Обреченные на смерть

Глава 1

Дженни Свейл уже два раза ставила на магнитофон в кабине автомобиля «Зимнюю страну чудес» группы «Юритмикс» и перемотала пленку, чтобы поставить эту вещь опять. Она прекрасно знала, сколько времени будет перематываться пленка. Когда Дженни откинулась на сиденье, чтобы в третий раз насладиться песней, Элвис Полк выстрелил ей в голову.

Элвис никогда не слышал эту версию «Зимней страны чудес», но уже находился под влиянием этой вещи, и не из-за нее он выстрелил в Дженни. Многие чуваки считали, что Рождество не очень клевый праздник, но Элвису он нравился. Ему нравилась холодная погода и ранние сумерки, украшенные елки, горящие огнями, и все такое прочее. Рождество ассоциировалось у него со старыми фильмами и развлекательными телепрограммами, которые он обычно смотрел в этот день, не замечая, что на улице холодно и рано темнеет. Эти занятия также отвлекали его от мыслей о том, что у него никогда не было своей новогодней елки, горящей огнями. Не из-за Рождества он выстрелил в Дженни.

Дженни в общем даже нравилась Элвису. Она надела ему наручники таким образом, чтобы руки у него были впереди, а не за спиной, как прежде, когда они отъехали от тюрьмы, так что ему не пришлось сидеть на руках те долгие два часа, что они были в пути. Она купила ему ланч — ветчину со ржаным хлебом и кока-колу. Она разрешила ему быть в наручниках с руками не за спиной, а впереди, весь день. Он застрелил ее просто потому, что пришло время это сделать, да и место было подходящее. Вот Элвис и сделал дырку в голове Дженни, а потом выстрелил в лоб Лютеру Тодду, когда тот обернулся на звук выстрела, сделанного из небольшого револьвера 22-го калибра.

— Все в порядке, Лютер, — сказал Элвис. — Все в порядке, Дженни.

Элвис спрятал пистолет под куртку. Он скользнул по сиденью, охватил голову Лютера руками в наручниках и схватился за руль. Как раз вовремя, иначе машина врезалась бы в парапет. Большая нога Лютера, казавшаяся еще больше из-за кроссовок «Рибок», все еще выжимала газ, и от этого автомобиль марки «волар» набирал скорость. Для вашей информации: когда Лютер был живым, он никогда не превышал скорость, мертвый Лютер вовсю давил на педаль.

Элвис покачал Лютера из стороны в сторону, и кроссовка Лютера убралась с педали. «Волар» начал сбавлять скорость. В конце концов Элвису удалось остановить машину у края дороги. Он поднял руки над головой Лютера и опять скользнул по сиденью в сторону Дженни, у которой должен быть ключ от наручников.

Лютер упал на руль и нажал грудью на клаксон, до смерти испугав Элвиса.

Машин на дороге было совсем мало. Все спешили попасть домой до того, как начнет валить снег — ожидался снегопад, в результате которого снеговой покров мог достигнуть толщины от восьми дюймов до одного фута. По крайней мере, таков был прогноз погоды, который он слышал по радио, перед тем как Дженни спросила, не будут ли они возражать, если она выключит эту станцию ВИНС и поставит на магнитофон пленку с рождественскими песнями. Но Элвис родился под несчастливой звездой, и у него в жизни не было удачи, так что даже в этих изредка проезжающих мимо автомобилях мог оказаться какой-нибудь добрый самаритянин, который подумал бы, что кто-то сигналит с целью позвать на помощь, и тогда Элвису пришлось бы застрелить и этого самаритянина.

Элвис схватил Лютера за воротник куртки, оттащил его от клаксона и посадил так, чтобы он больше не падал. Он достал ключ из бокового кармана кожаной куртки Дженни и разомкнул свои наручники.

Он потер затекшие запястья, дотянулся до приборной доски, повернул ключ, выключив разом свет, мотор и музыку, которая его уже достала. Придя в себя и успокоившись, Элвис подумал о том, что надо бы отъехать куда-нибудь подальше от дороги и трахнуть Дженни. Плевать ему было, что она мертвая. Дженни вообще-то не была бабой во вкусе Элвиса — у нее маленькая грудь и тощий зад. Элвис любил, когда у женщины было за что подержаться. Но Дженни была единственной бабой у него под рукой в данный момент, пусть и не в его вкусе. Ему уже надоело трахать педиков в тюряге. В последний раз, еще на воле, он снял проститутку на Сороковой улице и отвез ее в мотель на Двенадцатой авеню. Мини-юбки тем летом опять начали входить в моду, и на шлюхе была такая юбчонка, что едва прикрывала ее трусики. А теперь, говорят, миниюбки вышли из моды и бабы носят платья до пят, а рожденный под несчастливой звездой Элвис Полк пропустил целый цикл смены стиля в одежде.

Беда, однако, была в том, что Элвис знал — он не сможет трахнуть Дженни при Лютере, пусть даже и мертвом. Это было бы нехорошо по отношению к Лютеру, и еще хуже просто выбросить его на мороз. Элвис полагал, что если бы он выкинул из машины Дженни и трахнул ее на морозе, то этим актом не оскорбил бы Лютера, но мог запросто отморозить свой собственный член.

Элвис почти не знал Лютера, но этот парень играл большую роль в его жизни. Он хотел походить на Лютера, быть таким же голубоглазым, сексуально привлекательным блондином, как этот мужик, носивший имя одного из самых известных самцов всех времен и народов, чьи поклонники не хотели верить в смерть своего кумира даже тогда, когда им показывали фотографии (фотографии не врут) их мертвого идола. Элвис Полк всю жизнь общался с чуваками (сексуально привлекательными типами), в тюрьме и на свободе. Он дружил с чуваками, разговаривал с чуваками и чувствовал себя чуваком. Беда в том, что ни в тюрьме, ни на свободе у Элвиса не было ни одного приличного друга, которому он мог бы подражать, результатом чего стало то, что он проводил большую часть своего времени или за решеткой, или в плохой компании на воле.

Элвис почти не знал Лютера, но он был тот чувак, которому хотелось бы подражать. Он восхищался им, был почти влюблен в него.

Когда они ехали из тюрьмы, Элвис ловил кайф, слушая, как Лютер рассказывает о своей молодости, которую он провел в восточном районе Нью-Йорка. Он был членом вооруженного отряда. (Только тогда, говорил Лютер, они назывались не вооруженные отряды, а просто банды.) Они без конца бились за установление контроля над разными районами города с другими бандами. Они дрались с евреями, итальянцами, ирландцами. Он крал пластинки, комиксы, прохладительные напитки, пока однажды не прозрел после беседы, которую проводил у них в школе один полицейский из отдела по борьбе с наркоманией. Он убедил Лютера в том, что лучше иметь бляху на своей груди, чем видеть ее на зануде-полицейском, арестовывающем тебя за участие в перестрелке, и что это гораздо лучше, чем валяться в морге с номерочком на ноге. Может быть, если бы Элвис встретил Лютера раньше и если бы не довелось ему родиться под несчастливой звездой, если бы у него было хоть на грамм везения в жизни, может быть, тогда Элвис и не стал бы преступником. Элвис надеялся, что Лютер не обиделся бы и даже счел это знаком уважения, будь он жив, что Элвис снял свои спортивные тапочки и надел кроссовки «Рибок» Лютера. На память об этом замечательном человеке.

А потом Элвису стало казаться, что он не должен трахать Дженни Свейл после всего того, что она сделала для него — надела ему наручники на руки не сзади, а спереди, купила ему ланч, не стала надевать наручники на руки за спиной по дороге назад в тюрьму, спрашивала Лютера и его, не возражают ли они, если она выключит радио и поставит кассету с записями рождественских песен. Элвис не мог насиловать баб, которые были так добры к нему. У него на таких просто не стоял. Баб, которые плохо к нему относились, он мог трахать до посинения.

Итак, Элвис вышел из машины, обошел ее кругом, разминая ноги, после чего сел на переднее сидение. Он толкал Лютера бедром до тех пор, пока ему не стало удобно управлять автомобилем. Он повернул ключ. Загорелся свет, заработал мотор, «Юритмикс» запели про мчащиеся сани, звенящие колокольчики, сверкающий снег и всю эту муру. Элвис больше не хотел слушать эту дурацкую песню. Он выключил магнитофон, включил радио — и как раз в тот момент, когда радиостанция ВИНС передавала пятичасовые новости.

Обычное дерьмо: какой-то самолет разбился где-то там, еще где-то произошло землетрясение, какая-то кофейная компания заявила, что слухи о том, будто они сокращают выпуск колумбийского кофе, являются чистым враньем, мэр сказал, что он не называл губернатора «размазней», губернатор сказала, что не называла мэра «ослом».

Элвис не хотел слушать это дерьмо. Он хотел бы услышать своего любимого ведущего радиопередач, Фрэнки Крокера. Фрэнки любил повторять: «Когда Фрэнки нет в эфире, то и эфира нет». Элвис настроился на станцию, которая работала в другом диапазоне, но там тоже передавали новости. Какая-то баба говорила, что бывший прославленный полицейский выразил надежду на то, что в новом году в Эмпайр Стейт[1] будут убивать меньше полицейских.

«Сенатор от Манхэттена, Стивен Джей Пул, — продолжала дикторша, — бывший офицер сыскного отдела нью-йоркского департамента полиции, парализованный в нижней части туловища после участия в перестрелке с поставщиками наркотиков в 1978 году, выразил оптимизм по поводу того, что смертная казнь, которая не практиковалась в штате Нью-Йорк с 1963 года, будет введена вновь. Выступая на пресс-конференции, состоявшейся на ступеньках штаб-квартиры департамента полиции, Пул предупредил любого, кто попытается напасть на представителя власти…»

Потом зазвучал мягкий голос. Не мягкий голос Фрэнки Крокера. Фрэнки каждый вечер в конце передачи говорил что-то типа: «Все было здорово, потому что с нами были наши постоянные слушатели. Живите до ста лет, а я буду жить до ста лет без одного дня, чтобы не видеть, как умирают такие замечательные люди, как вы». И еще до того, как он ставил запись с песней «Настроение», оно у вас поднималось. А этот придурок Пул говорил мягким голосом, но от этого голоса у вас мурашки бежали по телу.

… — Пожизненное заключение для животного, убивающего полицейского, шерифа, охранника, солдата национальной гвардии, любого представителя правопорядка, является чрезвычайно мягким наказанием. Как мы объясним родным и близким убитого полицейского, шерифа, заместителя шерифа, охранника, гвардейца, любого пред…

Элвис не желал слушать эту парашу. Он выключил радио. Всякий раз, когда кто-то называл Нью-Йорк «Эмпайр Стейт», Элвис вспоминал свою мать. Ребенком он думал, что люди называют этот город Вампайр[2] Стейт, и его мать считала это до такой степени остроумным, что заставляла его без конца повторять эту ерунду. Она показывала на здание Эмпайр Стейт Билдинг, которое было видно из района Корона, где они жили, и говорила:

— Ну, как называется это большой дом, Элвис?

И он отвечал:

— Вампайр Стейт Билдинг, мама.

Он говорил так даже после того, как узнал, что это не Вампайр Стейт Билдинг. Думать о матери было даже хуже, чем слушать этого придурка-полицейского, желающего несчастливого Нового года всем потенциальным убийцам полицейских.

Элвис сделал кое-какие подсчеты. Оставалось около часа до того времени, когда они должны были вернуться в тюрьму. То есть до того времени, когда начнутся поиски. За это время он может спокойно проделать пятьдесят миль и оказаться в другом штате. Там, может быть, ему начнет наконец везти? Может быть, фортуна повернется к нему лицом?

Он снова включил радио, как раз в тот момент, когда закончили передавать новости, и Фрэнки Крокер уже говорил: «Нет на свете никого лучше друга моего». А затем он проиграл вещь Трейси Чэпмен «Крошка, удержу ли я тебя?» в исполнении Фокси Браун.

Элвис подпевал:

В свете автомобильных фар уже крутился вихрь метели. На сидении, на приборном щитке автомобиля — кровь и мозги двух представителей закона.