Ну и выходные! В субботу после приема у Сюзанны в голове у меня вертелись образы Филипа в наручниках и заголовки типа «Преступник с Парк-авеню». Но в воскресенье вечером я в состоянии была думать только о том, как Питер кружил меня, прижимая к своему теплому телу. Питер и его финансирование. Питер и его секреты. Питер и его слова: «Все в порядке, Джейми».
Рано утром в понедельник я сидела в банном халате за кухонным столом и играла в вопросы с Грейси и Диланом, и тут влетел Питер.
Я думала, он придет поздно. Или вообще не придет. Я не в силах была ничего сказать, боясь, что не так поняла его на танцплощадке, так что просто кивнула, не глядя ему в глаза, и сосредоточилась на детях.
— Ну, хорошо, Дилан, вопрос для тебя. Назови две вещи, которые делает юрист.
— Занимается разводами и разбирается с грабителями в суде.
— Отлично! Грейси, а теперь сложный вопрос для тебя: назови один предмет, который делает плотник.
— Плот! — крикнула она.
Питер рассмеялся. На нем был его обычный рабочий наряд: спортивные штаны, кроссовки и мешковатый свитер поверх старой футболки. Не успел он подойти ко мне, как я уже почувствовала: он радовался возможности постоять прямо у меня перед носом.
Он наклонился и уставился мне прямо в глаза с расстояния сантиметров в пять.
— Приве-е-ет! — Да уж, увиливания он не одобрял. «Все в порядке, Джейми».
«Ты понимаешь, о чем я, Джейми?»
Что он имел в виду, что мне позволительно было немножко им увлечься? Или что мы вполне могли потанцевать? Нет, это ерунда. Я знала, что он не просто о танцах, но, может, он имел в виду, что между нами что-то происходит и это нормально?
— Наклонись немного вперед, — скомандовал он и начал массировать мне спину рублеными ударами, словно я была борцом на ринге. — Все почти закончилось. В среду в десять программа выйдет в эфир. Еще три дня, и мы можем начинать праздновать. — И он глубоко вдавил большие пальцы в напряженные мышцы у меня на спине. Я была слишком напугана, чтобы полностью расслабиться, и слишком нервничала насчет сюжета, так что спина моя сразу нервно напряглась. Но он не остановился. Я медленно начала поддаваться напору его умелых рук. Неудивительно, что стриженая девушка так переживала.
Всю ночь я пыталась понять, почему он не сказал ни слова о том, что уже два месяца как получил все необходимые средства. Почему на танцплощадке он вдруг так сильно и откровенно проявил свой интерес. Может, все это — влияние момента, может, это временное головокружение? Или он давно прятал свои чувства, так же как и я? Обе возможности одинаково пугали меня.
Я почувствовала, как его сильные пальцы прощупывают мои лопатки.
Зазвонил телефон.
Я подскочила и сняла трубку. Звонила моя мать.
— Привет, мама. — Я постаралась сосредоточиться на ней, а не на руках Питера, все еще касающихся меня.
А потом случилось кое-что неприятное — Филип. Он вошел на кухню в халате и застыл в дверях, потрясенно уставившись на меня. Я заставила себя не обращать внимания на откровенное поведение Питера и на все те мысли, которые, как я знала, возникли в голове моего мужа.
— Мам, подожди, я возьму трубку в другой комнате.
К несчастью, мой муж игнорировать поведение Питера не собирался.
— Молодой человек, можно вас на пару слов?
О господи.
Питер подмигнул мне. Как он мог? С чего он решил, что это вообще смешно?
— Мам, извини, я тебе перезвоню.
Филип взял меня за плечи и развернул к двери.
— Нет, лучше поговори с ней сейчас. — Он посмотрел на меня взглядом раздраженного директора школы.
Муж и нянь сошлись лицом к лицу. Такое я не могла пропустить.
— Погоди минутку.
Я отложила трубку, надеясь, что муж поговорит с Питером прямо сейчас, а не вызовет его на мужской разговор у себя в кабинете. Кинет что-нибудь небрежное типа: «Не стоит заниматься массажем, сынок». Ага, как же. Он жестом направил Питера по коридору к себе в кабинет, словно командующий войсками генерал.
К счастью, из коридора мне все было слышно.
— Что это было такое, молодой человек?
— Что, сэр?
— Вы знаете, о чем я.
Наверное, решила я, сейчас он грозит Питеру пальцем.
— Не стоит вести себя здесь как бродяга-лыжник, будто вокруг вас вечно дымок курится.
— Интересный образ, но я не курю и никогда не курил.
Тут Филип закрыл дверь в кабинет, и мне уже ничего не было слышно. Черт. Я побежала к себе и взяла трубку; сердце у меня отчаянно колотилось.
— Твой отец тоже снял трубку.
— Привет, папа.
— Ты тяжело дышишь.
— Да просто… на кухне… мы тут поспорили…
Как Питер отреагирует на то, что Филип отругает его, как ребенка? Как он отругал меня?
— Голос у тебя не очень счастливый.
— У меня сейчас сложный период. Но я его почти пережила.
— Но все будет хорошо с конгрессменом и со всей этой историей, да?
Как я ни пыталась сдержаться, глаза мои наполнились слезами; мне никогда не удавалось скрыть свои тревоги от родителей.
— Ох, детка. — Отец обычно таял, когда я плакала. — Я знаю, когда моей девочке тяжело.
Плотина прорвалась, и я снова попыталась сдержать слезы.
— Подыши глубже, успокойся. Где твой муж?
— В кабинете. — Я вытащила бумажный платок из коробки и высморкалась.
— Может, позовешь его, пусть он тебя утешит?
— Он занят, ему надо няня отшлепать.
— Что?
— Это неинтересно.
— Все дело в стрессе на работе, и от детей, и всех бытовых проблем, с которыми тебе приходится иметь дело. После того, когда выйдет сюжет, возьми себе маленький отпуск. Вы с матерью можете поехать в ту гостиницу в Альбукерке, которая нам так нравится. Как она называется, дорогая? «Пуэбло…»
— «Пуэбло кассито», дорогой. Это гостиница для среднего класса, ей туда не захочется.
— Мама!
— Конечно, захочется! Я оплачу расходы. Тебе нужен отпуск.
— Папа…
— А потом попрошу Филипа тебя забрать.
Я подумала о повестке в суд. О том, что пижама у него всегда должна быть отглажена. Я подумала о том, как он терся о мое бедро. О том, что он хотел избавиться от присутствия в доме моего Питера.
— Нет, этого не будет.
— Что это значит? — спросил отец.
— Папа, мама, я не знаю, что это значит. Я просто не в силах ничего обсуждать до среды. Пожалуйста, не заставляйте меня переживать еще больше. Мне пора. Я вас люблю. — Я повесила трубку.
Высморкавшись, я пошла обратно на кухню, вытирая слезы тыльной стороной ладони.
Как ни странно, Питер уже снова сидел за столом, и по его лицу не было заметно, что совсем недавно разразилась Третья мировая война.
— Питер, я выигрываю у Дилана, я выигрываю! — завопила Грейси. Они играли в шашки. — У меня уже три дамки, а у Дилана только одна!
— Что папа сказал Питеру? — спросил меня Дилан.
— Ничего, — ответил Питер.
— Нет, сказал. Он злился.
«А что он сказал?» — беззвучно прошептала я Питеру, но он отмахнулся, словно ему было наплевать на то, что там наговорил Филип.
— А я все равно обыгрываю Дилана, — сказала Грейси.
— Эй, так нечестно! Она первая ходила, поэтому она выигрывает. — Дилан мгновенно отвлекся, как любой девятилетпий мальчишка, скрестил руки на груди и наклонился, стараясь скрыть выступившие на глазах слезы.
— Эй, — прошептал Питер Дилану, — что я тебе всегда говорил? Не будь сосунком только потому, что проигрываешь! Это не круто.
Дилаи стукнул Питера по лицу еще одной подушкой.
— Сам ты сосунок.
— Отлично, хороший ход. Если тебя назовут сосунком, отбивайся.
Они начали драться прямо на кушетке, возле восьми стаканов с апельсиновым соком и водой, стоявших в опасной близости от них на столе.
Майкл возбужденно запрыгал.
— Я тоже хочу играть, я тоже!
Тут подбежала Каролина.
— Мальчики, нет! Не за моим столом! Никаких драк!
Стакан с апельсиновым соком упал, и, пытаясь поймать его, Питер сшиб стакан с водой. Каролина вскинула руки в воздух и побежала за полотенцем. Я вскочила с места, чтобы меня не забрызгало.
Посреди этой утренней демонстрации тестостерона Филип снова появился в дверях; на нем были рубашка, галстук, боксерские трусы и черные носки. Я стояла прямо и неподвижно, как часовой.
— Каролина, пожалуйста, принеси мне капуччино и фруктовый салат на подносе в кабинет; я проведу селекторное совещание перед тем, как уехать. Только возьми мою специальную кружку. Да, и корицы немного добавь. — Он посмотрел на часы и подошел к столу. — Джейми, нам надо поговорить.
Когда мы зашли в спальню, он закрыл дверь и, подойдя к гардеробной, торопливо надел брюки.
— Я знаю, отношения у нас сейчас напряженные, и мне бы не хотелось их портить еще больше, но я кое-что должен тебе сказать.
— Что?
— Не разрешай прислуге себя трогать.
— Прости?
— Я серьезно. Не разрешай прислуге себя трогать.
— Ты с ума сошел.
— Нет, пожать тебе руку — это пожалуйста. И можешь обнять Каролину, да даже Питера, когда будешь выдавать им рождественские премии, но постарайся не инициировать никаких других контактов. Это производит такое странное впечатление, что мне даже его не описать.
— Да Питер просто шутил. Это вроде массажа, который боксерам делают.
— Я не знаю… что, черт возьми… это было. — Он говорил напряженно, потому что как раз натягивал новые туфли с помощью длинного черепахового рожка с кожаной рукояткой в виде палки с кисточками. — Но это выглядело неприлично, как для детей, так и для остальной прислуги. Это важная граница. Очень важная. Пересечешь ее, и отношения подчинения исчезают.
— Да я не хочу иметь…
— Я знаю, что после того, что было в выходные, ты не хочешь со мной разговаривать, но я все равно тебе скажу. — Он с силой ударил рожком по полу три раза подряд. — Я, черт возьми, вел себя как ангел, и тебе следует ценить это.
— Как ангел?
— Да.
— И в чем же это проявлялось?
— В истории с твоим нянем. В том, что я терплю в доме какого-то сачка-лыжника, любителя травки.
— У него успешная компания по компьютерным программам, которая вот-вот наберет силу. Она поможет детям в школах по всей стране. И он не курит травку.
— Ну, может, на работе и не курит.
— И он очень помог твоему сыну.
— Я знаю. Я это вижу. Именно поэтому я все это терпел. Я хоть раз пожаловался с тех пор, как ты отказалась его увольнять?
— Ну, хорошо, Филип, я бы не сказала, что ты прямо такой уж ангел, хотя это правда — ты его принял. Ему ты, конечно, на этот счет ни слова не сказал.
— С какой стати мне с ним говорить? Он на меня работает! Вот этого-то ты и не понимаешь…
— Перестань. Это грозит превратиться в ссору, на которую у меня нет сил. Я поняла, что ты принял Питера, и поняла, что ты, возможно, прав, и боксерский массаж за кухонным столом неуместен. Все?
Он обнял меня и поцеловал в лоб.
— Да, все.
Вернувшись в кухню, Филип вежливо спросил у всех сидевших за столом:
— Ну, как дела? — Он старался со мной помириться. Грейси посмотрела на отца. На ней были желтые вельветовые брючки и желтый узорчатый свитер, а под ним светло-голубой джемпер. Из-под желтых бантов по обе стороны головы падали светлые кудри длиной почти до подбородка.
— Папочка?
— Да, мой ангел? — Филип просто таял, глядя на свое сокровище.
— Что такое «сосок»?
Питер закашлялся в салфетку, стараясь не засмеяться. Филип резко вдохнул, раздувая ноздри. Он посмотрел на меня, а потом на свою пятилетнюю дочь.
— Спроси у мамы.
Вокруг нас гудели такси — водители пытались объехать джипы, стоявшие поперек улицы перед входом в школу. Шоферы, которым их работодатели были куда важнее таксистов, останавливались прямо посреди квартала, чтобы доставить свой драгоценный груз к самому тротуару. Я быстренько отвела Грейси в класс и вернулась к стоявшему снаружи Питеру. Мне не терпелось узнать, что между ними произошло.
— Так что он сказал?
— Кто?
— Мой муж!
— Ах, он. Что-то насчет того, что я наркоман, и потом еще насчет окончания моей трудовой деятельности при дальнейших нарушениях.
— Как он это сказал? По шкале от одного до десяти, насколько он был зол?
Мы отошли от школы метров на десять; он сделал шаг вперед и приблизился ко мне.
— Я хочу тебя кое о чем спросить, Джейми. — Когда он называл меня по имени чуть хрипловатым голосом, это сводило меня с ума. — И вопрос очень важный: тебя даже на этой стадии отношений волнует, что думает этот человек?
На этой стадии. Я задумалась. А на какой мы стадии? Я не хотела отвечать на этот вопрос, так что перекинула мячик обратно ему.
— О чем на самом деле ты меня спрашиваешь?
— Хорошо, скажу все прямо. «Тебя правда волнует, что думает этот человек» на самом деле означает: «Ты все еще влюблена в своего мужа?»
Ого.
— Мы не будем сейчас об этом говорить.
— Нет, будем.
— Я опаздываю на работу.
— Они подождут.
— Луис приехал.
— Луису уже однажды доводилось нас ждать. Я хочу получить ответ.
Я попалась. Все эти утренние встречи, когда я проверяла, хорошо ли моя задница смотрится в тренировочных штанах, все эти фантазии о том, как он опирается на локоть в постели рядом со мной, прогулки вдвоем, все его взгляды. То, как он сжал мне руку на ступенях Центрального парка. Вчерашний танец. То, как он умел найти подход к Дилану. Обращение Питера с моим мальчиком больше прочего заставило меня влюбиться в него. А теперь он просил меня признаться в своих чувствах. Ну вот.
— Я не влюблена в своего мужа. Но я за ним, между прочим, замужем.
— И надолго?
— Ты с ума сошел! Нельзя задавать сногсшибательные вопросы такого масштаба, стоя у школьного подъезда. Здесь люди кругом!
О господи. Как он может…
— Ну, давай пойдем в более уединенное место. Я готов. За этим я сегодня и пришел.
— Нет.
Питер что, просто хотел меня куда-то затащить, чтобы оказаться наедине? Понятное дело, первое, о чем я подумала, это что я уже давненько не делала депиляцию.
Он продолжил.
— Да, и чтобы тебе понятнее было, что я за человек, под более уединенным местом я имею в виду тихую кофейню, где мы никого не знаем. Или парк.
Мой прилив адреналина несколько утих. Он не хотел доводить дело до конца прямо здесь и сейчас. Мне стало легче. Я поверить не могла, что мы дошли в разговоре до секса, И что самое интересное, после всего этого напряжения ему, похоже, совсем нетрудно было об этом заговорить. Вот почему этот парень так сексуален. Его ничто не пугает.
— Я не прикоснусь к тебе, пока, во-первых, ты не скажешь мне, что точно этого хочешь, а во-вторых, пока ты не уйдешь от него.
Мне стало жарко от его слов.
— Мне просто надо знать, как у тебя обстоят дела с идеей уйти от него — она стоит на передней конфорке или вообще еще не готовится?
Он облегчал мне дело.
— Готовится. И уже сильно нагрелась, — улыбнулась я.
— Вскипает?
— Варится на медленном огне. — Он отстранился с заметным разочарованием, так что я добавила: — Ну, знаешь, там такие маленькие пузырьки на поверхность поднимаются, и их уже много.
— А таймер стоит?
— А он обязательно нужен?
— Мне нужен. Мне уже непросто так с тобой общаться. Вдруг он воскликнул: — Господи!
Какая-то женщина споткнулась на тротуаре прямо перед своим пузатым «мерседесом».
— Черт побери, Оскар!
Питер подбежал, чтобы помочь ей. Ингрид. Ингрид и Питер. Я еще не выясняла отношений со своей чокнутой приятельницей. Пока не выясняла. Ну и ситуация.
Я смотрела, как Питер поднимает ее на ноги, — он успел сделать это прежде, чем подбежал ее шофер.
— Да я цела. Просто небольшая встряска. — Она смахнула грязь с юбки и колен. — А локоть у меня и так был не в порядке. — Она вложила левую руку обратно в перевязь из шарфа от «Гермес», висевшую у нее на шее.
— Ты ничего себе не повредила, Ингрид? — спросила я.
— Да просто коленку поцарапала. — Она поправила шарф. — А локоть — это у меня небольшое воспаление, лечу вот сейчас.
Первый раз в жизни я видела ее смущенной.
— Ингрид, ты, конечно, знакома с Питером.
Питер побледнел.
— Да, мы знакомы. И у меня сейчас встреча, так что мне некогда. — И он поспешил прочь. Встречи у него никакой не было. — Увидимся позже, — крикнул он, обернувшись, когда прошел уже пол-улицы.
Я была только рада отложить бурный разговор, который заставлял меня дрожать от напряжения.
Мы с Ингрид стояли лицом к лицу.
— Конечно, я знаю Питера, — ответила она. — К чему ты ведешь?
— А что, мне есть к чему вести?
— Нет. Мы около школы. Я привезла детей. И у меня рука болит, так что не обижай меня.
— Разве я тебя обижаю?
— А теперь я еще и коленку поранила.
— Мне просто нужно…
— Нет, не нужно. Это информация только для тех, кому это нужно знать, а тебе не нужно.
— Нет, нужно. Правда, нужно.
— Это личное дело.
— Мне нужно знать.
Она замолчала и с минуту подумала.
— Ты его за это уволишь?
— Конечно, нет. Его личная жизнь — это его дело.
— Обещаешь?
— Обещаю. Мне просто нужно знать.
Длинная пауза.
— Ему на самом деле не очень хотелось.
— Точно? Ты уверена?
— Уверена. Не хотелось. — Ингрид двинулась с детьми вверх по лестнице, потом обернулась. — И не радуйся так, подружка.