Немёртвый камень

Глава 12. Самый теплый и самый нравственный

Тело изогнулось под немыслимым углом: ноги на полу, голова — упала на плечо, рука придавлена боком. Сам он едва ли упал бы так, значит…

— Кристо… — прохрипел Макс.

Внутри всё так и плавал комок льда. Придется опять заваривать кофе. Ладно, сейчас, только сказать пару ласковых этой парочке за то, что вздумали его усыплять…

Макс разлепил глаза и удостоверился, что никакой парочки поблизости нет. Более того, в доме ненормально тихо, чего не могло быть, если где-то находились двое этих надоедливых тинейджеров. Что же они ему, приснились, что ли?

Он принял нормальное положение и потер переносицу. Тогда это был бы не самый плохой сон. После возвращения из Целестии ночи давались Ковальски с трудом, он постоянно видел в снах разного рода смерти и мертвые, окаменевшие лица тех, кто был ему знаком по тому миру. Не то чтобы он от этого вскакивал с криком, просто надоедало.

Но куда же могли деться эти двое? Даже не поднимаясь с дивана, он увидел на столе записку, рядом с ней золотистую прядь и что-то незнакомое — крылья на цепочке. Рядом — осколки, кажется, от того кольца, которое он получил при проводах. А детки не теряли времени даром, надо же.

Он прочитал записку, потряс головой, подумал и опять перечел. Что за… как бы это назвать. Они решили, что было ошибкой его беспокоить — превосходно, но не верится ни на грош. Таких ошибок эти двое не признают, это Ковальски знал достоверно. Скорее они решили, что он по какой-то причине проявляет слишком мало рвения при возвращении в Целестию… а с чего его проявлять?

Он перечел записку в третий раз. Сломали кольцо, значит, проблема была в кольце. И ведь сомневался же, брать или нет, соглашаться на «холодную память» или ну ее в болото… согласился, и верно, зря. Макс хмуро поглядел на след от кольца на пальце. Что за дрянь ему подсунули на прощание?

Девочка смотрела как-то странно. И на кольцо, и на него. Очевидно, решила, что кольцо — причина его поведения… или отношения к Целестии? Макс потер грудь, где опять начал скапливаться холод. Кофе подождет. Для начала разберемся.

Фраза насчет волнения попахивает иронией. «Мы знаем, что ты не будешь волноваться, потому что ты не можешь волноваться». Что-то в духе Дары. Насчет «еще увидимся» — неясно, они ведь явно собрались не в Целестию обратно. Так он и поверил им, что они оставят его в покое.

А куда тогда? За «гербарием», разумеется. Что у нас там с гербариями, связанными со старыми знакомыми? Старый знакомый — Ягамото, понятно, у звена Целестии не так-то много знакомых здесь. Гербарий… Дара как-то упоминала золотой ирис, а Макс, валяясь в целебне, ещё и читал об этой дряни, порождении одного из Светлоликих, если судить по легендам. Цветочки, которых надышишься — и ловишь приход теплоты и нравственности.

Выводы? Глупая девчонка решила сделать Макса более тёплым и более нравственным и понеслась прямо в руки Ягамото. Для надежности прихватила с собой столь же тупого напарника. Правда, они оставили Максу подарочек — портал, путь отступления…

И намёк: давай, мол, вали в Целестию. Или куда ты там знаешь. Может, Витязь сможет тебя откачать от последствий весёленького колечка. А мы нагоним.

Или не нагоним — не зря же там это «наверное» перед «увидимся».

Голова почему-то начала кружиться, и затошнило. Холод внутри болезненно разросся, будто хотел охватить целиком, но не перекидывался на кожу, от этого южноамериканская жара разрослась многократно, в лицо как будто ткнули факелом. Макс тяжело оперся о стол, понимая, что обычное средство — кофе, от такого не спасет…

Идти за ними? Сумасбродство и мальчишество, но они погибнут, хотя какое ему дело, а как же Лорелея, возвращаться ли в Целестию, что в очередной раз не так с Экстером и Феллой, хотя нет, ему же было все равно!

Он отпустил стол и сжал гудящие виски. Слишком много мыслей в голове, они появлялись независимо от него, будто вода, которая стекает в чашу и переполняет ее до краев. Мысли сошли с ума, утратили четкость и метались, как стая перепуганных мышей, их было столько, что они просто не могли принадлежать ему одному…

Сознание вдруг раздвоилось. Из какого-то темного его уголка выступил тип странного вида — бронежилет поверх майки, длинные волосы сзади связаны в хвост, в руках деревянная палка, нет, не палка, меч…

— Ну, здравствуй, — недовольно поздоровался тип, в котором Макс с недоумением опознал самого себя. — Думал, уже и не увидимся. Спрашивается, нужно было брать это проклятое кольцо? Один раз в жизни испугался боли…

— И имел на это полное право, — спокойно возразил внутренний голос. Он звучал холодновато: нынешнему сознанию Макса не нравилось такое вторжение. — Интересно, каким образом я бы смог жить и скрываться от Ягамото, если бы все время думал о Целестии и о…

— Лорелее. Ее звали так, помнишь? Та штука, которую к тебе применили, кажется, не влияет на память, только на чувства, а? Хотя ты и до своего ухода старался о ней не думать, а если думать — то не называть по имени, и отсюда еще вопрос — чем ты стал? В кого превратился?

— Потому что в этом не было смысла. Называть по имени. Отыгрывать обратно и пытаться что-то вернуть. Смысла не было вообще ни в чём. Я сказал — кончено. Я подозревал, что после сделанного не смогу вернуться, да какого черта — я вообще не рассматривал возможность вернуться. И в любом случае — она осталась по ту сторону, а я — не Экстер Мечтатель, чтобы верить, что прошлое возвращается…

— Окстись! — воззвал голос «второго я». — Какое прошлое, разве она — это прошлое? Разве Целестия не стала для тебя…

— Она стала для меня жутчайшей головной болью с первого момента, как я в ней очутился. До того, что я бы согласился на стирание памяти, только бы не помнить эту страну…

— Ой ли? — усомнился тип в бронежилете. — Головной болью — и только? Так с чего ты не ушёл раньше? Почему не попросил стереть тебе память? И я скажу тебе больше — ты бы глотку перегрыз любому, кто попытался бы заставить тебя забыть встречу с ней. Или поцелуй в саду. Помнишь его? Ты же его помнишь?

— Да. Я помню. Она целовала своего суженого. Которого ждала столетиями. Пророчество во плоти. Оплота Одонара, черт знает кого — но не меня. Ты сам-то помнишь ее выражение лица, когда я сказал ей, что я самозванец?!

— А эти дети? Конечно, они тебя раздражали, но ты же не можешь отрицать, что привязался к ним. Не ради них разве ты пошёл на арену?

— И меня вообще-то убили. Не очень-то приятные ощущения, а?

— Стоило потерпеть ради того, чтобы тебя воскресила Лори.

Он смеет называть ее неполным именем? Что-то вроде ревности шевельнулось внутри, но Макс тут же отбросил глупое чувство. Ревновать к себе же — верх сумасшествия… ведь он же — это я? Или все-таки не я?

— Нет уж, ты нас не равняй, — обиженно ответил тот, с деревянным мечом. — Я, знаешь ли, серьёзно усовершенствованная за счет Целестии версия…

— И когда успел усовершенствоваться? — разозлился Макс. — Пока таскался с этими детьми за артефактами? Пока сидел в артефактории и обучал учеников бюрократии? Пока иглец протыкал тебя насквозь — то одним шипом, то другим? Пока ты совершал самую большую глупость в своей жизни?

— Это ты про иглеца или про свой уход? — вздохнул в ответ двойник, и тон у него был похож на тон Мечтателя. — Потому что самой большой глупостью в твоей жизни была попытка играть не по своим правилам, а по их кодексам. Благородный герой, который уходит в закат, уступая путь сопернику и повторяя: «О да, будь счастлива» — ну-ну. Можешь полюбоваться, к чему это привело: дети могут погибнуть, в стране кавардак… — его голос зазвучал устало. — Да знаю я, что тебе наплевать, не повторяй. И ты знаешь, что я скажу: в Целестии ты впервые оказался на своем месте. Но ведь это же для тебя больше ничего не значит, так? Как не значат эти дети, Экстер, Фелла и эта… которая в хрусталь из-за тебя превращается… как же ее…

— Лорелея… — ответил Макс.

Тип отсалютовал мечом и исчез. Кажется, перед этим посмотрел брезгливо. Макс заморгал: совсем забыл, что стоит в собственной комнате. Но он там и стоял, и на столе перед ним по-прежнему лежали нацарапанная на квитанции записка, подвеска-портал на цепочке и прядь золотых с красноватым отливом волос. Осколки кольца Макс сразу же брезгливо смахнул на ковер: мешали думать.

Но думать уже было не о чем. Он с его подсознанием высказали друг другу в лицо все аргументы, подсознание отошло в сторонку, Макс, как всегда, остался принимать решение в одиночестве.

Он поднял со стола золотой локон и бережно уложил в нагрудный карман. Холод больше не беспокоил, вместо него в груди появилось и нарастало чувство невыносимой, раздирающей и обжигающей боли, так болят замерзшие, но не отмороженные руки или ноги, когда ты входишь в натопленное помещение с морозной улицы. Боль парализовывала, мешала думать и действовать, ее так и хотелось придушить недавним холодом…

Макс поднял листок с запиской Дары и тоже сунул в нагрудный карман. Потом взялся за сборы. В основном он обращал внимание на оружие, документы и деньги. Того, другого и третьего в его жилище было вполне достаточно. Последним в сборную сумку отправился запасной бронежилет.

Боль достигла уровня белой раскаленной, при которой нормальные люди скручиваются в клубок и тихо стонут.

— Стало быть, жив, — процедил Макс, проходя с сумкой мимо стола. Портал Экстера Мечтателя он прихватил с собой.

* * *

Спешить, конечно, ни в коем случае не стоило. Макс Ковальски, которому в скором времени предстояло стать то ли покойным, то ли просто очень спокойным, вколачивал в них все время совместной работы:

— Я понимаю, что магия из вас брызжет через край, но не могли бы вы придержать эти брызги для более серьезных случаев? Вдохните глубоко, молодые люди, и попытайтесь активировать мозг. Эту ситуацию можно разрулить простейшим способом, без жертв, стрельбы и траты магии…

Кристо еще каждый раз шутя ему возражал: «А какой тогда смысл?»

Вот им бы подождать да подумать, когда артефакт Дары отследил, где обосновался Ягамото (кстати, удачно оказалось — всего-то часик пути от логова Макса). План разработать. Стратегию. Чтобы даже если и с жертвами, то не с их стороны…

Но Дара повернула голову к Кристо и приглушенно, виновато сказала:

— Не могу. В мозгу пусто. Я только подумаю, что он там, а эта дрянь сжирает его изнутри… в голову ничего не идет.

— А мне по жизни не так уж много чего в голову идет, — отозвался Кристо и взлохматил волосы. — Да и ты ж сама говорила: часики тикают. Придется не по-февральски, а по-целестийски!

Дара кивнула и сделала шаг ко входу, формируя узлы первого артефакта…

И вышло по-целестийски: пленниками они стали с удалью и размахом. Первая волна одалисок укатилась в неизведанные дали, а одновременно со второй волной в лоб Кристо прилетел искусно вырезанный из камня скарабей. Мало того, что набил шишку, так еще и магию отнял!

Его братец, жучок поменьше, так и не долетел до Дары, но спутал узлы в ее артефактах. Девушка сперва определила класс зачарованных предметов мгновенно: «усыпители магии». Да еще просыпающиеся только от прикосновения к магу. В мирах такая мерзость водилась сотнями, а отследить ее Перечнем не было почти никакой возможности, пока она не начинала действовать. И даже тогда Перечень считал ее мелочью: много ли вреда может принести такая штука, усыпляет магию на полчаса, да и при сноровке можно раньше освободиться…

Всё это Дара сообщила ему, пока их, связанных, тащили в обитель Ягамото. Одалиски косились подозрительно, не понимали целестийской речи и время от времени пинали под ребра. Кирпичные стены вокруг, которые недавно помпезно разрисовали иероглифами, казалось, излучали собой злорадство.

И теперь им только и осталось, что играть роли смиренных узников.

Пока получалось плохо.

— Да почему пачка-то?

— Кристо…других проблем нет?

— Другие проблемы мы сейчас решить не можем… почему пачка?

— Какого дохлого нечта ты у меня это спрашиваешь? Спроси у него. У одалисок вон спроси…

— Ну, ты ж у нас умная и сразу не прибьешь. В отличие от некоторых. Но мне просто интересно, почему именно пачка?!

— Кристо!..

Остальные проблемы на секунду отвлеклись от своих дел и посмотрели на них. Потом помещение, которое Ягамото выбрал под свою мини-базу в Гайане, опять начало оживать. Юные наемницы волокли какие-то ящики и расставляли по столам вазочки — осторожно расставляли и с испуганными лицами. Кто-то волок стул, кто-то водил точильным бруском по катане…

С виду казалось — обычная деловая суета при переезде. Подумаешь — вазочки там расставляют, салфеточки раскладывают. Вот только Дара настолько напряжённо пялилась на некоторых одалисок и на предметы у них в руках, что становилось ясно: в комнате многовато артефактов. Ягамото, наверное, настолько спятил, что и впрямь таскает с собой любимую часть коллекции.

Да, и ещё посреди всей этой суеты с блаженным видом порхала главная проблема боевого звена Одонара. В балетной, как уже было сказано, пачке.

— Почему?!

— Может, штаны у него постирались, откуда мне знать-то…

— Так ведь он в джинсах.

— Кристо, по-хорошему прошу…

Действительно, пониже балетной пачки виднелись кривые ноги Ягамото, облаченные в дизайнерские джинсы. Повыше пачки располагались: скрюченное тулово, облаченное в растянутый джемпер, плоская и косоглазая физиономия (сразу, без шеи). Физиономия заканчивалась плешкой с очень редкими и седыми волосами. Коллекционер редкостей заметно постарел с их последней встречи. А ещё растерял где-то своих любимых «дефотек», раньше их было побольше. Оно и понятно, с таким-то поведением…

— Не ставить нефрит к розовому хрусталю! — по-петушиному высоко выкрикнул он, взмахнул ручками и в пятый раз подбежал к Даре и Кристо. — Переезды, переезды… совсем забываю своих молодых гостей. Ах, моя дефотика! — он опять деланно зашепелявил на японский лад. — В тот раз мы так нехолосе попурасярись! Я бежар… бежар… и теперь пока бегаю, да…

Он еще больше сощурился, а потом нагнулся вперед.

— Я вас убью. Вы же это знаете, да? Я уже долго всё жду… когда придет кто-то из Целестии. За мной и за моими вещами. Никто не получит этих вещей, — он обвел рукой зал, — чудесных вещей, никто недостоин из вашей своры… Девочка-самурай, ты можешь? Ты слышишь, какая музыка идет от них?

И он замахал руками, слегка подпрыгивая на своих кривых ногах. Плиссированная юбочка раскачивалась, как у заправской балерины. Кристо взглянул на Дару, выразительно вытаращив глаза.

— Артефакторная ломка, последняя стадия, — прошептала девушка на языке Целестии. — Он наполовину не соображает, что делает. Эти вещи сосут из него разум, а у него его и так кот наплакал.

Ягамото остановился и ощерил редкие мелкие зубы.

— Не мой язык, ни одной из моих родин, — зашептал он. — Невежливо, невежливо… какой артефакт помогает понимать иные языки? Ты знаешь, девочка? Однажды я пил из нефритовой чаши — и знал, о чем говорят крысы по углам…

— Оно и видно, — резюмировал Кристо.

Ягамото забегал опять, подпрыгивая на поворотах, как очень старая и очень кривоногая балерина.

— Такие вещи… так мало уцелело после той нашей встречи… дефотика моя, сьто ты решира исукать тут? Это? Или это?

Дара окинула глазами артефакторный хаос, творившийся в комнате. Будто прикидывала — есть ли надежда на то, что именно то, что они искали, попало в избранную коллекцию Ягамото.

— Один цветок, который когда-то рос в нашей стране. Золотой Ирис.

— О-о! — расцвел Ягамото и в кои-то веки стал выглядеть более нормальным. — Да-да-да, цветок истины и тепла. Хороший выбор!

Он вприскочку, как девочка за леденцом, попрыгал к какому-то стеллажу, что-то отодвинул в сторону, зашебуршал, забормотал…

Когда повернулся — в его руках был Золотой Ирис.

Кристо понял это мгновенно. Во-первых, по лицу Дары распространилось неприличное благоговение, прямо как у прежней Бестии, когда речь заходила о Витязе. Во-вторых, в стеклянной колбе действительно находился бутон ириса необычного золотого цвета, распространяющий вокруг себя мягкое сияние. Ну, и в-третьих Ягамото сам это сообщил самым торжественным тоном:

— Золотой Ирис, — и поднял колбочку, чтобы ее можно было рассмотреть. — Да-да-да, невянущая истина. Эриза… Эльза рассказывала мне легенду о нём. Ты знаешь эту легенду, девочка-артемаг? О том, что этот цветок — тоже произведение… как вы называете строителей своей страны? Что когда-то, когда ваша страна была только создана, на ее лугах росли сотни таких, и их аромат смешивался с воздухом, потому в Целестии процветали мир и радость. Хе-хе. А потом пришли — как они назвали это? Какие-то рати, я плохо помню ту легенду, да. И истребили золотые ирисы все до единого. Очень грустно, хе-хе. Но осталось одно семечко, которое случайно попало в руки бедной маленькой девочки… Оно жило у вас в стране, да. Хранилось в семье бедной маленькой девочки. Маленькое золотое семечко, которое не хотело прорастать в почве родной страны. Так грустно. Эльза говорила — сотни лет назад кто-то додумался вынести семечко в наш мир через этот ваш… Кордон. И посадить здесь, чтобы потом вернуть в Целестию. И семечко проросло, только вот что-то случилось. Глупая сказочка, да-да. Тот, кто выносил семечко, остался здесь. Влюбился в местную… как это? Решил не возвращаться и забрал цветок с собой. Заточил, видишь? Эльза говорила — он хотел оживить магию этого мира. Чтобы у нас на полях тоже зацвели такие цветы. Но ему что-то помешало — может, пуля или нож. Длинная история, хе, не буду рассказывать ее целиком. Невесело, да. Ирис давным-давно попал за пределы Целестии — вот что важно. Его прятали. Хранили. Потом он был в коллекции, в Париже. Теперь у меня, уже четвертый год как у меня. Последний. Правда, красивый?

Дара не ответила, и Кристо струхнул при виде выражения ее лица. Там было что-то вроде «только дайте мне вернуть свою артемагию». Но голос был ровным.

— Да, очень. А он… ну, вы знаете… всё еще пахнет?

— Конечно, — Ягамото ласково погладил колбу. — Я не проверял, но это то, для чего он существует. Значит, пахнет. Эльза не хотела покупать его. Хотя я и так бы не продал. Такое искушение. Открываю эту крышечку… один вдох — и я становлюсь самым искренним, теплым, милосердным… Каждую секунду могу стать таким. Как только захочу.

— Так почему не хотите?

Ягамото вновь разъехался в своей кривозубой улыбке. Он полагал Дару совершеннейшим несмышленышем.

— Потому что могу сделать это в любую другую секунду. Такое искушение. Когда-нибудь, может быть…

Он замечтался, глядя на Золотой Ирис, закованный в стекло, с такой же жадностью, как и Дара. Потом передернул плечами и заявил с акцентом:

— Сказотики законитирись. Гуде Макс?

Дара молчала. Кристо тоже. Не отвечать же: «Дрыхнет на своем диване». Спасибочки, накушались абсурда. Им тут и без того только что японец-мафиози в пачке читал прошловедение.

— Вы же вусутуретирись, да? Это он вас посурар? Те-те-те, как мы нехоросё моручим! Нитево-нитево, мозьно подозьдать его самого. Он ведь пуридет за вами, так?

Особенностям речи Ягамото Кристо уже не удивлялся. Он только шевелил связанными запястьями: что там магия, не вернулась? Ого, возвращается прямо на удивление, так скоро и щит можно будет создать… Что это так артефакты-блокираторы быстро ослабли, а?

— Не придет, — сказала Дара сухо. — Мы для него никто. Просто знакомые.

— Те-те-те! — Ягамото погрозил ей пальцем, недоверчиво ухмыляясь. — Врушка-врушка. Придет.

Он потеребил край своей юбочки, потом осознал что-то и прибавил, гнусно сияя во всю рожу:

— А есри он и так пуридет — зачем вы мне живые?!

Так. Кристо напряг запястья, понимая, что сейчас начинается самое интересное, а может, даже трагичное — это если освободиться не удастся. Ягамото повернул голову, чтобы отдать какой-то приказ, а входная дверь неожиданно распахнулась, и перед общественностью предстал предмет их недавнего спора.

— Макс! — возликовал Ягамото, будто узрел старого друга после давней разлуки. Дара открыла рот от такого опровержения своих слов, а Ковальски окинул окрестности недовольным взглядом, швырнул что-то на пол и опять захлопнул дверь.

Вспышка и звуковой удар последовали одновременно. Бахнуло так, что стало ясно: Ковальски учел размеры комнаты и использовал не одну светошумовую гранату. В последнюю секунду Кристо выставил щит, какой мог, ограничитель магии все еще вработал, потому все мышцы отчаянно болели, не желали повиноваться… надо! Кажется, он успел еще прикрыть Дару перед тем, как отрубился. Ненадолго, на полминутки, то ли от перенапряжения, то ли успело все же зацепить.

В сознание вернулся медленно и с таким ощущением, будто в двух шагах от него резвятся Витязи Альтау. Но голоса к Витязям как будто не подходили: померещится же такое…

— …медленно… сначала отрублю пальцы…узнаешь по-настоящему…будешь плакать и ботинки мне целовать…

— Странно слышать такое от примадонны на пенсии. Ты б снял свою дурацкую юбочку, прежде чем угрожать, а?

И девичьи стоны, но это понятно, такие гранатки — вещь нешуточная, одалиски выведены из строя…

А Ягамото что — нет?

Кристо направил магию в глаза, чтобы привести зрение в порядок. Получилось.

Ягамото действительно был в целости и выглядел полным угрозы, несмотря на юбочку — вот тут Макс был неправ. Сам Ковальски держал Ягамото на мушке и был слегка озадачен неуязвимостью бывшего шефа.

Кристо попытался подняться и растормошить Дару, но оказалось, что ее ушибло сильнее, чем его. Что за бред, как будто магия не может защитить от светошумовой гранаты, ведь пробовали же пару раз…

— Хочешь стрелять? — Ягамото не мурлыкал больше, а почти свистел, без малейшего акцента, зато с жутчайшей ненавистью. — Ну, что ж ты, Макс — жми курок! Как у тебя там с этим — научился убивать безоружных?

Какая-то одалиска пошевелилась, застонала, но осталась упорной — вытолкнула по полу в сторону шефа длинную и тонкую катану. Нужно бы ее к рукам прибрать, подумал Кристо, машинально отбивая ладонь о щеки Дары. Когда ж она очухается?

Артемагиня наконец оттолкнула его руку, пошевелила губами:

— Артемагический… выброс… — а открыть глаза и не подумала.

Грохнул выстрел. Кристо только вздохнул — вот и конец приставучему япошке — затряс Дару с новыми силами, но тут позади послышалось:

— Что такое, Макс? Тебя не учили стрелять? — и Кристо обернулся, да еще как! Ковальски промахнулся — на это стоило посмотреть, чтобы потом порассказывать в артефактории.

Макс по-прежнему сжимал оружие и целился в лоб Ягамото, а тот ощерился в дуло самым кошмарным образом. Бухнули еще два выстрела — никакой реакции, пули пропели где-то недалеко от чокнутого коллекционера.

— Макс, — почти сентиментально спросил тот. — Как там называется боевое искусство, которому ты учился?

И одним прыжком выбил из руки Ковальски пистолет, почти распластавшись при этом в воздухе. Кристо забыл о Даре, пистолет улетел далеко в угол, а Макс шарахнулся назад, разрывая дистанцию.

Сеншидо учит оценивать противника. Ягамото нельзя пристрелить, нельзя вырубить светом или звуком, и эта сволочь применяет какой-то вид восточных единоборств, которым раньше при Максе не хвасталась. Позиция «недооценил» — налицо.

Все это Макс думал, пятясь от мелькающих в воздухе ног Ягамото. Кажется, эти ноги даже стали ровнее… Ч-черт же. Ковальски выставил руки в защитной стойке, выждал пять секунд… вновь разрыв дистанции… рано или поздно ошибается любой противник…

Противник, который надевает поверх джинсов юбочку балерины — ошибается дважды. Макс наконец нырнул под удар, одной рукой сгреб плиссированную ткань, дернул на себя, так, чтобы физиономия Ягамото влетела прямиком в его подставленный кулак, сам пропустил подсечку — и они покатились по полу, прямо как в вульгарной уличной драке.

— Что происходит? — справедливо озадачилась Дара, которая только сейчас пришла в себя.

— Угу, — ответил Кристо, сожалея об отсутствии попкорна.

Дара приподнялась, держась за голову.

— Среагировал какой-то артефакт… на свет или на звук… а где цветок? Что с ирисом?

Ковальски и Ягамото уже расцепились и приняли боевые стойки, и, кажется, обдумывали стратегии боя. Кристо поискал глазами стеклянную колбу, нашел, почему-то разбитую и пустую, видно, Ягамото выпустил ее в момент эпического прыжка навстречу пистолету… но где же тогда ирис?

И вдруг Кристо увидел его: золотой бутон висел в нескольких сантиметрах от пола, поворачивался, кажется, радовался свободе. Красивый, как… Лорелея, наверное. Только более живой.

— Давай к нему, — шепнул он артемагине, — прикрою, если что.

Пересечь нужно было почти все помещение, а в комнате, наполненной стонущими одалисками, всякое могло случиться.

Ягамото на перемещения Дары чихать хотел: у него была своя проблема, поближе. Они с Максом стояли в двух похожих стойках и ели друг друга глазами. Ел в основном Ягамото, в глазах Макса еще отражалась пара-тройка мыслей. Он-то занимал худшую позицию по отношению к катане, и потому счастливый шанс был просто необходим, нужно отвлекать этого гада, пока он не схватился за оружие…

Ягамото кувырком ушел в сторону, Макс успел только попытаться преградить ему путь, не рассчитал движение, получил вскользь ногой по плечу — и через секунду коллекционер встал на ноги с торжеством. И с катаной.

Лезвие свистнуло в воздухе пока еще далеко и на пробу, но звук все равно был… полным предвкушения. Макс попятился уже в который раз, попытался успокоить себя, что вот, хуже бывало…

Дверь распахнулась настежь, и две недоубранные Максом одалиски влетели в помещение с огнеметами, сверкая бешеными глазами и преисполняясь самурайского духа прямо с порога.

— Да-а, огня! — завопил Ягамото, вновь впадая в детство и подпрыгивая. В балетной пачке и с катаной он был очень колоритен.

Одалиски не стали особенно разбираться, по кому наносить удар. Сказано «огня» — и нечего тут философствовать. Обе выставили перед собой короткие посохи с огнисто-алыми камнями на конце. Огненные артефакты, сообразил Кристо, уже сигая наперерез возможному удару, чтобы прикрыть Дару, которая оказалась как раз в зоне поражения. Простейшие «огнеметки», создают направленный выброс пламени, длина зависит от уровня запитки кровью или магией, могут использоваться как магами, так и людьми, но с последствиями для последних… тьфу ты!

То ли строки из учебника, то ли пояснения Фрикса молнией вспыхнули в мозгу — пока Кристо сплетал дистантный щит, на автомате выставил привычным толчком, только потом с опозданием услышал крик Дары:

— Не на отражение! «Губку»!

Щит типа «губки» забирал энергию огня в себя и позволял её перенаправить. Простой дистантный действовал как обычный щит, со всеми плюсами и минусами… вроде рикошета.

Это Кристо тоже понял с опозданием, когда менять что-то уже не было смысла.

Языки пламени ударились о щит, образовав огненный вал. Огонь соскользнул со щита, шуганул вбок — и ударил по Золотому Ирису на излете, уже затухая. Дара, которая уже была от цели в трёх шагах, и почти успела швырнуть в воздух шарик оникса с артемагическим щитом, увидела только как пепел падает на пол. Кристо охнул, каким-то чудом не убрал щит: ничего не соображающие одалиски продолжали поливать Дару огнем.

— Убери их! — не выдержал и выкрикнул он, когда заломили от напряжения плечи. Но Дара была слепа и глуха: она не могла оторвать взгляда от пепла на полу.

Убьет меня, понял Кристо. Ох, убьет. Но это она потом, а пока… раз… два…

На счет «три» он до отказа запитал свой щит магией, заставляя его перейти в силовой поток.

Одалисок с их посохами снесло в коридор и там, наверное, отключило, потому что донеслись вскрики и звук падающих артефактов. Самого Кристо отдачей его же удара протащило по полу и впечатало в стенку (опять недорассчитал!). А в борьбе Макса и Ягамото наметился победитель, и это был не Макс: катана свистнула в опасной близости, дистанцию тоже не будешь разрывать до бесконечности…

Ягамото загонял Ковальски в угол, причем действовал так грамотно, будто был в своем уме. Он тяжело дышал, но еще не упускал возможности комментировать:

— Что же ты дергаешься, Макс? Зачем ты мечешься? Я подарю тебе милость. Это будет быстро. А потом твоя девочка, она обязательно догонит тебя там, куда я тебя отправлю…

— И куда же это ты меня отправишь? — поинтересовался Ковальски с бравадой, несколько странной для запыхавшегося человека, над головой которого вот-вот взовьется катана.

— В ад! — радостно взвизгнул Ягамото, сделал шаг вперед, занося свой меч… и вдруг испарился. Просто пропал неизвестно куда, а перед этим успел дико выпучить глаза. Наверное, что-то почувствовал, и это что-то явилось для него новостью.

— Это уж ты без меня, — пробормотал Макс и вытер вспотевший лоб ладонью.

Кристо отлепился от стены. Он всё думал, что Макс сейчас произнесет что-то вроде «Стар я становлюсь для таких вещей», но Ковальски молчал, глядя на валяющийся на полу меч. Тогда Кристо осмелился заговорить:

— Куда это он?

— В ад, наверное, — отозвался Ковальски, так и глядя на катану. — Он ведь озвучил этот маршрут?

— Портал директора?

— Портал директора.

— И куда ты его прицепил?

Было странно стоять вот так напротив вполне живого Ковальски, смотреть на него — и одновременно знать, что настоящего Макса больше нет или наверняка скоро не будет.

— Обмотал вокруг запястья, когда мы сцепились. А он и не заметил сгоряча.

— Ты же вроде сам нам вкручивал, что орехи телескопами не колют.

— Гвозди микроскопами. Не забивают. В любом случае, у меня остальные варианты кончились, а вы что-то не торопились предлагать свои.

Дара подошла к пеплу, который остался от золотого ириса. Она опустилась над ним на колени и коснулась сначала в одном месте, потом в другом, будто сгоревший цветок был артефактом, который можно было вернуть назад. Снова и снова она притрагивалась к тому, что когда-то было лепестками, с маниакальным упорством, не желая поверить, что — все…

«Оживлять, — сказал Экстер Мечтатель как-то в одной праздничной игре. — Хотя бы цветы…» И Фелла тогда даже не усмехнулась, наверное, за свои три тысячи лет научилась мечтать о том же. Наконец-то Кристо понял, что магия — односторонняя, несправедливо односторонняя вещь: она может убить, иссушить и испепелить, но ей не дано оживлять и возвращать по-настоящему. Не с грани, как когда-то вернула Ковальски Лори, а из небытия. Хотя бы цветы. Хотя бы один цветок, который сейчас лежит сухим пеплом на полу.

Пепел уже не был сухим. Он смешивался со слезами Дары, которые падали прямо туда, где совсем недавно были лепестки. Артемагиня плакала беззвучно и всё дотрагивалась, дотрагивалась до бывшего цветка, на котором расплывались капельки слез, но она уже не пыталась вернуть его, она просто не знала, что еще может сделать. И не хотела оборачиваться и смотреть на Макса.

Но Ковальски был славен тем, что очень мало внимания уделял желаниям других.

— Превосходно, — сухо сказал он, голос отдался в опустевшем помещении злым эхом. — Для полного счастья не хватало слез. Еще для драматизма недостает трупов. Ваших.

Дара не обернулась, только согнулась, как от боли, когда услышала его голос. Смотреть на ее одинокую фигурку было так жалко, что Кристо не выдержал:

— Еще слово — и прикорнешь прямо на полу.

Макс зааплодировал — вернее, изобразил четыре насмешливых хлопка.

— Вот это по-вашему, так? Ты мне еще вызов брось — на дуэль, в духе ваших кодексов. Иногда мне жаль, что там не значится слова «думать»: кажется, вы с ним не знакомы вовсе…

Кристо честно попробовал применить сонные чары, и у него столь же честно не получилось. Перенапряг нервные окончания из-за гранаты. Так и ослепнуть недолго.

Он закатил глаза и представил себе продолжение фразы. Как выяснилось, верно:

— …чёртовы птенцы! Какого дьявола вы понеслись за этим цветком? Без страховки! Без разведки! Ладно, без меня — без плана! Фронтальное проникновение — как будто я вас никогда ничему не учил!

Прекрасно. Теперь придется ждать, пока он выговорится. Дара льет слезы над ирисом и ничем помочь не может, а от каждого слова Макса несет такой правдоподобной злостью, что на душе только гаже становится…

— Чудо, что мы все выжили! Желторотые поганцы, оставили мне эту записочку в духе прощальных приветов — и пришлось нестись за вами на курьерской скорости…

— Тебя никто не просил никуда нестись! — огрызнулся Кристо.

— Да, конечно, вы бы справились сами! — заорал Макс. — Вы превосходно отбыли бы на тот свет без моей, чтоб вас черти взяли, помощи! Бестолочи, хоть понимаете, что могли погибнуть?! Вы же шли на чистый суицид! Вы… глаза бы мои…

Дара вдруг подняла голову и уставилась на Макса огромными удивленными глазами. Кристо так и не понял, чему она удивляется, по его-то мнению, свара шла в до боли привычном направлении.

— Так и дрых бы себе на своем диванчике!

— Да я вообще не понимаю, что я тут делаю, ведь поручиться ж могу, что нажил очередные неприятности, — Макс зло скривил губы и не подумал приглушить голос. — Каждый раз, как я кого-нибудь из вас спасаю, вы меня втравливаете в такое…

— Ну-ну, «ах, зачем я с вами встретился с самого начала»… — рассеянно пробормотал Кристо. Он так и не мог определиться, что с напарницей: глаза у нее уже занимали чуть ли половину лица, а бескровные губы силились выговорить что-то по звукам.

— Да! — Макс яростно взмахнул руками. — Я хотел бы этого! Я мечтал об этом — чтобы мы никогда не встречались! Чтобы мне никогда не пришлось… чтобы… Идиоты! Сколько еще вы будете выводить меня своими выходками?! До каких пор…

— М… Макс? — недоверчиво прервала его Дара. — Макс, ты… это ты, ты настоящий!

Кристо подавился воздухом, а потом вдруг понял. Тон. В голосе Ковальски звучали и ярость, и злость, только вот былого безразличия не было ни на грош. Вместо этого там звучали другие нотки — привычные по совместным рейдам.

Тревоги за них.

— А каким мне еще быть, глупая девчонка? — рявкнул Макс на остатках дыхания. Дыхание тут же и кончилось: Дара мистическим образом оказалась висящей у него на шее, причем, вцепилась как клещ, и когда только успела? Он смерил взглядом расстояние до испепеленного цветка. Далеко же прыгают юные артемагини.

— Ты настоящий… — прошептала Дара уже в его плечо, а потом зарыдала как следует. Макс обнял ее с усталым вздохом.

— Каким мне быть, — повторил он. — После вашей записки я чуть с ума не сошел. Золотой Ирис, видите ли… Оболтусы.

— Хотели тебя вернуть, — пожал плечами Кристо. Ковальски ответил ему мрачным взглядом а-ля «с тобой у меня будет долгий разговор по многим темам». Потом смилостивился и признал:

— Вернули.

— Но ведь… это необратимо, — призналась Дара его плечу.

— Что необратимо?

— «Ледяной нарцисс»… кольцо…

— Ну, я же, вроде как, бездник.

— Да, но ведь они именно поэтому дали тебе то, что влияет не на разум, а на чувства…

— Значит, и с этим просчитались. И вообще, выкинь ты из головы эти глупости. Сама знаешь, что на самом деле необратимо, — он смотрел на испепеленный ирис на полу. А теперь рассказывайте по порядку — что там?

— Где? — не понял Кристо.

Ковальски сделал над собой усилие и растянул губы в горькой усмешке.

— Дома.