Прямо перед нами шагала по тротуару женщина в юбке с высоким разрезом сзади и высоких ботинках из крокодиловой кожи, прямо как модель на подиуме; ее юбка распахивалась до самых трусиков, демонстрируя загорелую ногу идеальной формы. Прошла неделя с поездки к морю, мы с Питером покончили с разными мелкими делами и поворачивали за угол к школе Дилана. Я заметила, что это зрелище вызывает у Питера улыбку.
Ингрид Харрис — женщина слишком стильная, чтобы тужиться. Кроме великолепных ног, она могла похвастаться аккуратной выпуклой попкой и грудью, как у Барби. Я вдруг вспомнила, как один раз сидела на детской площадке на Семьдесят пятой улице, Дилану тогда было лет шесть; мамочки разговаривали о том, как они ненавидят тренировки, Ингрид там, конечно, не было, но ее старший сын, игравший с Диланом неподалеку в песочнице, услышал наш разговор.
— У моей мамы тоже есть тренер, — заявил Кон-нор. — Его зовут Мануэль. Он из Панамы; он мне оттуда гитару привез. — Мы все знали Мануэля, чернокожего атлета с шикарным телом, работавшего в дорогом спортзале неподалеку. И нашу Ингрид с ее сверхактивным сексуальным аппетитом мы тоже хорошо знали; он у нее включался при виде мало-мальски привлекательного мужчины. Она смотрела порнофильмы, когда муж был в отъезде. А среди ее любимых фильмов как раз была порнушка с неграми.
— Хотите, расскажу секрет? — продолжил Коннор.
— Конечно, милый, — подбодрила его Сюзанна.
— Мама с Мануэлем занимаются в телевизионной комнате, — сказал Коннор, — а после занятий немножко вместе спят.
Я снова взглянула на Питера. Его все еще завораживал тот факт, что ягодицы у Ингрид были размером с грейпфрут.
Я стукнула его по руке.
— Подберите челюсть.
Иветта ждала у ступеней школы с Майклом и Грейси в двойной прогулочной коляске. Пока я обнимала их, вытаскивая из сидений, до нас все тем же модельным шагом добралась Ингрид.
— Ну и кто этот шикарный мужчина?
— Привет, Ингрид. Это Питер Бэйли. А Иветту ты знаешь.
— Такой красавчик!
— Руки прочь.
— Приятно познакомиться, Ингрид. У вас здесь сын учится? — Питер суетливо протянул ей руку, выкатив грудь колесом. Я вдруг стала невидимой, и мне это совсем не понравилось. Она пододвинулась поближе, так что ее силиконовая грудь оказалась в миллиметре от его руки.
— Да, Коннор. Он ровесник Дилана. Вы в Нью-Йорке в гостях?
— Он работает у нас в семье. — Я шагнула вверх по лестнице, держа своих отчаянно извивающихся малышей.
— Мамочка! — захныкала Грейси. — Я же сказала Иветте, что хочу остаться дома.
— А я сказала Иветте, что хочу вас повидать и сходить с вами в парк, когда у твоего брата закончатся уроки. — Я нежно погладила ее пальцем по щеке.
— А я не хочу! — Она возмущенно посмотрела на меня. Майкл, соскучившись у меня на руках, резко выгнул спину и чуть не полетел вниз. Питер одной рукой схватил меня за локоть, чтобы помочь мне сохранить равновесие, а другой придержал спину Майкла. Ингрид с растущим интересом наблюдала за его ловким маневром.
— И у него своя компания по программному обеспечению.
— Он еще и умный? О-о-очень мило. — Ингрид слегка раздула ноздри.
— Ингрид! — предупреждающе воскликнула я, но она это благополучно проигнорировала. — Я купила несколько билетов на благотворительный прием Дюпон. — Речь шла о грядущем приеме в музее Дюпон, где основной темой были белые ночи в Эрмитаже. Только разговором я и могла притушить вспыхнувшее между ними пламя. Я была права: все это сплошная фантазия. Питер мною совсем не интересовался, его ко мне даже не тянуло. Ямочка на его левой щеке стала глубже, когда он улыбнулся Ингрид. Вот так выглядит заинтересованный мужчина. Я чувствовала себя как типичный комедийный персонаж — толстая подружка главной героини, ни разу ни с кем не переспавшая.
Ингрид повернулась ко мне.
— Я видела, ты купила два билета. Молодец, если учесть, что половина совета директоров Пемброука состоит в комитете, купить самые дорогие билеты гала-уровня очень умно.
— Грейси поступает туда в следующем году.
— Что я делаю, мамочка?
— Ничего, дорогая.
— Все прекрасно понимают, почему ты купила эти билеты. А платье у тебя хорошее?
— Мне некогда было о нем подумать. — Питер даже глазом не моргнул с тех пор, как она подошла. Я сделала шаг так, чтобы встать перед ним.
— А пора бы. Платье — это самое важное. После первого декабря ты уже ничего не найдешь. Всю зимнюю коллекцию расхватают.
— Одежда для Джейми не важна, — сказал Питер.
Ингрид положила руку ему на предплечье.
— Да неужели? Она прогрессирует!
Он заливисто расхохотался, будто никогда ничего умнее не слышал, и уставился на нее с тупым видом.
— Тема бала — русские цари, потому что это последний мировой тур яиц Фаберже перед тем, как они перейдут в частное владение, — напомнила мне Ингрид. — И помни, не просто цари, а белые цари!
— Может, мне записать? — спросил Питер.
— Спасибо, я справлюсь, пора за Диланом, — сказала я, искоса взглянув на него.
Он глянул на часы.
— Еще три минуты.
— И дело не только в платье — не забывай про белый мех. Нет, ты, конечно, помнишь, я просто на всякий случай сказала.
— Ты шутишь? Нет у меня белого меха!
— Не кокетничай, Джейми. Белые ночи, белый мех! Как Джули Кристи в «Докторе Живаго». — Она наклонилась поближе и прошептала: — У меня будет соболь ванильного оттенка. Короткая накидка с капюшоном. — Она указала рукой точную длину своих мехов. — У Денниса купила. Отличная цена!
— Это примерно сколько? — поинтересовался Питер. Я знала, он просто накапливает информацию, чтобы потом атаковать меня.
— Девятнадцать, — прошептала она.
— Девятнадцать сотен? — шепнул он, опасно близко склоняясь к ее уху.
— Девятнадцать тысяч! Ты с какой планеты, парень?
Питера явно замутило.
— Пожалуй, я пойду за Диланом.
Ингрид развернулась и отправилась вслед за ним. Я инстинктивно попыталась схватить ее за плечо, чтобы остановить, но она успела ускользнуть.
Кто-то похлопал меня по плечу. Это оказалась Кристина Паттен, та самая, что переживала из-за мини-кексов. Школьные мамаши совсем меня замучили, Кристину отличали орлиный профиль и каштановые вьющиеся волосы до плеч. На ней был кремовый брючный костюм и десяток дорогих на вид золотых цепочек, падавших на кремовую шелковую блузку. А еще она выглядела очень недокормленной.
— Я слышала, вы тут говорите о царском гала-приеме в музее.
— Мам, пойдем? Мне холодно! — Грейси потерла сонное личико.
— Все уже купили столы. А кто будет за вашим?
Я купила два билета, а не стол. Да мне и не заполнить будет целый стол. Я не решилась бы тащить на этот бал близких друзей с работы — их не интересуют светские мероприятия. Сюзанна, моя главная светская приятельница, на той неделе, когда будет прием, уезжала из города и в музей не собиралась. Приходилось тянуть с ответом.
— Джейми, так с кем ты сидишь? — Кристина встревожилась.
— Ма-ам! — завопил Дилан. Питер тащил его на спине вниз по лестнице.
— Секундочку, Кристина. Здравствуй, милый. — Я обняла Дилана, который быстро отдернулся — его друзья были где-то рядом. Присев на корточки, я посмотрела Грейси прямо в глаза. — Если ты позволишь мне надеть тебе пальто, я скажу, кого я нашла сегодня утром. Засунь руку ко мне в сумку.
Грейси заглянула в сумку, широко распахнув глаза. Выудив грязную потрепанную мягкую игрушку — набитого крошечными шариками маленького пурпурного жирафа, — она прижала его к шее.
— Ты нашла Пурпи! — Игрушка пропала три месяца назад. Грейси крепко-крепко обхватила меня за ногу, а потом побежала знакомить Питера с Пурпи.
— Джейми, так с кем ты сидишь на «Белых ночах»? — настаивала Кристина. — Если ты не придумаешь, то вас посадят с дальнего края, в самую Сибирь.
— У Филипа там будет кто-то из партнеров. — Ну, во всяком случае, мне казалось, что кто-то из его партнеров собирался туда пойти.
— Лучше проверь, чтобы это были правильные партнеры. У всех уже давно распланированы столы.
Питер мне этого не спустит с рук, и, конечно же, у меня не было ни белого платья, ни ванильной меховой накидки до локтей. Я представила себе всех этих женщин в платьях от Гуччи или Валентино или в белых атласных брюках и бисерных кофточках с открытой спиной. У меня так обострилась интуиция, что, задумавшись о намерениях Кристины, я предположила, что, может, удастся сесть с ней.
Разве она не целилась меня пригласить? Она всегда считала меня «интересной», потому, что у меня была настоящая работа, и я зарабатывала деньги. Ну и подход!
— Знаешь, у Роджерсов в начале этой недели изменились планы… — Она явно меня испытывала.
Я снова присела на корточки и занялась шарфом и перчатками Грейси, обдумывая ситуацию. Ну да, мы подали заявления в несколько хороших школ, но я хотела, чтобы Грейси попала в Пемброук. Из всех частных школ города там были самые лучшие, самые творческие учителя и самый разнообразный состав учащихся. Но состязание за место было серьезное. Для новеньких, у которых в школе не учились сестры, было всего около двадцати мест, и я вовсе не была уверена, что мы сможем устроить ее в школу без помощи женщин из совета директоров. Кристина дружила со всеми из них. Но на что я готова ради своей цели? Кристина продолжала.
— …так что у меня два свободных места. Я буду рада, если вы присоединитесь к нам. Я уверена, что Джорджу будет ужасно интересно узнать о том, как работает «Вечер новостей». Он каждый день газету читает!
Я нырнула в бездны светского порока.
— Мы с Филипом с удовольствием посидим с вами. Спасибо, что пригласила.
— Ну и отлично, тогда всё решено. Я пошлю тебе кое-какую информацию о выставке Фаберже, чтобы ты смогла получить максимум удовольствия от вечера. — Кристина махнула мне рукой и пошла по улице прочь от нас, ведя двух своих малышей в одинаковых охотничьих курточках. Воротники у них были подняты, чтобы все видели на обратной стороне фирменную коричневую шотландку от «Берберри».
Питеру даже не нужно было ничего говорить о светских дамах, я и так знала все, что он думает.
— Можешь сколько хочешь дразнить меня, но по статистике в нью-йоркский детский сад сложнее попасть, чем в Гарвард.
Тротуар был забит мамами, нянями и детьми, которых только что забрали из школы. Пока мы пробирались вдоль Квартала, Дилан отошел в сторону поболтать с друзьями, а Грейси взяла меня за руку. Иветта шла за нами с малышом в коляске.
— Может, у меня и есть работа в большом мире, но в конце рабочего дня я возвращаюсь сюда. И иногда, к сожалению, приходится идти на компромиссы.
— Ну и? — Он явно не желал меня понять. — Вы считаете, что ради этого стоит проводить большую часть времени с людьми, которые вам не нравятся?
— Ну да, я купила билеты на дурацкое мероприятие, посвященное яйцам, чтобы устроить дочку в начальную школу. Очень страшно. Хватит об этом. Моя жизнь не на том сосредоточена, и ты это знаешь.
Он вздохнул и остановился.
— Знаю. Но я потому вас так достаю, что я вроде как был в похожей ситуации.
— О чем это ты?
— Ну, не совсем в такой… Помните, я вам на пляже начал рассказывать. Я хочу сказать, что вырвался из круга отношений, которые меня не устраивали, и из места, которое мне не подходило — или я ему не подходил. Я вам не говорил, потому что к делу это отношения не имеет, но теперь, раз мы… Ну, в общем, я работал в фирме моего отца, вы ее знаете. И я встречался с одной девушкой, все было очень серьезно. Все считали, что мы идеальная пара; она была из хорошей семьи, ее родители дружили с моими, и вообще она во многом была замечательная. — Он замолчал, вероятно подумав, не слишком ли личный получился разговор, но потом все равно продолжил: — Да ладно, в общем, она забеременела, и нам пришлось всерьез задуматься о нашем будущем. Мы даже начали выбирать дом, и все на нас давили в этом направлении. И вдруг я осознал, что погружаюсь в кошмар, превращаюсь в типичного папашу из пригородов — мне это совершенно не подходило, и ей тоже. Она проснулась как-то утром и поняла, что непременно должна сделать аборт — она знала, что я ее в любом случае поддержу. Так что она пошла и сделала аборт. А потом я сорвался.
— Потому что ты хотел ребенка?
— Ну конечно, я хотел ребенка. Я ужасно хочу детей, но я чувствовал в глубине души, что момент был неподходящий. Я сорвался потому, что понял: еще один шаг, и я попал в ловушку того образа жизни, который абсолютно мне не подходит. Совсем чуть-чуть оставалось.
— И что было дальше?
— Все закончилось достаточно неприятно. Мы разругались и разошлись. Но с ней у меня бы все равно ничего не получилось, да и я не очень-то ей подходил. А потом мои родители узнали про аборт, и все стало еще хуже. Возможно, где-то аборт — нормальное явление, но не там, откуда я родом. Отец все повторял, что не может поверить, что мы вот так легко пошли на аборт. А я всякий раз говорил ему, что не переживал ничего труднее в своей жизни, но он меня не слышал. Мы разругались. Он не понимал, что нами руководило, что мы пережили. Так что я просто уехал. Мы уже год почти не разговариваем.
— Родители не вечно сердятся, — сказала я.
— Я знаю. И дело не в этом. Дело в том, что я жил в мире, который мне не подходит, и мне потребовалась настоящая драма, чтобы осознать это.
— И что ты предлагаешь? Бросить мою жизнь здесь? Уйти с работы и куда-нибудь переехать? Сорвать семью с места и вернуться в Миннесоту?
— А мистер Уитфилд в такие планы вписывается?
— Ну, я…
— Я не хотел лезть не в свое дело. Просто…
— Что «просто»?
— Не будем об этом, Джейми.
— Да, так, наверное, благоразумнее.
— Ага. — И он посмотрел на меня.
Мне было неприятно осознавать, что он раскусил Филипа, хотя на это особого ума не требовалось.
— И вообще, — продолжила я, — твои проблемы с отцом никак не связаны с тем, что я подлаживаюсь к каким-то дурочкам, чтобы облегчить жизнь своей семье.
— Но сходство есть, и это все, что я хочу сказать, — отозвался он. — Не стоит всю жизнь жить по чужому сценарию. Это сведет вас с ума.
Уже свело.