Десять, девять, восемь… Цифры в лифте сменялись слишком медленно. Я пыталась сохранять спокойствие. Когда мне позвонили во время совещания, я почувствовала, что давление у меня поднимается, а потом падает с такой скоростью, что закружилась голова.
— Давай, беги скорее, — сказал Эрик. Этот чокнутый толстяк всегда прекрасно понимал, как для меня важна семья.
Они сидели на длинной, обитой темной кожей скамье в вестибюле; Питер обнимал Дилана за плечи. Я бросилась к ним.
— О господи, ему что, опять плохо было?
— Мам, да остынь ты.
— Я твоя мать, не говори мне «остынь».
«Остынь» — это словечко Дилан подцепил у Питера.
— Может, объясните мне, в чем дело?
— Я не виноват, — сказал Питер. — Это все Дилан. А я просто сказал: «Ну ладно, нужны же иногда приключения». И помните, когда мы говорили о перенасыщенности расписаний, вы со мной согласились. Так что вот такие дела. Мы едем за пределы центра.
Дилан умоляюще смотрел на меня, и этот взгляд разбивал мне сердце.
— Слушайте, ребята, — сказала я, — сюрпризы я, конечно, люблю. И я рада, что вы зашли ко мне на работу. Вы мне очень подняли настроение. Но я не могу просто так сбежать в середине рабочего дня.
— Сейчас половина четвертого. — Питер взмахнул руками. — Вы сами сказали, что любите иногда отходить от плана. Что может случится из-за двух часов?
— Но послушайте, я же и так неполную неделю работаю. Почему бы нам не съездить в понедельник или в пятницу, когда я дома? — Меня начинало раздражать, что он поставил меня в такое положение перед Диланом без предупреждения. — Когда я здесь, у меня много работы, и каждый час имеет значение.
Питер встал со скамьи.
— Да ладно; вы здесь лучший продюсер. Никто и не подумает на вас злиться.
— Вы усложняете мое положение, — шепнула я Питеру, но он не обратил на это внимания и прошептал в ответ:
— Вас очень удивит, если я скажу, что приехать сюда — целиком и полностью идея вашего сына?
Я не ответила, пытаясь сообразить, как увязать дела с желанием сбежать вместе с ними. Напор со стороны не только Дилана, но еще и Питера действовал на меня очень сильно.
Питер сделал шаг в мою сторону. Я глубоко вдохнула, чувствуя, что у меня нет сил устоять против него.
— Послушайте, леди, — сказал он, — вы вообще хоть когда-нибудь развлекаетесь?
«Леди»?
Я решила пойти на компромисс.
— Дилан, пойдем, поедим мороженого в кафе.
— Не хочу мороженого. Некогда. У нас сюрприз. Мам, ты просто умрешь, когда увидишь.
Дилан схватил меня за руку и потащил к вращающимся дверям.
На улице, когда стало ясно, что эту битву мне не выиграть, Питер новел, нас ко входу в метро на углу Шестидесятой улицы и Бродвея.
— Куда мы едем? — спросила я, пытаясь сохранять суровость.
Питер улыбнулся.
— Мы поедем на такой штуке, которая называется метро. Это поезд, который движется под землей; с его помощью бедняки добираются на работу.
Я рассмеялась.
— Вообще-то я довольно часто езжу на метро.
— Пра-а-а-а-авда? — Он приподнял брови, показывая, что не верит мне.
— Вообще-то, да. Когда мне надо в центр, а на дорогах пробки, я езжу на метро.
— Тогда, конечно, вам не придется одалживать мою карточку. Наверняка у вас есть своя в кошельке, чтобы была под рукой в любой момент — это очень удобно.
Я стукнула его сумочкой и пошла по лестнице. Когда мы дошли до турникета, он один раз вставил карточку для себя и еще раз — в соседний турникет — для меня, а потом скова ослепительно улыбнулся:
— Так уж и быть, не буду устраивать вам экзамен насчет того, какая линия ведет из центра.
Гарлем. Послеполуденное солнце сверкало на яркой мостовой, и наши глаза не сразу привыкли к этому блеску. Я посмотрела на Сто двадцать пятую улицу: казалось, деловая атмосфера здания Эн-би-эс, занимавшего целый квартал в центре, и огромных небоскребов, боровшихся друг с другом за место под солнцем, находится на какой-то другой планете. Мой сын, похоже, прекрасно знал, куда идти. Он потащил меня мимо кабачков и пестрых универмагов с выставленными на тротуарах плюшевыми креслами в целлофане. Новенькие банки, «Старбакс» и продуктовый магазин «Патмарк» — следы программы мэра Джулиани по развитию Сто двадцать пятой улицы — чередовались с заведениями постарше и не такими ухоженными. Новое и старое то и дело сталкивалось между собой, накладывая на городской пейзаж отпечаток бурно кипящей жизни.
— Дилан, ты сюда часто ходишь?
— Не скажу. — Сияя от счастья, он держал меня за руку и подпрыгивал на ходу.
Я повернулась к Питеру.
— Мой мальчик так уже с полгода не улыбался.
— Вы еще ничего не видели.
Мы прошли квартал по бульвару Адама Клэйтона Пауэлла и остановились у баскетбольной площадки с ржавыми корзинами. За высокими чугунными воротами мы увидели десятка четыре подростков, в основном черных и латиноамериканцев, которые кидали мячи в четыре кольца без сеток, стоящих вдоль площадки. Бетонное покрытие площадки было все в трещинах, а пара впадин посередине, казалось, так и поджидала кого-нибудь, кто надумал сломать себе ногу.
— Эй, Рассел, смотри, кто пришел! — крикнул Питер.
Высокий тощий чернокожий паренек в спортивном костюме махнул рукой с поднятыми указательным пальцем и мизинцем. Я вдруг узнала его — он был одним из участников шахматной игры в Центральном парке, и в горле у меня встал комок.
— Йо, Ди, как дела? Будешь играть? — крикнул Рассел.
— Дилан, я думала, ты больше не играешь в баскетбол. Ты мне сам говорил.
— Я тебе сказал, что не хочу играть с ребятами в Сеит-Генри. Они придурки. Друзья Питера куда интереснее.
— Йо, Ди, давай сюда!
— Мам, давай ты будешь смотреть, только не хлопай, не кричи, ничего такого. Как будто ты даже и не смотришь.
— Поняла.
Он выпрямился и вдохнул так, будто готовился поднять тяжелую штангу. Питер прошептал ему на ухо какой-то совет. Дилан кивнул и пошел прочь вразвалочку, как настоящий мужчина. Потом он развернулся и подбежал ко мне, словно взволнованный щенок.
— Мам, после игры не подходи, ладно? Не обнимай меня, даже не трогай.
— Я и не думала об этом.
Он побежал к ребятам, потом остановился и последние метров пять прошествовал, как крутой парень. Они с игроками обменялись приветствиями. Рассел приобнял Дилана и дал ему мяч.
— Сколько лет этому парню? — спросила я у Питера.
— Тринадцать. Нет, у него только что день рождения был, четырнадцать. Они в девятом классе.
— И они тратят время на Дилана? Никогда не видела ничего похожего, это так мило с их стороны.
— Вовсе это не мило. Просто он им нравится. Дилан славный.
— Питер, они это делают из привязанности к вам.
— Ну, хорошо, но они все равно считают, что он славный парнишка.
Остальные восемь ребят из его компании перестали играть и принялись обмениваться с Диланом рукопожатиями, хлопать по спине и по плечам.
— Тут вся компания уже собралась, так, что ты не дергайся, Дилан, — сказал Рассел. — Покидай немного, как получится. — Восьмерка ребят выстроилась по обе стороны кольца, оставив Дилана одного на площадке с тяжелым мячом в руках.
Я повернулась к Питеру.
— Он не справится. Мяч для него слишком тяжелый.
— Справится. Просто не сразу.
Дилан бросил мяч, промахнувшись мимо кольца метра на три.
— И эти ребята вот так просто будут стоять и ждать?
— Рассел такое любит, а остальные ждут, потому что он крутой. Рассел всегда приходит сюда раньше, и иногда они с Диланом кидают мяч вдвоем. Но Дилан любит играть с ними со всеми. Конечно, если бы мы не потратили десять минут у вас на работе, пока уговаривали вас прийти…
Теперь я поняла.
— И часто вы его сюда водите?
— Примерно раз в неделю.
— А Дилану трудно было привыкнуть к этим ребятам, ну, из этого района, да еще и к игре, которую он собрался бросить?
— Скажем так, заметно было, что он в таких местах раньше не бывал. Первые несколько раз мы просто смотрели. Потом мы начали приходить пораньше, и Рассел его кое-чему научил; Дилан сначала неправильно мяч держал. Теперь Рассел пытается научить его крученым мячам. Пока не очень получается. Но все равно это помогает, а Рассел отлично справляется.
— Не могу поверить, что вы мне не сказали.
— Не все вам стоит знать. Мальчик и так чувствует на себе сильное давление.
Мой маленький мальчик повел мяч, и его движения казались мне очень медленными после тех стремительных пируэтов, которые выделывали ребята постарше. Он двигался к кольцу, но кто-то выбил у него мяч и сделал великолепный бросок через все поле. Дилан на секунду опустил голову, потом выпрямился и побежал за мячом, но после броска мяч поймал Рассел.
— Эй, Ди! — крикнул Расселл, промчавшись мимо, и передал ему мяч. Дилан выглядел так, будто сейчас умрет на месте от гордости. Он бросился к кольцу.
Ребята из другой команды со смехом обогнали его, развернулись и замахали руками, закрывая ему бросок. Дилану ни за что было не бросить мяч через их головы. Я впилась ногтями в руку Питера. Но тут Рассел присел, взял Дилана за бедра и приподнял так, чтобы тот мог увидеть кольцо, и мой сын сделал идеальный двухочковый удар у всех над головами. Я думала, что умру на месте. У меня комок в горле встал от волнения, от благодарности Питеру и еще больше — от облегчения при виде того, что мой сын снова доволен собой. И все это в Гарлеме! Рассел хлопнул Дилана по плечу.
— Ты рулишь, Ди, — сказал он.
Дилан кивнул ему с независимым видом и пошел ко мне, сияя улыбкой.
Я потянулась к нему, но потом быстро отдернула руки. Питер приобнял его за плечи.
— Неплохой удар, старина.
— Просто потрясающе, — сказала я.
— Ладно, мам. Они сказали, мне можно еще поиграть. Можно?
— Конечно, милый.
Он побежал обратно к площадке. Не глядя на Питера, я сказала:
— Спасибо, что привели меня сюда. Мне просто не передать словами, как я благодарна вам за то, что вы сделали для Дилана. И для нашей семьи. И… и для меня.
— Мне было приятно.
Смешно. Мне достаточно просто оказаться рядом с ним, и на душе становится тепло.