Обороты

Глава 14. Беглецы

Скрип двери. Мерзкий и раздражающий звук, который сопровождал каждый визит слуги с подносом или лекарством для жнеца. И если узнать, раздражает ли он обитателя этих покоев не смог бы никто, узнать, как он действует на стражей можно было по тому, как выразительно те морщились.

С ночи они вынуждены были посменно дежурить у двери жнеца, не смея никуда отлучиться из этого караула.

Проводив взглядом мальца с подносом, что скрылся в комнате, один из стражников задумчиво закусил край уса.

– Сейчас опять звать будет… – протянул он, покосившись на дверь.

– Будто и правда будет кто здесь, в королевском-то доме, травить его, – пробормотал второй стражник.

С того времени, как плененный жрец начал страдать бессонницей, для лечения которой лекарь прописал ему снадобье, у него проявилась и паранойя. Каждый раз, когда ему приносили еду, жнец требовал, чтобы ее при нем пробовали. Вначале только служку, что приносил, после это требование перешло на одного из стражников и, в конце концов, не успокаивался, пока еду не отведают оба стражника.

Эта странная блажь добавила еще один мазок к, и без того не особенно уважаемому, портрету жнеца. Болезненный и бесполезный пленник – истерик. Вот так простая молва медленно, но уверенно подтачивала постамент, на котором столько оборотов прочно стоял Верховный жнец Зажигающего.

Не стал исключением и этот раз. Едва выйдя мальчишка, запинаясь, сообщил, что жнец зовет их.

Обменявшись насмешливыми взглядами, стражники не заставили себя ждать. Снова скрипнувшая дверь пропустила их в комнату, где у столика стоял Матаан.

Сложив руки перед собой, жнец одарил вошедших непроницаемым взглядом.

– Я не прикоснусь к этому, пока не буду убежден, что здесь нет яда, – ровным, ничего не выражающим тоном, произнес он.

Так же как говорил до этого, всякий раз, когда служка покидал его покои, оставив поднос.

– Как прикажете, – пригладив усы, отозвался стражник.

Перехватить свежего жаркого и выпить вина за счет этого чудака было делом уже привычным и достаточно приятным.

– Все? – коротко осведомился второй стражник, когда с проверкой было закончено.

Жнец ответил не сразу. Смерив говорившего долгим взглядом, он неспешно кивнул.

– Все.

И что-то в этом взгляде стражнику не понравилось. На миг замерев, он невольно даже дернулся, когда его окликнул товарищ. Мотнув головой, приходя в себя, мужчина бросил последний мрачный взгляд на невозмутимого жнеца и все же вышел вслед за напарником, прикрыв за собой дверь.

– Эх, а перца кажется многовато дали… – привычно поглаживая усы, протянул один из стражников.

– Да… – рассеянно согласился второй, тоже ощущая неприятную горечь послевкусия.

Неприятную и странную.

Грохот первого упавшего в коридоре тела вызвал у Матаана легкую усмешку. Задумчиво повертев в руках стеклянный пузырек, жнец аккуратно поставил его рядом с графином точно в момент, когда раздался грохот второго рухнувшего тела.

Порция снотворного – вот и все, что он получал от лекаря. Что может сделать одна порция снотворного в вине? А если их будет несколько? А если больше нескольких?

Не теряя времени, Матаан первым делом стянул слишком приметную мантию, оставшись в рубашке и брюках. Не медля больше, жнец вышел в коридор, где быстро осмотрелся.

Пусто, но терять время не стоило.

Склонившись к правому стражнику, что успел даже отойти на несколько шагов, Матаан затащил его в комнату, куда после отправил и усатого зубоскала.

– Приятных снов, господа, – пробормотал он, без церемоний стащив с последнего плащ и охотничий нож с мечом.

Набросив на плечи плащ, Матаан снова выглянул в коридор и, снова осмотревшись, закрыл за собой дверь.

И пока столицей продолжали распространяться насмешки над плененным жнецом, он уверенным шагом направлялся к потайному выходу из замка. Никем не замеченная тень среди множества других теней замка Владыки Аскара Терезаа.

Холодная изморось, что порой покрывала ночью его родной мир, не могла так досаждать юному принцу, как удушливая жара, что обрушилась на них в этом мире. Если на открытой местности было просто тепло, здесь, под сенью деревьев леса, царила невероятная духота. Это был не лиственный лес с редким вкраплением хвойника, к которому он привык. Справа и слева от тракта тянулась сплошная стена зелени. Мясистые стебли склонялись к их головам, сочные листья вьющихся трав то и дело лопались, брызгая соком, под ногами.

Впрочем, во всем этом многообразии можно было бы терпеть даже духоту, если бы не мошкара. И если от укусов комаров спасало снадобье из запасов Хиталь, то от мелкой дряни, что то и дело лезла в глаза и рот, спасения не было.

Не удивительно, что на этом отрезке пути затихли все разговоры и даже короткий отдых, на котором никто так и не сомкнул глаз, не заставил их идти медленнее. Шагая рядом с Лейви и Тардом, Ошер уже не спотыкался на каждом шагу и в целом достаточно легко мог вынести длительный переход, но жара и проклятая повязка просто доканывали принца. Поэтому и шел он между Лейви и Тардом, так как порой терял ориентир.

Страдала и Лейви, которая к второму переходу вообще вцепившаяся в руку другу, чтобы принц не потерялся, а она не потеряла ощущение реальности. Страдал и Тард. Эта влажная духота была совсем непривычна для жителя горных долин.

Меньше всех страдал Шарриаш, вернее он не страдал вообще. Шедший последним, как раз за неугомонной троицей, он держался так же легко и уверенно, как и на любой другой дороге. Его не мучила жара, наоборот, полунаг даже порой довольно мружился, точно ему нравилась эта духота.

Но, к счастью для большинства, полоса лесного тракта оказалась не настолько большой и за второй переход ее удалось одолеть. Когда наконец от повозки назад пронеслась весть о том, что до выхода из душной ловушки осталось совсем немного, воспрянули духом все.

Резко качнув головой, Лейви даже повеселела, оглянувшись на Шарриаша.

– А ты все же страшное чудовище, – обвинительно протянула она, скорчив забавную гримасску.

– Уши надеру, – беззлобно предупредил тот, едва заметно усмехнувшись.

Эта девчонка выросла у него на руках и злиться на нее долго было просто невозможно.

– Вы оба чудовища, – мрачно заметил Ошер. – Спорить в этом кошмарном месте, откуда силы только.

Фыркнув, Лейви только тихо рассмеялась.

– Так, не смей брать пример со Старика, нам одного ворчуна достаточно! Хотя в одном ты прав, место и правда ужасное.

– Неплохое, – дипломатично поправил ее Шарриаш. – Для нагов и вовсе прекрасное. Полузмеи почти не чувствуют холода, но тянутся к теплу. Но вы не наги, поэтому шагайте быстрее! – мгновенно исправив оплошность, скомандовал мужчина.

Увлекшаяся перепалкой троица и правда успела на полдесятка шагов отстать от шедших впереди Хора и Кри. Даже Тард, что должен был бы представлять ответственность, к стыду своему, заслушался.

– Чудище, – на всякий случай обиделась Лейви, но шаг ускорила.

Впрочем, обижаться ей пришлось недолго. К моменту их спора Рамина и Грегуар, шедшие первыми, уже вышли из леса и остановились в стороне от дороги, пропуская вперед себя всех.

С легким прищуром осматривая измученных спутников, Рамина оставалась напряжена до последнего момента. И только, когда из леса, с любопытством осматриваясь, вышла уже и Лейви, Воля вздохнула с облегчением.

– Ай, говорил же я, что нормально все будет. Или ты правда думала, что она сможет Шарриаша на приключения сманить? – заметив состояние предводительницы, хмыкнул Грегуар.

Неопределенно хмыкнув, Рамина только повела плечом.

– Да, именно так я и думала. Видишь развалины? – указав вперед, к мрачной громадине, что высилась слева от тракта, уточнила Воля и, дождавшись кивка, продолжила. – Там можно отдохнуть, а я пройдусь немного по окрестностям.

– А если кого-то встретишь? – нахмурившись, уточнил Грегуар, успевший махнуть Старику, что правил повозкой, в сторону развалин.

– Я надеюсь кого-то встретить. Хочу узнать, как обстоят дела в мире, – усмехнувшись, отозвалась Рамина и, сошла с тракта, по широкой дуге приближаясь к развалинам с другой стороны.

Чем именно изначально была эта, потемневшая и выщербленная временем и непогодой груда камней сейчас уже сложно было сказать. Возможно замком вельможи, возможно храмом забытого ныне божества. Как бы там ни было, руины и правда стали хорошим местом для отдыха.

Завалы камней, поросшие травой и невысоким кустарником, с трех сторон окружила широкую площадку, что постепенно сужалась к основному массиву еще уцелевших стен. Идеальное место для остановки и достаточно соблазнительное для исследовательского пыла Лейви. Единственным, что сдерживало последнюю, заставляя осаждать себя, были еще свежие воспоминания о последней вылазке.

Это не могло не порадовать Грегуара, что старался не выпускать девушку и ее друзей из виду и одновременно руководил обустройством стоянки. Благо, путешественники уже привыкли к организации остановок и руководство мужчины свелось к вдохновительным рекомендациям и воспитательному подзатыльнику Хору.

Кудрявому сорванцу не повезло вдвойне – получив подзатыльник, он попал под горячую руку, что тотчас направила его собирать дрова для костра. Впрочем, «рука» с наказанием немного ошиблась. В поисках дров, парень взобрался на завал, где принялся ломать сухие ветки кустарников. При этом ломать не особенно торопясь, незаметно взбираясь повыше, откуда открывался замечательный вид.

Полоса леса, что осталась позади высилась особенно мрачной громадой, которая резко обрывалась, точно обрезанная по невидимой границе, которую не смела переступать. Только редкие деревца все же рисковали перебраться на разнотравное море, за что были тотчас наказаны. Маленькие, уродливо изогнутые, они щерились тонкими, изломанными ветками, склоняясь к земле, или извиваясь уродливыми змеями.

С интересом осматриваясь, на время даже забыв о дровах, Хор осторожно взобрался на широкий кусок камня, который раньше наверняка представлял часть стены. Отсюда, напрягая зрение, парень смог рассмотреть не только широкий простор равнины, но и далекие огоньки селения или, может, города.

Заинтересованно присвистнув, кшерх, в порыве чувств, прижал к себе уже собранную охапку дров. Впрочем, порыва хватила ненадолго. Во-первых, снизу раздался возмущенный крик Грегуара:

– Эй, хороший, ты гнездо там вить намерился? Слезай давай, сорока!

Во-вторых, увлеченный созерцанием Хор успел заметить, что со стороны огоньков к ним движется пятерка всадников. Немедля, парень удобнее перехватил охапку, почти слетев с завала.

– Там едут… Пятерка… – едва переводя дыхание, сипло воскликнул он.

Недовольно сжав губы, Грегуар потер подбородок, чему-то кивнув.

– Других предупреди и костер разведите наконец! – коротко бросил он.

Проводив взглядом паренька, вольник нахмурился. Рамина хотела поговорить с местными, а вот он – не очень. Что-то подсказывало мужчине, что здесь им все также не рады и новости, которые они могут узнать, особой радости не доставят уже им. И эта уверенность крепла с каждым мгновением, но единственное, что мог сделать Грегуар – ждать.

Ждать и надеяться, что Рамина успеет вернуться до того, как что-то пойдет не так.

Служба стражника в небольшом городке – работа простая и несложная. Единственная беда, которая может свалиться на головы простых служащих – буйный заезжий и ночное патрулирование. В другой раз можно было бы и вовсе махнуть на это рукой, ведь не появлялись вблизи от Ромиби разбойники, какой толк к тракту-то постоянно ездить! А только не в этот раз.

Приказ об усилении патрулей из Шшааса привез молодой капитан, которого поставили над служащими. Сперва многие гадали – за какие же грехи молодого и рьяного солдата заслали в такую глушь. Но уже после первой встречи с новым капитаном его подчиненные могли с уверенностью сказать – за излишнюю рьяность.

Вот и теперь, вместо того, чтобы ехать по тракту, капитан принудил стражников Ромиби ехать по бездорожью, за что получил уже не один десяток мрачных взглядов. Рвение юнца стояло поперек горла у простых мужиков, ратующих за покой и кружку пива перед сном. Еще не настолько, чтобы его утопили капитана в этой же кружке, но уже близко к тому.

Впрочем, молодой мужчина, что ехал первым, растущего напряжения точно и не замечал. Еще достаточно юный, в седле он держался уверенно и гордо, точно ехал не по заросшей равнине, а путешествовал улицами столицы.

Пристально осматриваясь, он вдруг приподнялся в стременах и даже подался чуть вперед, заметив отсвет пламени среди старых руин.

– А вот и гости… – почти с радостью воскликнул он, с улыбкой обернувшись к своему отряду.

Ответом ему послужили откровенно мрачные взгляды, что остудили пыл юнца полынной горечью. Попав сюда, он думал, что сможет пригодиться, помочь, принести искру чего-то нового в эту глухомань. И серьезно ошибся.

Досадливо поморщившись, Патрик резко хлестнул коня, мечтая, чтобы на руинах и правда очутились разбойники, чтобы можно было вступить в схватку, разогнать хандру… Но все пошло не так с самого начала. Вместо того, чтоб сорваться с места, конь вдруг всхрапнул и поднялся да дыбы так, что Патрик едва удержался в седле.

– Проклятье! – выругавшись, он резко натянул поводья, успокаивая коня.

– Простите, я не хотел испугать вашу лошадь…

Голос, донесшийся точно из-ниоткуда вынудил встрепенуться не только Патрика, но и задремавшую было четверку. Кто-то даже суеверно схватился за амулеты, но «дух» не долго оставался тайным.

Трава чуть поодаль лошади Патрика всколыхнулась и то, что можно было принять за груду камней, зашевелилось, поднялось и отбросило капюшон. Один из мужиков тотчас сплюнул, оставляя в покое амулет, Патрик нахмурился.

– Вы кто? – сурово и резко бросил он, смерив пристальным взглядом незнакомца, чуть дольше задержавшись на мече у его пояса.

Опасения мужчина не вызвал – вполне себе обычный селянин среднего роста в дорожном плаще. Ну лицо выпачкано слишком, ну так ведь селяне вовсе чистотой не озадачиваются.

– Мельник я, господин. С семьей мы из Римбо в Шаис путь держим. Мои там вот стали, – охотно ответил мужчина, махнув в сторону развалин.

– Из Римбо, говоришь? – подозрительно уточнил Патрик, снова смерив говорившего взглядом. – И что вас заставило через пол страны тащиться?

Римбо не был большим городом, но на рынках Шшааса его название звучало часто, особенно в оружейных лавках.

– Так пожар большой был, почитай все сгорело у нас, – развел руками мельник. – Вот в Шаисе решили попробовать счастья. У нас туда знакомый уехал, так приезжал недавно – разбогател… Вот и мы решили, что строиться сызнова все, так на новом месте. А что, господин, разве нельзя теперь так далеко путь держать? Мы люди простые, последних новостей и не знаем, случилось может что?

Чем больше мужчина говорил, тем глупее себя ощущал Патрик. Бесхитростный селянин меньше всего походил на разбойника. Впрочем, разворачивать лошадей сейчас было глупо, подчиненные мужики молчать явно не будут – всем растреплют, что капитан-то и проверять ничего не стал, на слово мужику какому-то поверил.

И не важно, что сами бы уже давно, позевывая, к корчме завернули, на мельничью семью махнув. Ему обязательно припишут, что упустил-де разбойников сущих.

– Давай веди к своим, – резко бросил Патрик.

Пожав плечами, мужчина спокойно развернулся и направился к руинам.

– Так что же, все в порядке выходит? Спокойно нам идти можно будет? – через какое-то время, снова поинтересовался мельник.

Ничего не ответив, Патрик только поморщился. Зато один из стражников за его спиной коротко хохотнул.

– Ты, мужик, вылез откуда? Какие спокойно! Да все уж гудят – принцесса змеиная вот-вот же совершеннолетней станет, из-под власти отца, значится, выйдет, к власти стать до замужества обязана. Так тот и допустить того не собирается. Слышишь, мужик, в жены ее решил взять, чтоб с властью то остаться!

– Кого? – едва не споткнувшись, удивленно уточнил мельник.

– Да дочь же свою, бестолочь! – фыркнул уже другой стражник.

– Это правда? – подняв взгляд к Патрику, что отчего-то напрягся, уточнил мужчина.

Поморщившись, молодой капитан все же опустил взгляд к мельнику.

– Правда, – почти процедил он.

Эту новость трепали и смаковали с особым удовольствием. Новость отвратительную для людей и нагов, круг которой поднимался ропот. Вот только беда в том, что слишком тихим был этот ропот.

Между тем из-за груды, обвала руин, уже показался проход и рыжеватое зарево стало более заметным. И в этом зареве Патрик первым делом заметил высокого и широкоплечего мужчину.

– Это Грег, братец мой, – жизнерадостно представил его мельник.

– А к нам гости? Нужно тогда сказать бабам, пусть побольше готовят! – хлопнув в ладони, воскликнул чернявый, которого назвали Грегом, но Патрик остановил его решительным жестом.

– Мы не гости, а стража Ромиби, патруль!

И если слова незнакомца мужики из Ромиби встретили почти с восторгом, слова капитана подвели их к той черте, за которой только кружка пива и гробовая доска. Четыре мрачных взгляда впились в его спину, а мельник, что все еще стоял у лошади капитана, хлопнул в ладони.

– Да что же вы – боитесь разве, или в чем подозреваете? Да разве мы кому зло сделаем? Не выдумывайте – мы люди честные! Чем богаты – всем поделимся! – воскликнул мельник.

И в этот раз молодой капитан не успел даже рта открыть. Его авторитета уже на хватило на то, чтобы остановить голодных и злых мужиков, что спешились и повели лошадей за Грегом.

Нахмурившись, Патрик вынужден был тоже спешиться.

– Дисциплина ни к черту! – в сердцах выругался он.

– Ну ежели такое в мире творится – не удивительно… А разве же высокие господа из нагов да людей не воспротивились такому? – поинтересовался мельник, знаком указав Патрику, где можно привязать лошадь.

– Противились, не противились, кто слушать их будет, когда говорят они так тихо! После того как нагайше умерла у людей и короля не стало. Все под себя Ссашиха, все под себя, именем наагайе Шайяре прикрываясь. И короля извел и сторонников его переманил. Столько всего обещал, а в итоге сделал слугами своими и с аристократией нагов так и не уравнял в правах! Так что слова людей ничего и не значат. А если бы и значили, не хотят они сплотиться, все на себя тянут! – раздраженно бросил Патрик, уже не в силах сдерживать досаду.

– А что же наги, разве законно наагайе неволить? – осторожно поинтересовался мельник, не сводя с Патрика взгляда.

– Незаконно и ропщут многие, да никто не пойдет против Ссашиха! Наагайе же не лидер, она не такая как мать. За наагаи бы пошли, появись он, да только его может и нет уже. Как унесли эти бродяги первенца нагайше, так и слуха о нем нет.

Разгоряченный досадой, Патрик так и не заметил, что селянин, которому стоило бы называть Шайяре принцессой, что проще для человека, вдруг легко и правильно назвал ее титул. Не заметил он и взгляда из темного угла. Напряженного взгляда желтых глаз, которым стоило бы быть скрытыми повязкой.

Зато заметил «мельник», что чуть прищурился, и поспешил перевести тему.

– Давайте поспешим, все наши бабы уже приготовили, вон какой запах! – простонародно коверкая слова, снова воскликнул он, делая незаметный знак скрытому наблюдателю удалиться.

Не время, не время было рисковать. Они все еще знали слишком мало и одновременно слишком многое удерживало их от любых решительных шагов.

С дневным светом ужасы падения Обители постепенно сглаживались в воспоминаниях людей. Рабочие уже почти закончили с разбором завалов и новые впечатления уже вытесняли пережитое. Владыка был жив, а это главное.

Разумеется, многие были недовольны тем, что Верховный жнец теперь пленник замка, но пока что открыто роптать никто не рисковал. Разве что несколько раз самые ярые фанатики пытались прорваться на прием к Владыке, но удары железных палиц стражи отбивали жажду услужить Зажигающему даже у самых ярых поклонников культа.

Куда хуже приходилось с аристократами. Пусть не прямо, но достаточно часто на приемах в тронном зале раздавалось имя Матаана, что вовсе не радовало Аскара. Всякий раз, когда звучало имя жнеца, он ощущал пронзительную головную боль от взрывов хохота плененного бога.

Отрезанный от мира, тот делал все, чтобы превратить жизнь короля в пытку и ему неплохо это удавалось. Всегда спокойный и сдержанный, Аскар ощущал, что ему все тяжелее сдерживаться в мелочах, все чаще он готов сорваться по пустякам. К постоянному гомону в сознании примешивалась усталость от бессонницы.

Сонные зелья помогали провалиться в беспамятство, но не дарили отдыха. С каждым звоном первого колокола на пятый отсчет от первого в тронном зале собирались аристократы с прошениями. Только в это время они имели право обратиться к Владыке лично. И с каждым разом Аскар улавливал все больше встревоженных шепотков.

Да, он знал, что осунулся, знал, что многие тревожатся, говорят о болезни. О том же осторожно замечал и доктор, но Аскар мог только отмахиваться. С его болезнью не справиться ни одной живой душе.

«И не живой тоже!» – снова громыхнул голос Зажигающего, вынудивший Аскара устало потереть переносицу.

Этот прием казался особенно долгим. В серых залах все просящие казались бесцветными. Такими же, как их прошения – милости, помощи, поддержки. Все то же от тех же.

Порой кивая, Аскар с трудом заставлял себя сосредотачиваться на словах, стараясь держаться ровно и не слишком заваливаться на спинку трона.

До безумия хотелось отдохнуть.

Держало только то, что страдания его не бессмысленны. Пока Матаан в плену, Зажигающий остается только докучливым голосом в его сознании. Он не может влиять ни на что, не может вырваться, пока к нему никто не взывает. А взывать к нему мог только Верховный жнец.

В который раз потерев переносицу, собираясь с силами, Аскар медленно кивнул и выпрямился. Знаком велев просить следующего, Владыка переплел пальцы рук, усилием воли подавляя раздражение от грохота голоса своего пленника. Впрочем, и этот проситель не получил должного внимания.

Едва сухощавый лорд начал путанно излагать прошение, взгляд Аскара скользнул чуть выше его плеча, к двери. Вернее, к проскользнувшему в зал слуге, который что-то быстро сообщил Лаварику.

Внимательно выслушав его, Лаварик побледнел, как-то растерянно пригладил усы, бросив быстрый взгляд на Владыку. Этот взгляд и перехватил Аскар, ощущая все возрастающее напряжение.

На миг замерев, лорд медленно поклонился своему Владыке и быстро обошел зал у стены, как требовал этикет, чтобы приблизиться к Аскару.

– Ваше величество, бежал Верховный жнец, – склонившись к Владыке, тихо произнес он.

На какое-то мгновение ладони Аскара судорожно сжали подлокотники трона. Потемнело в глазах, шум крови в ушах заглушил даже издевательский хохот проклятого божества.

Общественные нормы, мнение аристократии, что заставили его не отправлять уважаемого человека в темницу – какая дурость! Он – Владыка, он хозяин этого мира и никто не смеет ничего ему говорить, не смеет осуждать, даже пожелай он вырезать столицу, глупец!

От этого запоздалого, жестокого и циничного осознания Аскар только скрипнул зубами, резко поднявшись с места.

– Отыскать и отправить в темницу. Всех, кто помогал – казнить, – резко скомандовал он. – Прием окончен!

Немедля ни мгновения, Аскар тяжелым шагом спустился ступеньками, провожаемый десятками удивленных взглядов и беззвучными издевательствами Зажигающего.

«Ничего тебе не поможет, человечишка! Глупый, слабый человечишка, раньше нужно было на мое предложение соглашаться!» – измывался тот, решив, что победа за ним.

– Глупый, слабый, божок, ты ничего и никому уже сделать не сможешь, – в глухой ярости, решительно прошептал Аскар, ныряя в спасительную темноту коридора.

Плох тот правитель, что видит только прямой путь. Всякая дорога в три и больше тропинок может разветвляться умелым владыкой. И глупо было бы считать, что Аскар, прожив столько, вдруг станет самонадеянным глупцом.

За ночью успел наступить день. Самый короткий день из всех, что когда-либо видел Ошер. С каждым миром ночи занимали все больше времени и нередко между двумя долгими ночами можно было застать только короткий проблеск солнца с клочком ясного неба. Впрочем, это утро радовало мало.

После встречи с доблестной стражей Ромиби что-то тяжелое нависло над кшерхами и все чаще взгляды путников нет-нет, да обращались к Шарриашу. Мужчина шел последним, почти не поднимая взгляда от земли. Порой он замедлял шаг, с силой стискивая руки, но его никто не торопил.

Впрочем, не всегда задерживаться приходилось из-за Шарриаша. Тракт вился, то и дело пронизывая поселки и города. И если последние кшерхи обходили стороной, поселки проходили прямо. В последнем селении и вовсе пришлось задержаться почти до самого рассвета, прежде чем удалось пройти мостом.

И если ожидание прошло спокойно, переходить пришлось очень быстро. Из таверны, что расположилась у реки к ним то и дело долетали обрывки разговоров, но дела до них не было никому. Ровно до того мгновения, когда разговор снова коснулся последних событий в Шшаасе.

– Да что с змей взять то! Мать принцессы то тоже не шибко праведной была – с бродягой каким нагуляла мальца, да кинула его. Может там и принцесса то сама повод и подала… – вывел, пьяно растягивающий слова, мужской голос.

Едва услышав это, Шарриаш медленно повернул голову в сторону таверны, разом напрягшись. Казалось он вот-вот должен был сорваться, но так и не двинулся с места.

За все время от этого происшествия он так и не сказал ни слова. Даже сейчас, когда кшерхи сошли с тракта, чтобы передохнуть, он даже головы не поднял, чтобы осмотреться, занятый своими мыслями.

– Надо было тому типу в таверне врезать, – наконец-то не выдержал Хор.

После Ромиби младшее поколение кшерхов точно поменялось обязанности с Шарриашем. Теперь не он присматривал за ними, а они за ним, стараясь держаться поближе. Чем они могли помочь юные вольники не представляли, но надеялись, что в чем-то все же будут полезны.

– За что? Он же не свои мысли озвучивал, просто повторял то, что слышал от других. У таких людей нет индивидуального разума, – когда Шарриаш только едва заметно усмехнулся, ничего не ответив, подал голос Ошер.

– Зато есть коллективный разум и длинный язык. В сельском трактире таким не заинтересуются, а вот дальше… – вздохнув, все же подал голос Шарриаш, подняв взгляд к принцу.

Сперва этот изнеженный юнец знатно раздражал полунага, но постепенно мужчина понял, как опрометчиво было первое мнение. Принц быстро рос и здраво мыслил и, так уж вышло, сейчас мог понять его как никто другой.

– А дальше кто-то этими слухами да заинтересуется. Отчего бы какому-то бродяге развязывать драку из-за чего? – добавил Тард, растянувшийся на траве.

Впрочем, даже в таком положении он не терял бдительности, хлопнув Ошера по руке. После того, как с парня сняли повязку, Хиталь строго-настрого запретила расчесывать зажившие раны. Следить за соблюдением этого предписания пришлось Лейви и Тарду.

– Слепой, глухой и немой бродяга, – мрачно заключил Ошер, потрясая ушибленной рукой.

– Но это все равно ужасно... – заметила, не вмешивающаяся до этого в разговор Лейви, взъерошив волосы Кри, что задремал, положив голову на ее колени.

Невесело улыбнувшись, Шарриаш покачал головой. Да, это действительно было ужасно. Всей душой он хотел бы помочь сестре. Пусть он никогда ее не знал, но все же они были родными по матери, но… Что он может сделать? Ворваться в хитросплетение интриг Шшааса без какой-либо поддержки – дурость.

Вернее, у него была поддержка – еще на развалинах, пока Грегуар развлекал стражников, она разыскала его. Оглушенного, убитого услышанным. Тогда он наполовину сошел с ума и кого другого едва ли подпустил к себе, но Рамина была его Волей, той, кто вырастила его, как своего ребенка, кто заменила ему мать, а с ней вольники заменили ему семью.

Но разве мог он принять эту помощь, подставить их под удар здесь, в этом мире, где все они были вне закона, где у них не было друзей и союзников. И это было воистину ужасно. Взвешивая кровную родню и обязанности перед народом на одной чаше и долг перед теми, кто заменил ему семью на другой, Шарриаш точно мог знать только одно. Ставить под удар вольников он не смеет и скорее перережет себе глотку, чем погонится за туманной возможностью, рискуя ими.

Впрочем, от определенности решения легче не становилось, скорее наоборот. Бездна в душе росла, ее края вились бахромой сомнений, что стружками припорашивали твердую уверенность решения.

Из этих тягостных дум его вырвал голос Хора.

– Карета и три всадника, – вдруг резко выпрямившись, воскликнул он и развернулся было, чтобы сообщить Воле, но едва не врезался в нее же.

– Тише! – перехватив его за плечи, женщина чуть прищурилась. – Вижу. С той стороны тоже карета и восемь всадников. Наагитанская карета.

И пусть говорила Воля спокойно, ее взгляд все равно метнулся к Шарриашу, что мгновенно вскинул голову.

– Думаешь это не случайно?

Едва заметная тень, пробежавшая по лицу Воли, была ответом нагу. Нахмурившись, Шарриаш мгновенно поднялся на ноги, но и шага сделать не успел. Рамина мгновенно перехватила его за руку.

– Я могу ошибаться, – настойчиво произнесла она и, не отводя взгляда от лица мужчины, резко добавила. – Хор, Кри, Лейви, Ошер, отойдите за повозку. Тард, проследи.

Дважды повторять не пришлось, впрочем, ни кшерхи, ни принц против воли Рамины пойти не смели. По крайней мере, не в этот момент.

Не двигаясь с места, Шарриаш напряженно смотрел на Волю, чувствуя, как что-то сжимает грудь, мешая дышать.

– Если это за мной – не с-с-смейте в-с-ступать в бой! Я с-с-сам! – уже различая звук топота копыт, почти прошипел он, с силой сжимая руки.

Но Воля только улыбнулась и, точно не слышала возрастающего грохота копыт, поднялась на носочки, чтобы поцеловать застывшего мужчину в лоб.

– Разве кшерхи когда-то оставляли своих? – тихо, с легкой улыбкой произнесла она, прежде чем отступить и бросить быстрый взгляд назад.

Поймав взгляд Воли, Грегуар только едва заметно кивнул. Чутье редко подводило ее и в этот раз оно упрямо твердило о том, что путники обеих карет едут именно к ним. С добром ли – нет, но стоило быть готовыми ко всему.

Между тем первая карета, которую сопровождали три всадника уже почти поравнялась с ними. Лошади замедлили шаг, пока вовсе не остановились.

Несколько мгновений не происходило ничего, только всадники обменялись с кшерхами мрачными взглядами. Длилось это до тех пор, пока и наагитанская карета, запряженная прекрасной белоснежной четверкой, не поравнялась с ними.

Скрестив руки на груди, Рамина смерила гостей медленным взглядом. Первая карета, черного цвета, без каких-либо опознавательных знаков рассказала ей так же мало, как и коричневатая наагитанская. Аристократ из людей, аристократ из нагов.

Затаившийся за повозкой, как и было велено, Хор досадливо взъерошив волосы.

– Чего они ждут? – раздраженно прошептал он.

– Испытывают, – мрачно отозвался Ошер.

С некоторым стыдом, принц подумал, что, узнай он раньше, что едет к кшерхам, поступил бы также – заставил бы бродяг подойти первыми.

И эта мысль была верной. Выходить к ним не спешили, атаковать тоже. Приподняв бровь, Рамина оглянулась на Грегуара. Если она только едва заметно улыбалась, тот уже открыто зубоскалил.

– Может мы каши сварить успеем, пока они доспеют? – нарочито громко поинтересовался кшерх, склонившись, чтобы поднять мешочек с крупой для пущей убедительности.

– Каша без мяса? Ты подожди, я может кого-то поймать успею! – подхватил Лорей.

Приподняв бровь, сперва только помрачневший, после слов Лорея Шарриаш удивленно хмыкнул, а после и вовсе тихо рассмеялся. Провокация удалась, почти тотчас дверца черной кареты раскрылась, выпуская пожилого грузного мужчину в темной, богато расшитой золотом, одежде.

Пристальным взглядом смерив кшерхов, он поморщился.

– Мне нужен ваш Воля, – неожиданно громким голосом человека, привыкшего командовать, произнес он.

Хмыкнув, Рамина тонко улыбнулась.

– А вы изложите, что вам нужно от Воли и я подумаю, нужны ли вы мне, – спокойно отозвалась она.

Говорила женщина громко, не искажая голос под мужской тембр. И, судя по тому, как вытянулось багровое лицо мужчины, смогла поразить его с первых же слов.

Впрочем, не только Воля умела удивлять. Едва сумев справиться с собой, мужчина оттянул воротник рубашки, прежде чем резко и прямо бросить.

– Наагаи мне нужен!

От такой прямоты на какое-то мгновение Рамина даже опешила. Ладно бы – селянин, но аристократ… Но Воля собой владела куда лучше и с ответом не спешила, сделав едва заметное движение рукой в сторону Шарриаша, приказывая не высовываться.

– А вашему товарищу что нужно? Даже если у нас и есть наагаи, он у нас один. Или вы его думаете делить напополам? – с живым интересом, уточнила она.

Шумно вдохнув, мужчина покраснел еще больше. Впрочем, он и подумать не мог, что эта бродяга им нагло манипулирует, заставляет действовать быстрее чем стоило. Все же слухи о развязности кшерхов нередко играли не только во вред вольникам.

– Нам нужен наагаи и… – с придыханием начал было он, но договорить не успел.

Уловив какое-то движение краем глаза, ко второй карете первым обернулся Шарриаш. Из раскрывшейся дверцы сперва резво выскочила девушка-служанка, что быстро установила пологую подножку.

Почти перестав следить за мужчиной, Шарриаш нахмурился, чувствуя что-то странное. Понять с чем именно это было связано он смог только мгновением позже.

– Кто это? – на выдохе прошептал Хор, выглядывающий из-за повозки, едва сумев втиснуться между Кри и Лейви.

– Принцесса… – так же тихо прошептал Ошер.

Девушка, нагайна, что выглянула из кареты была прекрасна. Точеные черты лица с выразительными желтыми глазами, подведенными черной краской и полными губами, что дрогнули в растерянной улыбке, когда она безошибочно остановила взгляд на Шарриаше. Истинная принцесса.

– Брат мой! – звонко воскликнула она, протянув к нему изящные тонкие руки.

Легкий шелк одежд нагайны взметнулся полупрозрачными крыльями.

Не в силах сдерживаться, точно завороженный, Шарриаш бросился к ней, успев ровно в тот момент, когда силы изменили девушке и она, пошатнувшись, едва не рухнула. Не замечая, стражников, что метнулись к госпоже, полунаг прижал дрожащую, легкую точно перышко, девушку к себе.

Высокий и статный Шарриаш не казался похожим на эту трепетную и нежную девушку. Но сейчас, когда они оказались рядом, их сходство не заметить было сложно. И дело было не в одинаковой змеиной желтизне глаз, не в одинаково темных волосах или каких-то чертах. Нет, было что-то другое, что-то более глубокое: взгляды, легкое дрожание губ, изгиб брови и дух, что проявлялся в, неуловимых глазу, мелочах.

– Красивые… – протянула Лейви, невольно улыбнувшись.

Из-за повозки различить, о чем говорили эти двое она не могла, впрочем и не хотела. Одно дело – подслушивать планы Воли, которые касались всех вольников и совсем другое – совать нос в настолько личные беседы.

И если Хор в ответ пробормотал что-то неразборчивое, ткнув в бок Кри, перенеся внимание не стражников, Ошер смог только рассеянно кивнуть. За время путешествия с кшерхами он успел привыкнуть к тому, что представление о женщинах, к которому он привык, не совсем верно.

Он увидел сильных и мудрых женщин, непосредственных и ярких, не привыкших склонять голову. Но настолько удивительной женщины он еще не видел никогда. В Корвидиуме ни один аристократ не стал бы тратить деньги на такую блажь, как баловство женщины драгоценностями и богатыми нарядами.

К чему они тем, кто скоро умрет, передав жизнь наследнику или тем, кто не выйдет из особняка уже никогда. Тем, кто остается игрушкой для плотских утех, пока не надоест.

И сейчас юный принц был поражен увиденным. Он не представлял, что женщины, те, кого он привык видеть сосудом для продолжения рода вначале и простыми спутниками позже, могут быть настолько прекрасны.

А между тем наагайе была прекрасна. Изящная и утонченная, она напоминала свою мать. Такой, какой Рамина ее знала еще до тех печальных событий, что сопровождали их последний визит в этот мир.

Слабо улыбнувшись, отведя взгляд от брата с сестрой, Воля направилась прямо к застывшему от удивления и негодования аристократу. Кажется, настолько быстрое развитие событий его не порадовало.

– Ну что же, уважаемый, нам стоит поговорить, –­ улыбнулась женщина, спокойно вынося мрачный взгляд аристократа.

Шарриаш свой выбор сделал и заставлять страдать его из-за этого выбора Рамина не собиралась. Если кшерх ввязывается во что-то, он всегда может рассчитывать на помощь вольников. Даже если для этого кшерхам придется выйти против всего мира и сочувствовать в этом случает стоит совсем не кшерхам.