Кальдер поспешил к сестре в Хайгейт, чтобы забрать свои вещи. Энн предложила подвезти его до аэродрома Элстри. Они уселись в ее новый шикарный черный внедорожник «мерседес» и направились к северу от Лондона.
Кальдер не переставал обдумывать новости, которые Ким сообщила по телефону. Он ошибался, не принимая ее подозрения всерьез. Кто-то пытался убить Тодда, и этого человека не смущало, что пилот тоже может погибнуть. Он вспомнил те ужасные минуты, когда пытался сохранить управление «Яком» и посадить его на узкую полоску песчаной косы. Он вспомнил взрыв, бледное лицо Тодда и рану у него на голове. Они едва не стали жертвами преднамеренного и хладнокровного убийства. Впервые за эти дни он почувствовал необычайное волнение, какое испытывает человек, чудом избежавший смерти. Однако это волнение быстро сменилось злостью.
— Что с тобой, Алекс?
Кальдер взглянул на сестру и улыбнулся. Для такой большой машины Энн была очень маленькой. Короткие колючие черные волосы, бордовая футболка и джинсы с вышитыми цветочками. Они с Кальдером всегда были близки, но после смерти матери, когда ему исполнилось пятнадцать, а ей — двенадцать, стали еще ближе. Они заботились друг о друге.
— Нет, ничего. Просто вспоминаю тот полет.
— А тебе не страшно снова садиться за штурвал после той ужасной аварии?
— Сюда из Норфолка я долетел отлично, — ответил он. — Все будет нормально. Это как катание на велосипеде. После падения надо просто подняться и ехать дальше.
Энн посмотрела на него с сомнением:
— Упасть с велосипеда — это не совсем то же самое, тебе так не кажется?
Кальдер улыбнулся. Хотя он и рассказал ей о поломке двигателя «Яка», но делиться с ней новостью, что полиция обнаружила следы диверсии, он не собирался. Алекс по опыту знал, что она обязательно начнет волноваться.
— Ты разговаривала с отцом? — спросил он, чтобы переменить тему. Их отец жил в шотландском городке Келсо.
— Да. Я звонила ему на прошлой неделе. Он был в настроении. Они оставили его на полставки в хирургии еще на год. Похоже, по всей стране ощущается нехватка врачей общей практики.
— Он будет просто счастлив. Сама мысль о том, что отец может оказаться на пенсии, приводит меня в уныние.
— Он посылал тебе еще чеки?
— Думаю, что да. В марте я получила конверт, надписанный его рукой, но вернула нераспечатанным.
— Значит, ты не знаешь, сколько там было?
— Нет. Как и то, откуда у него деньги.
Энн обогнала пожилую женщину в маленьком автомобиле, перестроилась и поехала перед ней. Та возмущенно засигналила, но Энн не обратила на нее внимания.
— Я ездила в Келсо с детьми три недели назад. Выходные прошли отлично. Все вроде бы в порядке.
— Никаких признаков того, что он что-то продал?
— Я ничего такого не заметила. Смотрела специально: мебель, картины, серебро — все, насколько я могла судить, было на месте.
— И никаких экземпляров «Рейсинг пост»?[20]
— Во всяком случае, сверху ничего не лежало. А в ящиках я не копалась.
— Это понятно! — Кальдер посмотрел в окно.
— А сколько ты заплатил, чтобы помочь ему выпутаться? — поинтересовалась Энн.
— Много. — За год до того, узнав, что отец запутался в огромных долгах, которые наделал на скачках, Алекс заплатил 143 тысячи фунтов, чтобы их погасить. Но никогда не называл этой цифры Энн. Известие о том, что их отец — образцовый кальвинист, всегда осуждавший финансовые спекуляции сына в Сити — регулярно играет на скачках, явилось для обоих детей настоящим шоком.
— Я бы с удовольствием взяла на себя половину, — предложила Энн.
Кальдер улыбнулся:
— Спасибо. Но я бы предпочел об этом просто забыть. Это не тот долг, который он имеет перед тобой или мной.
Какое-то время они ехали молча.
— А как у тебя дела с Сэнди? — спросила Энн. — Ты давно о ней ничего не рассказывал.
— Не очень, — признался Кальдер. — В прошлом году нам удалось увидеться всего три-четыре раза. Когда мы оказываемся вместе, все замечательно, лучше не придумаешь. В прошлом сентябре мы провели потрясающую неделю в Италии. Но удержать ее на месте просто нереально.
— Из-за ее работы?
Кальдер кивнул:
— Да. То, как в Америке юридические фирмы обращаются со своими сотрудниками, просто возмутительно! Я в прошлом месяце летал в Нью-Йорк, чтобы провести с ней выходные. А когда прилетел, то выяснилось, что ее отправили в Даллас или еще куда-то. И мы провели вместе только час перед моим вылетом обратно поздно вечером в воскресенье. Боюсь, что мне изменило чувство юмора и я наговорил много лишнего. С тех пор мы не разговаривали.
— Мне так жаль, — искренне огорчилась Энн. — Ты сам знаешь, как она мне нравится. А есть шанс помириться?
— Вряд ли. Она говорит, что тогда ей придется сменить работу, а я не хочу просить об этом. Я не могу отделаться от мысли, что она может это как-то решить. Наверное, у нас так ничего и не выйдет.
— Это плохо.
— Да, плохо, — мрачно согласился Кальдер, глядя в окно. — Тебе повезло с Уильямом. — Уильям уже восемь лет был мужем Энн. Сначала он казался Кальдеру слишком нудным и скучным, но со временем, видя, как тот заботится о его сестре и мирится с ее импульсивностью, он изменил свое мнение.
Они снова помолчали.
Кальдер взглянул на сестру — она покусывала губы.
— У вас с ним все нормально?
— Не знаю, — ответила Энн. — В последние месяцы мы как-то отдалились друг от друга. Как и Сэнди, он слишком много работает. Никогда не бывает дома раньше девяти, часто прихватывает и выходные. Так странно: когда я целый день крутилась как белка в колесе, ухаживая за детьми и стараясь все успеть, меня это не смущало. Конечно, я выражала недовольство, но воспринимала это спокойно, а теперь, когда дети ходят в школу и появилось больше свободного времени, меня это злит.
Уильям работал в венчурной фирме. Энн была адвокатом и ушла с работы через год после рождения Фебы. Фирма Уильяма процветала во время бума интернет-компаний, но ее сильно потрепало во время спада, хотя он и успел до этого прилично заработать. По способностям он сильно уступал Энн. Для Кальдера это было очевидно, и он не исключал, что для Энн — тоже. Ему всегда казалось, что сестру это тяготит, хотя она никогда этого не показывала.
Энн взглянула на брата.
— Не переживай. Просто такая полоса. Через нее проходят все браки, верно?
— Наверное, — согласился Кальдер.
Полет из Элстри обратно в Лэнгторп прошел без осложнений. Энн была права — случай с «Яком» стал для Алекса посерьезнее падения с велосипеда, и он с удовольствием отметил, что не боится снова садиться в кабину самолета. Слой облаков над Хартфордширом на высоте две тысячи футов развеялся к северу, и авиадиспетчер с южным американским акцентом провел его по синему небу над авиабазами «Лейкенхит» и «Милден-холл». Он снизился до полутора тысяч футов над Тетфордским лесом и примерно через час после вылета из Элстри заметил знакомый зеленый островок, который и был его аэродромом: с тополями справа, деревенской церквушкой на холме слева и мерцающим Северным морем впереди. Кальдер зашел на разворот на безопасном расстоянии от Джерри и чудаковатым учеником, летевшими на «пайпер-уорриор», и мягко приземлился на травяное покрытие взлетно-посадочной полосы.
У летной школы его ждала Ким — от порывов ветра ее волосы то и дело падали на лицо. От нетерпения она постоянно переминалась с ноги на ногу. Они прошли в крошечный кабинет Кальдера и закрыли за собой дверь. Ким села на стул перед его столом.
— Значит, это все-таки не было случайностью? — спросил Кальдер.
— Никаких сомнений, — подтвердила Ким. — Они нашли куски взрывного устройства.
— И судя по всему, они понятия не имеют, кто мог это сделать?
— Никакого. Тебе удалось что-нибудь узнать от Бентона?
— Совсем немного, — ответил он.
Выслушав его рассказ о завтраке в «Клэриджиз», она была явно разочарована.
— Ты веришь, что все дело было только в этом?
— Не знаю. Тарек тоже не знает. Похоже, Бентон говорил правду. Но мой цинизм подсказывает, что ложь — его хлеб. Хотя нет сомнений, что «Зейл ньюс» тогда была на грани разорения, а это вполне могло повергнуть Марту в шок.
— Да, но разве поэтому она просила бы свою мать отправиться в Нью-Йорк, если ее убьют? И почему эта информация должна была ее испугать? А она была испугана. Чего стоят одни слова «если со мной что-нибудь случится». Наверняка там что-то другое. Иначе и быть не может!
Кальдер кивнул:
— Ты права. Думаю, что нам известна только часть всего. Возможно, остальное — в дневнике.
— Или Бентон Дэвис лжет?
— Не исключено. Но одно я знаю совершенно точно — больше от него мы ничего не узнаем. Заставить его говорить может только полиция.
— Как раз об этом я и хотела с тобой поговорить. Полицейские собираются с тобой встретиться — я это точно знаю. Они спрашивали, где ты, и я сказала, что ты возвращаешься после обеда. Они могут появиться в любую минуту.
— Отлично! Я с удовольствием с ними побеседую.
Ким опустила глаза.
— Видишь ли…
— Ким? — подозрительно взглянул на нее Кальдер. — Ты же не думаешь, что я не должен рассказывать им о встрече с Бентоном?
— Ну… Мне бы этого не хотелось. Во всяком случае, если тебя прямо не спросят. А если все-таки придется, то не надо это как-то увязывать с взрывом самолета.
— Но ты сама говорила…
— Я знаю, что я говорила, но у меня нет уверенности, — пояснила Ким. Теперь она смотрела Кальдеру прямо в глаза. — Дело в том, что мы с Тоддом много это обсуждали до аварии. Он совершенно определенно не хотел посвящать полицию в семейные дела. Поэтому мы и приехали к тебе.
— Да, но теперь ситуация изменилась, разве не так? Его чуть не убили!
— Я не говорю, что мы не должны помочь полиции выяснить, кто подложил бомбу — конечно, должны! Но я не думаю, что нам следует толкать их на расспросы относительно смерти Марты.
— Но мы не можем это скрывать! — возразил Кальдер. — Думаю, что это даже противозаконно! Сокрытие информации с целью помешать отправлению правосудия или что-то в этом роде.
— Пожалуйста! — умоляюще произнесла Ким, подкрепляя свои слова выразительным взглядом. — Если бы речь шла только обо мне, я бы с радостью рассказала все без утайки. Но я знаю, что Тодд не хотел бы впутывать в это дело «Зейл ньюс». А теперь, когда он лежит в коме, я просто не могу поступить против его желания!
— И что мы будем делать? — спросил Кальдер. — Самоустранимся и позволим полиции работать вслепую, скрыть наиболее вероятный мотив преступления?
— Мы не станем самоустраняться. Мы выясним все, что известно Бентону, что такое «Лагербонд», зачем Марта поехала в этот заповедник, кого она боялась, и затем узнаем, кто убил ее и почему. И тогда мы все расскажем полиции.
— Мы?
— Да, мы с тобой. Ладно, главным образом ты! Пожалуйста, Алекс!
Кальдер вернулся на место и задумался. Но потом все равно покачал головой:
— Извини, но нам придется сообщить им, что Тодд задавал неудобные вопросы о смерти Марты. И мне придется упомянуть о письме и встрече с Бентоном.
Щеки Ким покрылись легким румянцем.
— Господи, Алекс…
Он поднял руку, останавливая ее:
— Подожди. Мы сообщим только голый минимум. Мы не будем посвящать их в ваши с Тоддом подозрения. Пусть они займутся Корнелиусом или кем угодно. Кто знает? Может, им удастся найти парня, который подложил бомбу, и не исключено, что это не имеет ничего общего с нашим делом. Есть вариант, что у Тодда были враги, о которых мы не знаем…
— Но это немыслимо!
— Мы не знаем и не можем быть уверены. Тем временем я помогу тебе выяснить, что произошло с Мартой. И если мы узнаем, что это напрямую связано с минированием «Яка», то расскажем полиции. Согласна?
Ким улыбнулась:
— Согласна. — Неожиданно для Кальдера она обежала стол и поцеловала его в щеку. — Ну вот! — добавила она, глядя в окно. По дорожке к входу в здание летной школы шли мужчина и женщина. — Это они!
Через две минуты Ким уже была на пути в больницу, а Кальдер разговаривал с двумя детективами. Женщина была хрупкой, с бледным лицом и короткими рыжими волосами. Мужчина, напротив, — плотным и круглолицым, немного моложе, а светлые волосы подстрижены ежиком. Женщина представилась как детектив-инспектор Бэнкс, а мужчина — детектив-констебль Уордл.
Они задали Алексу множество вопросов, на которые он подробно ответил. Ему пришлось несколько раз описать, как он предложил Тодду прогулку на «Яке», и все, что случилось в день аварии. Полиция уже осмотрела место, где находилась стоянка «Яка», расспросила радиооператора Энджи о мужчине, которого накануне вечером та видела на тропинке рядом с аэродромом. Кальдер упомянул, что Тодд пытался выяснить обстоятельства смерти своей матери и обратился к нему с просьбой встретиться с Бентоном.
Это тут же вызвало живейший интерес и много новых вопросов, отвечая на которые Кальдер рассказал о последнем письме Марты родителям. Вопросы в основном задавала детектив-инспектор Бэнкс, при этом внимательно следя за выражением лица Кальдера. Он был рад, что решил не обманывать.
— Как по-вашему, почему миссис ван Зейл ничего нам об этом не рассказала? — спросила она.
— Мы как раз с ней говорили об этом, — ответил Кальдер. — Она считала, что это не имеет никакого отношения к случившемуся.
— А если серьезно, мистер Кальдер?
— Ван Зейлы очень дорожат своей частной жизнью, и ее первой реакцией было избежать вторжения в их семейные дела, — пояснил он. — Я поговорил с ней об этом и уверен, что она расскажет вам все, что вы захотите узнать. Это письмо у нее, и я не сомневаюсь, что она его вам покажет.
— Я тоже в этом не сомневаюсь. Сейчас она поехала в больницу?
— Насколько я знаю, да.
Детективы собрались уходить.
— А вам известно, что именно привело бомбу в действие? — спросил Кальдер.
— Были найдены фрагменты взрывного устройства, очень похожие на части высотомера.
— Высотомера? — задумался Кальдер. — Понятно. Он привел в действие взрыватель, когда самолет набрал определенную высоту?
— Именно. Вы рассказывали тем, кто занимался расследованием аварии, что во время взрыва самолет набирал высоту?
— Да.
— По их словам, если бы вы летели на другом легком самолете, то взрыв оторвал бы двигатель от фюзеляжа. У вашего «Яка» — большой прочный двигатель, который после взрыва еще продолжал работать. Вам невероятно повезло, мистер Кальдер.
Вернувшись домой около восьми часов, Кальдер застал Ким за приготовлением ужина.
— Как дела у Тодда? — спросил он, доставая бутылку вина из холодильника и наливая им по бокалу.
— Без изменений.
— Мне очень жаль.
Ким едва заметно пожала плечами, помешивая соус на сковородке.
— Корнелиус звонил сегодня три раза, а Зан — сестра Тодда — прислала ему цветы.
— Та, что живет в Южной Африке?
— Она самая. С ее стороны это очень мило. Она узнала обо всем от Эдвина.
— А что это за имя — Зан?
— Это — сокращение от Ксантии. Ее мать, судя по всему, отличалась экстравагантностью и любила вычурность. Это ужасно! Она умерла десять лет назад — печень не выдержала.
— Ты, кажется, говорила, что у Тодда была еще и младшая сестра.
— Дочь Марты Кэролайн. Ее муж — Герберт Хафер IV — знаешь пиво Хафер? Хаферы — одна из самых богатых семей Пенсильвании. Она единственная из детей ван Зейла удачно вышла замуж — об этом позаботилась нынешняя жена Корнелиуса Джессика. Вообще-то ее муж похож на миллиардера, просит называть себя Эйч — по первой букве своей фамилии — и занимается инвестициями фамильного богатства. Вскоре после свадьбы они переехали в Сан-Диего. От Нью-Гемпшира это довольно далеко, поэтому мы редко видимся.
— А пахнет вкусно! — не удержался Кальдер.
— И должно быть вкусно. Увидим. На незнакомом гриле всегда трудно угадать. — Ким проверила два куска филе камбалы. — Пока вроде все нормально. — Она помешала кипевший на конфорке грибной соус и взяла бокал с вином, который протянул ей Кальдер. — Я так понимаю, что ты разговаривал с полицией.
— Они приезжали еще раз встретиться с тобой?
— Еще бы! Им очень не понравилось, что я не рассказала им об убийстве Марты и подозрениях Тодда. Пришлось показать им письмо.
— Уверен, ты поступила правильно.
— Посмотрим. Во всяком случае, теперь они точно проверят Корнелиуса, но мне все равно как-то не по себе. Будто я предана Тодда.
— Его хотели убить, — сказал Кальдер, — и меня с ним заодно, если на то пошло.
— Я знаю, и мне очень жаль. — Ким коснулась его руки. — Я очень благодарна тебе за то, что ты встретился с Бентоном. Спасибо!
— Перестань, что ты! Это мелочи! — Кальдера явно смутило, что Ким до него дотронулась. — Нам все еще надо выяснить, что случилось с Мартой.
— Теперь, когда с Бентоном ничего не вышло, я не знаю, что делать дальше. — Ким снова проверила филе камбалы. — Все готово. Ты поможешь?
Они вынесли все для ужина в небольшой примыкавший к дому сад, где стояли стол из тика, кресла и скамейка.
— Надо заставить Корнелиуса говорить, — произнес Кальдер.
— Тодд уже пытался, и у него ничего не вышло.
— Это так, но теперь ситуация изменилась: мы знаем, что кто-то пытался убить его сына. Может, ты попробуешь поговорить с ним, когда он в следующий раз приедет навестить Тодда? Только надо действовать не так прямолинейно, как Тодд.
— Он предупредил, что приедет завтра после обеда. Но говорить в палате, когда мы просто сидим и смотрим на Тодда, очень трудно. Может, предложить ему вместе пообедать?
— Попробовать стоит, — сказал Кальдер, отправляя в рот кусок рыбы. — Очень вкусно!
— Спасибо. После университета я научилась готовить лучше. — Она тоже попробовала. — Хм… И правда неплохо! Красивый сад, — заметила она, оглядывая фруктовые деревья и небольшую лужайку, на которой росли розы, глицинии и другие цветы. — Я бы никогда не поверила, что ты можешь ухаживать за растениями.
Кальдер ухмыльнулся:
— Я тоже. Ты бы видела это место, когда я его купил! Потрясающей красоты! Я всего лишь стараюсь не позволить ему умереть. Но если честно, это затягивает и очень успокаивает. Я понятия не имею, как называется половина из того, что здесь растет. Как только я узнаю название растения, оно почему-то тут же гибнет.
— Здесь так тихо.
— Это верно.
Сад выходил на юг, в противоположную от моря сторону, и располагался напротив леса, поднимавшегося по склону вверх. Справа было пастбище с любознательными бычками, а слева стояла старая ветряная мельница. С запада его заливали лучи заходящего солнца, уже скрывшегося за домом.
— До сих пор не могу представить, что ты живешь в таком месте, — сказала Ким.
— А я — тебя, живущей в маленьком городке в Нью-Гемпшире.
— Ну нет!
— Тебе там нравится?
— Нет, не нравится! — поколебавшись, ответила Ким. — Тебе я могу в этом признаться, но Тодду — ни за что на свете.
— Но почему?
— Он обожает Сомерфорд. Он преподает английский, и очень неплохо, эта работа ему нравится, во всяком случае, если верить тому, что он рассказывает. Он организовал в школе команду регби. Но мне кажется, что ему особенно нравится быть героем школьников. Мальчишки его очень любят, а директор просто не нахвалится. Все это важно для Тодда. Я потратила столько сил, чтобы он не чувствовал себя зависимым от отца и занимался тем, к чему лежит душа у него самого… А теперь, когда он ушел из отцовского бизнеса и выбрал именно это, как я могу жаловаться, верно?
— Но твоя жизнь тоже важна, разве не так?
— Важна, — мрачно подтвердила Ким, — это так. — Она положила в рот еще кусочек филе. — Все смеются над консультантами по менеджменту, но я была отличным специалистом. Я много зарабатывала, и если бы не ушла, то быстро стала бы равноправным партнером фирмы. У меня не было цели выйти замуж за богатого.
— А как же больница? Разве там ты не приносишь пользы?
— О да! Я навожу там порядок — они сами совершенно беспомощны. Конечно, работа в больнице — это важно, все вокруг там такие невыносимо милые! Иногда меня это просто бесит! В голову начинают приходить всякие дикие мысли типа сжечь их всех в день рождения или сделать крупное пожертвование Ассоциации табачных производителей. Мне кажется, даже это их не смутит. И меня по-прежнему будут встречать широкой улыбкой и вопросом: «Как дела, Кимми?»
Кальдер сморгнул.
— Ты говоришь страшные вещи.
— Да. Я знаю. Особенно если мы так и застрянем в Сомерфорде. Но вся сложность в том, что Тодд ничего этого даже не замечает. Он хороший парень, по-настоящему добрый, но он привык к тому, что он в центре внимания и все делается для него одного. Он просто считает, что я обязана сделать так, как лучше для него, что наш брак — это союз, цель которого — сделать счастливым его.
— Судя по твоим словам, ты много об этом думала.
— Да. Извини, что я тебе плачусь, и это ужасно, потому что в это время он лежит в коме, но — да, я размышляла об этом гораздо больше, чем может показаться. Ты помнишь Дома?
— Твоего парня в Кембридже? Игрока в крикет? — Кальдер помнил высокого и смазливого парня, с которым Ким встречалась пару семестров на втором курсе.
— Да. Тодд немного на него похож. Так же думает только о себе.
— Помнится, ты застукала его с Эммой?
С Эммой Ким и Кальдер снимали на паях жилье.
— Да, — пробурчала Ким. — Вот стерва! И в нашем собственном доме! Тодд по крайней мере такого себе не позволяет!
— Он кажется вполне приличным.
— Так и есть! Господи, я уже совсем забыла, каким ужасным Дом стал в конце. Но зато я отлично помню, как была влюблена в него по уши. Тогда я была совсем юной и невинной.
— Юной точно, — улыбнулся Кальдер. В девятнадцать лет Ким выглядела просто восхитительной, да и сейчас, спустя пятнадцать лет, она не потеряла своего очарования.
— Да, юной. И ты тогда меня очень поддержал.
— Может, просто старался затащить тебя в постель?
— Алекс! А я-то считала, что ты просто такой добрый и понимающий! — Ким улыбнулась своей знаменитой улыбкой, которую Кальдер так хорошо помнил со студенческих лет.
— Но это правда. Добрый и понимающий человек, который хотел затащить тебя в постель. Однако не получилось, так ведь? Мне нужно было выбрать роль себялюбивого мерзавца.
— Нет, — возразила Ким, — ты бы не смог ее сыграть. Поверь мне, уж я-то знаю, какие для этого нужны таланты.
Вина в бутылке оставалось все меньше.
— А как дела у тебя? — спросила она. — Когда я поинтересовалась твоей подружкой, ты сразу помрачнел. В чем дело?
Кальдер рассказал ей о Сэнди. Она с сочувствием все выслушала, но когда он поведал ей о ссоре после своего одинокого уик-энда в Нью-Йорке, она осторожно приняла сторону Сэнди.
— Ты ведь понимаешь, что ей, наверное, было так же плохо, как и тебе?
— Если так, то она могла бы что-нибудь сделать.
— А может, не могла?
— Знаю. Но все равно у нас вряд ли что-нибудь получится.
— А если тебе переехать в Нью-Йорк?
— Не думаю, что наши отношения продвинулись так далеко. Не говоря уже о том, что единственной работой для меня там было бы банковское инвестирование, а этим я больше ни за что не хочу заниматься.
— А почему нет? Мне кажется, из тебя получится очень неплохой трейдер. Мало того, когда ты ушел из ВВС, я даже подумала, что тебе стоит заняться именно этим.
— Я уже был неплохим трейдером, — признался Кальдер. — Даже отличным! И мне это нравилось! Но тот мир — нереальный. Распоряжаясь несколько лет чужими миллионами, человек теряет чувство реальности. Все начинает измеряться деньгами. Зарплата — это само собой, доходы и убытки, бонусы, торговый статус, дом, машина и даже отношения! Ты начинаешь считать бедных людей глупыми. Потом приходишь к выводу, что человек, не способный сделать все для заключения сделки, просто тряпка. Причем глупая тряпка. Этот бизнес меняет человека изнутри.
— Да брось ты, Алекс! В инвестиционном банковском деле не все люди плохи по определению. Там полно обычных нормальных людей, которые просто работают.
— Да, но их там меньше, чем должно быть, да и они меняются. Возьми хотя бы Бентона Дэвиса. Марта думала, что может ему доверять. Наверное, восемнадцать лет назад это было возможно, но сейчас она наверняка бы так не считала. Со мной происходило то же самое. Помнишь, я рассказывал тебе о своей помощнице Джен, про которую все думали, что она покончила с собой? Ее прежний босс не давал ей прохода все время, пока она на него работала, старался полностью уничтожить ее чувство собственного достоинства. Тогда она перешла работать в мою группу. И однажды в баре, куда мы зашли после работы, он прозрачно намекнул, что мы с ней спим. В этих словах самих по себе не было ничего особо ужасного, но для нее они стали последней каплей. Она решила возбудить иск против «Блумфилд-Вайс». И знаешь, как я поступил? Постарался отговорить ее. Сказал, что если она не будет обращать внимания и смирится с подобными оскорблениями, то только выиграет — и в плане денег, и в плане карьеры. Но она оказалась смелой женщиной и решила не отступать, бросить им всем вызов. И только тогда я постарался ей помочь, но было уже слишком поздно.
— Ничего себе! — воскликнула Ким.
— Вот почему я нахожусь здесь и летаю на самолетиках.
— Уж лучше ты, чем я, — подвела итог Ким и зевнула. — Удивительно, как ничегонеделание может утомить. Я иду спать!
— Спокойной ночи.
Ким ушла в дом, а Кальдер остался в саду, наблюдая за сгущавшейся тьмой наступавшей ночи.
«Лендровер-дискавери» Андриса Виссера свернул с шоссе на тополиную аллею, которая вела к его ферме. По обеим сторонам до самого горизонта тянулась желто-коричневая степь. Андрис заметил крупную фигуру своего брата Гидеона, на открытом тракторе, тащившем зимний корм для элитного стада породы лимузин. Гидеон был сильным и трудолюбивым фермером, правда, не хватавшим звезд с неба. Он жил в коттедже позади главного жилого дома, но выполнял почти всю работу по ферме. Дом занимал Андрис со своей семьей, хотя он почти не работал на ферме. Но он давал деньги и был мозговым центром. Если бы всем заправлял Гидеон, Виссеры прозябали бы в нищете.
Была еще одна причина, почему дом занимал Андрис, а его старший брат жил в коттедже. Двадцать лет назад, когда еще был жив их отец, а Гидеону было всего под сорок, у него случились неприятности с законом. С женой и пятью детьми он отправился к соседу отметить праздник. По традиции веселились целый день — готовили мясо на открытом огне, пили холодное пиво. Погода была чудесной, дети играли, женщины сплетничали, а Гидеон с соседом слегка подвыпили. Потом в кустах за домом послышался какой-то шум: как выяснилось, один из рабочих поймал вора. Им оказался тщедушный мужичонка маленького роста, разумеется, черный, которого застали за кражей банки красной краски. Зачем ему понадобилась красная краска, так и осталось загадкой, но Гидеон и сосед возмутились, особенно Гидеон, решивший, как потом выяснилось, ошибочно, что этот черный был виноват в краже коровы другого фермера за месяц до того. Оба бура решили проучить воришку и, чтобы не пугать детей, бросили его в кузов фургона и увезли. На следующий день того нашли в канаве забитым до смерти.
Началось следствие, и через несколько месяцев Гидеон с соседом оказались на скамье подсудимых по обвинению в убийстве. Вор по имени Мозес Нкозе был мертв, но прямых улик против обвиняемых имелось не так много. Андрис обсудил это с отцом и Гидеоном, они выработали план действий. Андрис переговорил с нужными людьми, и Гидеон отделался двумя годами за непредумышленное убийство. А Андрис, который ходил только в костюме и с дипломатом, унаследовал ферму. С годами недовольство Гидеона улеглось, и сейчас все были довольны.
Андрис мог с легкостью договориться и об оправдании брата, но решил этого не делать. В конце концов, он так и не избавился от легкой хромоты — в двенадцать лет он получил от старшего брата удар вилами плашмя.
Андрис проехал к дому, окруженному изгородью из колючей проволоки высотой в двенадцать футов. Три верхних ряда были под напряжением. Желтые таблички предупреждали о вооруженном отпоре любому незваному гостю — современные воры носили с собой оружие. Внутри изгороди благоухал зеленый оазис орошаемой земли: высокие тополя и кипарисы, яркая зеленая лужайка, бассейн и сам дом — простое одноэтажное белое строение, к которому Андрис добавил две пристройки. С одной стороны стояла водонапорная башня, ветряная мельница, хижины работников и навесы для коров. Ограда была возведена, чтобы защитить не столько людей, сколько скот.
Андрис не был фермером, но необычайно гордился своей фермой. Она принадлежала их семье уже сто шестьдесят лет. Семья Виссеров отправилась из Грааф-Рейнет в Кару и, присоединившись к Великому переселению в 1830-х годах, пересекла Драконовы горы и оказалась в Зулуленде. Через несколько лет их потеснили британцы, и тогда они снова пересекли горы и обосновались в этом месте, в сорока километрах от Претории. Здесь они едва сводили концы с концами, были богобоязненной, трудолюбивой и честной семьей, которой приходилось противостоять непогоде, скудости почвы и мстительным британским колониальным властям. Тщедушный, физически слабый, хромоногий Андрис нашел свое призвание в правительственной администрации в Претории, но никогда не забывал о тяжелом физическом труде и лишениях своих предков. И теперь, покинув государственную службу, он гордился тем, что продолжал жить на той же земле, которую обрабатывали многие поколения семьи Виссер.
Он припарковался у невзрачной синей «тойоты», которую сразу узнал. Подойдя к веранде, затушил сигарету у входа — пару лет назад его жена Ханна запретила ему курить в доме. Андрис распахнул металлическую дверь, защищавшую главный вход, и шагнул внутрь.
Его жена пила на кухне кофе с крупным, квадратного телосложения мужчиной с толстой шеей, усами и коротко стриженными волосами.
— Кобус! Рад тебя видеть! — приветствовал его Виссер на африкаанс, чуть улыбаясь. — Может, перейдем ко мне в кабинет? Нам надо поговорить.
Полковник Кобус Молман сидел в кресле возле стола Виссера и потягивал кофе. Хотя ему было чуть больше шестидесяти, но он по-прежнему выглядел мощно и очень внушительно. О его коварстве и жестокости в тайной полиции ходили легенды. Он служил своей стране в Юго-Западной Африке, был одним из руководителей печально известного эскадрона смерти, пытавшего и убившего десятки, а то и сотни людей во Влакпласе. У Виссера были большие сомнения, когда Фредди Стенкамп предложил его кандидатуру в «Лагербонд», но Фредди оказался прав. Время от времени их организации оказались очень нужны люди с талантами Молмана.
Как только они остались одни, улыбка сползла с лица Виссера.
— Почему дело сорвалось?
— Старею, наверное, — ответил он. — Просто положил мало взрывчатки. Судя по всему, самолет оказался прочнее, чем я рассчитывал. Но парень-то в коме, верно? И больше ни о чем не спрашивает.
— Он может в любой момент прийти в сознание.
— Хочешь, чтобы я с ним покончил? — поинтересовался Молман.
— В больнице?
— Там будет непросто, но если надо…
Виссер посмотрел в окно на ложбину в степи, где воды реки Эландс по почти пересохшему руслу, извиваясь, уходили в сторону Лимпопо и затем через пятьсот километров вливались в Индийский океан. Налетевший приступ кашля разорвал ему грудь и отдался болью в плече. Кашель становился все хуже — надо все-таки показаться доктору.
— Нет, — ответил он, — во всяком случае, пока он без сознания. Это вызовет ненужные осложнения. Британская полиция знает, что это не был несчастный случай, и начала расследование. Будем надеяться, что она ничего не раскопает. Но тебе придется на всякий случай снова вылететь в Лондон и быть наготове, если вдруг что-то изменится.
Молман кивнул. Вообще-то он предпочитал действовать на своей территории, хотя сейчас друзей, на помощь которых он мог рассчитывать, становилось все меньше. Но он гордился своими навыками, всегда верно служил «Лагербонду» и не собирался подводить их сейчас.
— Очень хорошо, Андрис. Можешь на меня положиться.