Оболенский: петля времени I. Часть 1 (СИ)

Глава 21

Я закрыл глаза. Крепко зажмурился до цветных пятен, плавающих на периферии зрения. Потом снова открыл. Комната передо мной никуда не исчезла, и мне пришлось признать, что это не глюк и не странная фантазия, вызванная стрессом.

Когда я думал о инженерном классе, я представлял, что он точно не будет больше аудитории. Может, что-то похожее на мамин домашний кабинет только в несколько раз больше: железо, инструменты, роботы да запчасти, духота и запах масла…

А тут было чисто. Белый пол, белые стены, белый потолок. Окна в пол да ещё и с какой-то плёнкой, блокирующей свет. Огромные столы, станки, много шкафов и ящиков, но всё собранно и аккуратно, хоть и готово к работе. Было немного прохладно благодаря кондиционерам и настолько просторно, будто тут могли бы одновременно работать человек тридцать или больше. Все поверхности были натёрты до зеркального блескка, словно я смог бы увидеть своё отражение в чём угодно, если бы захотел.

Находиться в таком помещении… даже немного некомфортно. Но вместе с тем появилось какое-то чувство предвкушения, а руки зачесались всё потрогать и посмотреть.

Я сделал правильный выбор. Дизайн с этим классом и рядом не стоял.

— Добро пожаловать в наш скромный класс, — Анатолий снова ударил меня по спине. Как-то не совсем по-доброму, как будто ему просто нравилось бить людей.

…интерсный человек, сработаемся.

Кроме нас в чересчур большой, прости господи, комнате, собралось столько студентов, что можно было по пальцам пересчитать. Негусто.

Высокий, крепкий брюнет с голубыми глазами, стоял посреди помещения, что, учитывая его размер, было комично далеко. Чуть поближе, на маленьком кожаном диванчике такого же нервирующе-белого цвета, сгрудились патлатый парень с длиннючими ногами, напоминавший приведение, и фигуристая кудрявая девица с большущими глазами.

— Объявляю пополнение в нашей большой семье! — вмиг Анатолий переменился, широко улыбнулся и толкнул меня вперёд, раскинув руки. Я в ужасе уставился на его лицо: уж лучше бы он и дальше ходил с хитрым видом, потому что «абсолютное счастье» ему ну ни капельки не шло. Очень… инородно.

— Привет! — чудак посреди класса упёр руки в боки и звонко прокричал: — Теперь нас пятеро! Хлопушки в бой!

Какие, чёрт подери, хлопушки⁈

Лучше бы всё-таки выбирал дизайн…

Двое с диванчика вяло вытащили что-то из карманов, и совсем скоро меня окатил душ из конфетти. Я в ужасе уставился на Анатолия, невербально крича о помощи.

— Теперь ты наш, мальчик, — заявила кудрявая девушка и чмокнула меня в щёку, оставив на ней что-то мокро-липкое. Стерев это рукой, я обнаружил, что это огромный след розового блеска для губ… как ни странно, наполненного блёстками. Его хозяйка несколько раз ткнула меня пальцем в грудь в такт своей речи: — У-сы-нов-лён.

…спасибо, откажусь.

— Кого это вы усыновляете? Я думал, приличное место… — я оторвался от девушки, опасливо глянул на Распутина и возмущённо взвопил: — Это какой-то обряд посвящения? Хватит уже!

— Обряд посвящения? — чудак, всё ещё не сделавший ни шагу со своего заметного места щёлкнул пальцами. Пол под ним начал подниматься; как оказалось, это был выдвижной постамент, на котором чудак выглядел, как на сцене.

Я огляделся. Долговязый парень медленно махнул мне рукой, в которой был зажат маленький белый пульт управления.

— Нет никаких обрядов посвящения! — воскликнул чудак. — Просто класс инженерии — одна маленькая дружная семья! Добро пожаловать, Иван Оболенский!

Пока я думал, как сбежать отсюда куда подальше, Анатолий подошёл ко мне сзади и тихо сказал таким жутким голосом, что у меня чуть волос дыбом не встали:

— Вот, что значит не нервировать главу класса. Он у нас человек хрупкий, с ним надо помягче. А ещё, — он понизил голос ещё сильнее. — Человек на голову больной.

Ну это я уже и без подсказок заметил.

Чудак спрыгнул с постамента и подбежал ко мне знакомым движением — так же, как Миша, когда ему уж очень хочется обняться. Я умело увернулся, заработав обиженный взгляд чудака; он нахмурился и заявил:

— Ты что делаешь? Приветственные объятия с главой — это правило класса.

…мамочки, какие ж у них ещё правила?

— Я бы отказался, — покачал головой я.

Долговязый парень тряхнул своими длинными чёрными волосами, чем-то напоминавшими гнездо, и мрачно сказал:

— Ещё никто не избежал главу.

— Попытайся, дружочек! — девушка подбадривающе взмахнула кулаком с полным энтузиазма лицом.

Уже через час я чувствовал себя выжатым, как лимон. Еще никто не высасывал из меня столько энергии за раз; мне казалось, что я в любой момент мог бы лечь и умереть на месте. Совершенно сумасшедшим главой инженерного класса оказался Василий Павлович Долгоруков. Семейка у них интересная: сначала на его сестру наткнклся, так она оказалась странной истеричной девочкой. А теперь ещё и этот… Как его вообще главой класса сделали, с такими-то замашками.

В общем, всё с правилом «не нервировать главу класса» понятно: я теперь и сам его справедливо боюсь.

Долговязый парень был Яковом Крыловым, и пока он внушал наибольшее доверие среди всей этой шайки. Учитывая то, что с момента, когда я переступил порог класса, он ни сказал ни слова и странно меня сторонился… это о многом говорило.

Последней была леди Лилия Альбицци, юная дочь маркиза. Развелось их, куда ни ткнёшь — сплошные дворяне, а эта то ли иностранка, то ли с иностранными корнями — поди разбери. Императорская академия, чего ж я от неё хотел.

Ну и как я мог забыть Анатолия Распутина, который оказался не просто каким-то баронским сынком, но ещё и товарищем по играм Долгорукова. В общем, знали они друг друга с пелёнок, и я бы даже сказал, были «одной Сатаной». Кажется, скинуть новичка на растерзание своему откровенно ненормальному другу — главное развлечение Распутина. Его лицо в момент, когда меня окатили очередной кучей разноцветных кусочков бумаги, говорило само за себя.

В общем, если бы кто-то предупредил меня, что я попаду в такую разношёрстную шайку идиотов, я бы десять раз подумал, прежде чем вестись на речи Анатолия. Чёрт бы его побрал.

Мне даже ничего толком не показали. Судя по всему, за деятельностью класса должен следить его глава, и Василию было искренне наплевать, буду я делать зарисовки, делать модели или замачиватт вонючие компоненты для создания искусственных ногтей. Такое отношение, да в таком месте…

Об этом лучше даже не думать, пока у меня голова не лопнула.

Еще через несколько часов я выполз из класса инженерии с конфетти в волосах и контейнером с куском торта в руках. Злой, как чёрт, я сердито смехнул зацепившийся за рукав серпантин и смирился с тем, что попал в ад.

Я вышел из здания и быстро направился в сторону главных ворот. Когда я приблизился к ним, заметил чью-то фигуру, прислонившуюся к стоявшгей рядом будке охранника в полусне.

Фигура дёрнулась, чуть не упала и вдруг начала махать руками и кричать:

— Ваня! Думал, не дождусь!

Я и так травмирован этим днём, Морозова мне ещё не хватало.

— Ты что, меня ждал? — нахмурился я. — Неужели совсем нечего делать?

— Но есть столько всего, что хочется рассказать! — воодушевлённо заболтал Миша. — У нас такая разрозненная группа, у-ух… Кажется, я им не особо понравился, но это только первый день. Но с парой человек поговорил, они милые. Несколько дворян видел, представляешь? Одна княжна со мной даже поздоровалась!

Я вздохнул, смиряясь со своей судьбой.

— Поздоровалась, значит…

— Она правда на меня смотрела странно, но это ничего, — махнул рукой Миша. — А потом я вступил в спортивный класс, там все вообще страшные! Никогда не видел таких сильных людей в жизни… Только по телику. А что это у тебя, тортик? Можно мне?

Смутно подозревая, что торт отравлен с лёгкой руки Распутина, я без капли сожалений вручил зефирно-кремового монстра Морозову. Даже если яда в нём нет, что-то мне не хочется повторять свой путь инвалидности с сахарным диабетом.

— Ну и что за спортивный класс? Тяжёлая атлетика? Волейбол? Футбол?

Миша пожал плечами.

— Ну в заявке было написано «общий спортивный класс». Не знаю, что там будет, но мне очень интересно!

Миша продолжил болтать, и я позволил ему делать это, совершенно ни слушая ничего из того, что он произнёс за следующий час, пока мы не разошлись в разные стороны после короткой поездки на поезде.

И наконец-то этот день закончился.

За следующую неделю я понял несколько вещей.

Во-первых, ни в коем случае нельзя перечить Долгорукову. Не то чтобы он действительно на голову больной, но замашки у него своеобразные, и если ты хочешь спокойно жить в инженерном классе, с этим можно только смириться. Вон, Распутин научился с Василием жить и даже нашёл, как через него реализовывать свои садистские замашки.

Во-вторых, учиться казалось не так тяжело, как я думал. Вообще не тяжело, если быть точным. Когда я упоминал об этом, Нина и Миша смотрели на меня, как на инопланетянина, но никак это не комментировали.

Говоря об этих двоих, они упорно обедали со мной каждый божий день. Я бы хотел сказать, что это я обедаю с ними, но моего мненрия и не то чтобы спрашивали.

Не мешают, и ладно. Нина, вон, хорошенькая и молчит, даже приятно как-то.

В очередной день мы собрались за дальним столом; я сосредоточенно рассматривал студентов в поисках идей для проекта — члены класса вызвались строить андроида для годового проекта, — пока Миша… Делал то, что он обычно делает. Говорил.

С ним всё вообще странно — с того момента, как началась учёба, с близнецами Морозовыми не было никаких проблем. Всё затизло настолько, что это даже пугало; день за днём во мне копилось чувство напряжения и подготовки к чему-то неизвестному, в то время как Миша явно был в порядке.

— Мне предложили общежитие, — вдруг сказал Миша. — Так странно. Кажется, куратор о некоторых сиуждентах очень беспокоится. Говорит, безопасность хорошая, условия тоже… Если бы не мелкие, я бы даже подумал об этом. Главноес говорят, кормят отлично!'

— С чего это они? — нахмурился я. — Заманивают тебя.

Миша за секунду смёл еду со своей тарелки и довольно сказал:

— Не знаю, но не только мне. Ещё говор ли что-то про моих младших, типа, если я что-то там оформлю… На самом деле я ничего не понял.

— Тц, пустая голова, — закатил глаза я. — По крайней мере, никто не сможет тебя ни к чему склонить, когда у тебя в одно ухо влетает, а из другого вылетает…

— Хорошо быть таким… — прошептала Нина, сжимая в руках кружку чая. — Очень освежающе.

Я только пожал плечами. Иногда Нина довольно странно говорила о людях; такой уж она человек.

— Ну, странно переезжать общежитие, когда живёшь не так уж далеко, — пробубнил я, когда позади раздалось громкое:

— Ты!

Какой-то знакомый голос…

— Ух ты, это же княжна из моей группы… — вылупил глаза Миша. — А откуда ты её знаешь, Вань?

— Я? — указав на себя, я переспросил: — Полный зал людей, а звали меня?

— Кого ещё, тебя! — прокричали сзади; раздалось стремительно приближающееся цоканье каблуков. — Смеешь меня игнорировать⁈

Я обернулся. София Павловна собственной персоной, та самая девушка, которая донимала меня по поводу пса-мутанта. Мне-то казалось, в тот раз я от неё отделался, но гневных выкриков в свой адрес я от неё не ожидал.

С собранными огненно-рыжими волосами и пышной грудью, обтянутой почему-то чуть более прозрачной, чем принято по форме, рубашкой, Долгорукова была страшно хороша, но всё омрачалось таким яростным выражением лица, что было понятно: доведёт до ручки минут за пять. Всё же, что-то от старшего брата у неё есть — например, совершенно невыносимый характер.

София опасно приблизилась, чуть не цапнула меня своими длинными касными ногтями и рявкнула:

— Так это ты, обманщик! Знал, что я сюда поступаю, и за мной увязался⁈

…ах, а интеллект ей по наследству не передался. Павел Долгоруков, вроде как, человек умный, сын его, возглавивший класс инженерии, не совсем адекватный, но при этом и не тупой, а София Павловна… подкачала. Иначе я это объяснить не могу: и с чего, скажите на милость, она решила, что я её преследую?

— И вам доброго дня, Ваше Высочество, — я немного отодвинулся на скамье, но вот незадача — уткнулся в бок Нины, и дальше сбегать было уже некуда. — А почему это я сразу «увязался»? Судя по нашему последнему разговору, повод был только у вас. А я что? Живу своей скромной плебейской жизнью.

София цыкнула и остородно осмотрелась. На нас уже начали поглядывать, и устраивать сцену ей просто-напросто было бы невыгодно. Он и сама это понимала, поэтому предприняла попытку ткнуть мою ногу каблуком, которую я умудрился избежать, и на секунду задумалась, зло впасть за стол рядом со мной или с Мишей.

Похоже, ни тот, ни другой вариант ей особо не нравился.

— Одногруппник! Живо притащи мне стул, — прорычала она Мише. Ах, так вот, что за княжна с ним поздоровалась. Что-то мне даже стало жалко несчастного парня; впрочем, я и сам окружён опасными и сумасшедшими, себя жальче.

Миша весело отсалютовал.

— Сейчас принесу, отчего же нет!

И он резво вскочил на поиски несчастного предмета мебели. О чём я и говорил — беднягу достаточно поманить, и он,как маленький слюнявый лабрадор, будет весело вилять хвостиком.

Даже в благодарность за… приветствие. Ясно, почему студенты с позвоночниками из спортивного клуба с ним не сдружились.

Миша вернулся в рекордные сроки — секунд пятнадцать, если быть точным. Конечно, у меня нет каких-то вечно тикающих часов в голове, но пока София откровенно дулась, глядя прямо на меня, было не сложно не сосчитать эти тянущиеся вечно секунды.

Когда Морозов притащил стул, он, добрая душа, просто поставил его рядом с Софией, но никак не перед столом, прежде чем упасть обратно на своё место. На мгновение на лице девушки отразилась неприятное осознание, что отодвигать-пододвигать никто ничего не будет; от этого мне вдруг захотелось закатить глаза и наконец попросить княжну вернуть мне мою чёртову собаку.

Моего друга. Одно другому не мешает.

— Ваше Высочество, вам не с кем присесть? — оскалился я.

— Обманщиков не спрашивали, — девица вздёрнула нос. — Значит, пока я там распиналась, ты даже не пикнул, что сюда поступаешь? А, чёрт с тобой — ты лучше скажи, что было с той псиной? Мне так никто ничего и не рассказал!

— М-м, — я сделал вид, что задумался. — Понятия не имею, спросите кого-нибудь ещё.

В этот момент Нина дёрнула меня за рукав. Она надула щёки, отчего походила на рыбу-шар с покрасневшим лицом; взгляд которым она впилась в Софию, был не просто неуважительным, а даже слегка обиженным.

— Это твоя подруга? — тихо спросила Нина, да так, что даже через стол её было бы не расслышать.

— Судя по всму, это моя язва, — отозвался я чуть громче.

— Кто это ещё язва⁈ — возмутилась София.

Я пожал плечами.

— Кажется, Вашему Высочеству послышалось.

— Княжна, — позвал Миша. — А вы чего без обеда? На диете? Моя тётя тоже постоянно на диете, худая, как тростинка. Но кушать всё равно надо. Хотите шоколадку? У меня всегда с собой есть, младшие любят.

Он покопался в кармане пиджака и вытащил шоколадный батончик, прежде чем подтолкнуть его с побагровевшей от ярости Долгорукой. Я весело наблюдал за взаимодействием, пока София варилась в своей ярости, но не могла её выплеснуть.

— Не буду! — прорычала она. — Чего ты от меня хочешь? Здороваешься каждое утро, постоянно улыбаешься — простолюдины не в моём вкусе, отстань?

— А? — не понял Миша. — Да нет, я просто дружить хочу — мне рыжие тоже не нравятся. Вообще-то, одна девочка-волейболистка со второго года такая красивая, вот она…

Если бы я не был уверен, что София попытается расцарапать мне лицо, я бы рассмеялся — уж больно потешно она выглядела после такого удара по самолюбию. Эх, Мишка, святая простота!