Объявляю убийце голодовку

Глава 11

Алку с утра лихорадило, и, наверное, впервые в жизни она не пожелала железному другу доброго утра. Я, разумеется, тоже, хотя и по другой причине. Если честно, то меня уже начало несколько напрягать собственное состояние. И если бы под рукой оказался доктор, которому можно доверять, обязательно бы проконсультировалась. На одной минеральной воде мне долго не протянуть.

— Тань, а мы ничего не забыли?

— Не знаю. Что мы могли забыть?

Алка принялась перечислять, без чего не представляет свой выезд на природу. Я, конечно, не заядлая туристка, но все равно засомневалась, что непременно следует тащить с собой фен и лак для волос.

— Ты еще возьми ароматическую соль для ванной! — рассердилась я и решительно вывалила на диван содержимое собственной сумки.

Алка, потратившая несколько часов на укладывание наших вещей, жутко обиделась:

— И зачем я, интересно, мучилась?

— А ты не мучайся, — посоветовала я. — Жить надо с удовольствием. Так, что ты мне тут напихала?

— Все нужное! — Алка приготовилась к обороне. — И не вздумай выкладывать вещи. Все-таки едем на два дня!

— Но не года же, — пробурчала я, возвращая ей утюг и пачку стирального порошка. — Все это я возьму только при условии, что ты захватишь гладильную доску и стремянку, — сухо сказала я. — Делать дуру из себя одной мне не улыбается!

Моя сумка значительно полегчала, Алкина же решительно отказывалась не только закрываться на «молнию», но и принимать в свое чрево «необходимый минимум», без которого подружка не мыслила пребывания на пленэре.

Посоветовав ей попробовать станковый рюкзак, я напомнила, что электричка нас ждать не станет.

Всю дорогу Алка дулась из-за утюга. Я особо тоже не навязывалась, и доехали в полном молчании. Ворчать подружка начала только на подступах к садовым участкам, да и то не сразу, а когда зацепилась за корягу и чуть не растянулась.

— Мог бы встретить!

— Ну и встретил бы. А до дачи на руках тебя тащить? Чтобы за коряги не цеплялась?

Алка обозленно тряхнула веником из розовых гвоздик и тему развивать не пожелала.

Вообще-то идея тащиться за город с цветами не казалась мне самой удачной. Но у Алки свои представления о приличиях. Предстать перед матерью любимого мужчины без букета она отказалась наотрез.

— Что она обо мне подумает?!

— Да кто ее знает. Скорее всего, в любом случае ничего хорошего. В природе просто не существует женщины, достойной обихаживать ее чадо.

Алка глазела по сторонам, а я сверялась с бумажкой, опасаясь пропустить нужный поворот.

«Третья линия от главных ворот, повернуть у зеленого дощатого забора и идти в сторону водонапорной башни. Слева обогнуть маленький прудик и через два дома — кирпичное строение с башенкой и зеленой верандой».

Прудик мы обогнули, а вот дальше возникли трудности. Громадная рыжая псина выскочила из калитки и злобно обгавкала усталых путниц.

В породах я не разбираюсь. Говорю сразу и с полной откровенностью. То есть овчарок всех видов отличаю и знаю названия некоторых охотничьих собак, пуделей, болонок, догов ну и другие привычные породы. В чем не разбираюсь совершенно, так это во всяких новомодных так называемых элитных собаках. Пес размером с небольшой комод показался мне как раз элитным. Хотя если бы потребовалось описать его как можно образнее, я бы сказала, что это помесь дога с крокодилом, в родне которых имелись крыса, дикий вепрь и пузатая прикроватная тумбочка на гнутых ножках.

— Да вы не бойтесь, не укусит, — заверила хозяйка. — Заинька так здоровается.

«Ага, здоровается! Вежливый пес, доброжелательный такой! И слюна с клыков от полноты чувств капает. Интересно, а если кобель вцепится мне или Алке в ногу, как это будет интерпретировано? Как дружеское рукопожатие?»

Пока я предавалась раздумьям, «приветливая» псина совсем обнаглела и в прыжке выхватила у Аллочки цветы, чуть не повалив ее на землю.

— Ты что?! Отдай, верни немедленно! Это мое! Слышишь?!

Перспектива заявиться к потенциальной свекрови с нарушением этикета заставила несчастную позабыть о природной пугливости. Аллочка изо всех сил вцепилась в свое добро.

Некоторое время мы с собаковладелицей пребывали в оцепенении. Я очнулась первой:

— И долго вы так будете стоять? Может, все-таки отгоните свою зверюгу?

Хозяйка встрепенулась и принялась уговаривать Заиньку бросить «противные цветы» и идти кушать.

Псина и ухом не вела. Обед и так никуда не денется, а с оценкой букета она была в корне не согласна.

У меня сложилось впечатление, что хозяйка и Заинька давно и прочно поменялись ролями. И если кто-то и мог командовать и диктовать свои условия, то уж никак не тощая и забитая тетка.

— Как знаете. — Я пожала плечами. — Девушка, к вашему сведению, состоит на учете у психиатра. И собак ненавидит с детства. Учтите, долго она не продержится, и тогда я вашей Зайке не завидую. Гуманней будет ее сразу усыпить!

Тетка взвизгнула и кинулась оттаскивать Алку. Не уверена, что подружка бы добровольно рассталась с измочаленной собственностью, но хозяйка обещала ей компенсировать потери со своего огорода.

…Если бы у меня был сын и на него бы претендовала девица с расцарапанной рожей и в рваном платье, я бы ее не одобрила. И даже букет полевых ромашек меня бы не смягчил.

Обменявшись взглядами с невысокой, не по возрасту элегантной и ухоженной дамой, я угадала, что мое мнение она разделяет целиком и полностью. Пока она жива, Аллочкиной ноги здесь больше не будет. Я перевела взгляд на ее сына и в голубых глазах прочла твердое намерение неукоснительно выполнять материнскую волю. Даже после ее смерти. Подружка может считать меня предательницей, но я бы на его месте тоже поискала другую спутницу жизни.

Надо отдать должное Алкиной несостоявшейся свекрови. Нас она не прогнала и даже не впала в истерику. Мать моего первого мужа уже оповещала бы соседей о свалившихся на ее долю несчастьях. Правда, я все равно не изменила своего мнения относительно свекровей, как действующих, так и потенциальных. И, как показали последующие события, не безосновательно.

— Какие-то вы бледненькие. — Мадам чуть не добавила «худенькие», но вовремя осеклась, покосившись на Алку.

Я вздрогнула. Если забота сердобольной женщины сведется к усиленному питанию, то последствия ждать себя не заставят. Увы, хозяйка дома, каких бы она широких взглядов ни придерживалась, вряд ли одобрительно отнесется к тому, что гостья, кинув взгляд на любовно приготовленные кулинарные шедевры, бросается к сортиру, с трудом удерживая рвотные позывы.

Оказалось, однако, что дама имеет в виду нечто иное и знает куда более действенное средство для избавления от всяческих недугов.

— Вот тут я собираюсь разбить небольшую клумбу, — ткнула хозяйка в зеленую лужайку возле крыльца.

Мы с Алкой кивнули, одобряя похвальное желание облагородить участок. Впрочем, и местонахождение клумбы никаких протестов у нас не вызвало. Да ради бога! Кто бы возражал. Даже Алка и то начала догадываться, что повторное приглашение нам не грозит и маловероятно, что мы когда-нибудь сподобимся лицезреть плоды усилий Ады Яковлевны.

Одобрение собственных планов дама расценила как готовность внести посильную лепту в благоустройство территории и немедленно выдала каждой из нас по лопате.

— Вы, Аллочка, начинайте оттуда, а Татьяна будет копать с этого места. Или хотите наоборот?

На подружку было приятно посмотреть. Разумеется, дело не в трудовом энтузиазме, каковым она не горела сроду. Просто теперь я могла быть спокойна. Решение кардиолога свести на нет их отношения у нее встретит полное понимание и поддержку.

— Ну ладно, девочки, начинайте. Меня не ждите, я пойду приму лекарство.

Уж не знаю, что дама имела в виду, но отсутствовала минут сорок. Ни жевать, ни сосать в течение этого времени никакую таблетку невозможно. Правда, моя бабушка считала, что сон — это лучшее лекарство. Может, Ада Яковлевна придерживается такой же точки зрения? Кстати, не исключено, что и ее голубоглазый сынок в это время тоже лечился. Во всяком случае, поздоровавшись с нами и похлопав глазами, он немедленно испарился.

Допускаю, что я к нему несправедлива. Вдруг он совсем не такой толстокожий, каким мне показался, и ему потребовалось некоторое время и определенные усилия, чтобы взять себя в руки? Я посмотрела на замурзанную Алку, с остервенением терзающую целину, и решила не судить доктора слишком строго.

Надеюсь, вы не подумали, что по примеру безропотной Аллочки я надрывалась на барщине, благословляя возможность приобщиться к неоплачиваемому общественно полезному труду?

Вместо этого я обнажилась до купальника и растянулась в шезлонге. Алкины вопли не давали подремать, но загорать не мешали.

— Зайка моя, — начала я доброжелательно, но Алка заверещала, как будто ее стукнули, и потребовала, чтобы я сменила обращение. Напоминание о нахальной зверюге вызывало у нее сердцебиение.

— Учащенное, — добавила она, памятуя слова кардиолога.

— Ладно, не зайка. Птичка моя! — легко согласилась я. — Я же не давлю! И не заставляю тебя трудиться в поте своего травмированного лица, — ах, извини, ты просила не упоминать, — на благо кардиолога и его родни! Вот и ты на меня не наезжай.

— Неудобно же! — ныла Алка. — Что о нас подумают? И вообще, как тебе не стыдно быть такой махровой эгоисткой…

Войдя во вкус воспитательного процесса, подружка потеряла бдительность и тюкнула себя лопатой по ноге.

Только этого мне не хватало! Ныть она теперь будет неделю. И могу поспорить, что мытье посуды и уборка ее квартиры лягут на мои плечи.

Любительница цветов и дармовщинки появилась как раз в разгар выяснения наших с Алкой отношений.

— Эгоистка! — кричала Алка. — Тебе до меня и дела нет! Я могу отрубить себе ногу, руку и голову, ты и не почешешься!

— Сначала отруби. Хотя бы что-нибудь одно, — посоветовала я. — Тогда поглядим. Только конечности я бы посоветовала оставить на потом. Избавляйся в первую очередь от малофункциональных частей своего организма. Начни с головы.

Не считайте меня садисткой, способной измываться над тяжелораненым человеком. То, что подружка слегка рассекла кожу на большом пальце, совсем не давало ей права надеяться, что я подхвачу ее на руки и бережно понесу в дом.

Ясное дело, после того как порез был замазан и заклеен пластырем, о продолжении трудотерапии не могло быть и речи. Только очень большой оптимист мог доверить Аллочке садовый инструмент. Правда, по наивности хозяйка намекнула, что у меня повреждений вроде бы нет, но я на провокацию не поддалась и сослалась на моральную травму.

— Это ты-то переживаешь?! — возмутилась Аллочка. — Да ты и ухом не повела, когда я себе палец рубила!

— У меня был шок, — спокойно парировала я.

Подружка поверила, а Ада Яковлевна, похоже, не очень. Настаивать, однако, не посмела.

— Аллочка нуждается в отдыхе, — заявила я решительно. — Где она может прилечь?

Пока Алка охала, я разглядывала просторную комнату, предназначенную, по-видимому, для гостей. Она, как, впрочем, и все строение, нравилась мне гораздо больше хозяев. Если бы общение с ними не представлялось неизбежным, я бы, наверное, забыла о своем прохладном отношении к отдыху на природе.

Изнутри дом был обит деревянными панелями светло-янтарного цвета и обставлен плетеной мебелью. Все выглядело изящно и со вкусом. Никаких новорусских претензий и потуг продемонстрировать состоятельность и финансовое благополучие. И тем не менее, только совсем уж наивный человек вроде Аллочки мог не заметить, сколько вбухано в кажущуюся простоту.

— Надо же, все гораздо скромней, чем я ожидала! Дом, конечно, большой, а вот на приличную мебель не наскребли.

— Птичка моя, если ты в чем не разбираешься, так лучше спроси. Или промолчи. К чему демонстрировать собственную серость?

— И никакую серость я не демонстрирую! — обиделась подружка. — Что я, не отличу дорогую мебель от дешевки?!

Я махнула рукой и отстала. Лекции по дизайну интерьера пусть ей читает кто-нибудь другой. У кого нервы покрепче и здоровье позволяет. Я лучше позагораю.

Из дому я выбиралась крадучись и чуть ли не ползком. А впрочем, чего я мучаюсь? Не стану надрываться, и все тут! Сколько можно?! Я не железная! И школа, и больница, а теперь еще и земляные работы! Я, в конце концов, сюда не в качестве землеройки ехала! Если у хозяйки хватит нахальства опять пристать ко мне с лопатой, пусть потом не жалуется. Терпение у меня не безграничное.

Хорошо, что топографический кретинизм, на который жалуются многие женщины, мне не свойствен, и для того чтобы запомнить дорогу, мне всегда достаточно пройтись по ней один раз. Я не заплутала.

Проходя мимо одной из многочисленных дверей, я услышала приглушенный голос кардиолога. Похоже, он говорил по телефону.

— Да, они у меня. И пробудут до завтра… Еще не знаю. Но постараюсь узнать… Да, конечно. Не теряй времени.

Послышались шаги, и я припустила к выходу. Вот это да! Вот это сюрприз! Может, конечно, у кардиолога тут еще какие гости, и мы их не увидели просто потому, что им, например, доверили починку крыши или установку флюгера, и они сейчас баюкают более серьезные производственные травмы, но мне это показалось сомнительным. Куда вероятнее, что речь как раз о нас с Алкой. И, честно говоря, услышанное меня не только не порадовало, я заподозрила, что подружкины слова относительно моего скорого свидания с трупом из подсобки могут оказаться пророческими. Неужели, ткнув пальцем в небо, мы с Алкой угодили на преступника или по крайней мере на человека, который имеет отношение к тем странностям, которые происходят в больнице?

Раздумьям я предавалась в шезлонге, полагая, что уж белым-то днем на глазах у соседей меня в любом случае не рискнут пристукнуть.

— Собирались подремать, а я мешаю? — раздался над ухом голос Ады Яковлевны.

Я вздрогнула и чуть не свалилась с лежака.

— Нет, что вы, я прекрасно выспалась. И с удовольствием с вами поболтаю. — Признаюсь, вежливость далась мне нелегко.

И что бы значил столь пристальный интерес к моей особе? Неужели, забраковав Аллочку, матушка готова рассмотреть мою кандидатуру? Объяснять истинную причину, по которой ее сын нас пригласил, я не собиралась. Тем более, что наверняка и сама не знала. Но уж, понятно, никакой романтики не было в помине.

Я прикинулась овцой и попытаться перевести разговор:

— А где же Игорь?

Оказалось, молодой человек занят приготовлением обеда и присоединится позже.

— Игореша прекрасно готовит. Особенно мясо. Ну да что я расхваливаю, за обедом у вас будет возможность составить собственное мнение.

Я собралась плавно переключиться на обсуждение трудовой биографии ее сына и выяснить, где он работал раньше и как долго трудится на теперешнем поприще, но в технике ведения допроса дама оказалась куда более искушенной и немедленно перехватила инициативу.

Я честно бубнила про школу, давнее увлечение бальными танцами, но, когда мадам добралась до моего трудоустройства уборщицей, я потеряла терпение. Не уверена, что, даже имея виды на ее чадо, я позволила бы так над собой измываться. А уж при отсутствии всякого желания посягать на подозрительного доктора и вовсе не собиралась отчитываться.

— Знаете, я, пожалуй, загляну к подружке. Вдруг ей что-нибудь нужно.

Удерживать меня силой Ада Яковлевна не посмела.

Алка пребывала в самых что ни на есть расстроенных чувствах. Жалобы на подорванное лопатой здоровье я прослушала хоть и без особого восторга, но спокойно, а вот последующее развитие разговора мне не понравилось совершенно.

— Тань, скажи честно, я ему нравлюсь?

Да что же она, совсем ничего не понимает?! Я, впрочем, тоже, но я, по крайней мере, не заблуждаюсь насчет кардиологовых нежных чувств, которых ни к одной из нас он не испытывает. А она что, совсем слепая?!

Горькую правду я отложила до дома, где она сможет выплакаться всласть.

— Понятия не имею. Мы слишком мало знакомы.

— Ну все-таки. Хоть самую капельку я его интересую?

Боюсь, что мы его интересуем обе. И гораздо больше, чем капельку.

Алка нудела и нудела, но я абстрагировалась от ее стонов и жалоб, поскольку и про несчастную долю, и про отсутствие родной и понимающей души слышала неоднократно.

Я пыталась проследить все этапы нашего с кардиологом знакомства. Сначала мы к нему вломились в кабинет, и он нас не выгнал. Тогда он абсолютно не был заинтересован в нашем обществе и уступил натиску и грубой силе. Потом… Что было потом? Он встретил расстроенную Аллу в коридоре и помог ей решить небольшую проблему. Это тоже нормальная мужская реакция. Дальше Алка обменялась с ним телефонами. Жаль, что я не удосужилась узнать подробности. Но скорее всего, он не сопротивлялся. Почему? Наверное, особых поводов для разочарования еще не было. А вот потом… Потом он пригласил нас в ресторан. Это случилось до или после того, как я трудоустроилась в больницу? Кажется, до. Точно. Это было еще до того.

Потом мы сходили в «Эльдорадо», и я могу поклясться, что удовольствия от общения с нами доктор не получил. Я уже и не предполагала когда-либо еще оказаться с ним в одной компании. С какой стати он объявился снова? На мазохиста гражданин похож не больше, чем Аллочка на танцовщицу из «Мулен Руж» в исполнении Николь Кидман.

Я примеривала и так и эдак, все равно выхолило, что возродившийся к нам интерес объяснялся, скорее всего, фактом моего трудоустройства. Мог он о нем узнать? Мог. И даже если мы с ним ни разу не столкнулись, знать он мог все равно! Я ни от кого не пряталась и секрета из своего пребывания на его рабочем месте не делала.

Пока не узнаю, что от нас понадобилось, ничего предпринимать, пожалуй, не стоит. Убивать нас вроде не собираются… Стоп! А почему это я решила, что мы в безопасности? Только потому, что об этом ничего не было сказано? Но ведь о таких вещах не принято говорить по телефону. И потом, вполне возможно, что о нашем физическом уничтожении говорилось иносказательно. У бандитов свой язык, непосвященные вовек не догадаются, о чем речь.

Я постаралась дословно припомнить услышанное. Ни одна фраза не звучала настораживающе. Больше было похоже на отчет. Вот если бы кардиолог пообещал «немедленно замариновать огурцы» или «вывернуть пару лампочек», я бы встревожилась, а так…

С другой стороны, до конца я не дослушала. Может, потом он обещал «заквасить капусту» или «вернуть книжки в библиотеку», что как раз и означает принятие по отношению к нам самых кардинальных мер.

Как бы там ни было, оставаться до завтра мне хотелось все меньше и меньше. А тихонько улизнуть все больше. К сожалению, уговорить подружку смыться, не объясняя причины, невозможно. Одну я ее тем более не кину. Значит, следует подумать о мерах предосторожности.

Есть я так и так не собиралась. Но теперь надо проследить, чтобы чего-нибудь сомнительного не хватанула Алка. Только вот что понимать под сомнительным? Лучше бы ей не рисковать вообще, но тогда у меня у самой не останется шансов дожить до старости. Голодная она хуже людоеда. Ну и, наверное, мне придется бодрствовать всю ночь. Спящие люди самые беззащитные.

Ночь без сна вдохновляла мало, но рисковать нашими жизнями я не имею права. Ничего, утром сошлюсь на бессонницу и головную боль, и можно будет красиво смотаться. Торчать в этом вертепе, в этом бандитском логове до следующего вечера, как было запланировано, я не собираюсь. Тем более, что из развлечений нам пока предложили только землеройные работы. Не уверена, что завтра нас не побалуют чем-нибудь еще более изысканным и не приставят, например, белить забор или высаживать парниковую рассаду. Ну совсем как наша школьная администрация. Они тоже считают, что отдых — это смена деятельности, и делают все, чтобы обеспечить полную занятость самым молодым и безропотным членам коллектива. Только я подозреваю, что свой досуг они проводят несколько иначе.

Обедать нас позвали в четвертом часу. Когда Алка уже бросалась на стены и грозилась обкусать у стульев ножки. Я ей посоветовала воздержаться, поскольку неизвестно, не пропитан ли материал, из которого они изготовлены, каким-нибудь сильнодействующим ядом от грызунов.

— А если ты таким образом хочешь известить хозяев, что не довольна их гостеприимством, то проще выставить пару оконных стекол или посочувствовать, что им не хватило денег на приличную мебель. Уверяю тебя, они сразу догадаются, что тебе что-то не понравилось.

— Тебе-то все равно, — ныла Алка. — Ты так и так не ешь, а у меня сейчас будет голодный обморок!

— Так он у тебя уже вроде был, — засомневалась я. — Хотя у тебя не поймешь. То, что ты называешь голодным обмороком, я бы скорее причислила к здоровому сну!

Подружка все не унималась и пророчествовала свою скорую гибель. В конце концов я плюнула на соображения конспирации и доходчиво объяснила паникерше, что ее смерть может наступить даже быстрее, чем она предполагает.

Алла меня слушала с расширившимися от ужаса глазами, а когда я закончила, ее прорвало. Оказалось, что я авантюристка, таких, как я, надо держать в специально отведенных местах и ни в коем случае не подпускать к нормальным людям.

— Да я с нормальными почти и не общаюсь, — успокоила я подружку. — Они от меня особняком держатся.

— И что же мне теперь, совсем не есть?! Ничего?!

Я пожала плечами:

— Ты девочка большая, я тебе объяснила ситуацию, теперь поступай как знаешь. Брать на душу грех и равнодушно смотреть, как ты поглощаешь отраву, я бы не смогла. У меня, знаешь ли, на трупы аллергия. А выдирать у тебя куски изо рта не рискнула бы даже Заинька. Так что, вместо того чтобы на меня кидаться, обдумай линию поведения. Заметь, я не утверждаю, что от нас собираются избавиться, я это только предполагаю, но лучше не рисковать.

Про себя же я подумала, что будет тем более обидно, если нас вообще пока не собирались трогать, и только наше поведение вынудит кардиолога на крайние меры.

— Так что мне теперь делать?! — завопила Аллочка.

— Не напрягаться. Думать тебе вредно, предоставь это мне.

— Нет уж! Хватит! То, что нас, того и гляди, пристукнут, — твоя заслуга. Думать я теперь буду сама! А сейчас мы уезжаем!

Решимость покинуть негостеприимный кров подружка подтвердила незамедлительно, ухватив свою сумку. В следующую секунду она зашлась в возмущенных воплях.

— Что, фен дома оставила? — притворно посочувствовала я.

— Какой фен?! В сумке кто-то рылся!

Я выхватила торбу и заглянула внутрь. Похоже, подружка не ошиблась. Пожитки кого-то очень заинтересовали. Только почему хозяева действовали столь неаккуратно? Спешили?

— Значит, вот как?! — неистовствовала Алка. — Пока я надрывалась на барщине, рисковала собственным здоровьем, эти мерзавцы шуровали в моем белье?!

— Похоже на то, — задумчиво отозвалась я. — Для того нас, видимо, и припахали.

— Все, я тут больше не останусь! И ни в какие игры играть не буду! — Аллочка раскраснелась, на глаза навернулись злые слезы. Ее лучшие чувства были попраны, а самые светлые ожидания бессовестно обмануты.

Кардиолог, явившийся за нами, чтобы сопроводить к столу, застал Аллу полностью одетой и с сумкой в руках. Он осторожно осведомился, насколько объемная спортивная сумка необходима во время принятия пищи, и получил довольно резкий утвердительный ответ.

— У нее там таблетки, — пояснила я и ухватила подружку за руку. Как бы то ни было, поучаствовать в трапезе нам все-таки придется.

Застольная беседа текла вяло и однообразно. Мадам пыталась вытянуть из нас с подружкой детальные сведения о детстве, отрочестве и юности, хотя сильно сомневаюсь, что она планировала переплюнуть Толстого и разродиться фундаментальным литературным произведением. И уж тем более я не допускала и мысли, что дама интервьюирует потенциальную невестку. Тогда зачем так напрягаться? Не проще ли обсудить прошлогодний урожай клубники и загазованность окружающей среды?

Я отвечала уклончиво и обтекаемо, любой начинающий разведчик у меня мог бы поучиться. На вопросы о родителях описывала детское увлечение коньками, а на все остальные отвечала пересказом содержания первой главы своего незаконченного труда. А что бы она хотела? Чтобы я малознакомой и совершенно мне не симпатичной особе выкладывала свои детские обиды? Не дождется!

Вообще считается, что именно эта пора — самая счастливая. Не знаю. Лично у меня наоборот. Мама умерла, когда мне было пять лет, и отец, то ли не в силах справиться с потерей, то ли просто по привычке, продолжал уезжать в свои бесконечные экспедиции. Памир, Тянь-Шань, Урал. Не знаю, все ли ученые такие, но мой отец не замечал ничего вокруг. И меньше всего человеческие эмоции.

Наверное, не будь я к нему так привязана, мне было бы легче. И я бы благополучно смирилась с бабулиным обществом, тем более что любила она меня по-настоящему и делала все возможное, чтобы компенсировать отсутствие родителей. Но к своему несчастью, на отце я тогда была буквально зациклена и, несмотря на боль постоянных разлук, чуть ли не боготворила, страшно опасалась чем-нибудь расстроить. Даже прощаясь перед его многомесячными отлучками, я сдерживала слезы, притворяясь «взрослой и разумной девочкой».

И что, я буду выкладывать этой назойливой курице про свое неутоленное одиночество? Про непосильный груз взрослости и ответственности, который взвалила на свои плечи чуть ли не с младенчества?!

— Так кто, вы говорите, были ваши родители?

«Я ничего не говорила! И не собираюсь», — раздраженно подумала я и поведала про то, как в третьем классе сломала ногу. А на еще более конкретный вопрос, где прошло мое детство, в красках описала отроческое увлечение приключенческой литературой. В общем, даже если раньше меня и не собирались пристукнуть, теперь, вполне возможно, такие мысли зрели у хозяев и, слегка завуалированные, проскальзывали в их тоне и во взглядах. Пожалуй, нам и впрямь следует поторопиться с окончанием визита.

Аллочка была ничуть не более последовательна в высказываниях, и ее ответные реплики имели столь же мало отношения к задаваемым вопросам, как и мои. Только в отличие от меня она делала это не сознательно, а просто потому, что не умеет одновременно соображать и нервничать. Так что остаток дня прошел даже веселее, чем его начало. Думаю, понятно, что свои усталые головы вместе с натруженными коленями мы с Аллой преклонили хоть и довольно поздно, но в ее малогабаритной квартире. Не уверена, что мы с подружкой одинаково смотрим абсолютно на все, даже более того, вопросов, по которым у нас с ней полное единодушие, очень немного. Но именно теперь мы обе сполна оценили прелесть полного взаимопонимания и единства устремлений.