Ночные бродяги

30

К счастью, главным загонщиком в поместье оказался ласка. Грязнуля давно заметил, что ему гораздо легче найти общий язык с лаской, чем с горностаем, и поэтому они с Плаксой решительно направились не к парадному входу, а к двери для прислуги. Из кухни вышла кухарка, взглянула на них, вытерла лапы о цветастый передник и послала за загонщиком. Загонщика звали Джон Чернопят, и он осознавал собственную значимость, всячески подчеркивая свое положение. Это выражалось в том, что он тщательно смазывал усы салом и слегка подкручивал их концы вверх, а уши всегда держал торчком. Увидев его, вы скорее всего подумали бы, что перед вами майор какой-нибудь неизвестной армии.

— Итак, — произнес он, окинув придирчивым взглядом стоящую перед ним парочку, — вы когда-нибудь прежде занимались охотой?

— Нет, — отозвался Грязнуля, — но, по-моему, это не так уж и трудно.

— Не трудно? — возмущенно присвистнул загонщик. — Со стороны, может, так и кажется, но вот когда ты идешь впереди всех и загоняешь дичь, это трудно. Или когда ты на правом фланге, где у тебя над головой так и шныряют воробьи. Или когда один из стрелков взял прицел слишком низко и едва не отстрелил тебе голову…

— Ну в таком случае это действительно нелегко, — согласился Грязнуля. — Но поскольку мы загонщики начинающие, то вы, вероятно, поставите нас куда-нибудь в середину и в задний ряд, пока мы не поймем, что именно нужно делать.

— Вы будете стоять там, куда я решу вас поставить, — высокомерно ответил Джон Чернопят. — Оплата — шиллинг в час, и ни грошом больше, даже и не спорьте.

— Отлично. Куда мы должны прийти и когда?

— Приходите на луг, в конце Змеиной аллеи, в два часа дня.

— Хорошо.

В два часа охотники и загонщики собрались на лугу. Чуть подальше виднелись заросли, в которых, вероятно, и обитали воробьи. Загонщики и стрелки держались поодаль, не смешиваясь друг с другом. У одних на головах были старые потрепанные кепки, а одежда видела времена и получше, другие, судя по всему, одевались у лучших портных Туманного. Грязнуля и Плакса слышали разговоры обеих групп.

— Уж эти горностаи, — говорили одни. — Можно подумать, что нет дел важнее, чем устраивать охоту на несчастных пичуг.

— Уж эти ласки, — морща нос, говорили другие. — Ни на что не годятся, кроме как загонять воробьев.

Грязнуля и Плакса ни в какие разговоры не вступали. Они пришли сюда с одной-единственной целью — заработать несколько шиллингов.

Плаксе очень понравилось поместье.

— Хотел бы я, чтобы у меня тоже был такой особняк, — мечтательно сказал он, глядя на дом и сад, над которым кружились красивые бабочки. — Я бы всех друзей приглашал сюда на выходные.

— У тебя нет никаких друзей, кроме меня, а я бы сюда не поехал. Тут слишком пахнет цветами, травой и семенами, а я привык к запаху городских улиц. Мне нравятся запах угля и ночной туман у реки. Так что меня сюда и калачом не заманишь.

— Стройтесь! — раздался голос главного загонщика. — Двигайтесь к кустам! Все взяли палки? Вперед!

Ласки пошли вперед, держа палки наготове. Когда они добрались до кустов, загонщик снова закричал:

— А теперь шумите как можно больше! Колотите палками по кустам и гоните воробьев, чтобы их можно было застрелить! Готовы? Вперед!

— Это совсем не похоже на охоту, — пробормотал Плакса. — Вот помню…

В костяную эру запах крови был хорошо знаком ласкам. И тогда Плакса-Острый-Глаз пел песни для своего племени. Он пел о силе ласок, об их бесстрашии и мужестве. А еще он пел об их страхах. Такие песни он пел ночью, когда ласки сидели у костров, тесно прижавшись друг к другу, а их окружала темнота — непроглядный мрак, в котором могли прятаться враги. Там могли таиться страшные духи, которые рады украсть душу у любого, кто уступит темным силам.

Но хотя Плакса и пел песни, в первую очередь он был охотником. Вместе со всеми он выходил рано поутру, когда после дождя все запахи особенно сильны. Тогда ласки были намного сильнее и проворнее, чем сейчас. Они чувствовали малейшие изменения в запахах, которые достигали их ноздрей. А Плакса был лучше всех. Иногда его называли шаманом и требовали, чтобы он рисовал осколком камня знаки, которые могли бы защитить его племя.

Да, у его племени были враги — совы, орлы, соколы, рыси и собаки. Создания из плоти и крови — дети ветра и перьев, когтей и зубов. Ласкам приходилось быть очень осторожными. Но если птицы набрасывались всегда внезапно и никто не мог предугадать их появления, то о приближении других хищников говорили запахи. Сокол падал с неба, как молния — стремительный и неотвратимый, но о других врагах ласки узнавали и по возможности старались избегать встреч с ними.

Но хуже всех был еще один враг — человек. Он ходил на двух ногах и носил оружие — острые палки, ножи и топоры, огонь и камни, которые кидал из пращи. Он был огромным и неуклюжим, и мозгов у него было мало — просто удивительно, как он ухитрился выжить и преуспеть в этом мире.

Тело человека не покрывал мех, только на голове у него росла жесткая шерсть, у него не было ни клыков, ни когтей. Все животные думали, что такое неуклюжее и неприспособленное создание исчезнет с лица земли очень скоро — не успеет подойти к концу костяная эра.

Плакса укрылся в развилке старого дерева, где рос мох и куда доносились всевозможные запахи — и хищников, и их жертв. Наконец с наступлением темноты он ощутил запах кролика. На полянку выскочило несколько зверьков, которые с жадностью принялись поедать траву. Плакса неслышно соскользнул с дерева и начал подкрадываться к добыче. Он двигался совершенно неслышно, прижимался к земле и крался между стеблей цветов, лишь на мгновение поднимая над травой голову, чтобы убедиться, что кролики по-прежнему не слышат его приближения и продолжают спокойно есть.

Но вот они забеспокоились, что-то почуяв. Сам он слышал лишь грохот своего сердца и ток крови. В ушах у него звенело. Он нес смерть. Прыжок, и вот уже кролик бьется у него под лапами. Плакса схватил его за горло, и вскоре несчастное создание затихло.

Закатное солнце окрасило лес красным светом. Кровь. Плакса ощущал ее вкус и запах. Перед ним была добыча, и он съел ее всю, без остатка. В те времена никто не готовил мяса впрок — не вялил и не сушил, добычу съедали прямо на месте.

Но вот Плакса вернулся к костру, где сидело его племя. Он был весь в крови, счастливый и сытый. Если и возникло у него чувство вины, то кровь смыла его куда-то в глубину души. Он наелся, а это — самое главное.

«Я наелся и омыл свои клыки в крови жертвы», — пел он.

Его соплеменники тоже охотились и так же омывали свои клыки в крови добычи, но они не умели складывать песни.

Они оставляли ему петь о том, что они чувствовали. Они слушали, как он выражает их страхи, и уважали его за то, что он знал о них все и мог выразить это словами. И в песнях они представали такими, какими были на самом деле, — сильными и ловкими, мужественными и умными.

А потом он начал петь о страшных духах тьмы и мрака, и ласки снова почувствовали себя маленькими и беззащитными. В темноте таились опасности, которым не было дела до храбрости ласок. Как хорошо было бы забраться в уютную нору и свернуться в клубок рядом с друзьями — в тепле и безопасности.

Плакса закончил песню и высунул розовый язык между двумя белоснежными клыками, которые совсем недавно были окрашены красной кровью…

— Держитесь в линию! — взревел один из охотников.

Плакса пришел в себя. В воздухе повсюду летали птицы. Они взвивались вверх и падали, сраженные пулями. Бам! Бам! Бам! Бам! — раздавалось со всех сторон. Теперь смерть не подкрадывалась к своей жертве бесшумно и тайно. Она обрушивалась на свою добычу с грохотом выстрелов, разрывая воздух и барабанные перепонки. Плаксе хотелось лишь одного — упасть на землю, закрыть глаза и закрыть уши лапами, чтобы не слышать этого грохота и не видеть урагана смерти. Так он и сделал.

В конце дня убитых птиц собрали и выложили на траве в длинный ряд. Их оказалось двести голов. Плаксе и Грязнуле заплатили обещанное.

— Ты отлично поработал, — сказал старший загонщик, глядя на Грязнулю и отдавая ему деньги. — Не то что некоторые, кто свалился от страха на землю и зажал уши лапами. — При этих словах он уничижительно посмотрел на Плаксу.

— Это не от страха, — сказал Грязнуля. — Просто он выполнил свою работу и ему стало скучно. Мне тоже было скучно, как и всем остальным, кому пришлось смотреть, как другие балуются со своими огнестрельными игрушками.

После этого ласки отправились к тетушке Нэлли.