Моя подруга Кэтрин принадлежит к числу людей, которые могут набросить шарф на деревянный ящик, и это будет похоже на парижский богемный приют какой-нибудь графини.
Мы с ней только что посмотрели серию огромных картин в ее студии на Лейт-стрит в Трайбеке — все они были разных оттенков синего — и вернулись в ее квартиру, расположенную там же, но по другую сторону коридора. Стол на козлах в дальнем конце открытой кухни представлял собой натюрморт с сыром и ветчиной из итальянской бакалеи за углом. Смотрелась еда идеально: хлеб, мясо и сыр на старой хлебной доске, чай со льдом в зеленом глазированном кувшине, шикарные льняные салфетки с мережкой. Повсюду стояли старые стулья и кушетки, а еще странного вида лампы и столики, которые Кэтрин и ее муж Майлз долгие годы собирали на блошиных рынках и антикварных распродажах. На полу у входа лежали три маленьких скутера. Под ногами у нас был темный лакированный деревянный пол, а в окнах от пола до потолка виднелись Баттери-Парк и река Гудзон.
— Экзистенциальные штучки в духе Вуди Аллена про то, что мы всегда одни, я понимаю. Но как это выражают синие пятна? Почему синие? Это небо так пробивается наружу и обозначает надежду, или это депрессия, как в голубом периоде Пикассо? — спросила я у Кэтрин. Картины у нее были яркие и импрессионистичные, но я не представляла себе, о чем они.
Кэтрин просто пожала плечами и потрепала меня по голове, направляясь к холодильнику. Ей было без разницы, что я никогда толком не понимала ее искусства. Достаточно, что его понимал Майлз, который по совместительству был ее агентом, и модные горожане, платившие кучу денег за то, чтобы украшать ее работами стены своих стильных квартир.
— Меня достали самовлюбленные автопортреты, — объяснила она, — а потом и бесконечное «порно встречается с невинностью». Так что я закончила с портретами и вернулась к абстракциям. Это мой поздний период де Кунинга, хоть он и рановато наступил.
Она посмеивалась над собой и над окружавшим ее странноватым миром искусства, но я все равно ничего не понимала.
— Ты разве не видишь? — сказала она с легким упреком. — Это целая сущность, выплеснутая на холст. Каждая отметина должна быть переходной. Художник составляет визуальный каталог шагов, которые человек делает в своем одиноком путешествии по жизни.
— В каком смысле «переходной»?
Она рассмеялась.
— Не бери в голову. Так в каталоге написано!
Майлз налил себе чаю и откусил огромный кусок хлеба со старым пармезаном сверху.
— В синем цвете она ищет понимания нашего единства с собой и с нашей вселенной. И в этом поиске единства мы идем вместе — отсюда и переходность. — Он бросил в меня кусочком хлеба. — Это просто профессиональный жаргон. Его невозможно избежать.
Мы приехали сюда специально, чтобы Кэтрин могла показать мне новый «формат» своего искусства. Мы вечно подсмеивались над тем, что подход к жизни у нас прямо противоположный; она личность творческая, свободная и растрепанная, а я человек суховатый и деловитый. Она обычно твердила мне, что не стоит так сосредотачиваться на продюсерской деятельности, надо уделять внимание созерцанию космической музыки сфер. Майлз отломил кусок сыра и протянул его мне.
— Кстати, Джейми, рад видеть тебя за пределами Пятьдесят седьмой улицы. У тебя кровь из носа от шока не пошла?
— Да перестань, Майлз! — Кэтрин шлепнула его по руке.
— Да я знаю, что она наш человек. — Он схватил, кусочек острой ветчины. — Ну, или вроде того.
Он только что пришел домой, чтобы перекусить с нами, снял потрепанную замшевую куртку и бросил ее на обтянутую коричневым плисом тахту. Майлз, конечно, временами действовал мне на нервы, но как мужчина он был очень далее ничего: большой мускулистый парень с короткими темными волосами и белозубой ухмылкой. Он всегда носил черную футболку и закатывал ее рукава ровно настолько, чтобы дамы могли любоваться его бицепсами. Кэтрин приходилось каждый месяц соглашаться на секс втроем с незамужней соседкой сверху, чтобы не давать ему гулять (Филип купил бы мне «ламборджини», если бы я на такое согласилась).
Мы с Кэтрин устроились рядом с Майлзом в той части студии, которая была отведена для сидения, — две кушетки от Нины Кэмпбелл с разномастными индийскими подушками в мелких узорах.
— Как поживает Филип? — с усмешкой поинтересовался Майлз, приобняв Кэтрин за плечи. Майлз не выносил Филипа, поэтому, мы никогда никуда не ходили вчетвером. Единственный раз, когда мы попытались это сделать, Филип облагодетельствовал Майлза парочкой непрошеных советов.
— Знаешь, — сказал он, — ты вечно переживаешь насчет того, что товар надо перевозить. Ну, или не надо — в данном конкретном случае. Но суть в том, что от искусства особого толку не будет. Конечно, если ты Гагосян и представляешь Уорхола и Ротко, или кого он там представляет, тогда это круто. Но не …
— Я не собираюсь становиться Гагосяном, — отозвался Майлз с явным презрением. — Я представляю начинающих художников. В этом моя сила. Я их открываю, поддерживаю, нахожу им клиентов. Если богатые люди не станут покупать работы начинающих художников, те просто не выживут.
— Это все прекрасно. Но, в общем и целом, мы говорим о неизвестных. Полная галерея безвестных художников, которых никто не покупает. Такова печальная правда. Так что лучше бы тебе пересмотреть свою стратегию. — Майлз раздраженно глянул на Кэтрин, а я наступила Филипу на ногу. Только туг он сообразил остановиться. — Но если уж у тебя такое призвание, это вполне благородно. Даже круто.
«Круто»? Это от моего-то приличного адвоката-мужа?
Майлз махнул официанту.
— Чек, пожалуйста!
Сейчас я сказала:
— Может, дашь Филипу еще один шанс, Майлз? Он хорошо разбирается в бизнесе, возможно, вы найдете общий язык по вопросам финансового планирования?
— Правда? Может, нам еще хлопнуть по коктейлю в загородном спортклубе?
— Да я шучу.
— И советов от твоего мужа мне больше не нужно, но мы с Кэтрин взяли с тебя пример насчет няня. Нашли отличного аспиранта для близнецов.
— Я знаю. Рада, что у вас все получилось.
— И как Филип справляется со Сказочным Нянем? — спросил Майлз.
— Филип думает, что я его уволила.
— Что, правда? — Кэтрин чуть не подавилась чаем. — Сейчас же ноябрь, он у вас уже месяца два работает.
Я старалась смотреть куда угодно, только не на их удивленные лица. Я даже попыталась сосредоточиться на премированном полотне Кэтрин под названием «Полет воображения».
— Да, и что?
— То есть ты прячешь няня от своего мужа? — Майлз был потрясен. — Как тебе это удается?
— Филип вечно в командировках.
Кэтрин схватилась за голову.
— Да уж, потрясающие отношения, — фыркнул Майлз. — Даже я не поступил бы так с твоим мужем.
— Мне просто не хватило сил для серьезного разговора, вот и все.
— Разговора с кем? — спросил он. — С мужем или с Питером?
— С мужем! Питера я увольнять не собираюсь ни в коем случае.
— То есть ты предпочитаешь Питера мужу?
— Не говори глупостей. Питер на меня работает.
— Кэтрин, правда ведь она предпочитает няня мужу?
— Ага. Ну как, ты уйдешь от мужа в этом году? — Кэтрин, наконец, подняла голову и ударила меня в самое уязвимое место. — Первый раз ты сказала об этом три года назад, потом в прошлом году, а как сейчас? Идеи есть?
— Не хочу об этом говорить. А насчет Питера… Когда Филип поймет, как тот помог Дилану, и перестанет нервничать, он будет только рад.
Кэтрин была в ужасе.
— И долго ты еще будешь скрывать? Это странно. Очень странно. И вообще, у него магистерская степень, а он работает прислугой на полный рабочий день.
— И ваш нянь тоже.
— Нет, наш еще учится и работает всего по несколько часов.
— Ну ладно, ладно. Я знаю, что это странно. И если бы вы мне сказали два месяца назад, что у меня в паре с Иветтой будет работать двадцатидевятилетний мужчина с магистерской степенью, я бы ответила, что вы свихнулись. Но от него много пользы, и я не собираюсь увольнять его только потому, что так «не принято», — сказала я раздраженно, подчеркнув голосом кавычки вокруг «не принято». Майлз встал и пошел на кухню, где нашел себе какое-то занятие или притворился, что нашел.
— Я не из тех людей, кто заботится о том, как принято, — ответила Кэтрин не менее раздраженно. — Мы знаем, что он потрясающий парень. Но тебе не кажется, что он немножко неудачник, если ему под тридцать и он хочет быть нянем?
— Да нет, я так не считаю. Я же тебе говорила, он разрабатывает онлайн-программу для городских школ, которая поможет учителям и ученикам лучше контактировать при работе над домашними заданиями. Он мне про это рассказывал, звучит здорово. А тем временем ему нужна работа, которая не слишком его отвлекает, и он любит детей. А главное, он любит моих детей.
— А ты уверена, что он не педофил?
— А ты уверена, что твой не педофил? Я же тебе говорила, Чарльз его проверял. Ничего там такого нет.
Даже не говоря о Питере, мне уже надоела необходимость оправдывать собственные решения по поводу моих детей.
— Дилан стал менее саркастичен и циничен. Он перестал быть таким замкнутым, и в этом, по-моему, заслуга Питера. Он снова начал радоваться жизни. Ему даже опять нравится физкультура — психиатр ничего не добился, и я тоже не могла понять, в чем тут дело.
— Так что, этот тип тебе нравится?
Я невольно улыбнулась.
— Мы отлично находим общий язык. Он меня уважает, но мы разговариваем… ну, не то, чтобы как равные, но… — Я размышляла об этом как раз прошлым утром: дети собирались в школу, и я попросила Питера приехать пораньше и отвезти их. Я хотела пробежаться по парку перед отлетом в Джексон. (Я собиралась туда на встречу с Терезой Будро; ей нужно было привыкнуть ко мне перед интервью. Такие интервью готовятся неделями, а то и месяцами.) Когда я услышала голос Питера в кухне, я быстро сменила свободные спортивные штаны на облегающие шорты. И я получила то, чего добивалась: когда я вошла в шортах, он оглядел меня сверху донизу и явно с трудом взял себя в руки. Мне вдруг показалось, что лучше переменить тему.
— Ну, хорошо, то есть он общается с тобой как с начальником, но одновременно и по-приятельски.
— Ну да, по-приятельски.
Майлз вернулся к нам и немедленно включился в разговор.
— Тогда почему ты улыбаешься?
— Я не улыбаюсь.
— Да ладно тебе, — рассмеялась Кэтрин, — это же очевидно. Ты ведь не так с ним общаешься, как с Каролиной и Иветтой, правда?
— Ты что, шутишь? Нет, конечно. Но с чего вдруг такие допросы? Что ты на меня ополчилась? Я с ним не как с подругой разговариваю, но наше общение, разумеется, глубже, чем с Иветтой. Между нами как минимум нет культурного барьера. У нас есть общие интересы, мы обсуждаем новости.
— Новости? — сказала Кэтрин. — Это любопытно.
— К чему ты ведешь?
— Ну, я даже не знаю. Красивый, интересный, веселый парень, весь день в доме, муж в отъезде. Даже и не знаю, что тут такого.
Майлз плюхнулся обратно на кушетку; ему явно было очень весело. Теперь они сидели рядышком, словно два профессора, допрашивающие студента на экзамене.
— А как, по-твоему, Джейми, к чему я веду? — сказала Кэтрин.
— Он живет в Рёд-Хук. Как студент.
— Но ему под тридцать, — отозвалась Кэтрин. — У него магистерская степень. Ты помнишь, что ты всего на шесть лет его старше? Вы оба взрослые люди.
— Весь вопрос в отношении. Я не собираюсь увлекаться человеком, который расшибает себе лоб, катаясь на скейтборде.
— А я тебе еще раз говорю: он взрослый человек со степенью и с большим будущим.
— Ты права. Он человек творческий и к тому же умный и забавный. Он может меня рассмешить. Он помогает мне справляться с сыном. Да, иногда мы разговариваем. Не о моем дерьмовом браке, нет, мы не нарушаем границ. Но он разговаривает со мной о своих родных местах и о своем проекте. Я постепенно узнаю его, и я ему доверяю.
— Насколько доверяешь? Больше, чем мужу, например? Просто, по-моему, вся эта история с Питером показатель…
— …неудачного брака. Я знаю. Тут все дело в детях.
— Очевидно.
— Я все еще пытаюсь решить, может, родители, которые вежливы друг с другом, но не влюблены, это все же лучше, чем развод.
— Филип все еще влюблен в тебя, — сказала Кэтрин уже мягче. — Дело тут не только в вежливости.
— Ну да, но не так, как раньше.
— Ладно. Не буду на тебя давить. Но вне зависимости от того, останется ли Питер у тебя работать, главная проблема в том, почему он делит с тобой твою жизнь, а Филип — нет. Просто проверь, правильно ли ты оцениваешь ситуацию, прежде чем двигаться дальше.
— Ладно. Может, сменим тему?
— Еще разок. — Она подняла большой палец. — Тебе надо сказать Филипу, что Питер в доме и работает с его детьми. — Потом указательный. — Или уволь Питера, как обещала мужу.
— Понятно. Я же тебе сказала, я скоро все ему расскажу.
— В общем, либо стой на своем перед мужем, либо уволь няня, — сказал Майлз, упираясь локтями в колени. — Когда ты говоришь, что скоро «ему» скажешь, что и кому ты собираешься сказать?
— Этого я еще не решила.