Корнелиус оглядел зал, и он ему понравился: длинный антикварный стол, портреты почтенных банкиров XIX века, картины судов, которые они финансировали, и вид на Темзу между двумя новыми башнями в Сити.
Они находились в зале заседаний совета директоров «Ляйпцигер Гурней Крохайм» — торгового банка, поглощенного немецким гигантом, но продолжавшего, как и в былые времена, предоставлять разным фирмам консультационные услуги по вопросам продажи приобретений. По другую сторону стола сидели три банкира «Гурней Крохайм» во главе со скользким евреем, одетым в отличную рубашку в полоску, еще там был Питер Лекстон, основатель и председатель «Лекстон медиа», занимавшийся сделкой, а также Тим Роллинсон, недавно назначенный финансовым директором. Корнелиуса сопровождали Эдвин, Бентон Дэвис, Дауэр и еще один банкир из «Блумфилд-Вайс», имя которого он не запомнил. Выступал представитель «Гурней Крохайм», просивший отсрочки для принятия окончательного решения по предложению «Зейл ньюс».
По сути, все свелось к детской игре кто кого переглядит и не сморгнет первым. Холдинг «Зейл ньюс» сделал предложение о приобретении акций «Лекстон медиа», которое, в соответствии с предписаниями Комитета по поглощениям и слияниям, должно было оставаться в силе на протяжении как минимум двадцати одного дня. Питер Лекстон владел всего лишь десятью процентами акций компании, которую он основал, а остальные принадлежали крупным инвесторам, и они были сыты по горло значительными убытками из-за неэффективного менеджмента. Они выжидали, рассчитывая на более щедрое предложение о покупке их акций. Но финансировавшие компанию банкиры хотели вернуть вложенные деньги как можно быстрее и ждать не собирались.
«Лекстон медиа» тянула время и старалась уговорить «Зейл ньюс» продлить срок действия своего предложения, надеясь, что Ивлин Гилл или другие потенциальные покупатели смогут предложить более высокую цену. «Зейл ньюс» не хотел продлевать срок по той же самой причине. Если Корнелиус откажется продлить срок, то был риск, что «Лекстон медиа» просто не примет его предложение. Для «Лекстона» в этом не было бы ничего страшного, в случае если другой покупатель мог предложить более высокую цену. В противном же случае это грозило обернуться полной катастрофой. Банкиры «Лекстона» ждать не хотели. Если Питер Лекстон и его совет директоров откажут Корнелиусу, а нового предложения с более высокой ценой так и не последует, то банкиры могут вынудить компанию поджать хвост и продать «Зейл ньюс» акции по цене, которую Корнелиус захочет заплатить.
Значит, обе стороны станут блефовать. Из ключевых игроков, собравшихся за столом, трое были профессионалами высшей лиги: сам Корнелиус, банкир «Гурней Крохайм» и Питер Лекстон. Из этого ряда полностью выпадал Тим Роллинсон. При своей худобе, лысине и очках с толстыми линзами он выглядел невзрачным, но обладал репутацией жесткого дельца, которого поставили на этот пост за его маниакальное стремление к неуемному урезанию расходов. Но он не был игроком. Корнелиус не сводил с него взгляда. Роллинсон это заметил и заерзал на стуле, не прекращая крутить колпачок на своей эксклюзивной ручке «Ватерман» с такой силой, что Корнелиус боялся, как бы та не сломалась.
Когда банкир закончил говорить, наступило молчание, и все взгляды устремились на Корнелиуса, а тот продолжал смотреть на Роллинсона, затягивая паузу.
— Мы полагали, что вы заинтересованы в быстрой сделке, — наконец произнес он.
— Мы это ценим, — ответил Лекстон, — но рассчитываем на ваше понимание: нам нужны две недели, чтобы другие заинтересованные стороны могли оценить свои возможности.
— Просто я подумал: что же произойдет, если они так и не предложат более высокую цену, — сказал Корнелиус, не замечая Лекстона и по-прежнему не спуская глаз с Роллинсона. — Рассчитаться с банками будет очень непросто, верно, Тим?
Роллинсон оторвал взгляд от бумаг и поднял глаза на Корнелиуса. Финансовый директор смотрел сквозь толстые линзы очков, а Корнелиус — поверх своих более изящных очков-«половинок».
— Я уверен, что у нас будет достаточно времени, чтобы решить все вопросы с банками ко всеобщему удовлетворению, — заявил Роллинсон. — Они заверили, что предоставят нам время, чтобы мы могли заключить наиболее выгодную для акционеров «Лекстон медиа» сделку. — Он выдержал взгляд Корнелиуса секунду, потом еще одну, потом на мгновение взглянул на Питера Лекстона и снова встретился взглядом с Корнелиусом.
Этого мгновения было достаточно. Роллинсон лгал. Корнелиус знал это. Он не мог объяснить почему, но теперь он был в этом уверен наверняка. Он улыбнулся Питеру Лекстону, давая ему понять, что раскусил его.
— Мне очень жаль, но мы не можем продлить срок действия своего предложения. Он истекает через — дайте-ка сообразить — одиннадцать дней. Я уверен, что ваши акционеры посчитают целесообразным заключить сделку с нами.
Лекстон откашлялся.
— Нам придется серьезно подумать о своей позиции.
— Разумеется, — ответил Корнелиус, улыбаясь. — Это ваше право.
Едва они вышли из офиса «Гурней Крохайм», Бентон Дэвис похлопал Корнелиуса по плечу.
— Вам удалось их зацепить за живое. Банки наверняка не позволят им затягивать с принятием нашего предложения. По глазам Роллинсона это было видно.
Дауэр бросил на Бентона сердитый взгляд:
— Посмотрим, как поступит Лекстон. Мы не можем быть уверены, что он блефовал.
Бентон поймал взгляд Корнелиуса и подмигнул. Дауэр еще больше помрачнел.
Кальдер приехал в больницу узнать, как дела у Энн. Врачи были довольны ее состоянием, но она по-прежнему лежала без сознания. У Тодда тоже наметился сдвиг к лучшему — он пришел в себя, но пока плохо ориентировался и мало что понимал.
Ким была на седьмом небе. Тодд не осознавал, где находится и почему, но узнал ее. Они даже поговорили, хотя он мало что соображал и вскоре снова заснул. Однако это было начало. Она нехотя согласилась с предложением Корнелиуса перевезти его через пару дней в частную клинику в Лондоне, но до тех пор собиралась сидеть возле его кровати столько времени, сколько позволят врачи, на случай если он опять проснется.
Кальдеру с трудом удалось уговорить ее оставить Тодда одного на полчаса. Они вышли на улицу через главный вход и принялись бесцельно бродить по территории больницы, не обращая внимания на различные таблички, указывавшие путь к разным отделениям. Кальдер пересказал ей беседу с инспектором Бэнкс, но не упомянул о ее наводящих вопросах по поводу семейных отношений Ким и Тодда.
— Будем надеяться, что ей удастся прихватить Корнелиуса, — сказала Ким.
— Я вот что подумал, — заметил Кальдер. — Тот, кто заложил бомбу в «Як», должен был знать, что мы с Тоддом собираемся лететь на нем в тот день. Об этом было известно сотрудникам летной школы, об этом была запись в заявке на полет, но трудно представить, чтобы враги Тодда стали изучать заявки. Тогда возникает вопрос…
— Кому мы говорили?
— Да.
— Ну, я помню, что говорила своим родителям по телефону.
— Они живут в Ливерпуле, верно?
— Да. И еще, когда мы встречались с Корнелиусом в Лондоне, то тоже это обсуждали. Я сказала, что волнуюсь, потому что самолет такой старый, а Корнелиус посчитал полет увлекательным.
— Очень интересно. А еще кому-нибудь говорили?
— Нет. — Ким наморщила лоб, вспоминая. — Только моим родителям и Корнелиусу.
— Думаю, что твоих родителей мы можем вычеркнуть. Твой отец ведь не является международным террористом, у которого есть зуб на Тодда?
— Нет. Он отошедший от дел владелец магазина электротоваров, который души в нем не чает.
— Тогда остается один Корнелиус.
Они прошли дальше и обогнали пожилую женщину с повязкой на глазу, которая не спеша двигалась в сторону клиники для амбулаторных больных и остановилась, чтобы перевести дух и поздороваться с ними.
— Здесь мы вряд ли еще что-нибудь сможем сделать, — сказал Кальдер. — Думаю, что мне надо побывать в Южной Африке, посмотреть место, где умерла Марта. Увидеть, где она жила. Может, удастся найти людей, которые знают о последних неделях ее жизни. Попытаться отыскать ее дневник. Я надеялся на помощь Тодда.
— Сейчас он помочь не сможет, только позже, — ответила Ким. — А Кэролайн?
— Но тогда ей было всего двенадцать лет, верно?
— Да. Но она заметила дневник. И вспомни: она сказала Корнелиусу, что тоже хочет узнать о смерти Марты больше. Если хочешь, я позвоню ей. У нас хорошие отношения, на самом деле. — Ким вытащила мобильник. — Я могу позвонить прямо сейчас.
— Хорошо, — согласился Кальдер. — Позвони.
Они присели на газон с густой травой возле здания ортопедического отделения, и Ким стала копаться в сумке в поисках записной книжки с номером телефона. В Англии было около шести вечера, значит, в Сан-Диего наступило утро. Ким набрала номер телефона, и Кальдер нагнулся к ее уху, чтобы тоже слышать разговор.
Кэролайн взяла трубку, и было видно, что она рада звонку Ким. Еще больше она обрадовалась, узнав, что Тодд очнулся. Ким рассказала, что собирается сделать Кальдер, и спросила, с кем ему там стоит встретиться.
— Трудный вопрос, — смутилась Кэролайн, и ее голос, искаженный помехами, стал еще больше походить на речь коренных жителей Калифорнии. — У нас дома часто бывали гости, но я не знаю наверняка, с кем из них мама дружила или кому могла довериться. Конечно, там по-прежнему постоянно живет Зан. Думаю, что теперь она в Кэмпс-Бей — это престижный пригород Кейптауна.
— У меня есть ее адрес.
— Отлично. Потом наша служанка Дорис. Если Алекс ее увидит, пусть обнимет за меня покрепче. Мне она очень нравилась. Подожди… Был какой-то газетчик, работавший на отца: Джордж — как его? Джордж Филд, кажется. Они с мамой очень дружили. И еще она очень много времени уделяла какому-то благотворительному проекту в черном поселении Гугулету. Там у нее тоже были друзья. Вряд ли я еще кого-нибудь вспомню. Я хорошо помню родителей своих подруг, но они скорее были важны мне, а не маме.
— А что насчет дневника? — поинтересовалась Ким.
— «Хондехук», конечно, продали. Она писала, что прятала его в столе с бумагами о налогах, верно? Бог знает, где он сейчас. Может, у папы дома, в Филадельфии? Скорее всего стол продали в Южной Африке, а старые бумаги, наверное, просто выбросили, как он и говорил.
— Жалко. — Ким не скрывала разочарования.
— Но я вспомнила о дневнике еще вот что. Вообще-то я об этом никогда не забывала, но тогда, на ужине, папа был таким нервным, что я не решилась рассказать. Ты помнишь, я говорила, что видела, как мама что-то переписывает в свой дневник из чужого дипломата?
— Да.
— Я не помню имя человека, кому принадлежал дипломат, но имя второго я запомнила. Андрис Виссер. Я запомнила, потому что у моей лучшей подруги фамилия была тоже Виссер, а африканерских фамилий в школе было раз, два и обчелся. Я спрашивала ее — вдруг он был ее отцом, но она его не знала. И еще я помню, что он хромал.
Ким подняла глаза, чтобы убедиться, что Кальдер все слышал. Он утвердительно кивнул.
— Просто отлично, Кэролайн, — похвалила Ким.
— Я не решилась упомянуть это имя за столом. Папа так болезненно на все реагировал… И там был Эдвин. — Она помолчала. — Я не доверяю Эдвину. Я помню, что они с мамой друг друга терпеть не могли.
— Я понимаю, — сказала Ким. — А как насчет Зан?
— О, с ней все по-другому. Мы долго ее не видели с тех пор, как я была совсем маленькой, но в ту зиму она появилась и прожила у нас пару месяцев. Они с мамой отлично ладили. С ней стоит встретиться и поговорить.
— Спасибо, Кэролайн.
— Послушай, если понадобятся деньги, просто дай мне знать. Может, я оплачу поездку Алекса? Или хотя бы ее часть?
Ким взглянула на Кальдера. Он отрицательно покачал головой.
— Я спрошу его. И мы сообщим тебе обо всем, что удастся узнать.
— Хорошо. И еще, Ким…
— Да?
— Поцелуй от меня Тодда, хорошо?
Они направились обратно в больницу.
— Так странно, — сказала Ким. — Когда я увидела здесь Донну, я боялась, что Тодд очнется, опасалась тех чувств, что буду испытывать по отношению к нему. Но сейчас я так рада, благодарна и даже счастлива.
— Это хорошо.
— Может, это звучит глупо, но я думаю, что наш с тобой поступок погасил мою злость. Сейчас я даже больше злюсь на себя, и поэтому мне гораздо легче простить его. Может, наш брак распадется, когда он выздоровеет, но я надеюсь, что этого не случится. Я готова начать все заново, если он тоже захочет.
— Нужно быть дураком, чтобы не захотеть, — подвел черту Кальдер.
Кальдер весь вечер занимался подготовкой к поездке. Через Интернет он заказал билет в Кейптаун на завтра и попытался найти хоть какую-то предварительную информацию, начав с Андриса Виссера. «Гугл», конечно, выдал несколько человек, но наиболее вероятным кандидатом был чиновник министерства финансов, работавший в 1980-е и 1990-е годы. Сведения о нем были достаточно скупыми: несколько докладов на разных конференциях, вхождение в состав каких-то комитетов со скучными названиями. Было очень странно, что у такого человека могла быть важная встреча с Корнелиусом. Никакого упоминания о том, чем он занимается сейчас или где живет. Но для начала все-таки кое-что.
Потом он нашел ссылку на слово «Лагербонд» в показаниях Комиссии по восстановлению правды и примирению. Как и говорила Ким, об этой организации лишь вскользь упомянул некий Бен Диллард, когда давал показания в связи с поданной им просьбой об амнистии за участие в подготовке и осуществлении взрыва офиса АНК в Лондоне в 1982 году. Он работал агентом южноафриканской тайной полиции и во время допроса упомянул, что его куратор, полковник Ретиф, был, по слухам, членом «Лагербонда». Полковника Ретифа допросить не удалось, поскольку он умер в 1990 году.
Кальдер посмотрел информационные сайты Южной Африки, надеясь узнать о Дилларде побольше. Как выяснилось, того действительно амнистировали, но в 2000 году он был убит грабителями, которые забрались к нему в дом.
Выключив компьютер, Кальдер позвонил в Нью-Гемпшир Донне Снайдер. Она сначала испугалась, услышав его голос, но потом очень обрадовалась, когда он сообщил, что Тодд пришел в себя. Кальдер постарался закончить разговор как можно быстрее и прервал ее, когда она начала рассказывать о своих переживаниях и спрашивать, не стоит ли ей уйти из школы. Он выполнил обещание и был рад оставить эту проблему за тысячи миль от себя.
На следующий день он отправился в Хитроу, намереваясь по дороге заехать в Лэнгторп и больницу. На аэродроме, как обычно, царила обычная суматоха. Джерри проявил сочувствие в связи с несчастьем, приключившимся с Энн, но не одобрил планов Кальдера об отъезде. Это означало сокращение учебных полетов из-за нехватки инструкторов и разочарование клиентов, но Кальдер стоял на своем. Джерри придется обойтись без него.
В больнице его ждали хорошие новости: Энн пришла в себя. Кальдер собирался пройти за медсестрой в палату, но путь ему преградил Уильям.
Он выглядел плохо: лицо пожелтело, глаза нездорово блестели, редкие волосы торчали во все стороны.
— Не стоит сейчас ее беспокоить, Алекс, — сказал он.
— Я ненадолго. — Кальдер старался говорить спокойно. — На несколько дней я уезжаю в Южную Африку. Я просто хотел взглянуть на нее перед отъездом.
— В Южную Африку, говоришь? — Уильям расхохотался неприятным визгливым смехом, которого раньше Кальдер никогда от него не слышал. — Тебя что, это ничему не научило? Так и будешь совать нос в чужие дела?
— Извини. — Кальдер попытался обойти зятя.
Уильям схватил его за рукав:
— Я же сказал, что тебе туда нельзя!
Кальдер старался сохранять спокойствие. Медсестра прошла вперед, не подозревая, что он задержался.
— Я ее брат. Я имею право ее навестить.
— Она не хочет тебя видеть.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовался Кальдер. — Мне сказали, что она не говорит.
— Я ее муж, — ответил Уильям. — Я знаю, что она думает.
Кальдер досадливо вздохнул и освободил рукав — как раз в это время за ним вернулась медсестра, и он прошел за ней в палату, где лежала Энн.
Как и Тодд, она была вся опутана трубками, а палата заставлена разными приборами. Первое, что бросилось Кальдеру в глаза, была левая рука в гипсе, потом, что под простыней на месте левой ноги ничего не было, и, наконец, перебинтованные щека и лоб. Нос и рот закрывала маска, глаза Энн были закрыты.
Он подошел ближе. Она открыла глаза. Он взял ее правую руку и тихонько сжал.
— Энни, это я, Алекс, — прошептал он.
Несколько мгновений она пыталась сфокусировать взгляд, при виде брата ее зрачки расширились, пальцы, тихо сжавшие ему руку, разжались. Она начала крутить головой — сначала чуть-чуть, потом сильнее.
— Энни! Это же я! — снова прошептал Кальдер уже настойчивее.
Энн отвернулась.
Медсестра положила ему руку на плечо:
— Пойдемте, нам не надо ее волновать.
Кальдер бросил последний взгляд на голову сестры, на короткие волосы, прилипшие к повязке на голове, и позволил вывести себя из палаты.
— Ну, что я говорил? — торжествующе встретил его Уильям. — Уходи и больше не возвращайся!
Кальдер промолчал и, пошатываясь, вышел в коридор. Ему хотелось убраться из больницы как можно скорее.
— Алекс!
Он обернулся. Это была Ким.
— Алекс! Что случилось?
Кальдер потер бровь.
— Я только что был у Энн.
— Что случилось? Ей стало хуже?
— Нет, — ответил он. — Она… — Он не мог даже выговорить. — Она не захотела меня видеть и отвернулась!
Ким сочувственно дотронулась до его руки.
— Наверное, она еще не пришла в себя окончательно. В следующий раз все будет по-другому.
Кальдер с трудом сглотнул слюну.
— Я в этом не уверен, Ким. Совсем не уверен.
— Пошли. Выпьем по чашке кофе.
Кальдер взглянул на коридор, в конце которого был кафетерий, и покачал головой:
— Извини, Ким, мне надо поскорее на воздух.
Он повернулся и решительно зашагал к выходу.