Глава 8

Я с друзьями стоял на заснеженном склоне Марьиной горки и смотрел, как метрах в пяти над нами Архипка учится управлять парапланом. Погода — прелесть. Морозец не более трёх градусов, но это по ощущению, термометра-то у нас нет. Солнце светит, небольшой ветерок создал восходящий поток и поднял красный шелковый купол в воздух, а с ним вместе и нашего будущего летчика. Чтобы он не улетел слишком далеко, мы придерживаем нашего парапланериста за веревку, привязанную к некому подобию кресла, изготовленного из кожи.

Мы договорились, что если очередной испытатель не удержится в воздухе и упадет, то место в кресле занимает следующий по очереди. Но Архипка, похоже, парапланерист от бога, держится в воздухе довольно долго. Следующий по очереди, Антоха не выдерживает и, дергая за верёвку, кричит:

— Давай спускайся! Пацаны, подтягиваем его!

Но тот не стал дожидаться, когда его приземлят насильно, заложил небольшой вираж и плавно опустился на снег. Потянув за кожаные ручки (кажется в мире старика их называют клеванты), с помощью которых мы пытаемся управлять этим девайсом, он ловко уложил его на землю.

Антоха, натянув на вязаную «шапку — балаклаву» некое подобие шлема, занял освободившееся кресло, пристегнулся и оглянулся на меня. Надо сказать, что вязаная шапочка, которой можно было закрыть полностью лицо, очень помогала нам в полетах зимой. Несмотря на не слишком большой мороз, ветерок холодил. Да что там холодил! Морду, иной раз, сворачивало в трубочку во время полета. Вот я и вспомнил о «шапке — балаклаве», которые за очень умеренную плату связала одна деревенская бабуля. Парням шапка понравилась своей многофункциональностью. Свернутая она неплохо защищала голову от холода, а развернутая гораздо лучше скрывала лицо, нежели платок.

Я приучил своих летунов пускаться в полет исключительно по моей команде. Вот и сейчас, подойдя к Антохе, проверил как он пристегнулся к креслу. Затем, оглядев лежащее на снегу полотнище и признав его готовым к полету, я подозвал Митьку, который стоял в сторонке и обнимал за плечи, нашего главного изготовителя параплана Машку Лучкину, которая с восторгом наблюдала за полетами, но сама садиться в кресло отказывалась категорически. Зато Катька Балашова, прочно прописавшаяся в нашей команде, достаточно уверенно парила в воздухе, повизгивая от восторга. Вот и сейчас она одетая в теплые штаны и такую же куртку, делавшие её похожей на упитанного медвежонка, приплясывала от нетерпения. Её очередь была за Антохой.

Митька не спеша подошел и взялся за веревку, ограничивающую полет параплана. Я боялся, что пацаны, увлёкшись зрелищем, могут не удержать очередного аэронавта и того утащит порывом ветра слишком высоко. И хотя снег в округе был достаточно глубоким, падение с приличной высоты может закончиться плачевно.

Собственно со мной подобный казус и произошел два дня назад. Пацаны зазевались и не удержали. Я воспарил метров на пятнадцать и при очередном порыве ветра, инстинктивно дернул за кожаные ручки и вместо того чтобы плавно опустится, вошел в пике и шлепнулся в снег, поскольку купол завалился назад и опал. Я же чем-то поцарапал морду и подвернул ногу. Теперь некоторое время буду хромать. Митька же служил надежным якорем, нашему малому воздушному судну.

— Давай! — крикнул я и продублировал команду взмахом руки.

Антоха сделал несколько шагов вниз по склону и воспарил. Минуты полторы он продержался в воздухе, закладывая виражи но, в конце концов, свалил купол вправо и влетел головой в приличный сугроб. Нетерпеливая Катька подбежала к нему и, пока тот освобождался от кресла, стащила с его головы шлем.

Пока мы расстилали на снегу купол, она, с помощью ремешков, подогнала шлем по своей голове и устроилась в кресле. Я особенно тщательно все проверил и дал команду на взлет. Через несколько секунд победный вопль Екатерины огласил окрестности. Самое забавное, что она, не в силах сдержать эмоции, вопила и визжала каждый раз, как только оказывалась в воздухе.

Так мы развлекаемся почти месяц. Используем каждый погожий день, чтобы потренироваться. Сперва на каждый наш полет собиралось чуть ли не пол села, но постепенно полеты наши из разряда чего-то особенного превратились в нечто привычно-рутинное и только небольшая кучка ребятни сопровождала нас на Марьину горку, но и те, немного посмотрев, разбегались по домам.

Так, чередуясь, мы развлекались почти до самого вечера, используя один из самых благоприятных для полетов день. В прошлой жизни я, а вернее старик, ни парапланеризмом, ни дельтапланеризмом не занимался. Поэтому, об управлении этой «вундервафлей» представление имел самое общее, почерпнутое из интернета. Но разумная мыслишка, что пионеры парапланеризма поначалу знали и умели не больше моего и всё же как-то научились держаться в воздухе и даже исполняли совершенно, на мой взгляд, немыслимые трюки, давала надежду, что и нам удастся освоить этот летательный аппарат.

Вспомнил, как в детстве учился кататься на велосипеде. Сколько набил себе синяков и шишек, приноравливаясь к тяжелому взрослому велосипеду, на котором дотянуться до педалей, при моем тогдашнем росте, можно было только сунув правую ногу под раму. Сколько радости испытал, когда впервые удалось проехать несколько десятков метров и не упасть. А через месяц я ничем не отличался от велосипедистов моего возраста. Также гонял по пыльным улочкам моего детства, нисколько не опасаясь автомобилей, которые были не частые гостями городской окраины.

Я решил, что процесс обучения полетам под шелковым куполом мало чем отличается от приобретения навыков езды на двухколесном механизме. Чтобы научиться летать нужно летать, и другого способа нет. Собственно как и в любом другом деле.

Подобная практика уже стала давать результаты. Архипка уверенно держался в воздухе столько, сколько мы ему позволяли. Не отставала от него и Катюха, хотя первый раз взмывши в воздух, визжала не то от страха, не то от восторга целую минуту. У меня дела шли несколько похуже. Оказалось, что теоретические знания помогают мало. Гораздо важнее наработка почти бессознательных навыков управления воздушным крылом.

У Платошки с Антохой с полетами не совсем ладилось, и если Грек, рассудительный и основательный мужичок, медленно, но упорно учился, то непосредственный и порывистый Антоха тупил довольно сильно, чем неимоверно злил Архипку, который пытался делиться с нами своими наработками. Правда, у него не всегда это получалось ввиду нехватки слов, которые он пытался заменить жестами. Я-то его кое — как понимал, но парни частенько не могли взять в толк, что им хочет сообщить новоявленный сэнсэй от аэронавтики.

В связи с этим я задумался о профессиональном сленге, безуспешно пытаясь вспомнить, как там, в мире старика назывались те или иные действия по безопасному управлению нехитрым летательным аппаратом, которым несомненно, являлось наше одностороннее крыло. Я конечно знал, что настоящий купол параплана должен состоять из двух полотен соединённых между собой вставками — нервюрами, но мы и этот-то кое как изладили, причем без Машки Лучкиной вряд ли у меня что-нибудь получилось.

Еще один участник нашей банды с которым мы так славно покуролесили в Барнауле, Митька — Тор дважды по пытавшийся полетать и оба раза не совсем удачно, решил, что данное занятие не подходит ему почти взрослому и почти женатому мужику, бывшему молотобойцу и будущему купцу. Поэтому садится в кресло параплана отказывался, но неизменно сопровождал Машку, которая иногда приходила посмотреть на наши полеты.

Когда мы шли домой и везли в санках наше снаряжение, то Архипка, тянувший санки, спросил:

— Немтырь, мы долго еще на привязи будем болтаться? Надоело уже.

Вопрос не был неожиданным, собственно я и сам уже подумывал приступить к следующему этапу тренировок. Пора пожалуй отпустить Архипку в свободный полет.

— Ладно! Если завтра будет хорошая погода, то полетишь без веревки.

Белый сначала недоверчиво глянул на меня, но потом, поверив, победно заорал и пустился вместе с санками бегом. Идущая рядом со мной Катька, настойчиво подергала меня за рукав:

— А я?

— Что ты? — сделал я вид, что не понимаю вопроса.

— А мне полетать без верёвки? — сделав умильную рожицу, она глянула на меня своими зеленоватыми глазищами.

Я хотел было отказать, но вспомнил, что в той жизни у моего лучшего друга Генки Скляра была младшая сестра Валентина, очень симпатичная девушка, ставшая международным мастером спорта по прыжкам с парашютом. Правда нас она не слишком уважала, считая брата и его друзей безалаберными придурками, что в общем — то было недалеко от истины. Подумалось, а чем Катька хуже, такая же красивая и упертая.

— Хорошо! Если Архипка нормально отлетает, то и ты попробуешь.

Катька взвизгнула и чуть не свалила меня в снег, повиснув на шее, но устыдившись своего порыва, побежала догонять Архипку. В своем зимнем лётном костюме, сшитым её подругой Машкой Лучкиной по моему рисунку, она смотрелась забавно и мило. Я смотрел ей вслед и слушал как канючил Антоха.

— Немтырь, чё это Архипка с Катькой, а мы с Платохой?

Платошка молчал, но было заметно, что и ему немного обидно.

— Завтра если мы нормально отлетаем на привязи, то в следующий раз будем летать без верёвки.

— И ты что ли будешь завтра на привязи? — не поверил мне Тоха.

— Конечно. Помните, как я позавчера сверзился. А всё потому что вместо того, чтобы поднять руки вверх, я стал тянуть клеванты вниз и завалил купол назад, хорошо что не высоко был, да и снегу много, а то бы покалечился или вовсе убился насмерть. Вот завтра и буду учиться, как правильно управлять куполом в таких случаях.

Узнав, что я и себя не считаю готовым к свободному полету, парни успокоились, признав справедливость подобного решения. Дотошный Грек однако спросил:

— Клеванты, это что за фигня?

— Клевантами, друг мой Платон, называются ручки управления куполом.

— А почему — «клеванты»? — спросил вдруг Антон.

Я немного растерялся от этого вопроса, поскольку и сам не знал почему. Не объяснять же пацану, что прочитал это слово в «Викепедии». Но Платошка выручил меня:

— Начнешь как попало дергать за ручки, так и клюнешь носом в снег. Вот тебе и будут «клеванты». — засмеялся Платоха.

Тоха сначала недоуменно покосился на заразительно смеющегося друга, не выдержав, засмеялся сам. А там и я присоединился к веселью. Подумал, правда, как мало нужно, чтобы развеселить юные организмы.


На следующий день погода не изменилась и мы в том же составе отправились на Марьину горку. Архипке не терпелось опробовать нашу амуницию в свободном полете и он напросился летать первым. Возражений ни у кого не было и, после традиционной проверки, я провел небольшой инструктаж:

— Слушай внимательно! Ветерок дует хороший, но слишком высоко не поднимайся, сделай круг до дороги и если получится, вернись обратно к нам и приземляйся. Понял?

Архипка нетерпеливо кивнул.

— Раз понял, тогда вперёд.

Лучший в этом мире пилот параплана, пробежав несколько шагов вниз по склону, воспарил. Поймав восходящий поток, покрутился над нами, набирая высоту и поплыл, почти не теряя высоты, к дороге, проложенной у подножия Марьиной горки, метров в трехстах от нас. По дороге неспешно двигались розвальни, которые тащила лохматая лошаденка, а в санях на соломе сидел мужик в тулупе и клевал носом.

Архипка, пролетая над санями, пронзительно по разбойничьи, свистнул, отчего лошаденка испуганно дернулась, а не ожидавший такой прыти от своего конька, возница опрокинулся на спину и чуть не вывалился из розвальней. Натянув вожжи и остановив, вознамерившуюся пуститься вскачь лошаденку, мужик, поправив съехавшую на глаза шапку, испуганно огляделся по сторонам. Никого не увидев и, видимо сообразив откуда идет звук, посмотрел вверх. Увидев проплывающего над ним нашего аэронавта, вскочил на ноги и, грозя кнутом, что-то закричал.

По поведению возницы я заключил, что он наш — сосновский, иначе бы стоял разинув рот и крестился, а этот похоже матерится.

— Дядька Андрон. — хихикнула Катька. — Поехал в Кузедеевку к родне. Ишь как лается.

Мужик проследив направление полета нашего аппарата, увидел нас на склоне горы, погрозив кнутом, обматерил уже и нас. Потом сел в свои розвальни и, понужнув лошадку, отправился по своим делам.

А хулиган Архипка, подлетев к нам на хорошей скорости, приземлятся не стал. Он чиркнул валенками по снегу в опасной близости от моей тушки и снова начал набирать высоту. Я, по примеру дядьки Андрона погрозил ему кулаком, но материться не стал, все-таки рядом дамы. Хулиган сделав еще один круг, наконец приземлился, улыбаясь во весь рот.

— Ты что творишь? — подскочил к нему я. — Ты когда головой думать будешь?

Улыбка сползла с его физиономии и он недоумевающее воззрился на меня:

— А чё я такого сделал?

— Не понимаешь? — разозлился я. — Я тебе что сказал? Один круг и приземляешься. А ты? Мало того что ты два круга сделал и лошадь напугал, так ты еще чуть меня не сбил. А если бы ты с управлением не справился и в Катьку или Машку врезался. Тогда что? В общем, следующую очередь пропускаешь. И не канючь! — отрезал я, видя, что тот собирается возражать. — Главное стабильность и повторяемость результата. Иди, пока запиши, что дядька Андрон сказал.

— Зачем?

— В жизни пригодится.

— Так бумага далеко, в селе осталась.

— Вот именно. Пока ногами туда да обратно сходишь, подумаешь. В другой раз шея целее будет.

Потом обвел взором мою притихшую команду и сказал, указывая на купол параплана.

— Вот эта фигня опасная штука. Убиться на ней можно на раз-два. По-хорошему, никого из вас к параплану и близко подпускать нельзя. У вас еще детство в одном месте играет. Так вот, если вы не будете меня слушать, то я отдам эту фигню девкам на рубахи. Ясно?

Парни, потупившись, молчали, Катька с Машкой глядели на меня большими глазами, один лишь Митька ухмыльнулся и поощрительно кивнул. Я стоял и держал паузу. Наконец Архипка не выдержал:

— Ты чё, Немтырь? Понял я всё. Да и пацаны тоже.

— Летать в небе — это опасно. Сейчас вывихи и царапины, а чуть выше — кровь, переломы и смерть. Вы первые всё осваиваете. Вам потом остальных учить и книжки писать. Скоро лето и твёрдая земля. Поторопитесь — будете писать кровью, может чужой, а может и своей.

Парни и девушки притихли. Дети своего времени, они верили в Бога, и взять такой грех на душу было для них страшно.

— Вижу, что прониклись. Подумайте, успокойтесь. Следующей летит Катерина.

Катька отмерла, подошла к Архипке, взяла у него из рук наш единственный шлем и привычно стала подгонять под себя. Парни расправили купол. Я лично пристегнул девчонку к креслу и проинструктировал:

— Ты тоже поднимаешься вверх саженей на пять и планируешь по кругу до дороги и обратно. Ясно?

Та блеснула глазами из — под надвинутого по самые брови шлема и кивнула. Я хлопнул её по ватному плечу:

— Вперёд!

Проследив за разбегом и подъемом нашей пилотессы, сказал, обращаясь, к дожидавшимся свой очереди, пацанам:

— Смотрите внимательно, как Катька управляет парапланом и мотайте на ус. А так же смотрите, как летает этот обормот. — указал я на Архипку, который уже забыл, что надо идти и записывать особо яркие обороты возницы.

— А ты сильно не надувайся и тоже учись, а то загордишься и они тебя обгонят. — это я польщенному похвалой Белому.

Катька прошлась по кругу почти идеально, но когда подплыла к нам, неожиданный порыв ветра подбросил её вверх. У меня ёкнуло сердце, но девчонка справилась, довольно удачно приземлилась и грамотно погасила купол. Я выдохнул. Всё-таки я за неё боюсь, но отказать ей в полетах не могу.

В этот раз Платоха, Антон и я отболтались на привязи вполне успешно. Я даже разрешил солидному мужичку Платошке один раз попробовать себя в свободном полете, что тот проделал вполне сносно. Хотя и не смог до конца сохранить высоту и приземлился метрах в тридцати ниже. Пришлось нам, увязая в снегу почти по пояс, тащить наверх наш недосамолет. Архипка правда предложил не тащить параплан вверх, а разрешить ему стартовать отсюда. Он уверял, что сможет набрать высоту и приземлиться на вытоптанный нами участок.

— Поздно сообразил. — сказал я. — Давай тащи теперь до конца. Да и очередь не твоя.

— Немтырь. — опять заканючил Антоха. — давай я тоже без веревки полечу.

Я посмотрел на него с сомнением, но поскольку мне самому хотелось испытать себя в свободном полете, то решил пусть попробует. Держится то он в воздухе достаточно уверенно.

— Ладно. — согласился я. — Только смотри резко ручки не дергай, а то хлопнешься, как я в прошлый раз.

Обрадованный Антоха, быстренько надел шлем, пристегнулся и вполне прилично взлетел. Набрал высоту и пошел по кругу, но, как и Платошка, начал терять высоту и похоже немного задергался. В метрах семи от земли завалил купол на бок и скрылся вместе с креслом в глубоком сугробе.

Катька с Машкой громко ойкнули, а я уже несся вниз, матерясь и проклиная свою мягкотелость. За мной увязая в снегу бежали пацаны во главе с Митькой Мы еще не пробежали и полдороги до места падения нашего незадачливого аэронавта, как из сугроба показалась залепленная снегом фигура с сияющим лицом и издавшая победный вопль.

Первым и самым большим моим желанием, когда я подбежал к нему, это было заехать ему в ухо. Но я сдержался и стал осматривать и ощупывать пострадавшего. Тот удивленно на меня таращился и вопрошал:

— Ты чего, Немтырь?

Я сунул под нос удивленному Антохе два пальца и спросил:

— Сколько пальцев?

Пацан не мог понять чего я от него хочу, отодвигал от своего лица мою руку и хлопал глазами.

— Сколько пальцев, я тебя спрашиваю! — заорал я, зверея.

— Ну, два.

— А сейчас сколько? — спросил я, показывая четыре пальца.

— Четыре.

— А сейчас?

— Три. — пробормотал вконец обескураженный пацан.

Подбежавшие парни смотрели на эти танцы с бубнами раскрыв рот, лишь Архипка нервно хихикнув, спросил:

— Немтырь. А ты чё это ему фиги показываешь?

Я оглянулся на пацанов и, отходя от запоздалого испуга, пояснил:

— Проверяю. Не повредил ли он мозги.

— Ничего я не повредил. — произнес Антон.

— Ты чё, Немтырь? Откуда у Антохи мозги? Сроду их у него не было. — захохотал Архипка.

— Сам ты дурак безмозглый. — обиженно протянул Антоха и, глядя на хохочущих парней, неуверенно хихикнул, а потом присоединился к общему веселью.

Я не смеялся. Ну не было мне смешно. Только сейчас до меня дошло, что затея с парапланом и впрямь довольно опасная штука и, что рискую не только собой. Рискуют и эти беззаботно веселящиеся пацаны и одна замечательная девчонка. Я как-то вдруг понял, что если из них кто-нибудь погибнет, то мне тогда впору застрелиться. Блин! И чем я думал, затевая эту фигню. И ведь назад не сдать. Ребята уже вкусили радость свободного парения под красным куполом. Они прикоснулись к вековой мечте о полете и мне трудно будет их вернуть назад на грешную землю, к довольно нудной и убогой действительности.

— Так пацаны на сегодня всё. Сворачиваемся! — заявил я.

Пацаны попытались уговорить меня продолжать тренировки, но как-то без особого напора. Видимо падение Антохи и мой испуг подействовали и на них.

По дороге в село я тащился позади веселящихся друзей и не знал что делать. Ничего не придумав, я плюнул на всё. Решив, что «утро вечера мудренее» я догнал ребят, отобрал у Антохи санки со снарягой, посадил в них Катьку с Машкой и рысцой потащил смеющихся девчонок в деревню. Сзади смеялась, толкая друг друга, неразлучная тройка и невозмутимо шагал непробиваемый Митька.

Людмила Леонидовна Попова. Штурман, 125-й гвардейский Борисовский орденов Суворова и Кутузова бомбардировочный авиаполк имени Героя Советского Союза Марины Расковой (женский).


Загрузка...