Обреченный на смерть

Глава 2

Я воззрилась на Альвареса, не в силах вымолвить ни слова. Сказанное им никак не укладывалось у меня в голове. Я видела, что он ожидает моей реакции на свое откровение. Но я ничего не чувствовала. Во мне все заледенело. Я не могла даже думать.

Мошенница. Эппс назвал меня мошенницей! Я затрясла головой, мои надежды на светлое будущее рухнули. «Все напрасно», — подумала я, сражаясь со слезами. Я знала, что не следует рассчитывать на слишком многое.

Я поняла это в те нелегкие дни, когда дело о махинациях с ценами попало в СМИ благодаря тому, что я согласилась надеть жучок и записать, как мой босс договаривается с главным конкурентом. Меня буквально передергивало при воспоминании о том, как я появилась на работе, ожидая рукоплесканий за срыв тайного сговора. Я была слишком наивной, полагая, что коллеги будут восхищаться мной. Даже когда стало ясно, что этого не произойдет, я продолжала упорно искать их одобрения. Да, я усвоила на собственном горьком опыте: одного желания для успеха недостаточно, что бы там ни твердили тренеры футбольных команд-победительниц или гуру с голубых экранов. Тогда меня назвали предательницей, теперь — мошенницей. Я мошенница!

Вдохнув поглубже, я напомнила себе об обещании, которое дала, проезжая мимо «Фриско» на взятом в аренду фургоне, направляясь из Нью-Йорка в штат Нью-Хэмпшир, — я больше никогда не буду принимать желаемое за действительное. Оцепенение тотчас с меня слетело, и я едва не задохнулась от нахлынувшего гнева.

— Мошенница? — в ярости рявкнула я.

Макс попытался меня утихомирить:

— Так сказал Эппс.

— Бритт Эппс? — уточнила я, отмахнувшись от Макса.

— Да.

— Ах он мерзавец!

— Джози, — предпринял Макс новую попытку, — замолчи.

— Вы его знаете? — спросил Альварес.

— Джози, — почти умоляюще прошептал мне Макс, — ничего не говори.

— Макс, я хочу ответить. Да, я его знаю. Я считала, что мы друзья. Или что-то вроде этого. Партнеры по бизнесу. Он действительно мне нравился. Вы себе это представляете? — Я была вне себя от возмущения. — Это просто невероятно! Мошенница? Он назвал меня мошенницей?

— Да, — ответил Альварес.

В его голосе послышалась жалость, из-за которой мне стало совсем плохо. Мне была ненавистна сама мысль, что я могу оказаться в жалком положении.

— Как близко вы с ним знакомы? — спросил Альварес.

— Трудно сказать. Я встречала его то там, то здесь на благотворительных мероприятиях и на встречах местной бизнес-ассоциации. Я пыталась привлечь его внимание к своей компании. Я новичок в городе, точнее, я здесь уже два года, но по местным меркам я все еще считаюсь пришлой. Поэтому я стараюсь встречаться с людьми. В любом случае большая часть моего бизнеса зависит от рекомендаций адвокатов, а он один из наиболее уважаемых в городе. Поэтому ничего удивительного, что я пыталась с ним встретиться. Но мне это так и не удалось. Я думала, что все дело в нестыковке наших расписаний. И вдруг он называет меня мошенницей! С какой стати? Я просто не могу в это поверить.

— Почему? Разве на его месте вы бы не ожидали, что на дом, в котором полно ценных вещей, слетятся нечистые на руку дельцы? Разве не естественно родственникам беспокоиться о старых людях, которые решили продать свое имущество?

— Согласна, все, что вы говорите, правда, но я не являюсь таким дельцом, и Эппс знает об этом! У меня безупречная репутация, я немало потрудилась над тем, чтобы заслужить ее, любой, кто знаком со мной, знает, что я не мошенница!

— Я спрошу его об этом, — сказал Альварес. — Кто познакомил вас с Грантом?

Я поерзала на стуле, ища более удобное положение для разболевшейся спины.

— Так как же произошла встреча?

— Здесь есть что-нибудь, о чем я должен знать? — прошептал Макс, прикоснувшись к моей руке. — Замешаны ли здесь личные отношения? Что-то необычное?

— Нет. Все абсолютно открыто, — так же тихо успокоила я его.

Он кивнул, разрешая ответить.

— Мистер Грант мне позвонил.

— Откуда он узнал о вас?

— Откуда, как вам кажется, он узнал о вас? — вмешался Макс, выделив интонацией слово «кажется».

— Справедливо, — согласился Альварес. Судя по его голосу, он расслабился, как будто в его распоряжении была куча времени.

— Он нашел мое имя в брошюре НХООА.

— Что это?

— Нью-Хэмпширское общество по оценке антиквариата. Это профессиональная ассоциация. Я ее член. И я местная. Насколько мне известно, я единственный антиквар, которому он позвонил.

— Чистое везение? — поинтересовался Альварес. — Или случайность?

— Я не знаю, — пожала я плечами. — Нет ничего необычного в том, чтобы выбрать оценщика, который живет поблизости.

Он кивнул:

— Итак, Грант позвонил, и вы договорились о встрече?

— Конечно.

— И что произошло дальше?

— Попав в его дом, я сразу поняла, какая мне привалила удача. Вы видели, чем он владел?

— Да, но не придал этому значение. А разве это было что-то особенное?

— Исключительное. Взявшись описывать, я даже не знала бы, с чего начать. У него был шахматный столик восемнадцатого века, выполненный из американского дуба и инкрустированный красным и розовым деревом. Изумительная работа. Три картины Жюля Тавернье,[2] садовые пейзажи. Серебряный чайный сервиз Пола Ревере.[3] Черт, у него были стулья эпохи Людовика XV в отличном состоянии и с оригинальной обивкой. Серьезно.

— О какой сумме идет речь?

— Трудно сказать. Некоторые из предметов не выставлялись на аукцион уже целое поколение. Другие, возможно, бесценны вследствие уникальности.

Альварес присвистнул.

— И при этом у него были замки, которые можно открыть с помощью кредитной карточки.

— Да, — согласилась я. — Невероятно.

— Как он отнесся к вашей оценке?

— Я не делала официальной оценки. Никаких письменных заключений. Я даже ничего тщательно не осматривала. Я просто увидела достаточно, чтобы понять: я хочу это.

— И как он на это отреагировал?

— Наверное, вы не поверите, но, оказалось, сами вещи его не слишком интересовали. Например, я пришла в восторг от шахматного столика. А он лишь сказал, что жена купила его в Бостоне пятьдесят лет назад. Он вообще не хотел говорить о столе. Он хотел рассказать о своей жене. Как он встретился с ней во время войны. Второй мировой войны. Это была настоящая история любви. — Я грустно покачала головой. — Он отказался от аукциона. Он сказал: «Слишком долгий процесс».

— Звучит не слишком разумно.

— Да, но в этом не было ничего необычного. Некоторые люди после смерти супруга или супруги… — Я запнулась. — Я просто не могу в это поверить. Мистер Грант был милым стариком. И Эппс знает, что я не мошенница. Это просто не лезет ни в какие ворота. — Разрываясь между недоумением и обидой, я снова расплакалась.

— Итак, если он отказался от аукциона, то чего же хотел от вас?

— Он хотел, чтобы я все купила.

— За сколько?

— Не знаю. В любом случае мне было это не по карману. Но он согласился передать мне все на консигнацию.[4] Я пообещала, что продам вещи в течение месяца.

— Месяца? Довольно короткий срок, вам не кажется?

— Нереально короткий. Мне пришлось бы привлекать сторонних экспертов, заниматься рекламой.

— К чему такая спешка?

— Не знаю. Он упомянул, что ожидает родственников. Возможно, он хотел все распродать до их приезда.

— Из-за того, что им не понравилась бы распродажа?

— Он не объяснил причины, — пожала я плечами.

— Вам не показалось необычным его желание все продать?

— В принципе нет. Конечно, это было немного странно. Но в определенном смысле каждая распродажа удивительна. Не существует такого явления, как «нормальная» распродажа.

— Почему он на это пошел?

— Откуда мне знать?

— Вы правы. Но вы можете предположить?

Я бросила взгляд на Макса.

— Только если вы будете помнить, что Джози исходит из чисто теоретических предположений, — сразу отреагировал он. — Она уже сказала, что не знает ничего конкретного о мотивах, которыми руководствовался мистер Грант. Идет?

— Принято, — согласился Альварес.

Макс кивнул, разрешая мне продолжать. Я помолчала, собираясь с мыслями.

— Люди решаются на распродажу по множеству причин.

— Например?

— Чтобы уменьшить налог на имущество. Или чтобы выручить наличные для оплаты обучения в колледже. Порой им нужны деньги, чтобы отправиться в кругосветное путешествие. А иногда они надеются таким образом избежать раздоров между родственниками. Некоторым просто надоедает обстановка, и они хотят поменять ее. Другие пытаются начать жить с чистого листа, скажем, после развода. Случается, к распродаже толкает горе: люди стремятся избавиться от вещей, которые напоминают о чем-то или о ком-то навсегда утраченном, это подходит к ситуации мистера Гранта. — Я пожала плечами. — Но какими бы ни были его причины, он не походил на человека, испытывающего трудности.

— Что вы имеете в виду?

— Мне не показалось, что он отчаянно нуждается в деньгах или сожалеет о принятом решении. Он был общительным и веселым всякий раз, когда мы с ним виделись.

Альварес кивнул.

— А вы не спрашивали его, зачем ему распродажа?

— Нет. Никогда. Мне достаточно узнать ситуацию в целом, чтобы понять, следует ли проявлять радость или вести себя сдержанно. Я не привыкла совать нос в чужие дела.

— Ну, вы можете хотя бы предположить? Да-да, я помню, что вы не знаете ничего конкретного, — быстро добавил он, бросив взгляд на Макса. — Мне интересно, каким было ваше общее впечатление. Как вам кажется? Какая все-таки причина вынудила мистера Гранта пойти на такой шаг?

— Я бы хотела вам помочь, но увы. Я действительно ничего не знаю. Впрочем, выяснять это — не входит в мои обязанности. Я приняла на веру его слова, как и любого в подобных обстоятельствах. Он хотел распродать свои вещи. Я хотела заключить с ним сделку. Вот и все.

Постукивая ручкой о край стола и откинувшись на спинку стула, Альварес обдумал мои слова.

— Ну что ж, хорошо. И сколько раз вы бывали в доме?

— Три раза. Первый, когда мы встретились, чтобы обсудить его предложение, второй, когда я описала и сняла на видео продаваемые им вещи, и третий, когда сообщила ему свои условия. Сегодня мы должны были встретиться, чтобы оформить сделку. По телефону он сказал, что готов подписать договор.

Неожиданно раздался щелчок. Это отключился магнитофон. Альварес извлек кассету, перевернул ее, снова вставил и нажал на кнопку записи.

— О чем вы разговаривали во время ваших визитов? — спросил он.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, он любил поболтать, не так ли? Наверное, он показывал вам фотографии своих внуков или говорил о том, что собирается делать с полученными деньгами. О чем конкретно он рассказывал?

— Ничего такого. Он всегда спрашивал у меня, как я себя чувствую, и интересовался моим бизнесом. Мы говорили о погоде и инфляции, ничего конкретного. А когда я начала составлять опись, он вообще удалился из комнаты.

— А почему вы занимались описью одна? Разве нельзя было пригласить помощника? Так дело пошло бы быстрее.

— Разумеется. Но договор еще не был подписан, и я опасалась, что сделка сорвется, если человек, которого я приведу, не понравится мистеру Гранту. Поэтому я все делала сама.

— Мистер Грант что-нибудь рассказывал о себе? Например, об обеде с другом, или о визите в кофейню, или о покупке газеты в магазине на углу? Что-нибудь вроде этого.

На минуту я задумалась.

— Нет, такого не рассказывал. Но он обмолвился насчет своего возраста. В первый раз, когда мы встретились, он попросил не считать его развалиной — это его собственные слова — только потому, что он старик. Как-никак он до сих пор водит машину и может с точностью до пенни свести свои доходы и расходы. Здесь мы посмеялись, потому что последнее мне никогда не удавалось. — Воспоминания вызвали у меня легкую улыбку. — Он даже в шутку предложил мне взять его к себе бухгалтером: сказал, что вычисления — это его конек. И признаться, пообщавшись с ним, я этому поверила. Вопросы, которые он задавал по поводу моего бизнеса, говорили о его остром уме.

Альварес кивнул и на какое-то время замолчал. Когда он снова на меня посмотрел, я твердо встретила его взгляд. Внешне он напоминал человека, который привык один на один сталкиваться со стихией, сурового и готового к любым трудностям. Казалось, он из тех, на чью честность и порядочность можно положиться. Но жизнь научила меня не доверять внешности. Иногда люди специально пользуются своей привлекательностью, чтобы добиться желаемого.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Хорошо.

— Хотите кофе?

Вместо ответа я поинтересовалась, который час, и удивилась, узнав, что еще нет и трех. Мне казалось, что я пробыла в комнате для допросов ужасно долго.

— А как насчет мартини? — озвучила я свое тайное желание.

— Чего нет, того нет, мадам.

— А жаль. В такой день не помешал бы глоточек мартини.

— Пожалуй, — согласился он. — Теперь давайте разберемся с другим вопросом. У вас когда-нибудь брали отпечатки пальцев?

Я вздрогнула, словно Альварес без предупреждения содрал присохший к ране бинт, и, чтобы не выдать испуга, поспешила закрыть глаза.

«Да, — ответила я мысленно, — брали». В тот день — это был вторник, — когда, как и все новые сотрудники, я проходила всестороннюю проверку в службе безопасности «Фриско». Конечно, я тогда сильно волновалась, но все прошло хорошо. Мне не хотелось сообщать об этом Альваресу. Мне вообще не хотелось говорить о прошлом. Изливать душу, рассказывая о том, как я любила свою работу и как это было больно, когда меня вынудили ее оставить. Распространяться об участии в громком скандале… Я подумала, а не солгать ли ему на том основании, что ложь не является ложью, если требуемая информация не имеет никакого отношения к делу. Однако я понимала: Альварес не может не знать, что такая компания, как «Фриско», торгующая антиквариатом и предметами искусства, берет отпечатки у каждого нового сотрудника. И я решила не солгать, а умолчать. Что мне там советовал Макс? Не проявлять инициативы и не говорить того, о чем не спрашивают? Подходит.

В памяти всплыли слова отца: «Остановись, вдохни, подумай». Он говорил так всякий раз, когда я намеревалась кинуться в какую-нибудь авантюру. И теперь это помогло мне успокоиться и взять себя в руки.

Я глубоко вдохнула и открыла глаза. Лицо Альвареса было непроницаемым, лишь его взгляд продолжал меня упорно сверлить.

Макс откашлялся и наклонился ко мне:

— Ты в порядке?

Я выдала самую лучшую свою улыбку и сказала:

— Не волнуйся. — Затем я обратилась к Альваресу: — Простите, я просто опешила от вашего вопроса.

— Это значит «да»? В прошлом у вас брали отпечатки пальцев? — спросил он снова.

— Ничего себе вопросы! — заявила я с притворным возмущением.

— Я не имел в виду ничего плохого. У людей берут отпечатки по разным причинам. Например, для проверки благонадежности.

Я сделала вид, будто расслабилась, и, небрежно пожав плечами, призналась:

— Да, один раз. Когда устраивалась на работу.

— Значит, с процедурой вы знакомы, — констатировал он.

— Вы хотите взять у меня отпечатки?

— Да, они нам нужны.

— Зачем? — вмешался Макс.

— Джози бывала в доме, осматривала вещи, прикасалась к ним, и нам необходимо знать, какие из отпечатков принадлежат ей.

— Мы должны это обсудить.

— Да ладно тебе, Макс, — сказал Альварес. — Ты ведь знаешь, я могу добиться этого через суд.

Поглядев на него, Макс наклонился ко мне и прошептал:

— Ты прикасалась к чему-нибудь, о чем им лучше не знать?

— Нет, — ответила я тихо и недоуменно покачала головой. — Макс, я не сделала ничего предосудительного!

Он похлопал меня по руке и заявил Альваресу:

— Мы согласны.

— Тогда давайте побыстрее с этим закончим. — Альварес поднялся со стула.

— И потом мы наконец расстанемся? — спросила я.

— Да. До завтра.

— Почему «до завтра»?

— Завтра я буду располагать большим количеством информации. Вы будете на месте?

— Да, я буду на складе. Нам надо многое подготовить для предварительного показа в пятницу и к обычной распродаже в субботу. — Я встала и потянулась.

— Как насчет того, чтобы встретиться около двенадцати? — обратился он к Максу.

— Хорошо, — ответил адвокат.

— И что случится к тому времени? — Я хотела знать и одновременно боялась услышать ответ.

— Тогда я буду знать, есть ли у меня к вам новые вопросы, — сказал он и повел нас в другую комнату.

Пересекая холл, я заметила Кати, наполнявшую кружку кофе из аппарата. Пока Альварес методично снимал мои отпечатки, я наблюдала за тем, как Кати немного отпила и вернулась к своему столу, не обращая на нас никакого внимания. Макс стоял рядом со мной и молчаливо следил за следственными действиями.

После того как я помыла руки, Альварес проводил нас к выходу. Когда он открыл дверь, нам в лицо ударил поток свежего ледяного воздуха. И я сразу почувствовала себя лучше.

— Вот. — Альварес протянул мне свою визитку. — Возьмите. Если вспомните что-нибудь, позвоните мне.

Я спрятала карточку в сумку.

— Я бы тоже хотел иметь одну. — Макс протянул руку за визиткой и, обернувшись ко мне, добавил: — Если ты вспомнишь что-нибудь, не вздумай звонить ему. Звони мне.

Возвращаясь назад, в Портсмут, я чувствовала себя как никогда одинокой, мне было по-настоящему страшно. Ничего хорошего это не предвещало. «Кончай психовать!» — приказала я себе и решила взбодриться рюмкой мартини и заодно помянуть бедного мистера Гранта. Я позвонила Гретчен и сказала, куда и почему направляюсь.

— Не волнуйся, — заверила она. — У нас все под контролем.

Спасибо, Гретчен. Но там еще столько работы.

— Саша уже закончила каталог Уилсона. Она сейчас в офисе занимается каким-то исследованием.

Я сразу вообразила, как Саша что-то сосредоточенно читает с монитора компьютера, накручивая на палец прядь волос и покусывая губы. Она защитила докторскую по истории искусства, и исследования были ее любимой частью работы.

— Посмотрим, может, я сегодня еще и приеду.

— Не надо. — Материнский инстинкт Гретчен взял верх над практичностью деловой женщины.

По дороге в город я снова разревелась. Сначала я решила, что это из-за смерти мистера Гранта, но потом поняла, что это далеко не так. Конечно, мне было жаль, что умер такой добрый человек, но, если честно, я недостаточно хорошо его знала, чтобы так сильно горевать, и, значит, плакала из-за чего-то еще — возможно, из-за воспоминаний об отце.

После его смерти прошло уже около четырех лет, но я до сих пор болезненно ее переживала. Каждый день я чувствовала, как мне его не хватает. Он был моим лучшим другом и единственным родным человеком. Мне было тринадцать, когда от рака умерла мама, но даже ее смерть не была для меня таким тяжелым ударом, каким стала потеря отца. Когда умерла она, у меня хватило сил ее отпустить.

Опустив боковое стекло, я с наслаждением подставила лицо тугим порывам воздуха. Освежающая прохлада помогла мне прогнать тоскливое настроение. Неожиданно я с улыбкой вспомнила, какой счастливой я была, когда после окончания колледжа получила работу во «Фриско»: сбылись мои мечты. Лишь одно отравляло мою радость — мысль, что я должна расстаться с отцом, оставить его в Бостоне. Я даже полушутя ему заявила, что он обязан переехать в Нью-Йорк.

— Джози, детка, — ответил он, — не бери в голову. Ты ведь едешь в Нью-Йорк, а не на Марс.

И я поехала. Следующие десять лет он приезжал ко мне почти каждый месяц, чтобы поддержать и помочь советом, так как мне трудно было освоиться в довольно сложной и совершенно незнакомой среде. Мы с отцом стали настоящей командой.

И так было до самой его смерти. Она оставила в моем сердце и жизни пустоту, которую не смог заполнить даже Рик, мой тогдашний бойфренд. Я рассталась с ним через неделю после похорон отца.

Неожиданно я осознала, как давно все это было. Я едва смогла вспомнить, как выглядел Рик. И мысли об отце уже редко вызывали у меня слезы. Похоже, я полностью оправилась от этого удара. Я с сожалением вздохнула. Мне показалось: чем слабее мое горе, тем больше я теряю отца.

— Папочка, — прошептала я, изо всех сил стискивая руль. — Пожалуйста, поговори со мной. Скажи, что мне делать.

А потом я догадалась. Я оплакивала не мистера Гранта и не отца. Я плакала потому, что чувствовала себя щепкой, которую подхватил и закрутил речной поток и которая не знала, как из него выбраться.

Я сидела в «Голубом дельфине» и размышляла, хочу есть или нет. Джимми, рыжеволосый бармен с круглым лицом, усыпанным веснушками, предложил мне миску с орешками, но я подумала, что мне хочется чего-то более существенного. Стакан с мартини покоился в моих ладонях — мне нравилось ощущать его тяжесть. Я сделала маленький глоток горьковатой обжигающей жидкости.

— Пожалуй, я буду рада креветкам, — сделала я заказ. — Спасибо, Джимми.

Мягко играла старая мелодия Джорджа Бенсона. Посетителей было немного. Разбившись на три группки, они разместились у полукруглого окна, выходившего на Пискатакуа[5] и Портсмутскую гавань. Их разговор сливался в невнятный гул. Дрожащий свет расставленных вдоль барной стойки свечей, словно сквозь призму, преломлялся в моем стакане. Наблюдая за игрой света, я погрузилась в размышления об убийстве.

— Вы Джози Прескотт? — вдруг раздалось у меня за спиной.

Развернувшись на табурете, я чуть не столкнулась нос к носу с упитанным коротышкой, который, казалось, только-только достиг совершеннолетия.

— Да, это я.

— Уэс Смит, — протянул он руку.

Я вежливо пожала ее.

— Газета «Звезда побережья». — Смит подал мне визитку.

— В самом деле?

Я взяла карточку и прочитала, что мой незваный собеседник является репортером.

— Почему вас это удивляет? — поинтересовался Смит.

— Я никогда раньше не встречала репортеров.

— Могу я присоединиться к вам?

— Конечно, — пожала я плечами.

— Спасибо, — улыбнулся он и уселся на соседний табурет.

— Как поживаешь, Уэс? — спросил Джимми, подойдя к нам. — Что будешь пить?

— Чашку кофе.

— Сейчас будет готова.

— Довольно неприятная история, — обратился Смит ко мне. — Я имею в виду убийство.

— О да, — согласилась я.

— У меня к вам пара вопросов.

— Ко мне?

— Да, ведь вы в нем замешаны…

— Что за ерунда!

Страх, который мне удалось заглушить с помощью мартини, всколыхнулся во мне с новой силой.

— Но мне так сказали.

— Не понимаю, о чем вы.

— Разве вас не допрашивали в течение часа в полицейском участке Роки-Пойнта?

— Я бы не назвала это допросом, скорее это была беседа. Но не об этом речь. Откуда вам это известно?

— Из достоверного источника, — ответил он с нескрываемым удовольствием.

— Но как вы меня узнали?

— Заглянул на веб-сайт вашей компании. Там очень хорошая ваша фотография.

— А как вы узнали, что я здесь?

— Поговорил с женщиной из вашего офиса, и она сказала, где вас искать.

Скорее всего это была Гретчен. Следовало бы рассердиться на нее: ни к чему распускать язык с посторонним человеком, но, если честно, мне было наплевать, кто и что обо мне говорит. Я слегка улыбнулась, вспомнив слова мамы о том, как девушка портит свою репутацию. Возможно, она была права, но я не возражала бы против подобной репутации. Мне вспомнились весенние каникулы, Марди-Гра, когда я училась в колледже. Мой тогдашний парень купил мне футболку, на которой было написано: «Хорошие девочки отправляются в рай, а плохие девчонки — в Новый Орлеан». Я так обожала ее, что заносила почти до дыр.

— И что вы хотите у меня узнать? — спросила я, когда Джимми прервал мои приятные воспоминания и поставил передо мной тарелку.

Выдавив сок из ломтика лимона, изящно завернутого в кусочек марли, я взяла креветку и обмакнула ее в пряный соус. Вкуснотища.

Смит внимательно оглянулся по сторонам. Рядом с нами не было ни души. Тем не менее он понизил голос до шепота:

— О чем вас спрашивал шеф полиции Альварес?

— Не думаю, что могу ответить на этот вопрос.

— Почему?

Я ухмыльнулась и одарила его взглядом, означающим: «Не прикидывайся дурачком».

— Серьезно, — рискнул он настоять.

— Я не слишком разбираюсь в работе полиции, — ответила я, беря другую креветку. — Но уверена, вряд ли Альварес хочет, чтобы я обсуждала детали расследования с репортером.

— Наша газета собирается напечатать статью об этом деле. Разве вы не хотите, чтобы люди узнали вашу точку зрения на происходящее?

— Вы хотите написать, что я подозреваемая?

— Возможная подозреваемая.

— Это безответственно и возмутительно! Я не подозреваемая.

— Откуда вы знаете?

Я уставилась на него, не зная, что сказать. Словно утопающий за соломинку, я схватила стакан и залпом выпила вторую порцию мартини. Я давно заметила: чем больше его пьешь, тем лучше он становится на вкус. Затем в полном молчании я начала медленно поглощать креветки, старательно обдумывая, что же мне делать или сказать.

— Почему вы решили, что я подозреваемая? — наконец произнесла я, с облегчением заметив, что голос не выдает ни смятения, ни отчаяния.

— Отвечаете вопросом на вопрос? — улыбнулся Смит. — Ладно, сойдет и так. Если не ошибаюсь, вы были первым человеком, к которому полиция обратилась с вопросами. С вами беседовали, — он сделал акцент на последнем слове, словно передразнивая меня, — в комнате для допросов, и вы провели там более двух часов. Как говорится, нет дыма без огня… — Он пожал плечами.

Его речь натолкнула меня на мысль, что, возможно, мои проблемы намного серьезнее, чем я думала.

Не сказав более ни слова, я подала Джимми знак принести мне счет. Пока он его готовил, я доела креветки. Смит попытался что-то сказать, но я проигнорировала его усилия. Расплатившись, я покинула бар.

Забравшись в машину, я вытащила мобильный, собираясь позвонить Максу. Роясь в сумочке в поисках записной книжки, я наткнулась на визитку Альвареса. Положив ее на колени, я быстро нашла то, что искала, и позвонила в офис Макса. Бодрый голос радостно сообщил, что его нет на месте. Тогда я попыталась найти его дома, но наткнулась на автоответчик и отключилась. Мобильный адвоката, в свою очередь, отправил меня на голосовую почту, и там я оставила сообщение. Взгляд снова упал на визитку Альвареса. Поддавшись импульсу, я быстро набрала номер его мобильного телефона.

— Альварес! — рявкнул он после второго гудка.

— Это Джози Прескотт.

— А, здравствуйте.

Мне показалось, что тон полицейского стал немного мягче, теплее, и я почувствовала облегчение. Может, стоит доверять своему внутреннему голосу? Может, лучше поговорить с Альваресом откровенно?

— Я хотела кое-что спросить.

— Давайте.

— Уэс Смит из «Звезды» пытался взять у меня интервью.

— Вот как? И что вы ему сказали?

— Ничего. Но он сказал, что завтра в газете появится заметка об этой истории и что меня назовут возможной подозреваемой. Вот я и хочу спросить: вы действительно полагаете, будто я…

Альварес тяжело задышал в трубку.

— Где вы? — спросил он.

Мне вспомнилось, как Смит упрекнул меня за то, что я отвечаю вопросом на вопрос. А ведь я это делала, желая избежать прямого ответа. Мне стало опять страшно, и я задрожала, как от холода.

— А в чем дело?

— Нам следует поговорить о сложившейся ситуации.

— Я должна пригласить Макса.

— Да, думаю, он вам понадобится.

Меня охватил ужас. Фактически Альварес заявил, что считает меня убийцей. Услышав сигнал входящего звонка, я сказала полицейскому, что мне пора, и переключилась. Звонил Макс. Я торопливо рассказала ему о Смите и об Альваресе.

— Где ты?

— В своей машине. В Портсмуте.

— Оставайся там. Я сейчас тебе перезвоню.

В ожидании звонка я принялась наблюдать за прохожими. Вот смеющаяся парочка влюбленных, гуляют, держась за руки и тесно прижавшись друг к другу. Вон две женщины, ненадолго остановились, увлеченные разговором, и вновь двинулись вниз по улице. Там мужчина с собакой, боксер рвется вперед и хозяин с трудом его удерживает. Тут старушка медленно хромает. Наконец телефон зазвонил.

— Джози, это я, — известил Макс. — Во-первых, больше никогда не звони Альваресу, только мне. Договорились?

— Хорошо, — помрачнела я, поняв, что сваляла дурочку.

— Во-вторых, Альварес поступил профессионально, отказавшись назвать тебя подозреваемой. Это хороший знак. Но, откровенно говоря, для тебя ничего не меняется. Если ты и не являешься подозреваемой в прямом смысле, то все равно представляешь для полиции интерес. Мы договорились встретиться завтра в двенадцать. Я заеду за тобой в офис в одиннадцать тридцать, и мы сможем поговорить по дороге.

В назначенный час мы прибыли в участок, Кати взглянула на нас, но ничего не сказала. Альварес в это время копался в картотеке. Увидев нас, он задвинул ящик, поздоровался и отвел нас в ту самую комнату, где мы были вчера, и я уселась на тот же самый стул.

— Имеется новая информация, — сказал Альварес Максу.

— Какая именно?

— Относительно отпечатков. — Он выдержал паузу и продолжил, по-прежнему обращаясь к адвокату: — Как мы и предполагали, Джози серьезно подходит к своему делу. Мы нашли отпечатки ее пальцев даже на ножках мебели, на обороте картин и внутри ящиков.

— Этого стоило ожидать, — заметил Макс. — Она профессиональный оценщик.

— Не спорю, — кивнул Альварес. — Но мы нашли отпечатки и там, где их быть не должно.

— Правда? — удивился Макс. — И где же?

— На ноже, которым убили Натаниэля Гранта.