Говорят, что, если человек со скоростью 1000 километров в час перемещается из пункта А в пункт Б или из Ленинграда в Ташкент, он некоторое время не может поверить в то, что уже переместился. Ему кажется, что он ещё в Ленинграде, хотя он на самом деле уже в Ташкенте или даже в Бухаре.
А Людмила и Василий Кукушкины там и были.
В Бухаре Людмила совсем забыла, что она же взрослая, и, когда увидела на улице верблюда, забыла всякие приличия.
— Смотрите, верблюд-верблюд! — закричала она.
Этому верблюду удивились все заводские товарищи, и даже Балахонцев, у которого сын учился в институте, потому что одно дело — верблюд в зоопарке, сто раз его видели, другое дело — на улице. Большая разница!
Всем было интересно, и только Василий рассердился, когда Людмила пристала к нему с этим верблюдом: «Смотри и смотри!» Как будто он верблюдов никогда в жизни не видел!
А рассердился Василий потому, что был он навьючен сумками с дынями и виноградом. Он тащил их на своём горбу и, откровенно говоря, думал про себя, что похож на верблюда, и очень этого стыдился: боялся встретить знакомых.
А Людмила ему опять сказала:
— Смотри, какой тюк верблюд тащит!
Тогда Василий остановился вдруг и сказал, что не сдвинется с места, потому что его назвали верблюдом. Людмила рассердилась и ответила, что никого не называла верблюдом. Но если человек так себя называет, значит, он такой и есть — неприкрытый верблюд, да ещё упрямый. Она ему как человеку сказала: «Давай я хоть дыни понесу!» Так нет же! Он вырвал эти дыни из её рук и сам нагрузился.
Как раз в эту минуту к Василию и подошёл тот самый академик, который когда-то назвал его коллегой Кукушкиным. Он и сейчас его сначала так назвал:
— Коллега Кукушкин, неужели это вы?! С трудом узнал вас под этими тюками. Вы были моим лучшим учеником-химиком, а теперь превратились в агента снабжения. Прямо верблюд какой-то!
И, сердито стуча палкой, академик пошёл дальше. Его чёрная шапочка была сдвинута на одно ухо, а другое горело, как от мороза.
Василий от безысходности даже плюнул.
Как раз в этот момент мимо них проходил верблюд с погонщиком. Верблюд посмотрел на Василия и тоже плюнул. Людмила увидела, как верблюд плюнул, и сказала:
— А верблюд плюётся!
Тут Василий как рассердился да как принялся срывать с себя сетки-сумки и даже две дыни, связанные у него на шее хвостиками, сорвал и бросил на землю. Дыни разбились вдребезги.
— Ай-ай, — сказал погонщик, — нехорошо. Человек устал. Надо сумки таскать женщине или верблюду, — и похлопал своего красавца.
Людмила начала с ним спорить, а Василий побежал искать своего знакомого академика — объяснить ему, что он не себе столько везёт, а своим знакомым и родственникам — Чашкиным, Зайцевым и Горшковым.
Но академика он не нашёл, а увидел наклеенное на тумбе странное объявление, быстро пробежал его глазами и ничего не понял. Второй раз прочитал то же самое объявление по слогам. И понял всё-всё! Обернулся по сторонам и стал быстро искать Людмилу.
Людмила шла рядом с погонщиком по другой стороне маленькой площади, о чём-то с ним говорила и весело смеялась. Сумки-сетки Василия висели на верблюде, а тот их всё губами старался достать и сбросить. С трудом Василий поднял тяжёлую руку и оторвал это объявление, а потом помахал Людмиле обрывком бумаги, на котором туда-сюда качалось лукавое лицо Славки.
Людмила тоже ему помахала: иди лучше ты сюда! На ватных ногах он направился к ней медленно и как бы нехотя.
Людмила показала ему на верблюда и сказала:
— Он такой же упрямый, как ты.
— Кто? — спросил ничего не понимающий Василий.
Но Людмила теперь ни за что бы не произнесла вслух это запретное слово — две чарджуйские дыни из-за него погибли!
— Он. Ну, он, — сказала она и подмигнула погонщику.
Василий протянул ей обрывок бумаги:
— Читай.
Всё ещё смеясь, она прочитала.
И когда она прочитала, она заплакала.
Всесоюзный розыск, которого добился Тагер, вошёл в силу.