У Нины всё ещё звучали в ушах Петькины слова «Полежи со мной, как в детстве…».
Как быстро растут дети, когда мы их не видим. Вот он и научился засыпать сам, без обязательной сказки на ночь, без колыбельной песенки про маленького пони, который бегает по кругу… Сын уже живёт своей, отдельной жизнью. У него свои тайны. И не всеми своими тайнами он делится с мамой.
Наверное, он слишком часто думает о Саше, если уже видит его, словно наяву.
Нина ласково провела кончиками пальцев по бровям малыша, разглаживая тревожную складку, и Петька улыбнулся во сне, чмокнул губами и повернулся на другой бок. Заснул.
Она тихо прикрыла за собой дверь и спустилась в столовую. Михаил вопросительно посмотрел на неё, и Нина кивнула:
- Спит.
- Как думаешь, могу я включить музыку?
- Если это не духовой оркестр.
Он вставил диск и коснулся клавиши музыкального центра. Зазвучал мягкий джаз.
- Это наш с тобой любимчик. Кенни Джи. Может, потанцуем?
- Не могу, извини, - Нина опустилась в кресло у камина и улыбнулась, пытаясь скрыть неясную тревогу: - Устала я сегодня. Слишком много всего.
- Устала? Прекрасно. Отличный повод выпить.
Он наполнил бокалы вином цвета крови и сел на ковёр у её ног.
- Ты ничего не слышал? - спросила Нина, пригубив терпкое вино. - Когда я лежала наверху, кажется, неподалёку что-то взорвалось. Собаки бесятся.
- Да нет. Просто гром. И собаки волнуются перед грозой. - Он поднял бокал: - За нас.
- За то, чтобы больше никогда ни один негодяй не вторгся бы в нашу жизнь.
Михаил отпил немного и посмотрел бокал на свет, любуясь игрой рубинового жидкого пламени.
- Я сделаю всё возможное, чтобы тебя как можно меньше беспокоили по поводу покушения и гибели киллера и этого журналюги. Но всё-таки один или два допроса нам предстоят. Точнее, я бы сказал, одна или две беседы со следователем.
- Я понимаю.
- Это единственное, что мешает нам уехать завтра же. Но мы уедем дня через два. Обязательно уедем.
Нина устало прикрыла глаза ладонью. Ей не хотелось огорчать Михаила, но его слова причиняли ей боль.
- Пожалуйста, милый… - тихо, как можно мягче произнесла она. - Никогда не говори мне, что мы завтра же или дня через два куда-то уедем. Я очень тебя прошу.
Он погладил её колени.
- Извини.
- Да нет, ничего страшного, у меня просто нервы расшатались.
- Знаешь, за что я люблю этот дом? - спросил Михаил, поворачиваясь лицом к огню. - За камин. Оказывается, я больше всего на свете люблю сидеть у костра. Просто смотреть на огонь. Шевелить угли. Слышать это потрескивание и следить за улетающими искрами. Это очень успокаивает.
Нина опустилась на ковёр рядом с ним и прижалась щекой к его плечу.
- Не надо меня успокаивать. Мне нужно только время, чтобы всё забыть.
- Ничего, милая, ничего, - он обнял её за плечи. - Всё пройдёт, будет утро, и будет вечер, и будет долгая счастливая жизнь. Мы увидим небо в алмазах. И знаешь где? На одном острове в далёком восточном море. Там звёзды яркие, и кажется, что до них можно дотянуться. Таких звёзд нет на нашем юге, нет на юге Европы. Такие звёзды есть только на этом острове. И море ночью там светится, и, если зачерпнуть его ладонями, кажется, в руках у тебя алмазы и золото…
Он наполнил бокалы.
- Выпьем за то, чтобы поскорее оказаться на этом острове.
- Вкусное вино, - сказала Нина, чтобы порадовать Михаила.
- О, такого в магазине не купишь. Нам привезли его из Грузии летом восемьдесят четвёртого, целый грузовик. Представляешь, все эти годы оно пролежало здесь, в подвале. Правда, осталось всего несколько бутылок. Но и на том спасибо. Прежний хозяин дома никого не угощал этим вином. Сам пил, по очень большим праздникам.
- Вы были знакомы?
- Когда-то служили вместе. Потом часто пересекались то по службе, то по банковским делам, - уклончиво ответил Михаил. - Вино-то прекрасное, но имеет один существенный недостаток. Оно разжигает аппетит. Слушай, Ниночка! Какой же я идиот! Мне же передали настоящий эстонский окорок! Ещё три дня назад! И мы пьём вино без него! А он спокойно висит себе в подвале!
- Ты хочешь? Сиди, сиди, не вставай. Я сейчас принесу.
- Найдёшь? Он прямо у входа.
Нина быстро спустилась по лестнице, открыла дверь в подвал и включила свет.
Здесь было прохладно и тесно. На стеллажах вдоль стены, в ромбовидных гнёздах, лежали бутылки. Напротив, на полках стояли коробки и банки, а под низкими сводами потолка с натянутого троса свисали подвешенные гирлянды лука, чеснока, каких-то трав. Висел там и небольшой окорок.
Нина приподнялась на носках, чтобы снять его с крюка, и вдруг услышала за спиной лёгкий скрип двери.
Она оглянулась.
Сдавленный возглас вырвался из её груди, и Нина в ужасе прижала ладонь к губам.
На пороге стоял её Саша.
Живой. Бледный, похудевший, с седой бородой до самых глаз. Саша…
- Здравствуй, Нинуля, - прошептал он, прикладывая палец к губам.
Не в силах пошевелиться, Нина прижалась спиной к стенке. Саша глядел на неё, улыбаясь.
- Ты только не пугайся так, - прошептал он. - Я не из могилы. И я не привидение. Нинуля, я всё знаю. Всё понимаю. Ты соберись, Нинуля, успокойся.
Он хотел погладить её по щеке, и она в ужасе прикрылась окороком, который сжимала в руках.
- Не трогай меня!
- Тихо, тихо. Не дай Бог, кто услышит…
Саша оглянулся на открытую дверь. Сверху послышался голос Михаила:
- Нина! Ниночка! Тебе помочь?
Нина вздрогнула.
- Иди к нему, - шепнул Саша, отступив за полки. - Я жду тебя здесь. Как освободишься, загляни.
- Уходи, - едва совладав с дрожащими губами, попросила Нина. - Умоляю тебя. Уходи.
Он покачал головой:
- Не могу. Мне нужна помощь. Мне нужна твоя помощь, Нинуля. Иди. И возвращайся.
Саша отступил ещё дальше и сел на коробку в углу подвала. Под ногами у него стояла спортивная сумка.
Голос Михаила приближался:
- Нина, да что там у тебя?
Саша, держа палец у губ, глазами показал ей на выключатель. Нина выключила свет, перешагнула через порог - и столкнулась с Михаилом.
- Ниночка, почему ты в темноте? Что случилось?
Она прижалась к нему, обхватив рукой, и развернула спиной к подвалу, увлекая за собой наверх.
- Миша… Мишенька… мне так плохо вдруг стало… Я, кажется, потеряла сознание на какое-то время… Пришла в себя, и ты как раз идёшь. Пойдём, милый. Пойдём.
Тяжело опираясь на его руку, она поднялась по лестнице. Больше всего на свете она боялась, что Михаил захочет ещё чего-нибудь поискать в своём подвале.
Странно, но она не испытала никакого удивления, увидев Сашу живым. Ужас? Да, тошнотворный, леденящий ужас. Но никакого удивления. Словно всегда знала, что это может случиться…
- Ты устала, - ласково говорил Михаил. - Перенервничала. Ложись-ка ты спать, невестушка.
- Да… я устала. А ты? Ты хочешь спать?
- Нет. Если ты ляжешь, я ещё поработаю.
- Нет-нет. Никакой работы! Я буду с тобой. Я тебя никуда не пущу.
- Да я никуда и не иду, - он засмеялся, обнимая Нину. - О, голубушка! Да ты дрожишь. Что ты там увидела, в подвале? Мышку?
Она попыталась беззаботно рассмеяться:
- Нет, не мышку… Что-то накатило… Давай скорее ляжем спать. Ты не будешь обо мне плохо думать, если я что-то скажу?
- Скажи.
Она прижалась губами к его уху и шепнула:
- Хочу тебя…
- Ой, как я плохо буду думать… ой, какой кошмар… - промурлыкал Михаил, подхватывая Нину на руки.
Так, на руках, он донёс её до спальни и бережно опустил в постель. И, стоя рядом с кроватью на коленях, жадно припал к её губам. Его сильная рука властно легла на её грудь, раздвинула полы халата, скользнула по животу и ниже…
- Иди скорее ко мне, - шептала она, срывая с него рубашку. - Скорее, скорее… Я так хочу тебя.
Нина не позволила ему ласкать себя, и сама набросилась на него, тяжело дыша и постанывая, хотя и не ощущала ни малейшего возбуждения. Ей надо было загонять его так, чтобы он заснул покрепче. И она вспомнила всё, что вытворяла когда-то с Сашей, когда они по молодости лет насмотрелись подпольной видеопродукции.
Поначалу Михаил подчинялся ей с лёгким удивлением, но постепенно его охватило пламя страсти. Он уже ничего не спрашивал и не прислушивался к ней. Его движения стали настойчивыми, быстрыми, почти грубыми. Он вскрикивал от удовольствия, когда Нина садилась на него сверху и вдруг откидывалась назад, спиной к его ногам, и он сам переворачивал её своими сильными руками так, как хотелось его телу… Наконец, он затрепетал под ней, выгнулся - и затих, разбросав руки в стороны…
- Я тебе ничего не сломал? - едва шевеля губами, спросил он, не открывая глаз. - Странно, что кровать уцелела после таких скачек…
- Спи…
- А поговорить… - он вяло улыбнулся и протянул к ней руку, пытаясь с закрытыми глазами отыскать её грудь.
- Не надо… Спи… - она просто рухнула рядом с ним и зарылась пылающим лицом в подушку.
Он ещё что-то пробормотал, уже во сне. Но когда она опустила ноги на пол, вдруг спросил:
- Что? Что ты?
Нина дотронулась до губ Михаила кончиками пальцев.
- Я - в душ. Спи, милый. Спи…
Он по-детски чмокнул губами и повернулся на бок.
Выйдя из ванной, Нина осторожно заглянула в приоткрытую дверь. Михаил лежал на боку, обняв подушку, и тихонько похрапывал.
Она шагнула по ковровой дорожке и вдруг увидела, что дверь в Петькиной комнате раскрыта.
Неясная тень виднелась в проёме на фоне светлых занавесок. Там, в детской, стоял Саша.
Нина подошла ближе. Её душил гнев. «Что ты делаешь здесь?» - чуть не закричала она. Но, увидев, с каким лицом Саша смотрит на сына, застыла рядом с ним.
Саша повернулся к ней и бесшумно перешагнул порог. И тут в тишине прозвучал сонный, но отчётливый Петькин голосок:
- А помнишь, как ты ночью уезжал в Питер и со мной прощался?
Саша застыл, как будто окаменев. Медленно повернув голову, он произнёс еле слышно:
- Помню.
Петька, не открывая глаз, проговорил:
- Я хочу, чтобы ты всегда мне снился.
Нина схватила Сашу за руку и с силой потянула, выводя его из детской. А сама шагнула к постели, поправила одеяло и поцеловала Петьку в лоб. Он улыбался во сне.
Она спустилась в подвал, и Саша бесшумно, как призрак, двигался за нею.
Внизу, пропустив его вперёд, Нина затворила за собой дверь и только теперь смогла вздохнуть свободно.
- Уходи, - сказала она. - Зачем ты пришёл? Уходи.
- Постой, Нинульчик, - Саша казался совершенно спокойным. - Я уйду, не бойся. Если ты мне поможешь.
Её вдруг начало трясти, и она прижала ладони к губам, чтобы не разрыдаться:
- Этого не может быть… этого не может быть… Господи помилуй! Ты же был мёртв… я же видела сама. Ты был мёртвый! Это не ты!
Саша приподнял майку и показал ей свежие розовые рубцы на животе и между рёбрами:
- Персты вложишь?
- Мама… мамочка… Зачем ты здесь? Зачем это? - она коснулась его бороды.
- Это маскарад. Извини, не было времени побриться. Так и знал, что ты испугаешься…
- Замолчи! Не смей! Замолчи!
Она всё-таки разрыдалась. Но, как только Саша попытался её обнять, отшатнулась и вытерла глаза.
- Говори, что тебе надо от нас?
Саша опустил руки и отвернулся. Он долго не отвечал, стоя с закрытыми глазами, словно пытался что-то вспомнить…
- Мне? От вас? Ничего, - взор его потух, и в голосе уже не было нежности. - Хочу оставить тебе немного денег на жизнь. И всё. И уйду. Не волнуйся, уйду. Ты меня больше не увидишь.
- Нам не нужны бандитские деньги.
- Вот даже как… Понятно. Ну, не нужны, значит, бросишь их в камин. А теперь слушай. Ты слышишь меня?
Она кивнула, напуганная переменой, которая произошла у неё на глазах. Таким она его никогда не видела. И дело не в бороде или в шрамах. Сейчас перед ней стоял просто совсем чужой человек. «Это не Саша, - промелькнула спасительная мысль. - Саша умер. А вместо него сюда пришёл двойник. Такое бывает. Конечно, это не Саша».
- Завтра ты должна достать машину. Ты вывезешь меня отсюда. Ты поняла?
- Я всё сделаю, - кивнула она.
- Подвал запри. Буду ждать тебя тут. Не волнуйся, ничего не съем из ваших запасов. Только вот…
- Ну что ещё?
- Знаешь, очень не хочется никого убивать. Если сюда войдёт кто-то, кроме тебя…
Он распахнул пиджак, и Нина увидела рукоятку пистолета у него за поясом.
- Сюда никто не войдёт, - пообещала она.
Она закрыла дверь и положила ключ в карман халата.