Нянь, или мужчину вызывали?

Глава 22 Застольные беседы

Плитки пола постепенно подогревались; я включила тепловые лампы, чтобы создать красноватое освещение в пахнущей лавандой ванной комнате. В субботу после обеда, за четыре дня до выхода сюжета, я хотела поухаживать за собой. Забравшись в ванну, я положила голову на надувную подушку, прикрепленную к стенке ванны, и принялась слушать «Богему».

Hai sbagliato iJ raffronto.

Volevi din bella come tin tramonlo.

«Mi chiamano Mini,

il perch non so…

Только я вошла в транс, как дверь ванной распахнулась, и две бутылки лосьона слетели с комода. Ворвался Филип; его костюм для игры в сквош почти вывалился из сумки.

— В ванне с пеной у тебя есть время поваляться, а поехать куда-нибудь на вечер мы не можем.

— Филип, пожалуйста, давай поговорим через час. Знаешь, пока тебя не было, у меня было вдвое больше хлопот с детьми. Как у матери-одиночки. Так что я тут не круглые сутки сна себе устраивала. Я впервые попыталась урвать часок на…

— У тебя было полно времени. Меня не было две недели.

— И мы по тебе скучали. Правда, скучали, милый.

— Я опаздываю в клуб «Ракетка» на игру, а на улице дождь. — Он смотрел на меня с таким видом, будто мне полагалось этот самый дождь остановить.

— Ну, так надень плащ и возьми зонт. — Он не отреагировал. Я попыталась зайти с другой стороны. — Надень кроссовки, которые не будут скользить на корте.

— Проблема не в кроссовках.

— А в чем?

— В доме нет зонтиков. Неужели Каролина не может нормально выполнять свою работу?

Стоит какой-то крошечной мелочи в жизни моего мужа пойти не так, и он сразу винит во всем Каролину, самую работящую женщину в Нью-Йорке.

— Филип, пожалуйста, посмотри у входной двери на стойке для зонтиков. Там их полно.

Даже кризис с зонтиками не заставит меня вылезти из теплой ванны. Я опустила голову под воду, стараясь уйти от спора, который у нас повторяется раза четыре в год. Филип подошел к ванне и повысил голос, чтобы мне было слышно даже под водой.

— Неужели ты не можешь контролировать прислугу? Составляй, что ли, списки. Мне нравятся зонтики с деревянными ручками, а не дешевые складные, у которых ручки пластмассовые. Клуб «Ракетка» — для джентльменов. Туда нельзя ходить с дешевым зонтиком, который можно купить на улице.

Я высунула голову из воды, решив, что проще попробовать его успокоить, чем слушать дальше, как он бесится, хотя я и не была уверена, что раздражение, охватившее меня после этого разговора, того стоило.

— Ну, так возьми сегодня складной, а я потом закажу дюжину с деревянными ручками, чтобы такое больше не повторялось.

— Нет, Джейми, я так не могу.

— Почему? Ты что, окончательно с ума сошел? — Я погрузилась под воду, прикрыв глаза руками и стараясь изгнать из моего личного пространства образ ненормального избалованного мужа. Он молча ждал. Я всплыла и посмотрела на него, Он так и стоял в дверях, широко распахнув их и впуская в ванную холодный воздух. Я тяжело вздохнула.

— Загляни в мой шкаф. В глубине лежит новенький зонтик от «Берберри», который мы купили в подарок классному руководителю Дилана на его тридцатилетний юбилей работы в школе. Он в обертке. Я должна вручить его в понедельник утром, но я попытаюсь завтра найти что-нибудь другое. Возьми его и иди, наконец, на свою игру.

— Ты гений! — Муж довольно улыбнулся и захлопнул за собой дверь так, что мой шелковый халат, висевший с обратной стороны, упал на пол.

Qui… amor, …sempre con te! Le mani… al caldo… e… dormire…

Я опустила голову на надувную подушку и уставилась в потолок, потом снова окунулась с головой, прикрыв глаза руками. Когда я опять всплыла, вместе с мыльной водой по моему лицу текли слезы.

Через четыре часа, когда мы одевались к ужину, Филип удивил меня, неожиданно обняв за талию и привлекая к себе.

— Нравится мне этот наряд. — Он неторопливо просунул пальцы мне в лифчик, слегка теребя соски. Похоже, он считал, что это меня возбудит. Он ошибался.

Я отодвинулась от него, вдевая в уши большие круглые серьги с ракушками, потом побрызгала духами над головой.

Он игриво продолжил натиск и начал расстегивать мне лифчик.

— Не сейчас, Филип, — умоляюще сказала я и заглянула в гардероб, чтобы достать брюки. Был субботний вечер, и мы опаздывали на прием. — И это мое белье, а не наряд. — Интересно, что бы подумал Питер об этом «наряде», если бы увидел.

— Ну же, детка, ты так аппетитно выглядишь, в розовых кружевах. Мы быстренько. — Он начал поглаживать мне ягодицы одной рукой и при этом вертеть бедрами и тереться об меня пахом, как уличный пес. Мне понадобилось упереться в стену обеими руками, чтобы удержать равновесие. Смогу ли я это сделать? Разве мы не переспали, когда он вернулся в шесть утра после ночного рейса? Разве квота на сегодня не выполнена? Смогу ли я, вытерпеть еще один «быстренький» секс, только чтобы его успокоить?

К счастью, в эту минуту дверь в нашу спальню распахнулась и ко мне подбежала Грейси, схватив за то же самое голое бедро, об которое только что яростно терся мой муж.

— Ну, пожалуйста, не уходи, я не люблю, когда ты уходишь. Ты вечно куда-нибудь уходишь!

Я наклонилась, чтобы посмотреть Грейси в глаза.

— Милая, мне на прошлой неделе приходилось несколько раз работать вечером, но вообще-то я не так часто по вечерам куда-нибудь хожу.

— Нет, ты всегда куда-нибудь уходишь!

— Неправда. Я почти всегда укладываю тебя, в постель.

Одеваясь, я наблюдала за тем, как она пытается меня переупрямить. Грейси выпятила подбородок, но я знала, что она слишком устала для серьезного спора, так что я взяла ее на руки, и она прильнула ко мне, свесив ручки и ножки, как тряпичная кукла. Я вдохнула ее запах, такой уютный, запах сладкого детского шампуня и крема, потом отнесла Грейси в ее комнату и прилегла рядом с ней, пока она, немного поборовшись с дремотой, наконец, не сдалась.

Швейцар в белых перчатках захлопнул дверь лифта и уставился прямо перед собой, пока обитая красным деревом кабина поднималась к пентхаузу Сюзанны Брайерклифф и Тома Бергера.

Я быстро поправила блеск на губах, потом засунула руку в прямоугольную золотую вечернюю сумочку и перевела звонок телефона на вибрацию.

— Филип, отключи телефон. — Он послушался, одновременно одобрительно подмигнув мне, словно говоря: «Не хотим же мы выглядеть невоспитанными при Сюзанне». Он оглядел сверху донизу мой пурпурный бархатный брючный костюм, облегающий черный джемпер, черные туфли на высоких каблуках и золотой пояс-цепочку. Пояс сочетался с сумкой. По-моему, наряд у меня вышел очень неплохой, если учесть, как меня отвлекали, когда я одевалась.

— Что? — спросила я его, поправляя одно из звеньев пояса.

— Просто твой костюм такой… такой обычный. — Очень мило, что он наконец-то взглянул на меня. Он выглядел разочарованным, будто мой наряд, плохо влиял на его репутацию. Самое удивительное, что он действительно так думал. — Сюзанна всегда так празднично одевается, сочетает сексуальные наряды и красивые цвета. Почему бы тебе не попросить ее проконсультировать тебя?

— Я часто советуюсь с ней, ты же знаешь. — Я расстроено покачала головой. Ни клушам в детском саду не угодить, ни собственному мужу. — Просто на мне одежда не так смотрится.

Филип, похоже, опять пожалел, что не женился на Сюзанне или на ком-то вроде нее. У Сюзанны с Филипом было много общего: предки обоих приплыли в Америку на «Мэйфлауэре», в числе первых поселенцев, хотя в Квартале каждый старожил говорил про своих предков нечто подобное. А вот муж Сюзанны Том, который был старше ее на десять лет, отличался от этой породы очень сильно. Он носил круглые очки, как у Эйнштейна, очень шедшие к его жестким седым волосам. Том был ведущим редактором «Нью-Йорк таймс» по международным новостям и вырос в еврейской семье в Скарсдейле, в штате Нью-Йорк. Его родители работали криминальными репортерами. Сюзанна познакомилась с Томом лет в двадцать с небольшим, когда слушала курс по ближневосточной политике в университете Колумбия. Ее родители пришли в ужас, услышав о том, что она выходит замуж за еврея, несмотря на его профессиональные успехи, и потребовали, чтобы она сохранила девичью фамилию: хватит и того, что их внуки будут носить фамилию Бергер. Том отмахивался от их антисемитизма — он знал, что они никогда не изменятся, ну и, конечно, его примирял с ними тот факт, что, как только Том надел Сюзанне на палец кольцо, на их совместный счет было переведено сто миллионов долларов.

Когда Сюзанна в широких оранжевых шелковых брюках, с оранжевым боа из перьев на шее и в шелковой маечке цвета слоновой кости открыла нам дверь, Филип чуть не прыгнул ей в объятия.

— О-о, спасибо, что пригласила, у тебя всегда так весело! — Он взял ее за щеки и поцеловал в губы, очень легко и так по-свойски. По-моему, поцелуи в губы следует оставлять для мужей и жен. Мне снова показалось, что я здесь лишняя.

— Заходите.

В Квартале светские дамы устраивают приемы только по какому-нибудь поводу, а не просто ради того, чтобы пообщаться с друзьями. Поводы бывают самые разные: поздравить автора, только что опубликовавшего свой шедевр, предоставить площадку врачу для выступления об уничтожении малярии в Южной Африке или «открыть» для публики многообещающего молодого чернокожего кандидата в конгресс — такой гость куда экзотичнее и интереснее известного белого сенатора. Когда Сюзанна звонила, чтобы пригласить нас на обед, она обязательно упоминала, каких гостей уже позвала.

— Обязательно приходи, Джейми, у нас будет помощник секретаря ООН, и редактор «Ньюсуика» тоже. А готовит Даниэль Булю.

Мы с Филипом с радостью принимали любое ее приглашение. Ее приемы всегда отличались шиком и весельем и к тому же помогали мне в установлении деловых контактов.

Сегодня за обедом слева от меня сидел почетный гость, Юсеф Голам, известный иорданский профессор из Института государственного управления имени Кеннеди в Гарварде, частенько украшавший собой телевизионные программы новостей по поводу войны в Ираке. Экспертам вроде мистера Голама недостаточно написать на свою тему десяток книг и сотню статей; чтобы пользоваться популярностью на обедах на Парк-авеню, они должны еще и регулярно появляться на телевидении, то есть быть знаменитыми. Книга мистера Голама под названием «Следующее одиннадцатое сентября: почему программа национальной безопасности обречена, и ваш город тоже может пострадать» вышла всего три недели назад и с тех пор занимала первое место в списке документальных бестселлеров «Нью-Йорк тайме».

Мои соседи по столу справа и слева оба отвернулись в другую сторону, и я воспользовалась этим, чтобы хорошенько рассмотреть комнату. Стены столовой были покрыты блестящей желто-оранжевой краской, словно запечатывая нас в герметичную упаковку. На стенах висели двенадцать фотографий Хироси Сугимото — туманные морские пейзажи в одинаковых черепаховых рамках, по четыре на каждой стене. Огромный круглый обеденный стол состоял из треугольных лепестков, которые соединялись так, чтобы удобно разместить шестнадцать человек. Я посмотрела на свое место за идеально накрытым столом, гадая, сколько человеко-часов ушло на то, чтобы стол стал безупречным.

Передо мной стояла маленькая тарелочка с нарисованными посередине птицами, под ней тарелка побольше, с такими же птицами, но только по краям. Справа от прибора стояли четыре хрустальных бокала: один для белого вина, один для красного, один для воды и бокал для шампанского к десерту. Маленькие серебряные яблочки придерживали карточки с золотой каемкой, на которых были каллиграфически написаны имена гостей. У каждого гостя рядом с карточкой солонка и перечница от Картье, выполненные из синего стекла и обернутые серебристым кружевом. Сюзанна поставила цветы на стол в низкой серебряной трофейной чаше — наверняка Теодор Брайерклифф II выиграл ее в парусной регате в начале прошлого века, — чтобы гости могли разговаривать через стол и им ничего не мешало. По столу в художественном беспорядке были разбросаны золотые сосновые шишки, красные и желтые осенние листья и сушеные гранаты. Десятки маленьких свечек мерцали в хрустальных подсвечниках, отбрасывая танцующие тени на потолок. Я вдруг представила себе Питера в этой столовой. Ему бы эта пышность не понравилась.

Филип тем временем отчаянно ухаживал за сидевшей слева от него Кристиной Паттен. Она выглядела невозможно худой; ее костлявые плечи выпирали из-под расшитой драгоценными камнями шелковой блузки без рукавов. Она возила еду взад-вперед по тарелке, пока Филип распространялся о том, как трудно найти приличные коттеджи в Лайфорд Кей. Наверняка, как и все светские дамы на приемах, она сказала Филипу, что уже поела с детьми. Сюзанна не особенно уважала Кристину, но знала, что та имеет вес в светском кругу. А в этой компании такие вещи не менее важны, чем Нобелевская премия по астрофизике.

Сюзанна как всегда безупречно подобрала все составляющие для своей гостевой формулы: молодой модельер из дома Гуччи, напоминавший актера Монтгомери Клифта, и его партнер, режиссер театра, не бродвейского, но весьма одобряемого критикой, сегодня выступали на тему геев и культуры. Меньшинства представляла молодая чернокожая лесбиянка, художница из Кот-д'Ивуар (на покупку ее картин была очередь длиной в два года), а средства массовой информации — популярный редактор «Ньюсуик» и я. От нас обоих наверняка ожидают высказываний обо всех текущих событиях. В качестве «важной особы на государственной службе» присутствовал помощник Генерального секретаря ООН по ближневосточным делам. Старший партнер одного из крупнейших хеджевых фондов занимал нишу, отведенную для очень-очень больших денег, уровня ста-миллионов-и-больше-и-пошли-все-к-черту.

Однако мое подсознание неуклонно намекало, что мне здесь явно кое-кого не хватает, а именно Питера. Я представила, что на мне сексуальное платье, такое запахивающееся, чтобы в него можно было забраться со всех сторон. На нем тонкий черный джемпер и твидовый блейзер. Мы стоим за ярко-оранжевой лакированной барной стойкой Сюзанны. Он медленно закрывает дверь… Приподнимает мою голову за подбородок…

«Монтгомери Клифт», сидевший справа от меня, наклонился поближе.

— Потрясающие сережки, — сказал он.

Я повернулась к своему новому лучшему другу:

— Вы и вправду так думаете?

— Отлично смотрятся, особенно с вашими темными волосами.

— Скажите это моему мужу. Он считает, что мой наряд недостаточно яркий.

— Да что он понимает? Это вон тот парень в костюме? Он что, банкир?

Я покачала головой.

— Юрист.

— Да мне все равно. Один из денежных мальчиков, в общем.

— Сюзанна говорила, вы модельер? — Нет на свете ничего приятнее, чем флиртовать с геем на приеме в Нью-Йорке. — Скажите честно, что вы думаете о моем костюме? Мне стиль от природы не дается.

— Честно, значит?

— Правда, мне интересно. — Несколько недель назад я прошла по красной дорожке перед детским садом в потрясающем новом сером костюме из шерстяной фланели и туфлях на семисантиметровых каблуках в полной уверенности, что я наконец-то разгадала секретный код. Ингрид Харрис посмотрела на мои ноги и сказала:

— Джейми, какого черта?

Наконец-то она меня похвалит за то, что я попала в точку; туфли у меня были потрясающие, я это точно знала. Я приподняла брови и улыбнулась, ожидая комплимента.

— Ты куда собралась? Ты что, на обходе в больнице?

Кажется, она догадалась по моему лицу, что я ее не поняла.

— Что это за колготки? Нет, правда, ты похожа на медсестру! Светлые прозрачные колготки? Ты с какой планеты прилетела?

— Ну… я…

— Кто тебя сегодня одевал? Иди домой и переоденься, чтобы больше не позориться!

Вот так и идет моя глупая борьба за то, чтобы стереть следы своего пригородного происхождения и держаться вровень с самыми большими модницами в мире.

«Монтгомери» откинулся назад, покачиваясь на задних ножках стула и оглядывая меня сверху донизу, как скаковую лошадь или, скажем, быка — это уже зависит от точки зрения. Секунд через двадцать он изрек свой приговор.

— Я согласен с вашим мужем.

— О нет!

— О да. Начнем снизу. Туфли отличные. — Пауза. — Но не для вечера.

— Как это? Черные кожаные, от Маноло Бланика. Что с ними может быть не так?

— На вас бархат, а у него есть свой блеск. Туфли слишком тусклые для блеска костюма и отсветов пояса. Отлично блестит пояс, кстати. И сережки-раковины — теперь, когда я посмотрел весь ваш костюм, они сюда не подходят. — Он покачал головой и погрозил мне пальцем. — Раковины не подходят к сверкающему золоту. И не носите черные блузки с темно-бордовым костюмом, они сливаются друг с другом.

— Ну, хорошо, я не обиделась. — Если честно, меня все это очень задело. — Значит, в моем костюме куча ошибок. А что же мне тогда следовало надеть?

— Ну, вообще-то за такие вещи люди платят кучу денег, но ладно уж, для вас совет будет бесплатный. — Он был просто очарователен: черные, зачесанные назад волосы, огромные глаза. Модельер улыбнулся и сжал мне плечо. — Туфли должны быть из черного атласа. И какая-нибудь яркая деталь — цепочки или высокая шнуровка — это очень сексуально, или камешки — на вечерних туфлях они очень уместны. Куда бы вы ни собирались, вечерние туфли должны быть очень развратными. Если у Маноло Бланика не найдется ничего подходящего, обратитесь к Кристиану Лубутену. По-моему, он еще талантливее. И никогда не носите вечером простые черные туфли.

Мой сосед сделал большой глоток вина; похоже, объяснять придется еще очень многое, и он только начал.

— Джемпер у вас слишком темный. Нужно что-нибудь посексуальнее, не стоило надевать к обеду деловой топ в стиле восьмидесятых. Что-нибудь богемное для контраста с линиями костюма; вам нужна прозрачная кружевная блузка с манжетами, которые вылезают из рукавов пиджака нарочито небрежно. Никакого лифчика, пусть грудь будет немного видна. И ни в коем случае не застегивайте манжеты.

Мне захотелось вытащить репортерский блокнот.

— Воротник блузки должен падать на лацканы, но не слишком низко. Сережки сюда совсем не подходят. Зимой такие можно носить только с облегающим черным джемпером и черными брюками или джинсами. На парадных приемах, да еще вечером, они теряются. Раковины подходят для лета; это пляжные сережки, а не городские. Положите их в дорожную сумку и отвезите на большом джипе в летний домик. — Я невольно рассмеялась; именно это я и собиралась сделать.

— Вам нужны большие золотые кольца или крупные камни. У вас ведь есть такие? По вам видно, что есть. — Я кивнула. Когда родился Майкл, Филип купил мне сапфировые серьги в виде капель, окруженных маленькими бриллиантами, — Ну вот, хорошо. Вы на Парк-авеню живете, вам нужно выглядеть особенно сексуально, иначе вы будете смотреться как матрона, да еще и консервативная притом. Говорю вам, большие золотые кольца в уши, чтобы сочетались с поясом. Дорогие сережки-ракушки вроде ваших нужно носить летом, с белой футболкой (лучше всего от Пти Бато) и белыми джинсами. Заведите себе пояс-веревку на лето и туфли на пробковой платформе. Платформы — это очень важно.

Мне вот-вот предстояло проникнуть в ускользающую тайну моды. Никогда еще так интересно и так четко мне не объясняли, как нужно одеваться. С помощью этого двойника Монтгомери я стану одной из этих шикарных дамочек, а клуши будут мне завидовать, а фотографы вроде Панча Пэриша будут ходить за мной следом на каждой вечеринке, я, я…

Дзынь. Дзынь. Сюзанна постучала тяжелой ложкой для десерта по бокалу. Удивительно, но хрустальный бокал не раскололся.

— Извините, друзья, но я попрошу пару минут внимания.

«Монтгомери» ткнул меня локтем в бок.

— Посмотрите на ножи. Возьмите в руку — чувствуете, какой он тяжелый? Чистое серебро от Пюифоркат. Долларов шестьсот пятьдесят за штуку.

— За нож?

— Ну да, а здесь у каждого три вилки, два ножа…. Наверняка у нее полный сервиз на двадцать четыре персоны, по десять вилок-ложек на человека. Вот это подход к делу.

Сюзанна улыбнулась и еще пару раз звякнула, явно довольная тем, что разговор за столом идет так оживленно, — значит, прием удался.

— Я хочу поднять тост за моего дорогого друга…

— Твоего? А кто вас познакомил, интересно? — шутливо перебил ее муж.

Все рассмеялись.

— Ну, хорошо, нашего общего друга мистера Юсефа Голама. Вот уже третья президентская администрация консультируется у Юсефа по поводу нестабильной ситуации на Ближнем Востоке. Он написал девять книг и десятки статей на эту тему, и одна из его книг получила Национальную журнальную премию общественного интереса, присуждаемую за… — Сюзанна бросила взгляд на крошечную бумажку под своей тарелкой для десерта, — влияние на национальную или местную политику и на законодательство. За тебя, дорогой Юсеф.

Юсеф поставил свой бокал.

— Люди, — сказал он. Глянув на стол, он явно решил, что лучше говорить стоя. Потом он повторил: — Люди. Я не думаю, что наступил конец эпохи диктаторов, но мне кажется, что мы пережили опасную осень, как я ее называю…

Чаще всего компания с Парк-авеню восхищается экспертами по политике, от которых на самом деле не услышишь ничего толкового. Эти ухоженные дамочки и их суетливые мужья втайне считают себя недостаточно умными, чтобы понять всю эту болтовню, но притворяются, что понимают. Я бросила на Филипа раздраженный взгляд, представляя себе, какая сейчас будет скучная речь, но он посмотрел на меня сурово, будто упрекал, что я веду себя как ребенок. Я повернулась к «Монтгомери», который исполнял роль заместителя Питера на этом вечере, и тот мне подмигнул. Он тоже считал, что Голам — надутое ничтожество. Я вынула из ушей сережки с ракушками, положила локти на стол, оперлась головой на руки и приготовилась терпеть.

Филип, который любил выделываться на публике, задал вопрос о производстве урана в Иране. Эта новая тема еще больше взволновала Юсефа, так как давала ему возможность продемонстрировать свои знания.

— Если вы хотите понять будущее Ирана, я напомню вам о событиях, происходивших в этом регионе в последней четверти восемнадцатого века.

О господи. Извини, Юсеф, я курила травку на задней парте в кабинете истории, когда это проходили. Я выпила еще вина.

Я все это уже слышала от других мыльных пузырей вроде Юсефа. В Квартале есть особый гостевой список авторов, редакторов журналов и экспертов по внешней политике. Эксперты получают от таких приемов необходимую им дозу внимания и контакт с самыми влиятельными людьми города, а хозяйки — десятки записочек с благодарностью за невероятно интересную беседу за обедом. Но эксперты знают, что им положено выступать для хозяев, как дрессированным тюленям, — почти как наемному персоналу. В их обязанности входит и упоминание в разговоре влиятельных особ из правительства.

— …я вспомнил об этом, когда оказался в Овальном кабинете — он, кстати, гораздо меньше, чем кажется. Пока я помогал президенту готовить его последнюю итоговую речь, я понял, что он действительно глубоко осознает сложность арабской ситуации.

Я постучала кончиками пальцев по бокалу и прошептала: «Пожалуйста», обращаясь одному из официантов в черных шелковых френчах, которые стояли у стола в стратегических точках.

— Это, естественно, напомнило мне об идее добродетели из макиавеллиевского «Государя». Буш воплощает в себе добродетель — идею Макиавелли о человеческой энергии, которая влияет на судьбу и удачу. Он сочетает тонкость Цицерона с резкостью Цезаря.

Я вообще не понимала, о чем он говорит.

— Буш, конечно, не интеллектуал, но неким таинственным образом он достиг состояния гениальности. Думая о Буше, уместно вспомнить и о Медичи.

Редактор из «Ньюсуика» и чиновник из ООН столкнулись в решительной схватке по поводу суммы, требуемой для обеспечения безопасности американских портов. В беседу вмешался Юсеф. Редактор «Ньюсуика» благоразумно попытался вернуть разговор на землю и заставил Юсефа сосредоточиться на нынешних опасностях.

— Позвольте мне напомнить вам, как опасно расслабляться. Террористы очень терпеливы…

Он продолжил нас запугивать. Мне хотелось добиться еще советов от «Монтгомери», да и вообще хоть как-то отвлечься, лишь бы не слушать эту мучительную лекцию об опасностях, грозящих моей семье в Нью-Йорке. Я еле удерживалась от кошмарных апокалипсических фантазий, которые заставляли меня дергаться по поводу безопасности еще больше, чем обычно. Я уже начала подумывать, не переехать ли обратно домой в Миннесоту, но тут вспомнила, что Юсеф особо упомянул торговый центр «Америка» в Миннеаполисе как возможную цель для террористов. Филип задал еще пару умных на вид вопросов, которые, если не обращать внимания на заковыристые формулировки, были на самом деле довольно банальны.

— Если бы Буш-старший не стал так открыто игнорировать в тысяча девятьсот девяносто первом году шиитов в южных регионах Ирака, его сын мог бы найти себе союзников в этой стране. Вы не согласны, Юсеф?

Кристина Паттен очень благоразумно не стала лезть в разговоры о международной политике. Но терзавшие ее мысли не позволили ей больше молчать.

— Мистер Голам, как думаете, нам понадобятся полиэтилен и клейкая лента? Это ведь разумно, если живешь с детьми в этом городе, правда? Или средства массовой информации перебарщивают? Мы с мужем искали информацию в интернете, но так и не решили, какие противогазы заказать.

Джордж Паттен вышел в отставку пятнадцать лет назад, когда ему исполнилось тридцать пять, и он получил пятидесятимиллионное наследство, и с тех пор он проводил время у себя в кабинете, изучая географические карты. Не особо захватывающая личность. Он добавил:

— Мы в итоге купили их у израильской фирмы, которая снабжает армию Израиля. Они с нас порядочно содрали.

Юсеф глубоко вздохнул, пытаясь переключиться с высокоумной геополитики на то, что на самом деле интересовало нью-йоркцев: как это все отразится на них.

— Кристина, об этом мы можем поговорить после обеда, — перебила ее Сюзанна, которую раздражал, ход мыслей Кристины; она хотела, чтобы беседа сохраняла интеллектуальность.

Юсеф заметил недовольство Сюзанны и попробовал вывести разговор в прежнее русло.

— Ну, поскольку я сбежал из Ливана, когда страна раскололась, я кое-что знаю о том, каково чувствовать себя уязвимым. Мне сложно предсказать, где и когда они могут нанести удар. И помните, антракс рассеивается в воздухе, так что, если вы едете не в вагоне метро во время атаки, опасность невелика. Вряд ли вам понадобится противогаз в квартире. Но я знаю, что у израильтян очень хорошее оборудование. Мой отец тоже купил израильские противогазы, когда началась интифада, а мы жили возле Бейрута.

— Ну ладно, — протянула Кристина и взмахнула рукой, окинув взглядом всех собравшихся за столом. — Хорошо, тогда у меня вопрос ко всем нью-йоркцам. — Сюзанна, по-моему, вполне готова была спрятать лицо в салфетку, чтобы не показывать, что Кристина портит ей прием. — Как вы думаете, нам нужно покупать противогазы для прислуги?

В комнате воцарилось полное молчание. Я посмотрела на Юсефа; он закрыл глаза секунд на пять, глотнул вина и откашлялся в салфетку. На это ответить не мог никто; даже муж Кристины не рискнул ее выручать.

Тут Сюзанна резко встала.

— А теперь давайте выпьем кофе в гостиной!

Где сейчас Питер? Я представила, как он сидит в каком-нибудь стильном баре в Ред-Хук, а вокруг него шикарные молодые женщины. Он был нужен мне, он бы смог найти что-нибудь забавное в этом жалком зрелище. Я, конечно, тоже составляла часть этого жалкого зрелища. Тут он был прав.

«И вы хотите, чтобы ваши дети росли рядом с детьми этих людей? Вы в своем уме?»

Я устроилась в одиночестве на плюшевой угловой кушетке в гостиной и взяла у официанта кофе-эспрессо с лимонной корочкой в крошечной фарфоровой чашке. Со старинных деревянных балок над четырьмя большими стеклянными дверьми, выходившими на террасу Сюзанны, свисали шторы из тафты зеленого цвета, напоминавшего венецианскую лагуну. Мебель была обита тяжелыми тканями различных оттенков: тут были и вышитые на красном фоне цветы, и янтарный и зеленый бархат. Перед каминами, расположенными с обеих сторон комнаты, лежали полосатые, как зебра, ковры.

Тип из «Ньюсуика» подошел и сел рядом со мной, прервав ход моих мыслей. Он уже знал по слухам, бродившим в журналистской среде Нью-Йорка, что у Гудмэна было что-то крупное, но не знал, насколько крупное.

— Так вам досталась Тереза? Она что, правда дала вам интервью? Она призналась в чем-нибудь существенном насчет Хартли? Или это опять будет повтор того, что было у Кэти Сибрайт?

— Не скажу.

Я знала, что будет дальше.

— Джейми, подумайте вот о чем. Я знаю, ваша программа появится в среду; если хотите, я могу задержать выпуск прямо сейчас и в любое время до полуночи, — он посмотрел на часы, — Слушайте, вот что я могу для вас сделать. Я могу поместить что-нибудь в номер на эту неделю, чтобы создать ажиотаж.

— Как это любезно с вашей стороны.

— Нет, ну мы, разумеется, укажем на приоритет Эн-би-эс, это только увеличит аудиторию вашей программы, увлечет, если хотите, и я обязательно добавлю кое-что насчет вашего вклада…

— Моего вклада?

— Ну да, мы упомянем, что вы с этим связаны.

— Связана с сенсацией, которая вот-вот взорвется перед публикой?

С его бакенбард капал пот. Прошло пятнадцать долгих секунд.

— У вас интервью с какой-то изюминкой, так ведь? Просто скажите, да или нет. Не мучайте меня, признайтесь, что у вас самое настоящее интервью с Терезой Бу-дро.

Я не в силах была удержаться.

— Я вам вот что скажу, мистер Крутой: то, что я выпущу в эфир на этой неделе, оставит ваш крошечный журнальчик в такой куче пыли, какие бывают только в Канзасе.

Он бросил мне в лицо бархатную леопардовую подушечку, встал и пошел прямо к хрустальному графину с виски.

Поболтав еще с гостями, я встала и пошла разыскивать мужа — он уже некоторое время назад скрылся в кабинете. «Монтгомери», как раз надевавший тяжелое пальто, обнял меня за плечи,

— И еще один совет, дорогая. — Он подманил меня поближе. — Не подпускай мужа к хозяйке, — прошептал он и ушел, покачивая бедрами.