Нелюдим

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1963 год, 18 лет

Тоби подбросил свою выпускную шапочку высоко в воздух, надеясь, что ее подхватит ветер и унесет прочь и он ее никогда больше не увидит. Не унес. Она приземлилась на траву прямо перед ним, но все было в порядке, потому что школа закончилась.

Никакой больше школы! Никаких больше учебников! Никаких больше неодобрительных взглядов учителей! Никаких больше кретинов, проверяющих на прочность твое решение не убивать или, как минимум, не вести их навстречу неминуемой и жестокой гибели!

Мама и папа с гордостью смотрели с трибуны. Они бы гордились еще больше, если бы Тоби пошел в колледж, но его это не интересовало. Трудно поверить, что было время, когда он не считал школу пустой тратой времени. Тоби обратился в несколько университетов, просто чтобы потянуть время, и был принят в два из них, несмотря на невысокие оценки с девятого класса, но его жизнь шла не туда.

Он не знал точно, куда именно шла его жизнь, но уж точно не к очередной учебе. Без Ориндж-Лиф, съедающей все будние дни, Тоби мог больше ходить на работу, зарабатывать больше и жить отдельно. Но не в общежитии с соседом по комнате. Он стремился к свободе.

— Вот так вот. Больше я никогда не увижу это место. В смысле, я, наверное, буду проезжать мимо иногда, но ноги моей больше не будет в этом глупом, ужасном здании. Сегодня торжественный день. Теперь я могу разобраться, чем хочу заниматься дальше. Наверное, в этом следует разбираться в школе, но, по-моему, она только постоянно отвлекает. Ни на что не остается времени. Но теперь все закончилось! — Тоби исполнил небольшой веселый танец, сложив руки на груди, как русский танцор, которого он видел по телевизору, а затем нахмурился. — Что случилось, Оуэн? Ты что-то не очень радостный.

Оуэн, как всегда, казалось, был счастлив, когда Тоби появился возле его пещеры, но взгляд монстра был безжизненным, а силы — на нуле.

— Ты, случаем, не заболел? — спросил Тоби. Он жестами изобразил, будто его тошнит, чтобы было понятнее. — Заболел?

Оуэн опустил большие пальцы вниз.

— Это означает «Нет, я не заболел» или ты просто показал, как себя чувствуешь?

Оуэн опустил голову. Существу со слишком большой челюстью было сложно выглядеть жалостливо, но Оуэн в этом преуспел.

— Дай я тебе лоб пощупаю. — Тоби отбросил волосы Оуэна и прижал ладонь ко лбу. — Ты немного горячий, но я не знаю, какая у тебя нормальная температура. По крайней мере, судя по виду, умирать ты не собираешься. Может, тебе стоит немного отдохнуть?

Он наклонил голову и подложил под нее руки, изображая спящего человека.

Оуэн медленно зашел в пещеру.

Бедняга. Тоби первый раз видел его в плохом состоянии, но ведь должен же он болеть хоть иногда? Все болеют. В домашней аптечке было много чего, но Тоби понятия не имел, как это повлияет на организм Оуэна, так что не стоило давать ему человеческие лекарства. Лучше всего было отдохнуть. И может, немного апельсинового сока.

А если его друг умирал?

Он не умирал. Глупости. Безжизненный взгляд и недостаток сил не означали, что смерть с косой стоит за дверью. С Оуэном все будет в порядке.

И все же Тоби должен был по крайней мере убедиться, что Оуэн лег в постель. Они были друзьями уже три года. Оуэн не раздерет его на части в пещере, особенно в таком состоянии. Тоби раскопал в рюкзаке фонарик, включил его и вошел в пещеру следом за другом.

Оуэн протолкнулся сквозь какую-то растительность, висящую в углу, — потайной ход, который Тоби пропустил тогда, много лет назад.

— Вот так да. У тебя прямо занавеска из бисера. Надеюсь, ты прибрался перед моим приходом.

Тоби тоже пробрался сквозь «занавеску» и вошел в комнату размером не больше его собственной спальни. Повсюду лежали кости. Проведя лучом света вокруг, Тоби с облегчением отметил, что среди них человеческих не было, хотя он мог и не отличить с первого взгляда человеческое ребро от оленьего.

— Милое местечко. Декорировано, конечно, не в моем вкусе, но сойдет. Разбросанные кости придают домашнего уюта.

У дальней стены лежала куча хвороста, оформленная почти как гнездо. Оуэн лег на нее и закрыл глаза.

— Не беспокойся, приятель, — сказал Тоби. — Я позабочусь о тебе.

Он еще немного огляделся. Не густо. Тоби, конечно, не ждал, что Оуэн живет в обставленном дорогой мебелью номере-люкс с фарфором и слугой, но кучка костей и немного хвороста в качестве кровати выглядели довольно скудно. В следующий раз он прихватит свою фотографию и прилепит Оуэну на стену. Придаст этому месту немного индивидуальности.

— Эй, Флорен, тут как-то трудновато дышать, — произнес голос из-под кучи костей.

— Ну так вылезай. Тебе же не нужно мое разрешение.

Лэрри выбрался из-под костей. Выглядел он плохо. Он всегда выглядел плохо, но сегодня — особенно жутко. Из каждой раны у него торчало по ножу. Когда он встал на ноги, лезвия покачнулись.

— Больно, — заметил он.

— Еще бы.

— Я не могу их выдернуть.

— В прошлый раз смог.

— Тогда все было иначе.

Внешность Лэрри менялась раз от раза. Иногда в нем был всего один нож, обычно в груди. Иногда ножей не было вообще, но он был покрыт сотней ножевых ранений, гораздо больше, чем оставил на нем Тоби. Иногда они кровоточили. Иногда раскалялись докрасна. Иногда их вообще не было. Однажды Лэрри предстал перед ним в виде лужи красноватой слизи — Тоби понял, что это он, по плавающим там карим глазам.

Ник почти никогда не появлялся. А когда появлялся, его тело было испещрено зияющими дырами, а сам он почти ничего не говорил.

Лэрри подергал нож, торчащий из груди.

— Ты слишком сильно воткнул эту штуковину.

— Я злился.

— Мне правда жаль, что мы так поступили. Надо было быть добрее к тебе, пока мы были живы. Думаю, где-то глубоко внутри мы просто были неуверенными в себе. Мы просто хотели, чтобы нас любили. — Он хмыкнул. — Глупый способ показывать это, да?

— Ну ладно, никому это не интересно, — сказал Тоби. — Давай, возвращайся обратно к костям.

— Не хочу.

— Тогда исчезни.

Лэрри пронзительно закричал — его кожа стала покрываться пузырями и дымиться. Куски плоти со шкворчанием скручивались и отваливались от тела, а упав на землю, загорались. Через несколько секунд от

Лэрри остался лишь утыканный ножами скелет. Затем кости рассыпались и он вновь смешался с кучей на земле.

Хорошо. Тоби сегодня контролировал свое воображение. Получалось это не всегда.

— Знаешь, — сказал он Оуэну, — смешно бы получилось, если бы ты тоже не существовал, а я бы тут сам с собой разговаривал. В психушке бы это оценили.

Оуэн открыл глаза, как будто раздраженный, что Тоби все еще шумит, когда ему так плохо.

— Если бы так и было, то оказалось бы, что я каннибал. Я, может, и псих, но не настолько. — Он присел рядом с Оуэном и погладил его по шерсти. — Ты у меня не умрешь, верно? Если ты меня когда-нибудь покинешь, то я... не знаю.

Наверное, я буду очень сильно грустить. Все, замолкаю.

Он сидел рядом с Оуэном, пока монстр не заснул, а потом пошел домой.

Последний класс школы Тоби ненавидел, но стоило признать, что он очень удачно получился на выпускной фотографии. Во всяком случае, это была его лучшая фотография как минимум лет за десять. Родители не обнаружат пропажу снимка пять на семь дюймов. Завтра он отнесет ее в пещеру и оставит Оуэну, чтобы тот вспоминал Тоби, когда последнего нет рядом.

Или... может, он решит не заниматься такой ерундой.

Оуэн был его лучшим другом, но при этом он сожрал двух человек. Возможно, только возможно, вешать картинку на стене пещеры было не в интересах Тоби. Это было бы сложно объяснить полиции.

Для дважды убийцы, чей друг — плотоядный монстр, было очень важно не творить глупостей. И прямо сейчас ему нужно было составить список глупостей, которых стоило избегать. Хотя бы мысленный список — ведь написанное могут обнаружить, и это будет эпичная глупость.

Однозначно, никаких его фотографий на стене Оуэна.

Всегда оставлять достаточно времени, чтобы вернуться домой до темноты. Несколько раз он забывал об этом. Конечно, у него был фонарь и дополнительные батарейки в рюкзаке, и все же ему не стоило ходить по лесу в темноте. Ведь у Оуэна могли быть родственники.

Не разговаривать с галлюцинациями. Если честно, за пределами леса он сделал это лишь однажды. Лэрри сел возле него в библиотеке, и Тоби сказал ему проваливать. Ничего особенного. Никто не услышал. И все же мертвые и болтливые версии Лэрри и Ника были плодом его фантазии, и разговаривать с ними за пределами своей головы было тупо. Он это делал довольно часто, проводя время с Оуэном просто потому, что привык общаться с тем, кто не отвечает, но с этим нужно было заканчивать.

Не допускать мыслей о том, чтобы скармливать Оуэну людей. Безусловно,

Тоби не мог это контролировать. Он много об этом размышлял. Но после того раза в десятом классе, когда он настолько выжил из ума, что потащил сюда Джея Ди — боже, как все могло настолько выйти из-под контроля? — он ни разу не делал ничего подобного. И не сделает. Так что это в список можно было не включать.

Не расслабляться. Тоби всегда забывал об этом. Он и представить себе не мог, что Оуэн может причинить ему вред. Но сколько было укротителей львов, которые лишались конечностей только из-за того, что теряли бдительность рядом со своими животными! И ему стоило быть начеку, потому что Оуэн был опасен. Ему не хотелось очутиться в больничной палате без рук и размышлять: «Ух ты, мне стоило быть поосторожней рядом с существом с когтями и острыми как бритва зубами».

Никому никогда не говорить о своем друге. Самое сложное. Это уже было не просто желание поделиться с кем-то своим крутым открытием. У него был друг — единственный друг, — и он при этом не смел рассказывать о нем ради своей безопасности и безопасности Оуэна. Каждый раз, когда мама и папа спрашивали его, что он все это время делал в лесу, ему не терпелось рассказать правду, но он не мог. Они волновались. Думали, что ненормально столько времени проводить в одиночестве. Если бы родители знали правду, то решили бы, что это еще менее нормально.

Вот такие были правила. Вот таких глупостей нужно было избегать. Со всем в этом списке Тоби справлялся. И если он нарушит эти правила... что ж, значит, он заслуживал участи, уготованной ему коварной судьбой.