— Эрик! — позвала я сердито из-под стола.
— Да! — раздался сверху его довольный голос.
— Разве я не говорила тебе натереть его льняным маслом?
— Я натер.
— А ножки? — Я выбралась из-под стола и вытерла руки о джинсы.
— Я думал, что все сделал, — принялся он увиливать.
Но у меня не было настроения для таких игр — сегодня я устала. Сдерживая желание спустить на Эрика всех собак, я напомнила себе, что он всего лишь девятнадцатилетний парень, у которого нет опыта работы, зато есть желание учиться, он надежный и по большому счету честный человек и что общение с ним не лишено приятности. В общем, как говорится, подающий надежды сотрудник. Поэтому я смягчила выговор улыбкой:
— Эрик, я только что осмотрела стол. Ты не обработал внутренние поверхности ножек. Любой, кто захочет купить этот стол, обязательно поинтересуется его состоянием. И если покупатель готов заплатить те деньги, на которые я рассчитываю, он не побрезгует встать на четвереньки и обнюхать его.
Парень наконец-то смутился. Дубовый стол с золотисто-коричневой отделкой был выполнен в стиле времен испанских католических миссий и относился к началу двадцатого столетия. Натертый маслом, он выглядел по-настоящему роскошным. Прекрасный образец столярного искусства.
— Пойми, — продолжала я, — небрежная работа вредит нашей репутации. Из-за твоей халтуры потенциальный клиент подумает, что, может, мы его обманываем: вместо старинной вещи предлагаем современную подделку. Или решит, что мы обмазали стол маслом для того, чтобы скрыть, как плохо за ним ухаживали. Ты понял?
— Ага, — ответил Эрик, смущенно улыбнувшись. — Извини, я просто очень торопился.
— Напрасно. Я плачу тебе по часам, поэтому постарайся не спешить, когда занимаешься чем-то вроде этого.
— Ладно.
Я снова улыбнулась, на этот раз искренне.
— Но это не значит, что теперь можно вообще не торопиться. Я всегда «за», если работа сделана быстро, — ты ведь знаешь, я не люблю, когда тянут резину.
— Еще бы мне этого не знать, — ухмыльнулся он в ответ.
— Джози! — Голос Гретчен эхом разнесся по складу. — Джози? Ты где?
— В секции Уилсона! — откликнулась я.
Так на сегодня называлась та часть склада, где мы разместили имущество Уилсона для того, чтобы составить каталог и подготовить вещи к показу, предваряющему аукцион; показ должен был пройти в ближайшую пятницу.
— Тебя хочет видеть полицейский.
— Что? — испуганно переспросила я.
— Шеф полиции, — уточнила Гретчен, словно это проясняло ситуацию.
Оставив Эрика разбираться со столом, я быстро направилась к выходу, клацая о бетонный пол каблуками нечищеных высоких ботинок. Возле двери стоял высокий широкоплечий седой мужчина. На вид ему было около сорока. Смуглое лицо было похоже на маску. В предчувствии недоброго сердце у меня тревожно забилось. В последний раз, когда полицейский захотел со мной поговорить, моя жизнь едва не пошла прахом.
Рядом с шефом полиции стояла Гретчен, которую трудно было не заметить из-за ярко-рыжих волос, каскадом падающих на ее плечи. В широко распахнутых зеленых глазах Гретчен читалось страстное желание поделиться большой новостью, от возбуждения на безупречном бледном лице даже выступил легкий румянец.
— Здравствуйте. Я Джози Прескотт.
— Шеф полиции Альварес. Мы могли бы где-нибудь поговорить?
— Конечно. — Мой внутренний детектор опасности немедленно забил тревогу. — Что случилось?
— Я шеф полиции Роки-Пойнта. — Он вытащил потертый кожаный чехол и показал мне жетон.
Роки-Пойнт, город с почти стотысячным населением, располагался примерно в десяти милях к югу от Портсмута, заняв три мили у нью-хэмпширской береговой линии, которая протянулась на восемнадцать миль.
— В чем дело? — удивилась я.
— У меня к вам несколько вопросов… Не лучше ли нам поговорить с глазу на глаз?
— Разумеется… Гретчен, — обратилась я к помощнице, — возвращайся к работе.
Когда она ушла, я провела Альвареса к большим пустым ящикам, сваленным, словно груда кирпичей, в углу склада.
— Здесь вам удобно?
— Вполне.
Отсюда отлично был виден весь склад, вся мебель, относящаяся к разным периодам и находящаяся в разном состоянии. Случайному человеку зрелище могло показаться хаосом, но, на мой взгляд, здесь царил идеальный порядок. Поступающие вещи мы сортировали. На те, что были в исправности, наводили лоск, чтобы выставить на аукцион, как правило, устраиваемый тут же. А рухлядь, способную привлечь внимание знатоков, почти не трогали, ее мы сбывали на еженедельных распродажах. К моменту появления Альвареса склад был забит наполовину, что меня радовало: у нас была работа и перспектива на ее продолжение.
— Итак, — сказала я. — Мы одни. Что случилось?
— Вы были знакомы с Натаниэлем Грантом? — Предложение прозвучало скорее как обвинение, чем как вопрос.
— Была?
— Так да или нет?
— Но почему в прошедшем времени…
— Вы не слышали последние новости?
— Какие?
— Где вы были этим утром?
Его обвинительный тон привел меня в ярость, я ощетинилась, позабыв о своей недавней растерянности и желании узнать, что происходит. Решив прекратить эту игру в кошки-мышки, я уставилась на него, давая понять, что не пророню ни слова, пока он не объяснит, в чем дело.
— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, — тихо попросил он после затянувшейся паузы. Его спокойствие резко контрастировало с охватившим меня волнением. — Где вы были этим утром?
Мне вспомнилась присказка отца, которую он, бывало, ронял, когда отправлялся на трудную деловую встречу: «Лучшая защита — нападение».
— Я не скажу ни слова, пока не узнаю, в чем дело, — отчеканила я.
Альварес, который был примерно на две головы выше меня, шагнул вперед и оказался совсем близко. Подозреваю, он сделал это для того, чтобы напугать меня. И надо признаться, ему удалось достичь своей цели. Я почувствовала, как у меня вспотели ладони. Меня затрясло, впрочем, не столь сильно, чтобы он заметил.
— Утром Натаниэля Гранта убили, — сообщил он.
— Мистера Гранта убили? — переспросила я, не в силах поверить в то, что услышала.
— Да. — Альварес впился в меня взглядом.
Глаза защипало от навернувшихся слез. Тяжело сглотнув, я быстро смахнула слезы рукой.
— Бедный мистер Грант, — пролепетала я. — Как это случилось?
— Я надеялся, что вы поможете мне в этом разобраться.
Я отвернулась, чтобы скрыть слезы, которые все-таки покатились по щекам. Слова комом застряли в горле.
— Кажется, вы неплохо его знали.
Я замотала головой, глотая слезы и вытирая щеки рукой. Зная за собой привычку принимать все близко к сердцу, я давно научилась контролировать свои чувства. Отец всегда говорил мне: «Не важно, что ты чувствуешь, Джози, главное — никому этого не показывать. В бизнесе чем больше ты откроешься, тем больше потеряешь».
И я твердо следовала этому правилу, когда работала в Нью-Йорке на крупный аукционный дом «Фриско», пока не оказалась на месте главного свидетеля обвинения по делу о махинации с ценами, выдвинутого против моего босса. Меня доконал не столько сам процесс, который действительно стоил мне немалых нервов, сколько поведение моих коллег. Меня начали игнорировать даже те, кому я полностью доверяла. Меня избегали, словно я была прокаженной, и очень скоро вынудили уйти из компании. А через месяц не стало отца, и мой мир рухнул.
Хотя я почти оправилась, мне с огромным трудом удавалось сдерживать свои чувства — точнее, я совершенно не могла их контролировать. Я словно превратилась в сплошной комок нервов.
Пытаясь избавиться от неприятных воспоминаний, я встряхнула головой и, взглянув на Альвареса, выдавила улыбку.
— Понимаю, глупо себя так вести. Ведь я практически не знала мистера Гранта. Мы познакомились всего пару недель назад. И поглядите, что со мной творится! — Я вытерла вновь набежавшие слезы. — Просто новость оказалась шокирующей. Он был очень милым человеком.
— Расскажите о нем, — попросил Альварес, прислонившись к бетонной стене.
Я помолчала, соображая, с чего начать.
— Он был похож на Санта-Клауса, как его обычно представляют: такие же борода, живот и жизнерадостность, только он был небольшого роста и слегка усохший.
— Как вы познакомились?
— Он хотел продать часть своей мебели и кое-какие изящные вещицы.
— Ни с того ни с сего?
— Не совсем. Понимаете, его жена умерла около трех месяцев назад. А дом, в котором они жили, огромный. Впрочем, вам это известно. Так вот, мне показалось, он хотел переехать в дом поменьше.
— Ладно, а где вы были этим утром? — с мягкой настойчивостью повторил Альварес.
— Это когда… когда его убили?
— Медэксперты пока устанавливают время смерти.
Я кивнула.
— Я просто не могу поверить… Мистера Гранта убили… Простите… Хорошо… Дайте подумать… — Я вздохнула. — Сюда, — я обвела рукой склад, — я приехала около восьми утра и провозилась здесь примерно до одиннадцати десяти — одиннадцати пятнадцати. Потом я отправилась к мистеру Гранту и была у его дома в половине двенадцатого. Мы договорились с ним о встрече, но дома его не оказалось.
— Как вы это узнали?
— Мне никто не ответил, хотя я долго звонила в дверь. Потом я обошла дом и постучалась на кухню. Я даже заглянула в окна, но ничего не увидела.
— И что вы тогда сделали?
— Я решила, что мистер Грант перепутал день. В его возрасте это не редкость.
Альварес согласно кивнул.
— И что потом?
Я пожала плечами:
— Немного посидела в машине. А без пятнадцати двенадцать снова позвонила в дверь на случай, если в первый раз он просто не услышал. Потом оставила ему сообщение на автоответчике и вернулась на работу. Я собиралась перезвонить ему попозже, потому что не была уверена, что он знает, как пользоваться автоответчиком. — Я улыбнулась сквозь слезы. — Он был прекрасным человеком. Что произошло?
— Мы еще не знаем. А вы?
— Я? Ничего.
— Уверен, что это не так. Вы были с ним знакомы, и вы были у его дома этим утром. Может, будет лучше, если вы проедете со мной в полицейский участок?
— Зачем? — мгновенно насторожилась я.
— Чтобы ответить на другие вопросы.
— Я не могу. У меня много работы.
— Боюсь, придется. Это очень важно. Мне действительно нужна ваша помощь.
Я задумалась о том, как поступить. Я не до конца разобралась с имуществом Уилсона, а до предварительного показа оставалось всего лишь два дня. Впрочем, с разборкой вполне могла справиться и Саша, которая как дипломированный историк-искусствовед занималась у нас оценкой вещей. Эрик после выволочки наверняка станет работать старательнее. Ну, а Гретчен? Она будет, как всегда, держать оборону. Так что препятствий к посещению участка у меня не было. Тем не менее я сказала:
— Думаю, мне лучше позвонить адвокату.
— Почему бы не попросить его встретиться с вами в участке? — предложил Альварес.
— Пусть он сам решит.
— И кто ваш адвокат?
Я задумалась, к кому бы обратиться. По работе мне постоянно приходилось общаться с адвокатами, но еще ни разу я не обращалась к ним за личной надобностью.
Макс Биксби первым пришел мне на память. Я познакомилась с ним сразу, как переехала в Портсмут. Он был тогда очень дружелюбен, и после отличался вежливостью, никогда не отказывал в помощи.
— Я позвоню Максу Биксби, — решила я.
— Он хороший человек, — согласился полицейский.
Я направилась в офис, чтобы поговорить с Гретчен. Возле двери я остановилась и оглянулась на Альвареса. Тот провожал меня темным взглядом и, казалось, видел насквозь.
— Могу я вас кое о чем спросить?
— Конечно. Но не обещаю, что отвечу.
Я кивнула. Неожиданно на глаза снова навернулись слезы. «Как некстати!» Я отвернулась и смахнула их.
— Как его убили? — тихо спросила я.
— Мы это выясняем, — покачал он головой.
Я закрыла глаза.
— Он был дома?
— Да.
— Один?
— Да.
— Этим утром?
— Возможно.
Меня охватила дрожь. Бедного старика бросили умирать одного в собственном доме.
Мне не удалось застать Макса на работе, поэтому я позвонила ему домой. В трубке было слышно, как плачет ребенок, а женский голос что-то громко ему выговаривает.
— Прости, что беспокою тебя дома.
— Все в порядке. Я буду рад, если появится предлог, чтобы выбраться отсюда, — рассмеялся он. — Тихий семейный обед обернулся криками и слезами.
— Послушай, Макс, извини, что беспокою тебя в неурочное время, но мне нужна твоя помощь. Кажется, у меня неприятности, — перешла я к делу.
— Рассказывай, — велел он, и я послушно описала ему все, что произошло сегодня утром.
— Молодец, что позвонила, — сказал он, когда я закончила. — Я встречу тебя около участка через полчаса. Подожди меня на парковке.
Альвареса я застала там же, где и оставила, он стоял возле ящиков и с интересом разглядывал помещение. Я передала ему слова Макса, и он кивнул:
— Хорошо, тогда встретимся через полчаса.
Наблюдая за тем, как он уходит, я чувствовала себя маленькой и потерянной.
Мы стояли возле песчаных дюн и разговаривали, глядя на простирающийся перед нами океан. Адвокатов принято недолюбливать, однако на Макса это правило не распространялось. Он держался по-отечески, но не донимал опекой, он был прямолинеен, но не допускал оскорбительных выпадов. Чем-чем, а занудством он не отличался. Из-за твидового пиджака и галстука-бабочки, а также утонченных, почти аристократичных манер он казался несколько старше своих сорока пяти лет.
— Если я говорю тебе не отвечать на вопрос, молчи. Прекращай говорить сразу, как только я подам знак. Если ты не уверена относительно ответа, сначала шепотом обсуди его со мной, — инструктировал он меня. — Если ты знаешь ответ и я тебя не остановил, отвечай только на то, о чем спросили. Не давай никакой лишней информации. Чем короче будет твой ответ, тем лучше. Постарайся вообще отвечать односложно.
— А что, если я не смогу ответить односложно? Вдруг он спросит о моем впечатлении или о чем-то в этом роде?
— Если я тебя не останавливаю, попытайся ответить как можно короче. Не слишком распространяйся.
Я согласно кивнула. Океан был неспокоен. Пенистые бутылочно-зеленые волны казались огромными. Небо было затянуто тучами. Надвигался шторм.
Макс назвал сумму своего гонорара, и я обрадовалась, что моих сбережений хватит на оплату его услуг. Мы пересекли улицу и двинулись к полицейскому участку. Здание возвели совсем недавно, около двух лет назад, островерхой крышей серебристого оттенка оно было похоже на большинство прибрежных строений.
Альварес вышел нам навстречу, распахнув болтающиеся туда-сюда деревянные двери. Придержав их, он пропустил нас в участок.
— Спасибо, что пришли. Макс, как твои дела? — спросил он.
— Все хорошо. Спасибо, — ответил адвокат. — А как у тебя? Последний раз мы виделись на пикнике прошлым летом.
— Неплохое было времечко, правда? Кати, — позвал он, — мы будем в комнате для допросов.
Откуда-то моментально выскочила крупная блондинка.
— Вы видели записки, которые я вам оставила? Вам звонили. — Она протянула ему розовые листы, которые раньше широко использовали для записи телефонных сообщений. Заметив нас, она вопрошающе уставилась на Альвареса.
— Это Джози Прескотт, — ответил он на ее немой вопрос. — А это адвокат Макс Биксби. Мы будем во второй комнате. Хотите кофе, чай со льдом или еще чего-нибудь? — обратился он уже ко мне.
— Нет, спасибо, — отказалась я.
— А ты? — спросил он у Макса.
— Я тоже ничего не хочу, спасибо.
Альварес провел нас по короткому коридору в унылую комнату, угол которой был забран металлической сеткой.
— Жутковатое зрелище, — кивнула я в сторону клетки.
— Не спорю. Но наши гости иногда бывают крайне несдержанными, и тогда без нее не обойтись.
— Я так и подумала.
— Садитесь. Я сейчас вернусь.
Стулья оказались жесткими и крайне неудобными. Я села так, чтобы не видеть клетки. Макс, расположившийся напротив меня, извлек из портфеля желтый блокнот. Облокотившись на оцарапанную поверхность деревянного стола, я уставилась на свои ладони. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом переворачиваемых страниц. Поэтому резкий щелчок захлопнувшегося замка прозвучал для меня как выстрел. Я резко вскинула голову и почувствовала себя птичкой, угодившей в клетку.
Часов у меня не было. Я перестала их носить, поскольку они то и дело мешали мне во время работы. Я не знаю, сколько времени мы с Максом просидели в одиночестве. Мне показалось, что очень долго, но из-за не покидавшего меня ощущения нереальности всего происходящего, вполне допускаю, что наше ожидание продлилось не более нескольких минут.
— Извините, что заставил вас ждать, — сказал Альварес, вернувшись с какими-то бумагами. — Мне передали предварительное заключение медицинского эксперта. Но прежде чем мы начнем, вы позволите мне включить запись?
— Запись? — переспросила я.
— Магнитофон. Это избавит меня от писанины.
Я взглянула на Макса, и тот согласно кивнул.
— Мы не против. Полагаю, мы потом получим расшифровку записи? — уточнил Макс.
— Конечно.
Полицейский быстро водрузил на стол маленький аппарат и утопил в корпусе кнопку. Вспыхнула красная лампочка, и раздался стрекочущий звук. Альварес объявил наши имена, дату и время допроса.
— Я ценю, что вы согласились помочь нам, — начал он. — И хотя это простая формальность, но прошу вас расписаться в том, что вам сообщили о ваших правах. — Альварес подтолкнул к Максу какой-то лист и зачитал мне «права Миранды».[1]
Внезапно мне стало душно. Но я заставила себя выслушать Альвареса, и когда он спросил, все ли мне понятно, я ответила: «Да». Макс кивнул, давая понять, что все в порядке и можно расписываться. Но отец учил меня никогда не подписывать того, что не прочитано лично. Поэтому прежде чем поставить свое имя на документе, я тщательно ознакомилась с его содержанием.
— Хорошо, — сказал Альварес. — Итак, предварительный отчет медицинского эксперта.
— Какое он сделал заключение? — спросил Макс.
— Она. Доктор Янг сказала, что смерть наступила сегодня утром.
— Когда?
— Между девятью и двенадцатью часами. Точнее ей не удалось установить.
— Боже! — воскликнула я. — У меня были подозрения, что он умирал в то время, пока я топталась у его дверей, а теперь вы говорите, что так все и было!
У меня на глазах снова выступили слезы, и я не стала их сдерживать.
— Ничего не говори, — прошептал Макс и мягко похлопал меня по руке.
— Я послал офицера, чтобы он проверил кое-какие факты, — сменил тему Альварес и посмотрел на меня. — Мы нашли запись о встрече в ежедневнике, который лежал на кухонном столе открытым на сегодняшней дате. Очевидно, Грант не забыл о том, что вы должны были с ним встретиться.
— Бедный мистер Грант, — покачала я головой.
— А ваше сообщение все еще на его автоответчике. Судя по всему, его так и не прослушали.
— От чего он умер? — спросил Макс.
— Джози, а что вы можете сказать об этом? Вы знаете?
— Что? — ужаснулась я, когда до меня дошел смысл вопроса: Альварес полагал, что я что-то знаю об убийстве.
— Вы знаете, как умер мистер Грант? — повторил он вопрос.
— Конечно же, нет.
— Пожалуйста, — напомнил о себе Макс, постучав ручкой по столу, — просвети нас.
— Мистера Гранта ударили ножом.
— О Боже! — выдохнула я и снова заплакала. — Это ужасно.
Неожиданная мысль заставила меня повернуться к Максу и тихо спросить:
— Но как полицейские узнали, что его убили?
Макс кивнул и громко задал мой вопрос Альваресу. Тот, не сводя с меня глаз, откинулся на спинку стула и покачался на задних ножках.
— Его дочь позвонила нам из Массачусетса и попросила проведать его.
— Но почему? — Я перевела взгляд с Альвареса на Макса и обратно. — Я не понимаю.
— Ей позвонил его адвокат. Мистера Эппса беспокоило, что кто-то уже давно пытается с помощью обмана вынудить мистера Гранта продать принадлежащие ему ценные вещи. Услышав про это, дочь, естественно, заволновалась и начала немедленно звонить отцу, но не смогла его добудиться. Ее сообщения также есть на автоответчике. Она позвонила соседу, но того не оказалось дома. Она пыталась еще несколько раз дозвониться отцу или соседу, но безуспешно. В конце концов она позвонила нам.
— Кто-то пытался обмануть мистера Гранта?! Но это же просто ужасно! Кто способен на такое? Адвокат сказал, кто это?
— Да. Он сказал дочери Гранта, что этой мошенницей является Джози Прескотт.