VII


Прямо от калитки, в которую мы вошли, тянулась к площадке пред террасой длинная узенькая дорожка, обсаженная с обеих сторон боярышником и жимолостью. Видно было, что их когда-то подстригали и дорожка представляла из себя коридор; теперь ветки густо разрослись, и пройти по дорожке можно было только расчищая себе дорогу руками и не иначе, как поодиночке, друг за другом. Впрочем, в некоторых местах виднелись следы недавней расчистки.

-- Однако, здесь все давно заглохло, -- сказал я, идя за Варенькой.

-- Да, сад запущен, -- ответила она, и в голосе ее прозвучала грустная нотка. -- Никто о нем не заботился до прошлого года. Вот на этой площадке пред террасой был, как видите, прежде большой цветник, но посмотрите, как все заглохло. Клумбы превратились в бугорки, дорожки поросли травой. А ваш приятель, наш "владелец", не позволяет нанимать садовника и даже рабочих для сада. Он писал, что желает получать только доходы с имения, а не украшать его.

-- Но вы могли бы, не спрося его, взять рабочих и привести все это в должный вид, и он бы ничего не сказал, да и не узнал бы.

-- Нет, папа этого не хочет, этого нельзя. После того как папа спрашивал дозволения, и ему отказали, он даже на свои деньги не решается ничего сделать в саду, и только вот сам кое-что расчищает, да я ему помогаю. А как хорош этот сад там, дальше... Пойдемте вот сюда.

Мы повернули в сторону от площадки. Среди густой чащи темных лип шла белой полосой аллея высоких старых берез, переплетавшихся вверху своими ветвями, образуя как будто стрельчатый, готический, свод; а под ним висел, низко спустившись почти над нашими головами, другой свод -- из акаций, стоявших стеной по сторонам березовой аллеи. Искусственно сведенные вместе вершинами поверх деревянного сводчатого переплета, эти акации выросли таким образом с изогнутым в дугу стволом. Решетчатые стенка и свод аллеи погнили, обломались, обвалились, но акации не могли уже выпрямиться. Лучи солнца сюда совсем не проникали, в аллее было сумрачно, даже немного холодно, сыро. Зато тем ярче светился вдали выход из аллеи. Он был над нами и казался золотистой точкой: прямая, как стрелка, длинная аллея шла в гору и оканчивалась на вершине высокого холма небольшой, открытой со всех сторон площадкой-лужайкой. Оттуда были видны и дом, и постройки усадьбы, и большая часть сада, и река, и поля. На самой верхушке площадки стояла полукруглая колоннада-беседка. Она почернела, местами обрушилась, но сидеть в ней еще было можно.

-- Вот отсюда хорошо смотреть на закат или восход солнца, -- сказала Варенька, входя в колоннаду, -- в особенности красиво это в сентябре, в октябре, когда туманы делаются гуще. Иногда все эти поля кажутся настоящим морем, а между зданиями усадьбы клочки тумана иногда ползают, как живые.

-- А вы разве ходите сюда так рано и так поздно? -- спросил я.

-- Да, я часто хожу сюда, -- ответила она.

-- И не боитесь?

-- Чего? Волки и медведи сюда не заходят, а людям здесь делать нечего. Я приходила сюда много раз одна ночью. Здесь так хорошо при лунном освещении. Вот только, знаете, если где страшно немножко, так это вот в этой темной аллее. Это не то, что вчера в коридоре, -- закончила она с милой улыбкой.

-- Пойдемте вместе смотреть сегодня закат, а завтра или на днях восход солнца, -- сказал я.

-- Вместе? А вы одни разве боитесь?

Сказав это, Варенька смутилась, стала серьезна.

-- Нет, не боюсь, -- ответил я.

-- Так подите одни, -- сказала она, поддразнивая.

-- Чтоб доказать вам это, -- произнес я серьезным тоном, -- я готов пойти и один, но зачем же вы не хотите составить мне компанию?

Я решился попробовать "взять быка за рога" и добавил:

-- Разве вы меня боитесь?

Она смутилась еще более, покраснела, сдвинула бровки.

-- Нет, не боюсь, -- произнесла она, наконец, стараясь казаться спокойной.

-- Так отчего же вы такая... неровная в обращении со мной?

-- Как это неровная? -- спросила она, как бы недоумевая.

-- Простите, Варвара Михайловна, -- начал я тихим, вкрадчивым голосом, -- но мне показалось, что вы с первого же шага встретили меня недружелюбно. Я помню, как вы сказали мне, когда я приехал: "Я знаю вас". Так как мы встречались прежде очень немного, -- вы были еще тогда так молоды, мы даже не были познакомлены друг с другом, -- то мне в ваших словах при нынешней встрече послышался отголосок того злословия, которому я подвергался за последние годы в здешнем уездном обществе. Я вижу, вы прямая, искренняя натура, фальшивить не захотите. Скажите откровенно: меня расписывали вам темными красками, и вы предубеждены против меня?

Пока я говорил все это, она уже успела овладеть собой и теперь, посмотрев мне прямо в глаза спокойным, вызывающим взглядом, она твердо ответила:

-- Да.

Мне только это и было нужно. Я подхватил ее ответ и продолжал:

-- Да? Я это видел, я это так и понял. То, поддаваясь вашему непосредственному впечатлению, вы приветливы со мной, как должно быть приветливы со всеми, -- это вам очевидно свойственно, -- то, вероятно, вспомнив все, что вам про меня наговорили, вы вдруг делаетесь холодны, хотите как будто оттолкнуть меня, уйти от меня, как от зачумленного. Да не будьте же такой, не смотрите на меня, как на врага. Ведь не ангелы же и те, кто злословит про меня! Ведь если б нам теперь зачем-нибудь было нужно тревожить мое прошлое и разбираться в нем, так может быть вы, явившись беспристрастным судьей, и оправдали бы меня. Но к чему это? Не поддавайтесь только влиянию оценки, сделанной мне другими, будьте сами собой, судите только по настоящему. Не думайте, что говорить со мной, -- значит дать мне повод ухаживать за вами. Кроме искренней и глубокой почтительности, вы ничего не встретите с моей стороны. Я приехал сюда на несколько дней по делу; но это дело и не спешно, и не обязательно, и мне тем приятнее было бы вынести из этой поездки хорошие воспоминания. Каково же мое положение, когда я вижу, что вы, ни за что ни про что, встречаете меня враждебно. А ведь я право ничем не заслужил от вас такого отношения ко мне. Будемте же друзьями. Не гоните меня отсюда своей суровостью.

Я говорил убедительно, но стараясь по возможности быть сдержаннее, проще в тоне. Я хотел быть искренним в эту минуту, я был искренен, и все же мне трудно было сдерживать улыбку, потому что Варенька слушала меня с миной внимательного судьи, выслушивающего подсудимого: так дети, играя в больших, придают себе напускную важность.

Наступила минутная пауза. Потом, ничего не ответив на мои слова, Варенька встала:

-- Пойдемте дальше, -- сказала она, направляясь в сторону противоположную той, откуда мы пришли. Ее голос звучал дружелюбно и так просто, как будто предыдущего разговора и не было. Я понял, что я был взят пока на испытание: надо было быть благонравным.

Мы сошли с голой вершины холма в окаймляющей его густой чаще орешника и по узкой извилистой тропинке стали молча спускаться под горку. Вдруг за одним из изгибов тропинки высокие кусты широко расступились -- перед нами был большой, местами подернувшийся зеленью пруд.

-- Право, здесь точно в сказочном царстве, -- воскликнул я. -- Какое прелестное местечко!

Противоположный берег вдавался в пруд мысом, и небольшая открытая беседка свесилась с него над водой, старые ветлы обступили кругом эту беседку, а под ней плавали, раскинувшись почти до половины пруда, широколиственные водоросли с желтыми чашечками цветов. А дальше, за мысом, за ветлами, по склону холма раскинулся целый лес лип и кленов.

-- Ах, как здесь хорошо, хорошо! -- опять вырвалось у меня. -- Как жаль, что тут нет лодки.

-- Да, лодки нет, -- спокойно-самодовольным тоном ответила Варенька, довольная впечатлением, произведенным на меня эффектной картиной. -- Лодка у нас одна, на реке. Пойдемте сюда, -- позвала она меня дальше.

Мы обогнули пруд, взошли на мыс, постояли в беседке над водой, обогнули пруд с другой стороны и вышли на широкую дорогу, заросшую травой, однако сохранившую свои первоначальные очертания. Я заметил эту дорогу еще из беседки на холме; она тянулась куда-то далеко.

-- Это дорога к реке, -- сказала Варенька, -- только уж теперь мы туда не пойдем... Надо домой. Вы как хотите: завтракать или немного погодя прямо обедать?

-- Как вы, -- отвечал я.

-- Да мы обыкновенно в час обедаем.

-- Будем в час обедать.

-- Отлично. А пока пойдемте вот по этой тропочке домой.

Я покорно повиновался ей.

Любуясь разными уголками заглохшего сада, ведя отрывистый разговор, мы дошли до дома. Варенька отправилась присмотреть за хозяйством, я -- в библиотеку перебирать старые книги.

Загрузка...