Глава 5

Вечером, сидя за столом в трактире, не спеша ужинали втроем и делились информацией добытой за день. Первым докладывал Кузнецов:

— Ничего существенного узнать не удалось, обычные домыслы и слухи. Хотя из этой пустопорожней болтовни можно выделить два интересных момента. В пивнушке один завсегдатай вещал, что некий Дермидонт, его собутыльник, под большим секретом ему рассказал, что в городе появился новый «Иван» по кличке Сивый. Я этого пьяницу угостил и расспросил, где мне того Дермидонта разыскать. Он дал адрес, но сказал, что Дермидонта сейчас в городе нет. Мол уехал Дермидонт не то в Бийск к родне, не то еще куда. На мой вопрос, почему он из города уехал, пьяница поведал, что напугал его этот Сивый, сильно напугал вот, мол, он и сбежал.

— Сивый говоришь? Сивый… Сивый. Что-то в местной полиции про этого Сивого ничего не известно. Хорошо бы с этим Дермидонтом поговорить. Фамилию его узнал? — уточнил Павел Кондратьевич.

— Узнал. — засмеялся Кузнецов. — Хренов его фамилия. Дермидонт Хренов.

— Во как! — захохотал Морозов. — Повезло человеку и с именем, и с фамилией.

— Я ходил к нему домой. Дом заперт. Соседи говорят, что действительно уехал из города этот Дермидонт.

— Расспросил, что он за человек? — задал вопрос Жернаков.

— Конечно. Не лестно о нем соседи отзываются. Отец его купцом был. Умер года два назад. Вот с тех пор и пьёт Дермидонт. Наследство пропивает, а еще с местным ворьем якшается, вроде как с детства с ними знаком. Рассказывают, подрался недавно с некими Гирей и Худым, так их всех городовой Горлов арестовал. Правда на следующий день Дермидонта отпустили, а Гирю с Худым вроде уже по этапу отправили.

— С городовым встретился? — Жернакову нужны были все подробности.

— Да в той одежке как-то не с руки было с городовым разговаривать. Решил до завтра отложить.

— С городовым сам поговорю. Что ещё удалось узнать?

— По нашему делу ничего, но вот в трактире, один ямщик рассказывал, что нынешней весной познакомился с коллегой из Тюмени по фамилии Сундуков. Так этот Сундуков якобы возил каких-то иностранцев в одно из местных сел, кажется, оно Сосновкой зовется. А иностранцы, оказываются, приезжали к деревенской знахарке и что-то у той знахарки купили за большие деньги, не то эликсир молодости, не то лекарство от чахотки. А знахарка та ведьмой оказалась, живого покойника им показала и на самих порчу навела.

— Постой, постой! — вмешался Морозов. — Уж не про итальянцев ли ты рассказываешь? Жили тут по весне в гостинице двое. Навигации дожидались, сначала все коньяк да вино пили, но потом водкой и даже самогонкой хорошо разговлялись. Опять же у мадам Щукиной отметились. Помнят их мамзельки, особенно одного. По русски ни бум-бум, но до мамзелей сильно был охоч.

— Итальянцы? — удивился Павел Кондратьевич. — Далековато, однако, забрались. Забавно, но к нашему делу это не относится. Что еще нарыл?

— Да ничего особенного, разве что рассказала мне мадам Щукина про Гуревича Михаила — местного ювелира и сестрицу его Серафиму, которые какую-то «шантану», хотят учредить. Девок набирают, плясать их учат, но платят хорошо. Девки и рады стараться. Ноги, мол, выше головы задирают и визжат. Кобылы стоялые! У нее двух самых молодых мамзелек сманили. Вот те и рассказали подружкам, что там творится.

— Всё это конечно интересно, но какое отношение эти пляски к нашему делу имеют?

— Скорее всего никакого, но ты сам говорил, чтоб обращали внимание «на все, что последнее время выбивается из унылого однообразия жизни в маленьком городке». — процитировал начальника Пахомий. — Вот мы и стараемся.

— Ишь запомнил. А вот к ювелиру ты, пожалуй, загляни. Разведай, что и как, поговори с кем сможешь, особенно постарайся с племянником его потолковать.

— Про девок что ли разузнать?

— Ну, про девок ты для себя узнавай, а для дела постарайся про охранника ювелирной лавки вызнать. Сомов его фамилия. Убили его недавно.

Павел Кондратьевич оглядел подчиненных начальственным взором и довел до них информацию о барнаульских делах.

— Ни хрена себе! — поскреб пятерней затылок Морозов. — Круто дела у них тут завернулись. Ладно, попробую я вокруг этого Гуревича пошерстить, может что и нарою.

— А ты, Петр, продолжай начатое и оба постарайтесь узнать, кто в последнее время большие деньги тратил. У Голубцова кроме золотых монет еще изрядную сумму в ассигнациях забрали. Хотя маловероятно, но вдруг тратить начнут. Всё след.

— Паша, насчет Сивого. Помнишь года два назад некто Сивцов Парамон заявлял на Хрунова, что тот у него незаконно прииск на речке Старой отжал. Вроде сначала взялись разбираться, а потом стараниями Хрунова дело замотали, да и сам заявитель куда-то делся. — Кузнецов задумчиво наморщил лоб и продолжил. — Может Сивый это Сивцов и есть, заматерел, шайку сколотил и с Хруновым да Голубцовым счеты сводит.

— Что-то я не помню этого дела. — Жернаков недоумевающе посмотрел на подчиненных.

— Так где тебе помнить! Ты же тогда в отъезде был. В столицу мотался, в Санкт-Петербург. — пробасил Морозов. — Месяца три с лишним тебя не было. Вот и пропустил.

— Понятно… — протянул Павел Кондратьевич. — А версия твоя, Петруха, за уши притянута, но пока у нас ничего лучшего нет, будем и её проверять.


Следующие три дня прошли в аналогичных хлопотах. Кузнецов с Морозовым по-прежнему просеивали слухи и домыслы на которые были особенно щедры горожане, сам Павел Кондратьевич работал с полицией. Расспрашивал городовых, напрягал приятеля, Карла Оттовича Граббе и даже допросил пятерых арестантов, которые в данный момент находились в барнаульской кутузке. Побеседовал с ювелиром Гуревичем и с его сестрой.

Ювелир его побаивался, о Сомове говорил неохотно. Сказал только, что в охранники его рекомендовал Шубников Гавриил, его постоянный клиент. Мол покупал тот время от времени золотые украшения. На вопрос о Головане ответил, что такого не знает. Сообщил, что расспрашивал уже про этого Голована Ефим Голубцов доверенный человек Хрунова Фрола Никитича. В общем не понравился Павлу Кондратьевичу ювелир, скользкий какой-то и явно, что-то скрывает.

Сестрица его наоборот очень даже понравилась. Эффектная женщина и к тому же вдова. Жаль времени мало. В разговоре упомянула некого Бендера Остапа, мол, идея организовать кафе-шантан его. Он же и профинансировал предприятие на начальном этапе. Фамилия эта была уже знакома Павлу Кондратьевичу из доклада Морозова о разговоре с племянником ювелира. Морозов подпоил молодца и тот ему рассказал, что этот Бендер очень подозрительный господин и, мол, как-то причастен к убийству Сомова с подельниками. Но когда на следующий день Морозов попытался расспрашивать его уже трезвого, то тот от всего сказанного отказался, сказав, что не помнит о чем говорил вчера, поскольку был очень пьян. Но было видно, что племянник ювелира этого Бендера боится.

Поэтому когда в беседе с Серафимой Исааковной Жернаков вновь услышал эту фамилию, то спросил где можно встретиться с этим господином. Дама ответила, что он уехал куда-то по делам, но месяца через два обещал вернуться или прислать доверенного человека.

Павел Кондратьевич попытался расспросить женщину об этом Бендере поподробней, но та много не рассказала. Сказала лишь, что он довольно молод, но уже успел побывать в Париже, откуда и привез эту идею с кафе-шантаном. Вот про эту странную затею с пляшущими девками говорила охотно. Было видно, что ей нравиться заниматься всем этим. На вопрос, можно ли посмотреть представление сказала, что пока идет только подготовка и репетиции. Посмотреть можно будет месяца через два-три.

Поняв, что больше ничего интересного от вдовы он не добьется, Жернаков с ней распрощался и поспешил в полицейское управление, где его уже дожидался городовой Горлов Игнат Степанович.


Городовой, которого Карл Оттович охарактеризовал как толкового полицейского, на вопрос о Дермидонте Хренове сказал, что слышал от него про Сивого, но слишком верить Хренову нельзя, поскольку сильно пил последнее время Дермидонт, аж до чертей допился.

— До каких чертей? — машинально спросил Павел Кондратьевич и получил ответ.

— Рассказывал мне, что якобы Сивый натравил на него чёрных чертей, а те его хотели освежевать, как порося.

— Вот как! И почему этот Сивый так его невзлюбил? — спросил Жернаков. Он чувствовал, что городовой что-то не договаривает и попытался наводящими вопросами вытянуть из него дополнительную информацию об этом Сивом.

— Хренов сказал, что Сивый родственник купеческой вдовы Зотовой, вот, мол, и рассердился Сивый.

— Стоп! Стоп! Что это за купеческая вдова? Давай-ка, Игнат Степаныч, обо всём этом поподробней.

Пришлось городовому рассказывать о взаимоотношениях Зотовой и Хренова.

— Вот оно что! Значит хотел Хренов Зотову на двести рублей нагреть, а ты, Игнат Степаныч. во всем разобрался и вывел этого Дермидонта на чистую воду? Я правильно тебя понял? — подвёл итог всей истории с чертями и купеческим сыном Жернаков.

Горлов утвердительно кивнул:

— Дык так и было. Когда этот парень стал Дерьке вопросы задавать, я сразу понял, что врёт Дерька про долг. Ну, мы с Ляксеем прижали его, он и сознался, что выдумал всё. Хотел, мол, вдову наказать за то, что дала ему от ворот поворот.

— Так! А Ляксей — это кто? — продолжал расспрашивать не слишком словоохотливого городового Павел Кондратьевич.

— Забродин его фамилия. Он со своим дедом, Щербаковым Софроном у Зотовой дом недостроенный покупали. Сами же крестьяне из села Сосновки. Я у них паспорт проверил. Ляксей парень молодой, но странный. Одежка на нем господская и разговаривает не по-деревенски. За Зотову заступался. Меня попросил присматривать за ее семейством, чтоб не обидел кто, мол, уважаемый человек за вдову хлопочет. Дед же из старообрядцев, здоровый как медведь и крестится двумя перстами. Остановились у родственника своего Зимина. Я к Зимину заходил, тот подтвердил, что приехали из Сосновки к нему родственники. Дед с двумя внуками и ещё трое пацанов деревенских, мол, кое — что продать привезли, ну и закупиться кой — чем в городе к зиме.

— А почему ты, Игнат Степанович, захотел их проверить?

— Дак это мой участок, вот и блюду порядок. А потом, когда Дерька мне рассказал про Сивого, то я этого Ляксея спросил уж не Сивый ли зотовский родственник?

— Ну а он что?

— Сказал, что никого Сивого он не знает, а позаботиться о вдове его просил Гурьев Артемий Николаевич, племянник тюменского исправника. Якобы приезжал этот Гурьев в Сосновку летом.

— А не соврал ли он тебе, что не знает Сивого? — решил уточнить Жернаков.

— Дак кто ж его знает, может и наврал. Уж больно говорливый хлопец этот Ляксей.

— Понятно. А чего же ты, Игнат Степаныч, начальству не доложил об приезжих?

— А чего докладывать? Документы у них есть, порядок не нарушают, да и уехали они уже в свою Сосновку.

— А что за драка была у Хренова с какими-то варнаками?

— Вы про Гирю с Худым? Так Дерька Гирю, то — есть Гирькина Афанасия, с детства знает. А Гирькин с Худым в розыске были и хотели у Дерьки денег попросить, чтобы из Барнаула уехать, а тот не дал. Вот и разодрались.

— Ясно!

Убедившись, что больше ничего существенного от городового он не услышит, Павел Кондратьевич отпустил его, похвалив за работу. Попросил только, если Хренов в ближайшие три дня появится, то сообщить об этом своему начальству. Тот пообещал не только сообщить, но и самого Дермидонта предоставить.


Поговорив с городовым, Жернаков решил заглянуть к приятелю в кабинет. Карл Оттович сидел за столом и читал какие-то бумаги. Увидев гостя он воскликнул:

— Паша, молодец, что зашел! А то я уже хотел за тобой посылать. Садись и слушай, что наши сыскари накопали по Головану.

Граббе отложил бумаги, с которыми работал, взяв лежащую в стороне папку, раскрыл ее и начал читать:

— Итак: Шубников Гавриил Сысоевич (кличка Голован) из мещан, 1842 года рождения, город Тобольск. В 1861 году предан суду за кражу и приговорён к пяти годам каторжных работ. После отбытия наказания проживал в городах Красноярск, потом Томск. Последние семь лет жил в Барнауле. Ни в одном из этих городов в связях с криминалом замечен не был. Кстати в Томске у тебя ничего на этого варнака нет?

— Не припомню. Наверное не попадался. Хитер видно был. И наверняка с Хруновым и Голубцовым знаком. Может даже на них работал. По крайней мере ювелир Гуревич сказал мне, что интересовался Голубцов этим Шубниковым. А вы в Барнауле разве не знали, что он один из «Иванов»?

— Знали конечно. Но ни разу не удавалось его взять на горячем, людишек его брали, но те его не сдавали, может уважали, а скорее всего боялись. И потом, особых дел в городе за ним не замечено. Только сейчас выяснили, что главный его интерес, это золотишко нелегальных старателей. Был у него подельник по кличке Рябой, вот он и потрошил золотничников. А награбленное золото Головану сплавлял за треть настоящей цены, а тот видимо Голубцову, да еще плюс золотоносные участки.

— Вот как! Не знал я об этой статье дохода Хрунова. Как бы этого Рябого прищучить. Выяснили кто он такой?

— Выяснили. Квасов Силантий. Семь лет назад сбежали с каторги шестеро. Главным у них и был Рябой. Он же, похоже, и подбил остальных. Двух стражников убили, Правда, ушли не слишком далеко. — Граббе покопался в папке, извлек пару листков и подал их Павлу Кондратьевичу:

— Читай!

Тот взял листки и по мере чтения Брови его поднимались вверх:

— Ни хрена себе! Четверых варнаков голыми руками придавил. Силен, однако, этот Щербаков Софрон. Что же его не арестовали?

— А за что арестовывать? Щербаков ни в чем не сознался, свидетелей никаких нет, и все это одни только предположения.

— Слушай, Щербаков этот случайно не из Сосновки? — мелькнула догадка у Павла Кондратьевича.

Граббе извлек из папки ещё один листок и пробежал его глазами.

— Из Сосновки. Кузнец и старообрядец. А ты откуда это узнал?

— От твоего городового Горлова. По его словам Щербаков с внуками был в Барнауле. Причем как раз в это время, когда ваших «Иванов» на ноль множили.

— Подозреваешь его? — с интересом спросил Карл Оттович.

— Пока нет, хотя после вот этого, хочешь, не хочешь, а заподозришь. — и Жернаков потряс бумагами, которые только что прочитал.

— А вот сейчас ещё более заподозришь. — сказал Граббе своему другу. — Знаешь с кем не задолго до смерти встречался Голован? — Карл Оттович выдержал паузу и дождавшись от приятеля вопроса:

— Ну и с кем же?

Ответил несколько театрально, с претензией на то, что и барнаульские сыщики не лыком шиты, раз сумели раскопать такую информацию.

— А встречался он с неким Зыряновым Саввой, довольно богатым крестьянином из села Сосновка. Причем по рассказам соседей этот Зырянов заезжал к Головану довольно часто.

— Вот как! Хорошо бы этого Савву допросить.

— Не получится. Вот донесение старосты села Сосновка, полученное буквально на днях. — Граббе подал ещё один листок.

— Не бывает таких совпадений. — заявил Павел Кондратьевич, возвращая листок приятелю.

— Ну, совпадение или не совпадение, а допросить не удастся. Сгорел Зырянов вместе со своим работником неким Пахомом Вахрушиным, а с ними еще трое неизвестных.

— Трое, а ведь этот «Пшено» как раз о троих говорил, которых Голован послал куда-то. Надо этого Сухарева ещё раз допросить.

— Уже! — усмехнулся Граббе.

— Что уже?

— Уже допросили. Оказалось, знает он этого Зырянова и работника его Вахрушина знает. Якобы у Зырянова с Голованом какие-то общие дела были. Вахрушин бывший каторжник, был у Зырянова вроде порученца. Говорит, что Филин с Хрипатым были с Вахрушиным на дружеской ноге. Самогонку вместе пили, когда тот приезжал.

— Что же этот Сухарев сразу нам все это не рассказал?

— Не спрашивали, вот и не рассказал. Но я тебя удивлю ещё больше. Знаешь, зачем Софрон Щербаков в Барнаул приезжал?

— Знаю. Дом он купил здесь недостроенный. Видимо переезжать собрался.

— Ещё и дом купил! А про дом мои ничего не узнали. — Граббе был несколько разачорован.

— Так спросили бы у городового Горлова.

— Спросим теперь. Но кроме того Щербаков золотоносный участок на какой-то речке застолбил. Разрешение на добычу золота в Горной управе выхлопотал. Надо сказать, не дешевое удовольствие. Наверняка намыл уже там золотишка, вот и решил его легализовать.

— Вот как! Ну что ж, удивил ты меня Карлуша. Если так, то Щербаков у нас теперь первый подозреваемый. Кстати, а эта Сосновка где? Наведаться туда что-ли.

— Верст двести с лишнем отсюда. Но ехать, сейчас туда не советую. Не сегодня-завтра дожди начнутся, дорогу развезет. По сухой-то дороге за три дня не доедешь, а по грязи все пять тащиться будешь.

— Пожалуй ты прав, тем более, что нам еще на пароходе до Томска шлепать, успеть надо до ледостава. А хотелось бы на этого Щербакова глянуть, ну и побеседовать.

— А что Горлов про него говорит? — поинтересовался Граббе.

— Да он с ним почти и не разговаривал. Отметил только, что тот здоровый как медведь. Вот про внучка его сказал, что, мол, очень говорливый хлопец этот внучок.

— А давай-ка расспросим Аркадия Захаровича Кабанова. Он лет семь назад допрашивал Щербакова по поводу убиенных варнаков. Семенов! — позвал Карл Оттович.

Явившемуся на зов щеголеватому полицейскому отдал приказ:

— Семенов, пригласи-ка Аркадия Захаровича. Скажи вопрос у нас есть по одному старому делу.

— Хорошо. — тот наклонил голову с безупречным пробором и вышел.

Город Барнаул. Вид с «Горы»


Загрузка...