Ничего не исправить

ГЛАВА 7

— Что вы знаете о сотворении мира?

Вот это ответ на её вопрос! Прямо ответ ответов. Что ж, если хочет начать пояснения от сотворения мира, Алекса готова послушать. Но пока спросили её. Надо полагать, не для того, чтобы уйти от собственного ответа, а для того, чтобы действительно узнать, что же она думает по этому поводу, во что — или в кого — верит.

— Что я знаю? Вам храмовые версии или версию официальной науки? Если храмовые, то у каждой расы она своя, порой эти самые версии взаимоисключают друг друга. Мы, люди, отличились и здесь, у людей таковых несколько. Повторюсь, версий сотворения мира мне известно множество. За исключением версии высших или, как вы называете, старших рас. Сама я верю в возникновение жизни, так сказать, естественным путём, минуя божественное вмешательство.

— Что ж, думаю, стоит ознакомить вас с ещё одной теорией.

Сейчас расскажут ещё одну легенду? Пожалуй, пора вспомнить о

гостеприимстве. К дивану переместился небольшой столик, до этого скромно стоявший у стены. На нём появился поднос с горячим чайником и несколькими вазочками с печеньем, конфетами и пирогами с мясом, которые, как знала Алекса, очень уважал Кольдер, терпеливо молчавший всё время разговора. Оборотень оживлённо потёр руки и тут же ухватил самый верхний пирожок. Откусил, зажмурился от удовольствия и, прижав свободную руку к груди, прочувствованно произнёс:

— Спасибо, госпожа Элсинора!

И что это было? Намёк, что знает о том, что бабушка их подслушивает? Проще сделать вид, что не поняла. Алекса спокойно отпила чай из своей чашки, выбрала печенье, откусила. М-мм, бабушка мастерица не только артефакты делать, у неё всё получается бесподобно.

Господин Отакиджи пару раз приложился к чашке, больше из вежливости взял печенье, отломил кусочек, положил в рот, прожевал и замер, вежливо ожидая, когда сотрапезники закончат. Сейчас, за столом, стало заметнее, какие же они разные, эти два мужчины, объединившиеся ради непонятной пока цели. Кольдер и Тейдин. Оборотень и высший. Не внешне, нет. Кольдер — сама плещущая через край энергия. Тейдин же — сила? Да, сила наверняка, но такая, которая заключена в монолит самоконтроля. Или Алекса что-то здесь не понимает. Хотя это как раз не удивительно. Кто может похвастать, что понимает высших? Если только они сами. Появилась возможность узнать чуть больше, и она этой возможностью обязательно воспользуется.

Господин Отакиджи спокойно, как будто у него впереди всё время мира, дождался, пока Кольдер насладится пирожками, и только тогда начал свой рассказ.

— Среди младших бытует много версий сотворения мира. Да, версий. У старших же и слово такое — версия — почти вышло из употребления. Его заменило более ёмкое: знания. Так вот, коротко расскажу, что знаем об этом мы, — оговорка или признание? Ведь Тейдин фактически признался, что он из высших. — На заре мироздания не было ничего: ни света, ни тьмы. Было всеобъемлющее и всеисключающее Ничто. Сколько это длилось, не знает и сам Первотворец, поскольку его сознание тогда пребывало в небытие. Но как только он осознал себя, то испытал величайшую тоску. Он знал, что может всё. Но он не знал, что же это такое — всё.

Вот такой парадокс и насмешка мироздания.

Даже Первотворец когда-то был юным и пытливым. Он стал экспериментировать. Чем заканчивались его первые опыты и сколько это длилось, неизвестно. Первым его действительно удавшимся творением был Свет. И был он так ярок, что едва не ослепил самого Первотворца. И тогда Первотворец создал Тьму. Результат он посчитал удачным. Свет и Тьма — две стороны всего, включая самого Творца. Много времени он провёл, наслаждаясь плодами своих трудов, понимая, что лучше уже ничего не создаст. Но, как я уже говорил, и Первотворец подвержен скуке. И тогда он вдохнул жизнь в частицы Света. Так появились инжелы. В пику им из частичек тьмы почти сразу же возникли даоны. Творец счёл, что это хорошо, и так же, как Свет не может существовать без Тьмы и Тьма без Света, так же их порождения тоже нуждаются одни в других.

Так Свет и Тьма получили разум. С ними получили разум и их творения. И тут выяснилось, что и Первотворец может не всё. Он не смог предугадать вражды этих разумов. Почему воевали те древние инжелы и даоны? Почему ненавидели друг друга? Вряд ли на этот вопрос могли бы ответить и они сами. Просто так было. Дело шло к взаимному уничтожению. Какой создатель сможет спокойно смотреть на смерть своих детищ? Вот и Первотворец не смог. Он не придумал ничего лучше, как расселить своих созданий по разным сферам обитания, названные обитателями Белой и Чёрной Сферами соответственно. Для не пожелавших покинуть Первоматерь-землю остался только один материк. Тот самый, на котором раньше кипели самые страшные сражения. Один на оба народа. И наказал, что каждый, кто поднимет руку на иноплеменника на Первоматери-земле, будет отдан в вечное рабство противоположной стороне и полностью лишён Его благоволения. Что значит полностью лишён Его благоволения? Отступника лишали силы. Силы Света или силы Тьмы.

Не останавливаясь в своём наказании, Первотворец ограничил силу своих строптивых созданий. Правда только на то время, которое они обитали на Первоматери-земле. И, словно в насмешку над совершенством созданий Света и Тьмы, слепил из глины иных существ — младших, с которыми теперь и должны были сосуществовать те, кто решил остаться. Ещё и, помня о вторичности своих младших созданий, сделал их внешне похожими на старших и дал толику силы. Мало того, он отдал им лучшие земли.

Тейдин замолчал.

— То есть, мы все — младшие или низшие — всего лишь наказание? Пародия на высших? — продолжила невысказанную мысль Алекса. — Тогда почему вы не ушли в свои сферы? Почему обитаете среди нас?!

— Первоматерь-земля нас не отпускает. Ведь мы и её дети. Наказание ли это от Первотворца или благословение, этого каждый решает для себя сам. Кто-то смог разорвать эти нити и уйти в Сферы, кому-то не удалось. Кто-то не захотел.

Прояснила ли легенда сотворения мира вопросы, которые не давали покоя Алексе? Если и прояснила, то совсем не те. И, как следовало ожидать, поставила кучу новых. Тейдин ждал этих вопросов и готов был на них отвечать. Он отхлебнул из чашки давно остывший чай, кивнул каким-то своим мыслям и заговорил вновь.

— Спрашивайте, я постараюсь ответить как можно полнее. Только давайте сначала пригласим к нам ту достойную леди, что слушает наш разговор за дверью.

Ой, как неудобно. Одно дело всем делать вид, что не замечают, когда их подслушивают, и совсем другое, когда уличают в этом.

Похоже, неудобство испытала только Алекса. Кольдер метнулся к открывшейся внутренней двери и, пропустив леди Элсинору с Илингой на руках, прихватил из внутреннего коридора кресло, на котором с удобством разместились прабабушка и правнучка. Бабуля же степенно вплыла в лавку, сдержанно кивнула привставшему при её появлении Тейдину и, подождав, пока оборотень занесёт её сиденье, подошла к нему, чтобы занять место.

Дремавшая до этого момента на её руках малышка встрепенулась и, обнажив пока ещё беззубые дёсны, зашипела.

— Да что с тобой, маленькая моя? — Алекса одним прыжком подскочила к своим самым родным и схватила дочь на руки, желая уберечь её от невидимой опасности.

Леди Элсинора поднялась и вышла вперёд, прикрывая своих девочек.

— Кто вы?! — почти выкрикнула она Тейдину.

— Я инжел. Девочка, как я вижу, принадлежит к племени даонов.

Последний пирожок, который до этого одиноко лежал на блюде, с громким в

опустившейся тишине шлепком выпал из руки Кольдера на пол. Получается, оборотень не знал. Только вот любопытно, про что он не знал, про Илингу или же про самого господина Тейдина Отакиджи?

— И что? — смогла выдавить Алекса.

— Как видите, это выше нас, — виновато развёл руки Тейдин. — Для того, чтобы принять иную расу, нужно работать над собой и своим сознанием. Я этот этап прошёл, — счёл нужным добавить он, чтобы успокоить женщин. — Ребёнок же действует на инстинктах.

— Тише, моя маленькая тише. Всё хорошо. Мама не даст тебя в обиду, — Алекса прижала малышку к себе и стала ходить из угла в угол, качая и успокаивая.

Бывает просто тишина, а бывает Тишина. Именно такая, несмотря на продолжающееся недовольное покряхтывание Илинги, возникла в какой-то момент в комнате.

Алекса замерла в углу, отчётливо осознав, что сейчас произойдёт что-то ужасное. Или то, что перевернёт всю её жизнь. Поворачиваться и узнавать, что же случилось, не хотелось, и в то же время словно какая-то неведомая сила заставляла это сделать.

В дверях стоял мужчина. Или его статуя из тёмного льда? Как он вошёл, ведь сама видела, перед этим несколько покупателей дёргали дверь, потом разворачивались и уходили? Но сейчас не это главное. Главное — удержаться в сознании и не упасть, ведь у неё на руках Илинга. Стул, как же он далеко. Почему так быстро темнеет? Потому что зашёл тёмный? Мертвец…

Алекса держалась до тех пор, пока бабуля не кинулась к ней и не забрала малышку, и только потом позволила сознанию покинуть бренное тело.