Нина

Глава 15

Нина всегда была способной ученицей. Может быть, до отличницы она и не дотягивала, но учителя ее хвалили. Старательная девочка, говорили они, все на лету схватывает. Правда, знания, схваченные впопыхах, так же легко и покидали ее голову сразу после очередной хорошей оценки. Нину это не особенно расстраивало, потому что в жизни было множество вещей поинтереснее школьной программы. Но она всегда успевала понять, чего от нее хочет тот или иной преподаватель, и всегда выдавала правильные ответы.

Её школьные навыки помогли Нине практи­чески мгновенно овладеть профессией. Они же пригодились ей и в изоляторе временного содер­жания. Уже на втором допросе Нина сидела на стуле ровно, колени сведены, руки на коленях, прямой взгляд в глаза следователя. Ответы чёт­кие и по существу.

Единственной проблемой оставалось то, что Нина упорно отказывалась врать.

Ей предложили дать показания о том, что по­койный муж планировал и осуществил убийство Листьева, Холодова и Старовойтовой. Она отка­залась.

Это предложение повторялось изо дня в день, и Нина отвечала на него одной и той же фразой:

«Мой муж никого не убивал. Это вы убили его».

Следователи менялись, но их требование оста­валось прежним. Чем только ни грозили неуступ­чивой арестантке, но Нина стояла на своём.

Она не считала дней, но прошло не меньше двух недель, когда перед ней появился ещё один следо­ватель. Молодой, краснолицый, с обширной лысиной, которую он маскировал, зачёсывая волосы от уха до уха.

Он долго сверлил Нину взглядом, прежде чем выложить перед ней чистый лист бумаги и авторучку.

- Даю тебе последнюю возможность, Силакова. Дашь показания - выйдешь на свободу. Не дашь - отправишься в камеру к маньячкам.

- Я уже дала все показания по своему делу, - ровно ответила Нина.

- Твоё дело - херня на постном масле. Нет никакого дела. Ты думаешь, меня государство столько лет учило, чтобы я мелкое хулиганство расследовал? Пиши.

- Что?

- Как твой муж подготовил и осуществил убийство Листьева и Старовойтовой. Напишешь - получишь условно.

Нина едва не напомнила ему, что он забыл вставить в этот список ещё и Холодова. Но сдержалась, и ответила, как всегда.

- Мой муж никого не убивал. Это вы убили его.

- Не будь дурой, Силакова.

- Это вы убили его.

- Ещё раз такое услышу, брошу в камеру к маньячкам.

- Это вы убили его.

Следователь сдержал слово. И прямо из кабинета Нину отвели в какую-то другую камеру.

Она осталась стоять у двери. Множество женских лиц повернулись к ней со всех нар, снизу и сверху.

Высокая худая женщина со шрамом через лицо спрыгнула с нар и направилась к Нине. Напевая «Бьётся в тесной печурке огонь», она вертела в руках верёвочку. Приглядевшись, Нина увидела, что это не просто верёвочка, а длинная петля.

«Она ненормальная», - подумала Нина, увидев глаза этой женщины. Они казались абсолютно чёрными из-за расширенных зрачков, да ещё и смотрели в разные стороны. Тонкие губы раздвинулись в кривой улыбке, обнажив редкие зубы.

«Такая убьёт и не заметит, - Нина прижалась спиной к двери. - Нет, голубушка, лучше не трогай меня».

Она незаметно отвела ногу назад, готовя замах для удара. «Если сумасшедшая набросится, бью в голень, - рассчитывала Нина. - А если накинется вся толпа, свернусь калачиком у двери. Попинают и отстанут. А убьют… так, и кончится всё».

Несколько суток карцера, голод, непрерывные допросы сделали своё дело. Ниной овладело полное равнодушие. Грязная одежда, слипшиеся волосы, нечищеные зубы - всё это поначалу причиняло ей почти физическое страдание, но сейчас ей было уже всё равно.

Она без страха смотрела на петлю в руках сумасшедшей уголовницы. Нина была готова расстаться с жизнью. Но всё, что осталось у неё, - это способность сопротивляться. И она будет сопротивляться, сколько хватит сил. Сопротивляться следователям, наверное, даже труднее, чем ввязаться в драку с толпой уголовниц. Потому что там, в кабинете, Нина не могла отвести душу и влепить ему пощёчину, которой он заслуживал.

А тут, в камере, никто не остановит её, и она даст волю своим кулакам, локтям и коленям.

Женщины в камере притихли, наблюдая, как уголовница со шрамом приближается к Нине, поигрывая петлёй и напевая.

- Будешь моей болонкой, - проговорила она, оборвав песню.

Неожиданно с нижних нар поднялась коренастая, широкоплечая, очень толстая тётка. Не говоря ни слова, толстуха остановила уголовницу со шрамом, ткнув пальцем ей в грудь:

- Отдохняешь, Зоечка. Она моя.

Продолжая петь «Землянку», Зоечка повернулась на сто восемьдесят градусов и так же медленно побрела обратно.

А толстуха шагнула к Нине. Подойдя поближе, она молча размахнулась и ни с того ни с сего ударила Нину в глаз своим мягким кулаком.

Это было не больно, но Нина ударилась спиной о дверь и схватилась за лицо. Толстуха тут же набросилась на неё всей своей тяжестью, по-борцовски обхватила шею и пригнула к полу.

- Нина услышала её шепот:

- Стони ты, дура, стони, как будто больно… Это ты жена Сашки Ветра?

- Да… - Нина простонала.

- Громче стони, мать твою перемать. Сейчас отпущу и в другой глаз тресну. Вырывайся.

Её хватка ослабла, и Нина без труда вырвалась из рук толстухи. Она едва успела подняться на ноги, как получила новый удар по скуле и снова оказалась зажатой мощными руками. Толстуха навалилась на неё, прижав голову Нины к своему животу, и опять зашептала:

- Скажешь, что били башкой об стену. Синяки под глазами, тошнит, сотрясение мозга. Усекла? Отправят в больничку. Ты стонать-то не забывай, дура, они ж там слушают, под дверью, волки позорные. Это они заказали тебя отмудохать. Давай, покричи, что ли!

Нина изобразила жалобный стон.

- Ах, ты курва! - дико заорала на неё толстуха и вцепилась ей в волосы. - Мозги размажу!

Со стороны, наверно, это выглядело ужасно: толстуха схватила Нину за волосы и била головой о железную дверь. Но весь фокус был в том, что страшные удары принимали на себя пухлые пальцы, которыми толстуха прикрывала Нину, как шлемом.

- Я Саломятина, Вика-Деточка, запомнишь? Сашка твой уважаемый был человек. По понятиям жил, по понятиям сгинул. Запомнишь Вику-Деточку?

- Да.

- Кому надо, расскажешь при случае, чтоб знали. Сейчас отпущу. Падай, блюй и стони. И не разговаривай.

«Ударив» об дверь ещё раз, толстуха отпустила Нину, и та повалилась у порога, не переставая стонать. Дверь камеры распахнулась, на пороге выросли милиционеры.

- Что за шум, а драки нету? - спросил один, а второй носком сапога перевернул Нину на спину.

Толстуха упёрлась руками в бока, вызывающе выпятила грудь и хорошо поставленным голосом опытной базарной скандалистки выдала классическую блатную фразу:

- Эту клизму зачуханную ещё тут увижу, запрессую! На штыке отрихтую! Печёнками рыгать будет!

- Что, Деточка, в кондей захотела? - вяло пригрозили милиционеры, выволакивая Нину из камеры.

Они притащили её в кабинет и усадили на стул. Красномордый следователь оглядел её и, видимо, остался доволен осмотром.

- Что, Силакова, поскользнулась?

Нина, вспомнив инструкцию Вики-Деточки, простонала, качая головой и держась за ушибленные скулы.

- Последний раз тебя спрашиваю. Будешь писать показания на Ветра?

- Тошнит меня, - простонала Нина. - Плохо мне.

- Сама виновата. Ничего, мы твоё здоровье поправим, - пообещал следователь. - Ты направляешься на обследование в институт Сербского. Думаю, тебе там быстро освежат память. Если в психушке вдруг что-то вспомнишь про мужа, скажи врачам. Только не опоздай.