Ночные бродяги

36

«Ежегодный праздник в саду! — гласил плакат над входом в сад городского совета. — Вход только по приглашениям!»

Праздник обычно длился три дня. На самом деле это был день рождения Сибил, но мэр пользовался им, чтобы продемонстрировать избранным свою благосклонность. Разумеется, все приглашенные были богачами, и особенно приветствовались те, кто поддерживал его на выборах. Но Сибил любила устраивать подобные приемы, а Вруну, с другой стороны, нравилось ей помогать. Она заставляла его носиться туда-сюда, переставляя стулья и столики, отдавала приказания ласкам-помощникам и запрещала полицейским впускать простых горожан, чтобы те не испортили приготовленных сюрпризов.

— А что у нас в городе с преступностью? — проворчал мэр, наблюдая за Вруном. — Что, все преступления в одночасье прекратились?

— Мэр?

— Должно быть, преступники вымерли, раз у тебя есть время носиться здесь, расставляя стулья под руководством моей сестрицы. Ты не забыл, что у нас был план, касающийся верхолазов? Совет только что принял закон о необходимости квалификационного экзамена, который ласки сдадут, забравшись на Звенящего Роджера? Ты не забыл об этом? Толпы, которые готовы заплатить за такое зрелище и похороны, на которые требуется собрать деньги? Давай, Врун, займись делом! У тебя полно работы!

— Какой работы, мэр?

Мэр жестом приказал убираться ласке-рабочему, который подошел слишком близко и мог подслушать разговор.

— Ты должен собрать толпу на площади, Врун, потому что первый экзамен состоится через час. И я хочу, чтобы твои полицейские прошли по улицам, сгоняя на площадь всех зевак и туристов. А тебе надо перекрыть движение и заставить пассажиров выйти из экипажей, чтобы те тоже полюбовались на это зрелище. Я хочу, чтобы ты занялся организацией всего этого, Врун. Именно за это я тебе и плачу, так ведь?

— Но не вы мне платите, мэр. Мне платят из общественных фондов.

— Общественные фонды… — Толстопуз плюнул на пол и растер лапкой. — Общественные фонды контролирую я!

— Да, мэр. Я все понял.

И Врун предоставил ласкам-слугам самостоятельно устанавливать и накрывать столы, а сам отправился выполнять задание мэра. Он уже собирался выйти, когда в сад вошла Сибил. Прекраснейшая, божественная Сибил! Если уж в мире бывает совершенство, то оно воплотилось именно в ней, в ее изящных движениях, в ее шелковистой шубке, в ее прекрасных глазах.

— О шеф, неужели вы собираетесь нас покинуть?

— Принцесса, — Врун растаял от звука ее голоса, как снег на солнце, он был готов растечься в лужицу прямо на мостовой, — прошу прощения, но я должен выполнить задание мэра. Э-э-э, на фруктовом рынке обнаружена банда воришек, и я должен организовать рейд по их задержанию. Но чтобы быть уверенным, что все пройдет как надо, я должен лично возглавить эту операцию.

Сибил вздохнула:

— Ну, раз так… Долг есть долг. Но ведь вы вернетесь, как только арестуете их, правда? Вы мне нужны, шеф. Вы мне просто необходимы. — От запаха ее духов у Вруна кружилась голова и подгибались лапы. Он был готов рухнуть на землю и замахать хвостом, как неразумный малыш. Когда она прошла мимо, ее усы пощекотали его плечо, и Врун чуть не лишился чувств.

— Я сразу же вернусь, — пообещал он, пожирая ее глазами. — Как только закончу с делами в городе, я немедленно буду здесь. Ничто не сможет меня задержать!

Сибил слегка кивнула, показывая, что рада этому, и ушла.

Как только принцесса исчезла из виду, унеся с собой запах духов, Врун немедленно пришел в себя. В конце концов, работа есть работа, и ее надо выполнять. Он согнал к площади, на которой возвышался Звенящий Роджер, огромную толпу, ее пригнали с близлежащих улиц, и теперь слуги мэра ходили и собирали плату за развлечение. И кому какое дело, что у некоторых были сегодня совсем другие планы!

А у подножия башни уже собрались юные ласки, которым сегодня предстояло сдавать экзамен. Сейчас они в последний раз проверяли свое снаряжение. У всех были тонкие, но прочные веревки из сплетенного пауками шелка, который, как известно, удивительно прочен. На ласках были надеты специальные ботинки и перчатки с длинными когтями. В кармане у каждого лежал молитвенник, к которому они время от времени прикасались в надежде, что молитва защитит их от всего дурного.

Ласок было шестеро — три мальчика и три девочки, и они готовились к восхождению. Как только выяснилось, что площадь заполнена зрителями, подали знак, и первая группа, состоящая из четверых ласок, начала подъем. Каждый из «альпинистов» забирался по своей стороне башни. Толпа следила за ними затаив дыхание. Совсем недавно горожане были свидетелями того, как две ласки повисли прямо на циферблате часов, а вот теперь они следят за восхождением на башню снизу, от самого ее основания. Ласки пробирались вверх, кирпич за кирпичом. Похоже, теперь Звенящий Роджер станет важным объектом в скалолазании, и вместо того чтобы подниматься в горы, можно будет влезать на башню, не выезжая из города.

Ласки двигались великолепно — надо отдать должное их учителям: их прекрасно научили лазать. Они уверенно и спокойно взбирались на башню. В отличие от мэра, который надеялся, что кто-нибудь из них упадет и разобьется, Врун втайне был очень рад, что ничего подобного не происходит. Тем не менее он довольно громко шептал:

— Ну давай, ласка, давай свались скорее, упади.

Шеф полиции надеялся, что кто-нибудь из стоящих поблизости шпионов мэра услышит его слова и доложит о них Недоуму, чтобы тот лишний раз уверился в его, Вруна, лояльности.

Когда ласки проделали уже половину пути, часы начали отзванивать полдень. В Туманном наступил полдень! Бом! Бом! Бом! Башня содрогалась от каждого удара. В часовом механизме гигантский молот бил по огромному колоколу. С карниза сорвалось птичье гнездо и рухнуло вниз, в толпе зрителей раздались испуганные охи и ахи.

Но отважные ласки крепко вцепились в кирпичные стены башни и замерли, ожидая, когда стихнет бой часов. Как только удары колокола стихли, ласки быстро одолели оставшиеся до верха башни метры. Снизу раздались приветственные возгласы. Правда, даже сквозь шум гомонящей толпы был слышен скрип зубов Вруна, который беспокоился о плане мэра, который шел насмарку. А ласки приветственно помахали лапами и принялись спускаться к своим товарищам, которые ожидали их внизу.

Один из двух еще не сдавших экзамен отказался подниматься, но вторая — маленькая ласка по имени Дафна, решительно подошла к башне. Ей предстояло подниматься одной, а это намного сложнее, нежели когда ты поднимаешься с товарищами, слышишь их голоса и шутки, когда они готовы поддержать тебя и помочь, если твоя лапа вдруг соскользнет. К тому же ей придется подниматься без страховки — ведь предыдущая четверка связывалась между собой веревками, так что вряд ли кто-нибудь из них рисковал так, как она. Но Дафна отказалась перенести восхождение на другой день, она хотела сдать экзамен как можно скорее.

И вот она начала восхождение. Звенящий Роджер пробил половину первого, тридцать минут он отбивал нежным перезвоном, от которого не дрожали стены и не содрогалось все живое. А четверть часа он вообще отмечал одной нежной нотой, еще тише, чем перезвон, которым отмечалась половина часа. Так что у Дафны было двадцать девять минут на то, чтобы спокойно подняться наверх. По крайней мере, ей не надо бояться, что бой часов заставит ее слететь с башни, словно осенний лист. Но подъем все равно предстоял трудный — по отвесной стене и в совершенном одиночестве, без друзей и помощи.

— Пожалуйста, ну пусть она упадет, — пробормотал Врун, и на сей раз вполне искренне. Он отлично понимал, что мэр придет в ярость, если никто не пострадает во время экзамена. Недоум, несомненно, предпочел бы, чтобы чье-нибудь тело, неподвижное и бездыханное, уже лежало на мостовой. Тогда мэр причитал бы и суетился, хотя в глубине души был бы страшно доволен. Но сам Врун отнюдь не был таким кровожадным, как его хозяин. Он притворялся лишь ради того, чтобы самому не оказаться на месте какого-нибудь бедолаги, не угодившего всесильному мэру. Но если все-таки она упадет, то пусть это произойдет быстро и безболезненно — раз, и все кончено. Никаких долгих мучений, переломов, криков боли. Один удар — и все. Конец.

А маленькая ласка по имени Дафна карабкалась вверх. Она поднималась по гладкой стене Звенящего Роджера, цепляясь когтями за малейшие выбоины и щели между кирпичами. Иногда она даже цеплялась зубами за деревянные штыри, торчавшие из стены, чтобы дать лапам отдых. Ее хвост дергался из стороны в сторону, помогая сохранять равновесие, а уши — то плотно прижимались к голове, то снова вставали торчком, показывая настроение их владелицы.

А внизу за восхождением ласки следили ее друзья — ласки, которые уже побывали на высоте, которую никто прежде не покорял. Они, конечно, переживали за Дафну, но знали, что она умелый скалолаз, и поэтому верили, что все будет в порядке.

Но собравшаяся на площади толпа не знала о ее ловкости и сноровке, и все с ужасом смотрели, как она карабкается вверх, каждый раз замирая, когда она переставляла лапу или цеплялась зубами, чтобы немного передохнуть.

— Только бы не сорвалась, — шептали зрители. — Только бы не посмотрела вниз!

Они уже представляли, как она смотрит вниз, у нее кружится голова и она с криком падает, судорожно пытаясь ухватиться за гладкую стену.

Однако Дафна упорно продвигалась вперед.

Когда она уже одолела семь восьмых пути, стрелка часов внезапно скакнула на единицу. До этого никто и не смотрел на время — все не отрываясь следили за маленькой отважной лаской. Все так переживали за нее, что совершенно забыли о времени. Дафна почувствовала, как механизм часов внутри башни заскрежетал, как колеса, колесики и шестеренки на мгновение замерли, потом заскрипели… Что же будет? Ласка оказалась в критическом положении. Правда, удар колокола должен быть всего один, но Дафна была как раз на таком месте, где она удерживалась на стене лишь когтями, а они могли соскользнуть в любой момент.

Бом!

Звон, казалось, донесся из самого сердца башни, и Звенящий Роджер содрогнулся до основания. Можно было подумать, что какой-то великан пробуждается от столетнего сна. У маленькой Дафны соскользнули когти, и она тотчас вцепилась зубами в выступающий кирпич, пытаясь удержаться. В толпе кто-то вскрикнул: «Держись!»

В толпе нашлось немало тех, кто последовал его примеру и закричал, пытаясь поддержать Дафну. Другие, наоборот, зажали рты лапами, чтобы не напугать малютку на башне.

Кто-то начал петь детскую песенку «Хикори-дикори-док», чтобы подбодрить ласку.

Конечно, на самом деле песенка поется не совсем так, и мышка из этой песни падает с часов, но сейчас нужно было придумать другой конец для песенки. И похоже, именно песенка помогла Дафне. Она подтянулась и нашла новую опору для лап. И спустя десять минут она добралась до самого верха башни. На часах было десять минут второго. Толпа внизу ликовала. Все смеялись и кричали от радости, в воздух летели шляпы и кепки, приветствуя маленькую отважную ласку.

Недоум был в ярости.

Врун стоял перед ним навытяжку, сжимая в лапе шляпу, и гадал, не лучше ли было ему самому умереть. Иногда горностай Недоум в глазах Вруна приобретал очертания кровожадного белого медведя, которые, как известно, славятся огромными размерами и свирепостью. И вот сейчас мэр злобно сверкал глазами и орал:

— Ты хочешь сказать, что ни один из них не упал и не разбился? — Он подошел к камину и подбросил туда еще угля. Вероятно, от злости он мерз еще больше, чем обычно. — Никто не свалился, чтобы мы могли устроить похороны?

— Нет. Там была одна ласка, которая чуть было не сорвалась, но все начали ее подбадривать и даже петь песню, так что она спокойно взобралась на самый верх.

— Надеюсь, ты не пел? — прорычал мэр, исподлобья взглянув на Вруна.

— Нет, — солгал шеф полиции. — Я не пел.

— Но и не остановил их?

— Это продолжалось всего минуту или две, а потом уже поздно было что-либо предпринимать.

Мэр вздохнул:

— Я всегда говорил, что ты идиот, Врун, и время только доказывает мою правоту. Ну да ладно. Еще другие ласки полезут на башню, чтобы сдать этот экзамен. Полагаю, не стоило рассчитывать на удачу и надеяться, что в первый же день кто-нибудь свалится. Иди. Арестуй кого-нибудь. И отправь в тюрьму. В общем, займись делом.

— Да, мэр, — с облегчением вымолвил Врун, пятясь от стола мэра. — Если встретите свою сестру, передавайте ей привет.

— Не смей к ней лезть, Врун!

— Да, конечно. Извините, мэр. До свидания.