. И не-людей».

– Аранарт, а когда ты ел последний раз?

– Не помню.

– Идем, – самым решительным тоном заявил Хэлгон, и князь не стал сопротивляться. Он действительно почувствовал зверский голод.

Они пошли вниз по склону.

Увидев одного из бойцов Голвега, Хэлгон подозвал его:

– Бегом к эльфам и без мирувора не возвращайся. Скажешь: для него.

Он кивком показал на князя.

Тот действительно помчался бегом.

Аранарт приподнял бровь:

– Хэлгон, как ты думаешь: пятый воин во второй сотне третьей тысячи мечников Гондора умеет так же ловко отдавать приказы?

Нолдору хотелось сказать «если проживет тысячу лет с князьями Арнора – еще лучше научится», но он ответил встречным вопросом:

– Ты спать собираешься?

– Нет, мы должны…

– Ну вот, – он не собирался слушать о планах перемещения войск, – а силы ты брать откуда думаешь? Ты отличаешься от Феанора, Аранарт. Ты человек. И силы твои не бесконечны. Не забывай.

– Почему я терплю твои команды? – вздохнул тот.

– Потому что я прав, – нахмурился Хэлгон. – И потому что нас никто не слышит.

По ту сторону отрога догорал Форност. Воины, проведшие всю ночь в оцепенении от ужаса происходящего, медленно возвращались к обычной жизни, шли по своим лагерям. Голоса, поначалу тихие, звучали громче.

Днем переведем войско на северо-восток, там встанем уже основательно, бойцы отдохнут.

И будем думать о решающей битве.

Последний Мост

Войско отвели от Форноста, встали в предгорьях. Эарнур, по выражению Хэлгона, «тряс гривой и бил копытом», требуя догнать Короля-Чародея и… но это «и» так и осталось неизвестным: день ото дня военный совет никак не мог собраться. Аранарт был занят. А без него совет невозможен.

…Аранарт был занят чем угодно.

Проще всего было быть занятым запасами еды для воинов. Всё же два года назад (всего два года… не верится!) они с отцом, ожидая войну, сделали неплохие схроны в горных укреплениях. Что-то очень понадобилось… а что-то лежит нетронутым. А где те запасы – знали, конечно, только князь и его сыновья. Не верите – спросите Голвега, он посмотрит на вас честнейшим из взглядов и подтвердит.

Эарнур, похоже, никогда не пытался выкурить горцев из гор. Вот он и хочет идти в Ангмар армией… н-да, и что будет с этой армией во вражьих ущельях?! Но спорить с принцем не стоит. Достаточно потянуть время. Пусть Король-Чародей сумеет собрать своих. Не толпы рудаурских разбойников, а серьезное войско. Лучших воинов Ангмара. Людей и орков.

Ангмар можно разбить только в Арноре.

Только выманив его из гор.

… поэтому надо ездить по схронам. А боевой пыл Эарнура пусть Кирдан и Броннир выдерживают. Они вечные, и терпение у них тоже бесконечное.

… только этого недостаточно. Да, Моргул соберет армию. Да, он ударит. Но кто сказал, что это будут отборные войска? Он должен бросить в бой все силы. Только тогда эта война имеет смысл. Иначе – кого-то мы разобьем, в Ангмаре, можно быть уверенными, найдем потом полторы калеки, войну сочтем выигранной, Гондор уплывет, эльфы уйдут, а через год-другой… или через десять лет…

Надо выманить Моргула. Надо заставить его драться как мы. Безоглядно. Насмерть. Или что там вместо смерти у назгула?

И нам нужна помощь Ривенделла. А он до сих пор не может перейти Седую: рудаурцы не дают.

Стоп. А вот, кажется, и ответ.

Это только маленьким детям говорят, что двух кроликов в один силок не поймать…

– Мы с Хэлгоном уезжаем немедленно. Еду довезете сами.

Выезжать на ночь глядя было бы безумием – но только не для них двоих, знающих эти горы кто всю жизнь, а кто тысячу лет. Да и в линдонских скакунах они уверены.

– Хэлгон, а за сколько бы ты на таком коне доскакал от лагеря до Последнего Моста?

– Вообще или сейчас?

– Вообще.

– Да за полдня. Если на таком, ­– усмехнулся нолдор.

– А если «сейчас»? – прищурился Аранарт.

– А сколько отрядов рудаурцев я встречу?

– Ясно. Так, а если бы ты держался за стремя всадника? И не встретил бы никого?

– Подольше. Но дня не понадобилось бы.

– С привалом? – нахмурился адан.

– Зачем? Два эльфа и наш конь, так?

Князь кивнул.

– Если бы я бежал, держась за стремя… – нолдору вспомнилось, как когда-то истребляли орков на Сосновом Нагорье, обрушиваясь на них как с неба. Побегать тогда пришлось… большинство коней Маэдрос отдал же. – Понимаешь, ты как будто спишь на бегу. Усталости не чувствуешь. Привал помешает, не поможет.

– Значит, меньше дня?

– Если без людей скакать, то да.

– Отлично. А что за чело… в смысле, каков по характеру лорд Броннир?

– Аранарт, если ты хочешь спросить, выполнит ли Броннир твой приказ, то так и спрашивай.

– И?

– Смотря какой. Броннир… я мало его знаю, но он же гондолинец. Мастер. А мастера любят всё красивое. Красивый приказ – выполнит.

Они вернулись в лагерь ночью (увлекательное это дело – прятаться от Эарнура), Аранарт сразу обрушил на Голвега свои идеи, проверяя будущие приказы на красоту, Хэлгон занялся лошадьми. Очень скоро эти двое вышли. Нолдор остановил их.

– Аранарт. Я не знаю, что ты собираешься предложить Бронниру, но я прошу тебя: я хочу так пробежаться.

– Хорошо.

– Среди фалафрим же есть всадники? Пусть мало, но.

– Хэлгон, это решать Кирдану, а не мне. Но я тебя услышал.

Князь и его советник стремительно пошли в сторону эльфийского лагеря. Ночи уже не так коротки, но надо успеть всё решить до рассвета.

«Ночь нужна вот для таких переговоров», – эти слова Голвега прочно врезались в сознание Аранарта. И не обязательно тайным переговорам быть против кого-то. Можно быть и за. За защиту Эарнура от его, как бы это помягче, великолепной храбрости.

Кирдан не спал, за Бронниром послали.

Голвег развернул карту, принесенную с собой. (Эльфы с их памятью не нуждались в такой мелочи; арнорцы тоже, разумеется, знали всё, что нарисовано на этом куске кожи, наизусть, а также и многое из того, чего там не нарисуешь – мелко. Но люди так привыкли показывать на карте, что обойтись без нее не могли.)

Начал Голвег:

– Два года назад Король-Чародей послал войско рудаурцев встать на правом берегу Седой, перекрыв Последний Мост. Их там полторы-две тысячи. Это скорее огромная шайка, чем настоящее войско…

– Но их вдесятеро больше, чем дружина Элронда, – кивнул Броннир. – И поэтому Ривенделл до сих пор не вступил в войну.

– А на Ветреном Кряже рудаурцев почти нет. Те, что есть, не опасны, это проверено весной, –добавил старый воин.

– Ты хочешь открыть Последний Мост, – взглянул лорд нолдор в глаза Аранарта.

– Нет. Я хочу разбить Ангмарца.

Броннир кивнул: продолжайте.

И продолжил тоже Голвег:

– Скажите мне, владыки, сколько времени понадобилось бы эльфийской коннице с эльфами же у стремени, чтобы добраться отсюда до Последнего Моста?

– День, – качнул головой Кирдан.

– Меньше дня, – уточнил Броннир. – Если Ветреный Кряж действительно не нападет.

Аранарт взглядом указал на Голвега: если он говорит – значит, так и есть.

– И в бой вступит Элронд, – проговорил Кирдан.

– Так что же Моргул? – спросил гондолинец.

– А к Моргулу, – наконец заговорил Аранарт, – добегут те, кто сумеет спастись у Последнего Моста. И Моргул узнает, что Ривенделл готов выступить.

Эльфы переглянулись.

– Он должен бросить на нас все свои силы, – тихо произнес князь людей.

– Дальше, – в тон потребовал лорд нолдор.

Аранарт чувствовал, что голос его дрожит от волнения, и старался говорить медленнее, скрывая это:

– Мы стоим здесь слишком удачно. Он не глупец, нападать на нас здесь он не будет. Вот тут, – он показал на карте чуть севернее большой буквы «Р» в красиво выведенном слове «Арнор», – есть неплохая долина. Развернуться можно, но с севера и юга скалы, не обойти. Встанем на западном краю и подождем его.

– Ты рассчитываешь, – нахмурился Броннир, – что всадники Элронда (ну и то, что останется от нас после прогулки к Последнему Мосту) ударят Ангмару в спину?

– Не только. Ударить должны одновременно вы с юга и гондорская конница с запада. Ангмар будет окружен.

– Красиво, – заметил Броннир.

Кирдан покачал головой:

– Король-Чародей разгадает этот план. Ему известны все наши войска, он узнает, что к нам присоединится Элронд. Он придумает ответ на это. А его силы нам неведомы.

Гондолинец свел брови:

– Я думаю, что прав Аранарт. Если Моргул узнает, что Последний Мост свободен, он бросит на нас всё. Без остатка. Ну и попробуем, – он улыбнулся, – сила на силу.

– Владыки, а вы уверены, – заговорил Голвег, – что ему известно, что у нас два конных отряда? Разных? Удар с юга, от Последнего Моста он просчитает, верно. Но он будет думать, что там людская конница. И она просто не успеет к битве. Так он решит. И будет надеяться разбить нас по частям.

– А Элронд поторопится, – снова улыбнулся Броннир. – Ну и мы, кто уцелеет.

– Так нападите ночью, – пожал плечами Аранарт, – и уцелеют почти все.

Оба эльфа словно отшатнулись. Лицо Кирдана стало непроницаемо-бесстрастным, Броннир сжал губы в тонкую линию.

– Бить спящих? – спросил он после паузы. – Не ждал я, что ты предложишь поступить бесчестно.

Аранарт на несколько мгновений зажмурился, потом заговорил, глядя в никуда и сжав кулаки:

– Честь? Для меня? Я оставил ее в Форносте, когда мы сдали его без боя. Когда я бросил отца, пусть и по его приказу, но зная, что он закрывает меня собой и идет умирать. Когда я ел хлеб с маслом у Тома Бомбадила, а враг топтал Арнор. Когда я жил в тепле в Мифлонде, а мой народ умирал от холода. Когда я был в безопасности, а Моргул убивал отца, мать, братьев. Для меня нет чести.

Все молчали. Сквозь откинутый полог шатра становилось видно, что светает.

Он говорил дальше:

– А для тех, у кого она есть… Ангмар – это враг. А Рудаур – предатели и отребье. Они словно черви или навозные жуки. Их не убивать надо, их надо давить!

Голвег смотрел ему в лицо, надеясь встретиться глазами и взглядом сказать: успокойся. Успокойся, как ты был спокоен эти два года.

Но Аранарт по-прежнему глядел в никуда.

– Так, чести у тебя нет, – проговорил Броннир. – Но люди еще говорят о совести. Что скажет она?

– А совесть, – отвечал князь, – меня будет грызть сильнее за одного павшего эльфа, чем за сотню рудаурцев, перебитых спящими. Впрочем, – он заговорил своим обычным тоном, – это ваш бой и решать вам. Прошу простить меня за несдержанность.

– Когда? – негромко сказал Кирдан, возвращая их к делу.

– Чем скорее, тем лучше, – отвечал Аранарт.

– Что, – усмехнулся Броннир, – собрать эльфов и прямо выехать с восходом?

– А это возможно? – совершенно серьезно спросил князь.

– Если нужно.

– У нас есть… – Аранарт стыдился срыва и мучительно подбирал слова,­ – одна сложность. Эарнур. Ему не слишком понравится этот план. Особенно если он будет исходить от меня.

– И? – заинтересованно посмотрел на него лорд нолдор.

– И я бы просил, чтобы вы…

– …выступили немедленно, пока Эарнур еще не омыл свои очи, восстав ото сна?

Все улыбнулись.

– Хорошо, – кивнул Броннир.

– Владыка Кирдан, я просил бы, чтобы и твои всадники…

– Хорошо, – отвечал тот.

– Нашего пусть кто-нибудь прихватит бежать у стремени, – небрежно заметил Голвег.

Кирдан молча кивнул.

– Так, – Броннир чуть щурился, предвкушая скачку и битву (как они с Хэлгоном похожи!), – мы выйдем с восходом, как раз к ночи будем там и к завтрашнему восходу разберемся с рудаурцами. Через два… нет, давайте считать – через три дня Ривенделл перейдет Седую. Пара дней на раненых и отдых. Ну и еще день на север. Когда вы выйдете на ваши холмы?

– Мы выйдем быстрее, – ответил Кирдан, – чем туда доберется Моргул. И вы – быстрее. И мне это не нравится.

Гондолинец пожал плечами:

– Будем надеяться, что у рудаурцев будет или орк на варге, или хоть какой-то всадник. Да, Аранарт, что передать от тебя Элронду?

– Ты – гонцом?

– А что не так? – древний эльф смотрел самым старательно-удивленным взглядом.

– Но ты… ты же…

– Ты – потомок владыки Тургона, моего лорда. Равно как и Элронд. Ты полагаешь, что я недостаточно знатен, чтобы быть гонцом между вами?

Ветер.

Ветер, бьющий в лицо от стремительного бега.

Ветер, летящий сквозь тебя.

Тебя нет. Ты разодран этим ветром на тысячу лоскутов, и они бьются в яростных потоках воздуха.

У тебя нет ни прошлого, ни будущего. Нет тела – ты не ощущаешь его. Нет ног – они не отталкивают землю прочь, они – тоже часть ветра. Есть только левая рука, сжимающая ремень стремени и прижатая ногой кого-то из фалмари.

У тебя нет имени. И это прекрасно. Ты не должен никому и ничего. Некому служить. Не от кого прятаться. Ты должен только ветру – лететь навстречу.

Твои глаза открыты, но у тебя нет зрения. Этого хватит, чтобы не споткнуться, но мест, по которым вы мчитесь, ты не видишь. А видел бы – так не узнал. У тебя нет памяти.

Голод? Жажда? Что это? Ты не знаешь.

Только мчаться. Мчаться сквозь мир.

Быть частью того живого существа, что зовется – отряд. Тебя нет. Он есть. Он летит на юг. А ты – неподвижен в нем.

Ощущать мерное дыхание этого многорукого и многоногого монстра. Ощущать стократное биение его сердца, единого сердца, как един для всех вдох и выдох.

Жить в той подлинной реальности, где ­– тебя – нет.

Как было тогда.

Когда сотни лет – и в Свете Древ, и под звездами, и под Солнцем и Луной – ты был больше чем жив. Потому что ты был огромен. Стократно сильнее, чем может быть эльдар. Ты был жив – и прав.

Прав всегда и во всем. Сотни сердец бьются в унисон, но разум один. Как может рука или нога не повиноваться ему? Это счастье – быть частью.

И ярче всего ты ощущал жизнь, когда нес смерть. Ты и сейчас готов ее нести. Ты жив для того, чтобы убивать.

Ты не сражаешься. Ты убиваешь. Для тебя нет победы – ведь тебя самого нет. Нет ненависти. Нет злобы. Нет торжества. Ты словно ветер, сметающий сухие листья. Ветру всё равно. Орки? Эльфы? Люди на сей раз?

Летняя ночь близилась к концу. Скоро.

– Мерзко резать спящих, – обернулся Броннир к своим.

Всадники, слышавшие его, кивнули.

Всё так. От одной мысли, что будешь убивать тех, кто беззащитен перед тобой, – гадко. И слова «не твоя вина, что у них плохие дозорные» не послужат оправданием. Перед другими – может быть. Но перед собой – нет.

Потери? Но им легче погибнуть, чем веками жить с душой, словно грязью заляпанной.

Броннир поднес с губам рог и звонко протрубил. Еще несколько эльфийских рогов подхватило.

За этот год с лишним лагерь рудаурцев превратился в неплохой поселок. На берегу Седой – палисады, башни. Как ни хороши эльфийские стрелки и как ни плохи те, что на правом берегу, – а только пока колчаны слуг Ангмарца не опустеют, эльфам Последний Мост не перейти.

Последним и станет. В точку название.

А колчанов на правом берегу много…

Зато с запада и севера удара никто не ждал. Да и с чего бы его ждать, если эти земли принадлежат Рудауру с той поры, как само княжество родилось, а уж когда Форност стал столицей Короля-Чародея, то и подавно! Лень возиться с палисадами… хорошего леса тут не так и много… лучше домик выстроить, а то снежной зимой в палатке не много угреешься, даже если под боком теплая молодка. Кормит Ангмарец досыта, еду присылает исправно, понимает: если они тут оголодают и уйдут искать пожрать – быть эльфам на правом берегу. В общем, кому война, а кому мать родна: сиди себе, посматривай за реку, эльфа увидишь – хвастайся… тьфу ты, в смысле – стреляй, ешь себе, скучно – жильё потеплее сооруди или на охоту отпросись. Жаль, выпивку не возят, ну да вокруг ягоды не перевелись, хотя и слабовато из них пойло.

И когда в предрассветной тишине, в самый сон на севере затрубили рога, то те, кто повскакивал, не могли понять, что это.

А потом стало поздно.

От пения нолдорских рогов (не спутаешь с могучим ревом рогов фалафрим, перекрывающим любую бурю) он проснулся от того сна наяву, в котором бежал тропами прошлого.

Так бывает у человека: открыв глаза, вспоминаешь сон – и стыдишься его. Потому что увидел то, чего сам о себе знать не хочешь, что прячешь в самых потаенных уголках души…а сон вытащил это и сказал: смотри, ты на самом деле – такой.

Значит, Мандос не изменил ничего. Значит, по-прежнему способен убивать не думая и не глядя. Так стрела поражает цель. Значит, рад вернуться в такой отряд… и это теперь просто: многие из парней Голвега готовы к этому, да и Аранарту, кажется, осталось меньше шага.

…тем временем они влетели в лагерь рудаурцев и началась рукопашная. Кто-то из этих успевал схватиться за оружие, кого-то кони затаптывали спящими, из какого-то шатра, визжа, выбежали молодые женщины в одних рубашках (эти-то что тут делают?!), вдалеке слышался звон оружия – там успели не только проснуться, но и вооружиться.

Надо обрушить частокол на берегу. Главное – открыть мост.

…и будешь как раньше – всегда силен и всегда прав. И счастлив. Пока чья-нибудь стрела в сердце тебя не разбудит от этого сна наяву.

В бою нельзя думать. Но тело движется само, эльф быстрее человека, тем более – сонного или перепуганного, даже если эльф и позволяет себе самоубийственную роскошь – думать.

Пробиться к частоколу. Остальное неважно.

Нельзя думать? А то что? Убьют? А не убьют – пойдешь вперед, сильный и счастливый. Рудаурцы – хуже орков. Это так просто. Орков Нагорья когда-то уничтожали всех. У них нет женщин – есть самки. Нет детей – есть детеныши. Рудаурцы – хуже орков. И оскверняют землю Арнора. Твоего Арнора. Сосновое Нагорье твоим не было. Всё будет оч-чень просто… и привычно. Ты умеешь это делать. Не совсем это… научишься. Сказано же: рудаурцы – хуже орков. Быстро научишься.

А у частокола собрались серьезные. Им не отступить отсюда. Смертники. Нет бы бежали в разные стороны. А они встали, чтобы не дать открыть мост.

В Мандосе будет время сравнить – хуже они орков, не хуже… А сейчас – размяться не хуже чем в Первую Эпоху.

Ты стремителен и страшен. Глаз человека не успевает за тобой, меч человека рубит воздух там, где только что был ты. Сколько-то нолдор бьется рядом – не разглядеть лиц, не узнать имен, но чувствуешь их движения как свои, понимаешь их, как самого себя. Первый раз сражаешься рядом, а словно всю жизнь спина к спине… Вот что значит – общая выучка.

Этих, у частокола, всё меньше. Перешагиваешь через мертвых ли, еще ли живых… скоро бревна будут сброшены в Седую. Скоро.

А Намо тебя видеть не хочет. Хуже или лучше орков рудаурцы, а те и другие бьют мимо… ну почти. Да это не раны, так, царапины.

Частокол. Значит, не в этот раз.

Хэлгон перешагнул через очередного поверженного врага, думая, как быстрее повалить бревна, и не увидел предсмертного взблеска меча. Бок обожгла страшная боль, дыхание со свистом вырвалось – но не вверх, из горла, а вниз, из раны.

Рудаурец успел отомстить за свою смерть.

Едва первые несколько бревен были сброшены в реку, Броннир промчался по мосту и поскакал на восток. Он напряженно вслушивался в леса по левую руку – Троллья Чаща могла скрывать не только троллей, от которых его защищает яркое солнце. Но, похоже, крепости, разрушенные несколько веков назад, сейчас не были опасны… не были живы. Да и зачем бы, в самом деле, держать здесь войска, если и Ветреный Кряж, и Северное Всхолмье были в руках Моргула.

После полудня он услышал топот копыт: навстречу скакал отряд. И это могли быть только…

– Добрая встреча, Глорфиндэль! – крикнул он

– Поистине, добрая! – привстал в стременах ваниар.

Сын Эктелиона развернул коня. Какая это радость – скакать стремя к стремени с еще одним из них. Из лордов Гондолина. Города погибшего, но всегда живого в их сердцах.

Погибшего, но непобедимого.

А ваниар совершенно не изменился. Словно не было для него ни балрога, ни Мандоса, ни возвращения.

– Ночью дозорные сообщили о вас.

– Если вы нам на помощь, то вы опоздали, – улыбнулся сын Эктелиона.

– Что, вы уже разбили Ангмарца?

– О, подобная жадность была бы позором нам и оскорблением лорду Элронду!

Глорфиндэль рассмеялся. Привычка Броннира шутить была памятна с тех пор, когда сына Хранителя Врат звали совсем иначе… и отрадно было видеть, что все перенесенные испытания не искоренили ее.

– Ты будешь смеяться сильнее, узнав, какой плохой из меня гонец.

– А что случилось?

– Я обещал Аранарту передать его просьбу лорду Элронду. И не сдержу слова. О позор!

– Просьба выслать отряд?

– Разумеется.

– Передашь, когда увидишь Элронда, – улыбнулся ваниар.

– После войны?

– А почему нет? Принесешь извинения, что не сделал этого раньше.

Можно было говорить ерунду и смеяться. После года с лишним взаперти, спеша к решающей битве, ­– можно.

Разбирались с потерями. Пятеро убитых, все фалафрим. С дюжину серьезно раненых. Остальные – не считаются, промыть раны, перевязать, глотнуть мирувора и… и даже отдохнуть. Время есть.

Скоро приедут целители Элронда, а пока сами займемся делом.

– Броннир, – окликнул командира один из тех, кто возился с ранеными, – ты посмотри, кто здесь!

Тот сначала увидел бинты, пропитанные кровью на правом боку (выживет ли?), рана на плече, перевязанная голова (это, похоже, самая легкая, повезло… здесь повезло, а вот что с боком?) и только потом посмотрел на лицо.

– Хэлгон?!

Услышав свое имя, аглонец открыл глаза.

– Бро…ннир. Добрая встреча…

– Ты откуда здесь?!

– В Эндорэ..? В отряде..? – попытался усмехнуться, сил не хватило. Кровь розоватой пеной выступила на его губах.

– В отряде!

– Я всегда… неплохо прятался…

Нолдора трудно удивить. Но сейчас у Броннира земля закачалась под ногами. Он слишком ясно помнил, как последний раз он видел этого аглонца, а сейчас Хэлгон – ну да, не мертв, а едва жив, ну да, не со стрелой в сердце, а, похоже, с пробитым легким, ну да, не враг, а свой, и в твоем же собственном отряде (как?!)… Дом Феанора умеет удивлять. Две Эпохи прошло, а что изменилось?

– Фалафрим, – выдохнул раненый, объясняя.

– Так ты с ними… – что ж, хотя бы его появление стало понятно.

– Броннир… просьба… – снова кровавая пена на губах.

– Да, я слушаю.

– Если… не выберусь… Аранарту не рассказывай… про ту мою смерть. Он знает… но без подробностей…

– Аранарту?! Погоди… эльф, который с Аранартом, это ты?!

– Я. Встречаться… не хотел… – кровавая пена, – вы же на меня тогда насмотрелись… всей гаванью…

– Хэлгон… – «Меня совесть будет грызть сильнее за одного павшего эльфа, чем за сотню рудаурцев, перебитых спящими!» – не смей умирать. Аранарт не простит себе твоей смерти. Не смей. Вы, мерзавцы, живучие; вы выберетесь, если не наповал.

– От мерзавца… живучего… слышу.

Ругается – значит, выживет. Обязан выжить!

Надо было заниматься прочими делами отряда. Но выражение лица Броннира было таким, что его хотели и не решались спросить, кто погиб.

Глорфиндэль подошел к нему:

– Что?

– Помнишь Хэлгона?

– Помню? Зачем его помнить, он же арнорский.

– Ты знал, что он в Эндорэ? Что он вышел из Мандоса?

– На одном корабле приплыли.

– А вот я не знал…

Мрак прошлого

– Прочесать лес! Он мог быть не один!

А даже если и один. Невернувшийся разведчик – это тоже донесение. Менее ясное: его мог убить и орочий отряд. И всё же. Известно ведь, откуда именно он не вернулся.

– Ты знаешь… знал его?

Кто-то из дориатцев.

– Да. Знал. Пес из своры Келегорма.

Нет зверя страшнее одичавшего пса. Волк не так опасен.

– Они придут?

– Обязательно.

– И… против вас?

– Это не имеет значения для них. Ну и для нас. Мы же вас не бросим.

– Ой.

Ну кто пустил детей?!

– Это эльф?

– Это враг?

– Да, мальчики. Это эльф. И это враг. Самый страшный враг.

– Но Нимдин же убил его своей белой стрелой!

Сказать? Не стоит?

Сказать. Неведенье не защитит от неизбежности.

– На всех у Нимдина стрел не хватит.

– Госпожа Эльвинг, не стоит тебе глядеть…

– Я не в первый раз вижу эльфа, убитого эльфами.

Детей забери. Если не случится чуда, они еще успеют… насмотреться.

– Надо укрепить гавань! Времени мало, но есть. Мы можем успеть.

– Но тогда она перестанет быть скрытой…

– Она уже перестала быть скрытой! «Знают» или «узнают» – разница лишь во времени на возведение стен.

И, похоже, мы спаслись из пылающего Гондолина, чтобы погибнуть здесь.

А они спаслись из пылающего Тар-Гелиона и Аглона за тем же самым.

– Броннир, очнись!

Гондолинец вздохнул, повернулся к Глорфиндэлю:

– Ты когда его последний раз видел?

– Лет сто назад, – качнул головой ваниар.

– А тогда?

– Он свою жену к отцу привез.

Броннир снова вздохнул:

– А я его – в Арверниэне. Когда он меня уже не видел…

– Он изменился, – негромко сказал Глорфиндэль.

– Верю. Но я не о нем. Просто… веками не думаешь о том, и вдруг – он, лежит тут, весь в крови. Не хочешь, а вспомнишь. Будто всё вчера было. Сегодня.

– Оставь прошлое прошлому.

– Тебе легко говорить. Ты погиб раньше, чем! – он дернул углом рта.

– Да, со смертью мне повезло.

Тон ваниара был совершенно серьезен.

Совет перед походом

Утром предыдущего дня совет, которого так жаждал Эарнур, наконец собрался, и принц смог выплеснуть свои мысли. Они были просты и отважны: пока Моргул еще не собрал против них новое войско, надо найти ангмарские отряды и разбить их. Арнорские разведчики и эльфы выследят врага, а численный перевес гондорской армии и стремительная конница решит исход войны.

Эарнура все выслушали вежливо.

А потом гондорские тысячники столь же вежливо объяснили ему, что вести войско в горы означает погубить его. Голвег добавил, что его следопыты не знают Ангмар.

Аранарт молчал, уставший от прошлой ночи больше, чем сам ждал от себя.

Кажется, его безмолвие вызывало у Эарнура больше досады, чем возражения своих же полководцев: столько дней ждали его приезда – и ради чего? ради очередного молчания?!

О необходимости сражения на землях Арнора говорили все, Кирдан показал на карте точно то место, что Аранарт ночью, произнес его слова о горной долине, об ударе эльфийской конницы с юга и добавил, что за время перехода они продумают этот план в деталях.

Эарнур, не трудясь скрыть раздражение, спросил:

– Но лорда Броннира здесь нет. Почему мы без него решаем, где биться его воинам?

Красноречивый взгляд в сторону безмолвного Аранарта досказал то, что кипело в душе гондорца.

– Мы не решаем, – спокойно отвечал Кирдан. – Броннира нет здесь потому, что сейчас, полагаю, его отряд подходит к Ветреному Кряжу. Завтра Последний Мост будет открыт, и к нам присоединится Ривенделл.

И такая льдистая древность была сейчас во взгляде эльфа, таким чуждым был его голос, что всем и даже Аранарту стало не по себе. Как могут они, смертные, решать за Старших Детей Единого, что им делать и где биться?

Совет на этом заглох сам собой. Готовим армию к переходу на северо-восток, ждем вестей от эльфов.

Аранарт садился на коня, чтобы ехать к себе, но услышал голос Талиона:

– Князь. Обожди.

Он кивнул гондорцу: сейчас, а сам обернулся к Голвегу:

– Разведчиков вперед по нашему пути, это ты и так знаешь. А сам возвращайся. И мне здесь хотя бы десяток оставь, а лучше два. На всякий случай.

Голвег ускакал.

– Я слушаю.

– Скажи мне, князь, – чуть прищурился старый воин, – откуда Кирдан так хорошо знает ваши холмы? До моря далеко.

– Еще во времена Арвелега он сражался здесь. Его войско тогда…

Талион одобрительно кивнул, будто услышал ответ ученика, который хорошо всё выучил.

– И тебе нравится его план?

– А что не так? – Аранарт отчетливо чувствовал себя мальчишкой на уроке, и в другой час это раздражало бы, но сейчас тревожило – ведь речь идет о сражении, которое решит исход войны.

– Он не нравится самому Кирдану, если ты заметил. О том, что план надо еще продумать, просто так при всех не говорят.

Сын Арведуи молчал и хмурился. Сказанное Талионом было очевидно, а он это упустил.

– И еще скажи мне, князь, – в голосе гондорца слышалась усмешка, впрочем добрая, – если это был не твой план, то почему у тебя не были ни возражений, ни даже вопросов?

Теперь он сполна ощутил себя учеником, уличенным в нерадивости. В юности это чувство было ему неведомо. Но он не был ребенком, которого отчитал наставник. Он посмотрел в глаза Талиону и коротко ответил:

– Благодарю. Учту.

– Ты прав, – Талион был более чем доволен его ответом, – решив говорить с Эарнуром через Кирдана. Мне в свое время пришлось учиться подобному ради твоего деда. Он ведь не признавал ничьего мнения, кроме собственного.

– И как же?

– Как… Рассуждать вслух при нем. Подводить к решению, но оставлять последний шаг за ним. Он потом тебе твое и прикажет.

– Ясно. Запомню.

– Ну, к делу, князь. Эарнура здесь нет, давай начистоту. Кирдан знает ту долину?

– Нет.

– Плохо, – покачал головой тысячник. – Очень плохо. Значит, только ты…

– Ее знает Голвег.

– Ты еще про своего эльфа скажи, вот тоже полководец знаменитый, – буркнул под нос Талион. – Ладно. Поверю тебе, что она и впрямь хороша и что Ангмарец не найдет там ход, о котором не подумал ты.

– Я поговорю с Голвегом.

Талион снова одобрительно кивнул. Он бы не удивился, начни арнорец возражать, а этот готов признать ошибку заранее. Кто похож на Ондогера? он похож на Ондогера? чем, гривой как у черного харадского льва?! Это Эарнур похож на Ондогера, вот уж родственники!

А этот готов учиться и быстро учится. Правда, нет у нас времени на это «быстро»…

– Ты вот о чем подумай, князь. Что бы ты сделал на месте Ангмарца?

Аранарт закусил губу. Вопрос застал его врасплох.

Тысячник продолжал:

– Я не знаю ваших войн. Я не знаю его… назгул, не человек! Но я бы на его месте сил на нас не тратил: страна разорена, еды взять негде, пара сотен лучников с зажженными стрелами по обозу – и всё.

Арнорец наклонил голову, благодаря за урок.

– За обоз не тревожься: я пойду к Эарнуру, порассуждаю вслух, он отдаст приказ усилить охрану. Ты о сражении думай. Раз уж место знаешь только ты.

– Я поговорю с Кирданом. Немедленно.

– Вот и правильно. И не волнуйся напрасно, мой мальчик: все мы когда-то командовали войском первый раз, – Талион улыбнулся.

…и они оба не заметили, как гондорский полководец назвал князя Артедайна.

Эльфийский лагерь не был похож на людской. Дело было не в изяществе пропорций шатров и их узорной отделке, хотя, конечно, это первое, что бросалось в глаза. Но посели здесь людей – лагерь станет другим.

Исчезнет спокойствие.

«Словно горное озеро», подумалось князю. И серебристые полотнища шатров чуть колеблется под ветром, усиливая сходство. Озеро, в котором отражаются скалы, а оно безразлично к ним. Оно кажется ровной гладью, хотя на самом деле уходит вниз так глубоко, что половина окрестных утесов скрылась бы в нем с головой. Оно мнится просто красивым и безопасным, хотя даже в самый жаркий день вода в нем ледяная, а под водой таятся водовороты куда более смертоносные, чем любой горный склон: гора хотя бы угрожает открыто.

А как всё спокойно и светло. Словно они и не на войне. И стража у шатров только так, почета ради…

Кто-то из эльфов взял у князя коня. Аранарт прошел к Кирдану.

– Я собирался посылать за тобой, – сказал владыка Гаваней, кивнув ему на раскладное кресло с неизменным узором бушующих волн. – Но мне сказали, что ты едешь.

– Талион сказал, тебе теперь не нравится мой план.

– Это верно.

Аранарт требовательно молчал, сжав губы.

Вошел Гаэлин с кувшином какого-то горячего напитка. Здесь слуга Кирдана носил кольчугу (и носил так, будто всю жизнь проходил в ней!), но облик его остался на удивление мирным и домашним. Война не коснулась его.

Кирдан кивком отпустил его, налил Аранарту. Тот пригубил – это были только травы, но разобраться в их сочетании взялся бы лишь самый опытный знаток.

Владыка Гаваней сел напротив и медленно произнес:

– Твой план хорош. И неисполним.

Аранарт снова сделал глоток – крошечный, едва губы омочить.

– Ты судишь о Моргуле по себе. Тебе необходима эта битва – и ты думаешь, что она необходима и ему.

Князь отставил кубок.

– А ему нужно другое, – покачал головой Перворожденный. – Ему нужно уничтожить армию людей. И для этого ему достаточно…

– …не вступать в бой до зимы, – подхватил Аранарт. – Гондорская армия не готова к холодам, да. И припасы… я думал об этом. Но разве взятие Форноста и освобождение Последнего Моста не заставят его вступить в бой сейчас?

– Ты молод и рвешься мстить, – качнул головой Кирдан. – А он воюет с вами тысячу лет. У него много времени.

– И что же делать?

– Что-то… – безмятежный голос эльфа не сочетался с его словами. – Что-то, что заставит Моргула проглотить твою приманку и повести войско в ту долину. И да, как она называется? ночью ты не сказал, а я не спросил; хорошо, гондорцы не задали вопроса.

– Отравная.

– Мрачное имя.

– Там холм… Дол Саэв. Родники на нем… я сам пил из них, сейчас всё хорошо. Но когда-то давно, еще до Ангмара, рудаурцы…

Эльф кивнул, перебивая. Отравная – значит, Отравная. Прошлое прошлому.

– Ты разозлил Моргула, Аранарт. Но не путай его с Эарнуром. Его ярость – лед, не огонь. Его месть – беспощадная, не бурная. Чтобы он вступил в сражение с нами, это должно вести к его успеху. Его.

Князь молчал и кусал губы.

– И теперь главное, – сказал Кирдан.

Аранарт почувствовал холод в груди. Что еще?! Что, по сравнению с чем неосуществимый план решающего сражения, – не главное?!

А эльф продолжал обычным ровным тоном:

– Тебе нужно поспать.

Сын Арведуи пропустил эту мелочь мимо ушей, ожидая и страшась услышать главное.

Кирдан повторил чуть более веско:

– Тебе нужно выспаться, Аранарт. Когда ты последний раз спал глубоко, а не урывками?

– Два года назад! – с неожиданной для самого себя резкостью ответил тот. – До войны.

Владыку Гаваней не задел его тон:

– Вот именно.

– Это главное?!

– Да, Аранарт, – мягкий тон Кирдана гасил вспыхнувшую было злость. – Главное сейчас это найти способ заманить Моргула в Отравную долину. Сделать это можешь только ты. Вспомни наш разговор год назад: я могу дать тебе войско, но не вести войну. Эарнур… мы понимаем оба. Броннир, Глорфиндэль – не полководцы. Гондорцы… по меньшей мере, они не знают этих мест. Но даже если бы и знали. Это твоя война, Аранарт. Это твоя страна. И это будет твое решение. Но чтобы найти его – тебе надо отдохнуть. По-настоящему отдохнуть.

– Как это делается, я уже забыл… – проговорил он скорее себе, чем древнему эльфу.

– Догадываюсь, – всё так же мягко согласился Кирдан. – Я пришлю тебе одного из моих травников. У них раненые засыпают и не чувствуют боли. Усыпить тебя им будет не сложнее.

– Я буду спать, а войско?

– А войско лишний день отдохнет. Гондорцам передадут мою волю.

– Всё войско будет стоять из-за того, что я сплю?

– Да, – кивнул Кирдан. – Из-за того, что глава армии до сих пор не принял окончательного решения. И не примет, пока не отдохнет.

Древний эльф улыбнулся, давая понять, что вот это решение – окончательное. И его остается лишь исполнять.

Приехав к себе, Аранарт обнаружил, что Кирдан не «пришлет» своего травника: фалафрим уже ждали. Не один, а трое.

– Ты можешь отпустить свою охрану, – сказал травник. – Пока ты спишь, здесь будем мы.

– Не впускать или не выпускать? – усмехнулся князь.

Эльф не понял шутки:

– Ты будешь крепко спать, так зачем сторожить выход?

Ну вот, нет не только Голвега, но и Хэлгона – и ты уже не хозяин в собственном шатре. И эльфы тебя сторожат.

– Так где твое питьё?

– Сперва сними кольчугу, – равнодушно проговорил эльф.

– Что?

– Сними. Твое тело должно отдохнуть.

Аранарт понял, что спорить с этим лекарем – всё равно что с Кирданом. Придется подчиняться.

Князь сказал себе, что Ангмарец и его войско далеко.

Руки не слушались.

Эльф ждал. Бессмертному спешить некуда.

Князь мысленно повторил донесения лучших разведчиков. На расстоянии семи переходов врага нет и взяться ему неоткуда.

Легче сдвинуть глыбу камня, чем заставить себя снять кольчугу в походе.

Более двадцати лет назад он выучил: когда тебе понадобится доспех, у тебя не будет времени его надеть. Он это выучил не разумом. Телом.

И снять сейчас… проще вместе с кожей.

Эльф был безучастен.

Ну и как бы Моргул смог за день привести сюда войско? На варгах? Нет у него стольких варгов… да и не одолеет никакой варг семьдесят лиг за день, это разве орел…

Аранарт представил себе ангмарцев (и людей, и орков), которые пытаются оседлать орлов.

…звон стягиваемой кольчуги заглушил его смех. Невежливо смеяться, не объясняя над чем. Хотя фалафрим это, кажется, безразлично.

– И сколько я просплю?

– До полуночи, – пожал плечами эльф. – Или до рассвета. Или до полудня. Но вряд ли больше чем целый день. Столько, сколько тебе нужно.

– Ладно, давай.

Он выпил настой, лег на раскладную походную кровать. Сознание было ясным; от отсутствия кольчуги тело не расслаблено, а напряжено. Он еще подумал «мало питья было, на меня надо больше»…

…почти забытое состояние: ты наверное уже не спишь, но, конечно, еще не проснулся. И можно скользить по границе сна.

Тело легкое и чистое-чистое, словно его изнутри промыли – каждую косточку, каждую мышцу. Потому ты и плывешь по сну, что такой легкий.

Во сне ты победитель. Ты идешь по огромной белой лестнице – вверх, вверх, тебе навстречу журчит вода каскадов… вдалеке высятся красивейшие здания… ты идешь шаг за шагом, ты непременно должен узнать, что там наверху, ты должен подняться… всё еще сон? или как в детстве ты досочинял истории с закрытыми глазами, уверяя себя, что пока еще спишь? наклоняешься к каскаду – сделать глоток воды, и пьешь из родника – чистая горная вода, даром что холм зовется Отравным.

И всё-таки можно не вставать. Притворяться, как маленький: я пока сплю. И смотреть сон про Дол Саэв. Как, в самом деле, поместится вся их армия на этом холме? Это во времена войн Артедайна с Рудауром он был почти как крепость, и дружине встать, и укрепления наскоро возвести, и еще место останется. А тут не дружина – армия. Ей не развернуться в этой долине. Разве оставить часть за западным хребтом…

Оставить часть.

Дол Саэв – холм для дружины, не для армии.

Что ж, пора вставать. Уже, наверное, утро.

Он открыл глаза.

Его шатер стоял входом на север. Равнина была в тени гор.

Еще не вечер? Странно, казалось…

– Горазд ты спать! – услышал он голос Голвега.

Князь скинул плащ, встал.

– Ты не уезжал?!

– Я вернулся, – усмехнулся командир следопытов. – Меня еле пропустили к тебе, заставив едва не поклясться, что будить тебя я не буду.

– И… сколько?

– Целый день, как я понимаю. Ты должен быть голоден, я…

– Не сейчас. Пить хочу.

Он взял бурдюк с водой, припал к горлышку и принялся пить, долго и жадно. Бурдюк заметно обмяк.

– Так. Слушай меня внимательно. Передай всем своим. Ангмарец должен знать о том, как пойдет наша армия. Он должен знать всё. Понимаешь?

– Нет, – честно ответил следопыт.

– Значит, объясню потом. Помоги, раз уж тут, – он кивнул на кольчугу. – Прикажи своим: пусть стреляют по его разведке, но разумно. Кто-то непременно должен уцелеть и доложить Моргулу.

Аранарт запрыгал на месте, заставляя кольчугу стечь по телу вниз. Воины шутили про это: «пляска боевого зайца».

– Я рассчитываю на твоих, – князь застегивал перевязи оружия. – Моргул должен быть совершенно уверен в том, что его разведка с огромным трудом добывает сведения, куда и как мы идем. И он должен знать о нас всё – от головного отряда да последней телеги обоза.

– Что ж ты напридумывал от эльфийских травок… – хмыкнул Голвег.

– Некогда. Я сразу к Кирдану. Или нет… не сразу. А где Ринвайн?

– Ты просил оставить тебе нескольких…

– Ясно. И очень хорошо, – кивнул Аранарт.

– К тебе его?

– Нет, не ко мне. К Талиону. Пусть догоняет.

– Кого догоняет? Аранарт, ты хоть что-то мне объяснишь?

– Меня догоняет, – князь быстро пошел к коню. – Голвег, прости, но мне сейчас действительно некогда.

– Скажи одно: мы идем на Отравный?

– Да, – Аранарт улыбнулся зло и весело, – мы идем на Отравный. И мы, – он выделил это слово, – идем туда очень быстро.

Талиона он застал занятого охраной обоза. Сотники, его и не его… кто-то из других полководцев. Аранарт отозвал старого тысячника:

– Есть идея получше. Но отменять ничего надо.

– Хм?

– Берем запас на месяц, не больше. Остальное спрячем в наших пещерах. В охрану дам лучших: мимо пещер можно ходить, мимо наших следопытов можно ходить – и не заметишь.

– Но тогда…

– Я же сказал: ничего не отменять. Телеги нагрузить камнями. Охрану оставь. Захочет Ангмарец ударить по обозу – я не против.

Талион прищурился:

– А недурно… Если ты ручаешься…

– Мы знаем наши горы. И умеем прятать и прятаться, – твердо сказал арнорец. – Так что? к Эарнуру?

– Вместе?

– А почему нет? Не станет же этот план плох только потому, что его предложил я?

Шутил ли Аранарт – он не знал и сам, но Талион ответил «нет» обдуманно и серьезно.

– Тогда едем, – кивнул князь. – Шагом, тебе всё-таки уже трудно скакать.

И гондорец понял, что эта забота о его старых костях неспроста.

Шагом так шагом.

Они ехали на виду у всего гондорского войска. Неспешно. Ведь Талион вчетверо старше этого арнорца. Ехали к Эарнуру обсудить хитрость с обозом. Ну и о чем-то говорили, почему бы и не перекинуться парой слов по пути?

Хочешь что-то надежно спрятать – спрячь там, где видно всем.

Когда Аранарт изложил Талиону свой план, тот понял, что решение ехать медленно было мудрым. От такого недолго и с коня упасть.

– Ты знаешь, что так погиб твой дед?! – хотелось кричать, но надо было сохранять спокойствие: смотрят же.

– Сколь мне известно, – холодно прищурился Аранарт, – у моего деда была равнина, а не горная долина, и не было двух отрядов конницы в засадах.

– Ты сам ставишь нас под угрозу разгрома!

Нельзя волноваться. Нельзя выдавать. Они просто болтают по дороге.

– Именно, – голос арнорца тверд. – Без этого Король-Чародей не примет бой. Мне это Кирдан хорошо объяснил. Моргул должен быть уверен в успехе. Только тогда он поведет на нас армию.

– С Кирданом обсуждал?

– Пока только с тобой.

– О-ох…

Угроза разгрома, конечно, еще не разгром. Но всё равно… ох.

– Я приеду к тебе после разговора с ним, – буднично говорит Аранарт. – Нам же есть что решать, у нас же хитрости с обозом.

Да, обоз еще этот. После таких планов забудешь, с чем к Эарнуру поехали.

– Предложи другой план, – говорит сын и внук погибших правителей. – Предложи, и я соглашусь.

Так уж и согласишься… ты согласишься, только если он тебе понравится.

Проще с упрямством Ондогера, чем с покладистостью этого.

…вот потому Ондогер и погиб, что проще было с его упрямством.

Разговор с Эарнуром был никаким. Князь Артедайна предлагал, гондорский принц соглашался, Талион, если обращались к нему, слышал со второго раза. Что ж, обозом заниматься Ринвайну, а ему внимательности на двоих хватит.

Поклонившись гондорцам, Аранарт поехал к Кирдану.

Владыка Гаваней ждал его.

Аранарт рассказал.

Кирдан долго молчал, сцепив сильные тонкие пальцы.

Арнорец ждал. Хотя отсутствие возражений уже говорило о многом.

– Ты понимаешь, что собираешься цвет гондорского войска отправить на верную смерть? – спросил эльф.

– Понимаю. – Голос Аранарта был тверд. – Но иначе…

Кирдан покачал головой, безмолвно перебивая. Адан замолк.

– Меня не нужно убеждать, – тихо сказал эльф. – Мне известно, какова бывает цена победы. Я просто хочу быть уверен, что ты осознаешь, какое решение принял.

Аранарт коротко кивнул. Потом сказал:

– Я говорил с Талионом.

– И что он? – приподнял бровь Кирдан.

– Он в ужасе от риска, но не возразил.

– Это хорошо… – неспешно кивнул эльф.

– Что он не возразил?

– Что он в ужасе, – слова не сочетались с певучим голосом Кирдана. – Значит, Моргул попадется в эту сеть. Но, Аранарт, сознаёшь ли ты, что не учтено в твоем плане?

Тот молчал, готовый слушать.

– Ты подставишься под удар Ангмарца. Мы с тобой представляем, как пойдет бой… днем Моргул постарается измотать людей, пожертвует… вероятно, остатками рудаурцев, а ночью подойдут орки… нет, я сейчас не об этом, – он остановил его плавным жестом руки. – Это то, что мы можем предугадать и заранее рассчитать наши действия. Я о другом.

Он снова замолчал, сцепив пальцы. Потом тихо произнес, глядя в глаза сыну Арведуи:

– Я о той его хитрости, которой он ответит на нашу. О той, которую нам не предугадать.

Аранарт молчал. Требовательно.

– Да, – продолжал говорить Кирдан, – против нас неизвестность. Ход врага, который не дано предвидеть ни одному из нас. Мы способны на хитрость, но пойдем на обман лишь когда нельзя иначе. Ложь как искусство… нам этого не понять. Так же, как не понять убийства ради наслаждения. Если бы мы были способны разгадать то, что сделает в этом бою Король-Чародей, мы были бы… – он печально усмехнулся, – давно в числе слуг Саурона. И счастливы служением хитрейшему из хитрых.

Аранарт закусил губу.

– Но хотя, – всё так же ровно лилась речь эльфа, – нам не предугадать хитрость Моргула, мы точно знаем, что она будет. И должны подготовить ответ на нее.

– Оставить эльфов в резерве, – нахмурился князь.

– Возможно, и арнорцев тоже, – кивнул Владыка Гаваней. – Легкий доспех обернется силой, не слабостью, в тот час, когда случится нежданное. И страшное. Он назгул, мы не знаем всего, на что он способен.

– Не пугай, я уже напуган сильнее, чем Талион, – мрачно ответил Аранарт.

– И это правильно, – ровно проговорил древний эльф.

Они понимали друг друга без слов: это не тот страх, что превращает в обезумевшего зверя. Этот страх обостряет мысль и ведет к победе.

– Завтра на совете я изложу твой план, – подвел черту Кирдан.

– А я буду против, – кивнул князь. – Меня Талион научил.

Сейчас он поехал бы к Талиону, даже если бы и не обещал. После сказанного Кирданом остаться в одиночестве – нет сил. Голвег опять уехал, а Хэлгон… завтра должны быть известия от эльфов… но про Хэлгона же не спросить, как про него спросишь. Впрочем, что с ним может случиться? меч о рудаурцев затупил разве что. Или даже выщербил, совсем беда.

Была уже ночь. Гондорский тысячник, конечно, не спал.

– Выпить есть? – спросил Аранарт, входя.

Талион не счел это вопросом, молча достал оплетенную бутыль и два кубка.

– Что Кирдан? – напряженно.

– Не возражает, – коротко ответил князь.

Говорить об ужасе, который холодной змеей свернулся в груди? Или старому воину хватит и того, что прозвучит завтра на совете?

Не сейчас. Когда найдется ответ на неизвестный вопрос, вот тогда… как ни быстро им идти к Отравному, несколько дней на раздумье есть.

Какое странное у него вино. Сладкое и вкусное. Таким не страх заливать, таким лакомиться. Пробовать по глоточку, вслушиваясь во вкус, как в музыку. Каждый глоток разный… да и страх уходит от такого: не о том думаешь.

– Я посижу у тебя? – спросил Аранарт. – Мои все в разбеге, а одному сейчас…

– Страшно? – взглянул ему в глаза Талион.

– Не то слово… – спокойно согласился князь. Чуть усмехнулся и добавил: – Как с Седьмого яруса вниз смотреть.

– Хм. Ты это помнишь?

– Это, считай, единственное, что я помню.

Он сделал маленький глоток, смакуя вкус.

– Послушай, раз уж заговорили. Расскажи мне про Эарнура. Что он за человек?

– Да ты всё сам видел… Отличный воин. С конем управляется – залюбуешься. На ристалище всеобщий восторг.

– Ты мне можешь смело объяснять, что такое «ристалище».

– Нет?

– Я читал, конечно. Но и только.

– Ну, представь себе площадь, ряды для зрителей и ты показываешь свое мастерство – один или в бою вроде тренировочного. Зрители ликуют, ты тоже… если победишь. Эарнур там блистает.

Аранарт допил кубок, не чувствуя вкуса:

– Делать вам нечего. С вашими блисталищами.

Талион налил ему еще. Спросил:

– А ты – со скольких лет?

Арнорец пригубил. Качнул головой:

– А я не знаю, о чем ты спрашиваешь. При отряде – с двенадцати. Правда, в основном коней чистил… – он улыбнулся, одними глазами. – В рейдах с шестнадцати. Командиром… как бы тебе сказать… в общем, с двадцати четырех, но… был хороший человек Дорон, был у него отряд. Но командовала этим отрядом всякая знатная мелочь. Я в том числе. По полгода примерно, потом домой, потом снова к нему. Всё всерьез, всё взаправду. А если молодой командир по неопытности… тогда Дорон отменил бы приказ. Боялись мы его… больше Ангмарца. У нас же тогда мирно было, стычки с рудаурцами не в счет, Моргул только в преданиях.

– Погиб? – осторожно спросил гондорец.

– В самом обычном рейде. Еще до войны. Мы поверить не могли, когда узнали.

Он вздохнул, отставил кубок.

Талион внимательно смотрел на него.

– Ну а после тридцати уже сам, без присмотра. Вот так.

Ну да. Или война, или подготовка к ней.

Та война, которая до Войны была…

И за победу не пьет, не привык к такому, похоже. Кубки ведь на пирах подымают.

– Значит, Эарнур любит блистать? – прищурился арнорец. – Вот и отлично. Поведет вашу конницу… последний и главный удар.

– Тебе не придется его долго уговаривать, – кивнул Талион.

Аранарт отпил, глянул на тысячника поверх кубка:

– Возможно, не мне. Хотя как завтра совет пойдет.

Талион чуть не ответил «Слушаюсь». Скрывая замешательство, пододвинул князю миску с походными лепешками. Пьет он, конечно, немного, но всё же заесть будет нелишне. Да и вкус вина так лучше чувствуешь.

Князь благодарно кивнул, взял одну, разломил… и тут понял, что ничего не ел второй день. Но выучка светлой памяти Дорона была железной: ты командир, ты никогда и никому не покажешь, что голоден. Аранарт медленно жевал – дескать, он никуда не спешит… вспоминалось, как Дорон иногда день, а то и два подряд не подпускал его к отрядному котлу: будь готов терпеть голод, будь готов отдать последний кусок своим воинам, а вообще корешков накопать наследнику незазорно, но только чтобы никто этого не видел.

– Вот еще о чем подумай, – сказал он, когда лепешка, как ее ни растягивай, закончилась. – Там, рядом с Отравным, есть неплохое место на скалах. Вся долина на ладони, а нас там не видно. Ты, я, Кирдан… кого из ваших ты хотел бы там видеть? Поспокойнее и поразумнее. Ненар, вероятно? И кто еще? Рилтин? Я слишком мало их знаю.

– А как ты собираешься передавать войску свои решения, князь? – сурово посмотрел на него Талион. – Гонцы по твоим скалам будут лазить?

– Особенно ночью, да, – мрачно усмехнулся тот. – Я думаю об этом. У меня есть несколько идей, но ни одна мне пока не нравится.

Он допил вино.

– Мне лучше уйти до света. Разговоры о том, что я был у тебя ночью, нам совершенно не нужны. Хотя, несомненно, мы обсуждали хитрость с обозом.

– Ты скрытен прямо как влюбленный, – хмыкнул Талион.

– О прекраснейшая, – подхватил Аранарт, – хоть твой жестокий отец и против нашей любви, но в сердце моем…

– Подзатыльник дать, князь? – со всей возможной грозностью прозвучал голос «прекраснейшей».

– Ты заметил, – совершенно ровно ответил тот, – что называешь меня князем только когда недоволен?

Кирдан говорил негромко. Как всегда. Это заставляло вслушиваться в каждое его слово.

И холодеть.

Он повторял все те слова о Моргуле, что уже были известны Аранарту. Он произносил то, что сказал ему князь Артедайна.

Он предлагал гондорцам самим, добровольно ослабить свое войско втрое.

Он замолк. И молчание было ему ответом. Спорить с древнейшим эльфом никто не решался, но – согласиться с таким планом?

Аранарт прошептал, глядя в никуда:

– Но ведь так, именно так погиб мой дед…

– Ты не знал или забыл, князь, – Талион сам не ожидал от себя этого гневного рыка, – что твой дед пал на равнине, а здесь горная долина! И у него не было двух отрядов конницы в засадах!

– Я не сомневаюсь в мощи гондорской конницы, особенно если ее поведет принц Эарнур…

Тот сверкнул глазами.

Аранарт от волнения дышал тяжело, словно запыхался:

– …но перед этим войску придется биться день и ночь. И самый тяжелый бой будет ночью, когда воины уже устанут. Это верная смерть большинства, а в случае поражения…

– Как ты можешь думать о поражении! – воскликнул Эарнур.

– Если успеть укрепиться на этом холме. Хотя бы палисады… – думал вслух Ненар.

– …успеть вырыть ров, – кивнул Рилтин.

– Один гондорец стоит в бою пятерых ангмарцев! – Аркалинт. А хорошо бы его убедить, что Ангмарец непременно нападет на обоз. И отправить сторожить пустые телеги.

Тысячники Гондора говорили все разом, кто более разумное – о походных кузнях и запасе стрел, кто более доблестное, но думали уже только об одном: как они выиграют эту битву.

Как.

Какие сотни взять, кому встать выше, кому ниже, как создать пусть небольшой, но резерв на ночь и схватку с орками, нападут ли варги и нужны ли копья…

Только – как.

Осмелься сейчас хоть кто-то сказать, как опасно дробить войско, его бы назвали трусом.

Аранарт молчал.

Талион встретился с ним взглядом и беззвучно, лишь движением губ прошептал:

«Бра-во».

Тропами Арнора

Аранарт ехал к себе, когда его окликнули:

– Князь, тут пришли… к нам просятся.

Он поскакал, куда показали. Маленький отряд – десятка три – издалека показался ему детьми. Из дому на подвиги удрали, что ли?

Подъехав ближе, он понял, что отчасти ошибся. Но только отчасти.

Это были не дети. Это были хоббиты. Но возрастом с него и моложе.

Было странно видеть на их круглых лицах в обрамлении совершенно несерьезных кудряшек, видеть то выражение решимости и напряжения, которое он знал по сотням и тысячам лиц воинов. Видеть взгляд их предводителя – маленького ростом, но не духом – который боится, отчаянно боится и скрывает это, как сам Аранарт скрывает свой страх… боится, что их не воспримут всерьез. Что от них отмахнутся, как от глупых детей.

Князь Артедайна подъехал, спешился.

Стоявший впереди хоббит вскинул голову, собираясь сказать… но не успел.

– Перри? – нахмурился Аранарт, узнавая и не веря глазам. – Перри Мышекорь?

– Вы… знаете меня, сударь?

Значит, это действительно он. Хоббит из того сна.

Воспоминания обрушились, как поток холодной воды.

Молодые хоббиты – этот и второй, он еще про Гондор спрашивал, – Голвег с нолдорским именем и шрамом, которого у него нет, и отец… Усталое лицо немолодого воина. Худые щеки, ввалившиеся глаза. Темные волосы в беспорядке. Веера морщинок в углах глаз.

Отец, глядящий тебе в душу.

Что ты сделал сегодня? Несколько как бы случайно оброненных фраз, молчание – и гондорские полководцы считают своим то решение, которое они никогда бы не приняли, не подтолкни ты их к нему.

Отец… ты так не поступил бы никогда.

Это твой ответ, отец? Ответ судьбы? Но что это – оправдание? осуждение?

Печальный и светлый взгляд.

Ясно и чисто в душе, как от эльфийских трав.

Нет, хитрость не ложь. Талион – человек честнейший, а Кирдан… и говорить нечего. Без хитрости войну не выиграть. Но хитрость – не подлость. Даже когда сначала надо перехитрить своих.

Отец так не поступил бы. Вот поэтому судьба и взвалила это на тебя.

Еще несколько мгновений задержаться в том сне. Еще несколько мгновений побыть с отцом. Живым отцом.

Как живым.

Вернуться в реальность. Вернуться к войне. К войне, которую ты обязан выиграть.

– Ты же сын Дрого Мышекоря? Торговца табаком из Южной Чети?

– А, так вы знаете про него?

Значит, он действительно существует. Наверняка в точности такой, как в том сне.

Кристальный холод Истины. Что это – реальность большая, чем явный мир? Чем был этот сон? Почему он правдивее любой правды?

Отец, твой путь – ясность и свет. Мой – грязь и кровь. Ты прошел своим. Я должен идти моим. К победе.

И я пройду. Ты это знаешь.

– Наслышан.

– Сударь, – Перри наконец стал говорить то, что собирался, – мы лучники. Мы хорошие лучники. Не смотрите, что мы маленького роста.

Спокойный и серьезный взгляд этого человека, взгляд не только без насмешки, но и без снисхождения к «мохнолапой мелочи», ободрял и вселял надежду. А то так страшно… не битвы боишься, а того, что прогонят, вернешься домой ни с чем, и на всю жизнь тебя засмеют: вояка…

– Почему? – спросил Аранарт.

– Наши видели зарево на севере. Они говорят: тем негодяям, что сидели в Форносте, конец. А войска назад не идут, и, значит, война не кончена. И мы решили…

– …что тридцать лучников изменят ход сражения?

– Если каждый будет сидеть дома, то Король-Чародей захватит и наши земли! – крикнул кто-то из хоббитов.

– У вас нет доспехов. А у нас нет времени ни сделать их вам, ни подобрать.

– Так мы же лучники! Мы из засады можем! – Улти. Интересно, попросит рассказать про Гондор или нет.

– Пожалуйста, сударь, – почти по-детски попросил Перри. – Ведь мы тоже арнорцы. Как и вы.

«Мы тоже арнорцы».

После этих слов у тебя нет выбора.

Тебя учили рисковать своей жизнью. Жизнями товарищей. Тебя учили защищать свой народ.

Но посылать на смерть сотни и тысячи тебя не учили. Не думали, что настанет такой день.

Не учили выбирать, кому идти на смерть, кому остаться.

Ты не пускаешь в битву воинов, для которых война – это их дело. Но готов взять на Отравный бездоспешных мальчишек… мохнолапых. Потому что арнорцы идут туда все.

Потому что не пустить этих хоббитов в бой будет не заботой, не мудростью, а подлостью.

Разум кричит «отправь их домой!», а сердце знает: они имеют право решить, за что им жить. И за что умереть, если придется.

И если успеть немного укрепить Отравный… а гряда камней там найдется, при их росте спрятаться за ней…

– Вот что, герои, – прищурился Аранарт. – Яблоком не одолжите?

Полезли в мешки. Запасливые. Чтобы хоббит да без еды в дорогу…

…лучше бы хоть кожаные доспехи нашли!

Улти оказался самым шустрым, кинул адану полузеленое яблоко этого урожая.

– Лучники, говорите? – человек несколько раз выразительно подбросил яблоко на ладони. Хоббиты понятливо скинули котомки, наложили стрелы. – Хорошие, говорите?

Он подбросил яблоко в воздух.

Тридцать стрел пронзить одно яблоко не могут, но результат впечатлил. Съесть то, что осталось от фрукта, было бы уже сложно.

– Ладно. Идите в лагерь, там, где знамя с Семизвездьем, найдете Бериона. Я с ним поговорю, он вас возьмет.

– То есть вы… – Перри боялся поверить их внезапному счастью, – вы нас…

«Что. Я. Делаю? – спросил себя Аранарт, глядя на их по-детски просиявшие лица. – Отправить их к матерям и велеть не выпускать дальше огорода!»

Но он чувствовал, что если поступит так, то совершит что-то неправильное настолько, по сравнению с чем судьбы этих хоббитов, его собственная судьба и даже исход битвы…

Хватит думать неизвестно о чем.

На Отравном есть каменная гряда. Есть где укрыться. Берион поставит их там.

– Еще раз. Вашего командира зовут Берион.

От его тона хоббиты посерьезнели.

– И запомните. Мы пойдем быстро. Ждать вас не станем. Отстанете – это не моя забота.

Он сел на коня и поскакал в лагерь.

Хорошие лучники с полными колчанами будут нелишними. А Берион не имеет привычки задавать лишние вопросы и обсуждать приказы.

Войско растянулось на многие лиги. Старательно и убедительно. Лишь всадников во главе с Эарнуром следопыты вели тайными ущельями, а эльфийские лучники сторожили и днем, и ночью. Моргул должен быть убежден, что вся их конница на юге.

Эльфы и арнорцы – впереди, а дальше гондорские ратники в тяжелых латах.

Голвег вернулся с очередным донесением о разведке Ангмара и о войске Ангмара. Пока идет всё как задумано. Сюрпризы Моргул преподнесет позже.

– Но ты ведь оставишь засадный полк на Отравном? – говорил старый воин. – Я даже знаю, где его можно укрыть. Там, за Дол Саэв, глубже в холмы…

– Знаю. Оставлю.

– А кто командиром? У него должна быть железная выдержка: знать о почти-разгроме и всё же…

– Ты.

– Аранарт! – в голосе Голвега звучал гнев: он рассчитывал, что в бою ему достанется…

Князь бесстрастно смотрел вперед.

Командир следопытов выдохнул, смиряясь с неизбежным. Остается утешаться тем, что твою выдержку вот этот вот считает железной.

– И как я узнаю, что пора?

– Два долгих сигнала рога.

– Хм. Думаешь, будет слышно?

– Не «думаю», знаю. Будет. Рога фалафрим. Они перекрывают шум бури, перекроют и шум битвы.

– Недурно. Сам придумал, или Кирдан подсказал?

– Кирдан пока не знает, – чуть качнул головой Аранарт. – Буду говорить с ним сегодня.

– Что ж, надеюсь, он согласится.

Сын Арведуи снова не разжал губ, и в его твердом безмолвии слышалось: «Согласится. Иначе и быть не может».

Дорожа временем, шатров не ставили даже эльфы. Лето, тепло. Несколько костров – согреть воду, несколько узорных тканей на земле – разложить еду.

Как они умеют делать красиво обыденные вещи даже в спешке?

Говорить с Кирданом на глазах у всех – нелучший вариант, но выбирать не приходится.

Коротко поклонившись, Аранарт рассказал про рога.

– … и с каждым отрядом должен быть свой эльф-трубач. Тогда ночью, когда мы не будем видеть битву, мы сможем знать, что происходит. Один долгий сигнал – всё в порядке, два коротких – нужна подмога.

Владыка Мифлонда одобрительно кивнул.

– И горнист у нас. Два долгих – вступать в бой засадному полку, три долгих – коннице.

– Обоим отрядам сразу?

– Да. Эльфы ближе и скачут быстрее.

Кирдан снова кивнул. Только спросил:

– Гондорцам сам скажешь, или опять играем в совет?

– Скажу Талиону. Он передаст как твое решение.

– Хорошо.

Какое простое слово «хорошо». Особенно когда его произносит древний эльф. Как вода журчит. Кажется, обогнет все преграды. Кажется, всё действительно хорошо. Кажется, Ангмарец – их единственная угроза. И второй, более близкой, просто нет.

– Владыка.

Чем настойчивее просьба (или следует ее честно и просто назвать приказом?), тем учтивее речь. И поклониться лишний раз.

Нелишний раз.

– Владыка, мне нужно поговорить с лордом Вильвэ.

– Аранарт, это невозможно.

– Я знаю.

И это спокойное «я знаю» настойчивее любых требований.

Серые глаза Кирдана внимательно смотрят:

– Зачем?

Лишь одно слово в ответ. Имя угрозы.

– Эарнур.

Корабел молчит, потом отвечает едва заметным кивком.

В темноте ночи ручей найдешь лишь по звуку. Что темнеет у воды? Валуны? Кусты? Различишь ли фигуру, если она неподвижна? Никакой магии не нужно, чтобы стать невидимым.

Он не шевелится. Почему он вообще здесь? Почему не вернулся в Мифлонд, если для него всё кончено по эту сторону Великого Моря? Не стали выделять отряд для охраны? А зачем ему охрана, невидимке?

Ты смотришь на Кирдана, безмолвно спрашивая: он слышит нас? можно говорить? Как ни темно, Кирдан видит твой вопрос. И кивает.

Что ж, он сделал то, что ты потребовал. Вильвэ перед тобой. Говори.

Как говорить с тенью?

И ты говоришь. Ровно и твердо. О том, что он сделал для их войска. О сотнях жизней, им спасенных. О том, что он спас большее: время. Время, которое было нужно Ангмарцу, чтобы собрать свою армию. Время, которое они потеряли бы под стенами Форноста.

Тень недвижима. Тени незачем слушать о том, какой она была при жизни.

Живому не дано подчинить себе тень. Попробуй схватить ее – твоя рука пройдет сквозь.

Твои речи – тоже.

Но ты говоришь.

О том, что все усилия могут оказаться напрасными. Что война, которая длится тысячу лет, может завершиться поражением. Что жертва того, кто ныне недвижная тень, окажется лишь прахом – тронь и рассыплется.

От твоих слов, бесстрастных и беспощадных, тень словно обретает плоть. Ты знаешь, что тебя слышат. Слушают.

И ты говоришь.

Что страшнее чар и хитростей Моргула – благородный и отважный порыв. Порыв того, чье сердце доблестно, но лишено узды разума. Кто может сорваться в битву раньше, чем услышит сигнал. Раньше, чем Король-Чародей бросит в бой все силы. И тогда войска Запада попадут в ловушку, расставленную для врага.

Тень… нет, не тень – дед того, кто пал в битве с Сауроном, слушает. Он молчит, но хотя бы слушает тебя.

И во всем войске сдержать Эарнура способен лишь один. Лишь он.

Только сдержать. Ничего больше. Не дать повести конницу в битву раньше трех долгих сигналов рога.

Он… молчит.

Все доводы исчерпаны. Тебе больше нечего ему сказать.

Что ж, не всё в этом мире решают слова.

Ты преклоняешь перед ним колено. Ладонью касаешься земли – влажной здесь, у воды. Земли твоего Арнора. Земли, которая не достанется врагу. Не должна достаться.

Теперь он вынужден заговорить. Хотя бы чтобы велеть тебе подняться.

– Встань, – глухо произносит Вильвэ. И сам встает. – Как вы намерены объяснить Эарнуру мой приезд?

Ты на мгновение задыхаешься от неожиданности. Его согласие – такое вожделенное! – оказалось внезапным.

Но, встав, ты успеваешь обдумать ответ и говоришь спокойно:

– Никак. Дед последнего Верховного Короля нолдор выше того, чтобы объявлять человеческим принцам причины своих поступков.

Дол Саэв

Отравная долина. И Дол Саэв. Никто не спрашивает, где он. Опытному глазу видно. Да и неопытному тоже.

Талион хмурится, одобрительно хмурится.

Рилтин, не дав своим отдохнуть, приказывает вырыть ров. Успеют? Даст им Ангмарец время на это?

Разведка говорит, ему еще несколько переходов. Если он не погонит своих. А погнать может: авангард аданов и эльфов – кусочек лакомый.

Лучше пусть гонит. Пусть они будут усталыми с пути, а ров неготовым. Голвег, передай Рилтину: вряд ли у него больше дня на этот ров.