Объявляю убийце голодовку

Глава 4

Разумеется, прежде чем двинуть в общежитие, я вернулась в свое временное жилище и переоделась в Аллочкино самое скромненькое летнее платьице. Не знай я, что подружка его самолично пошила в девятом классе, решила бы, что вещь отхвачена на послевоенной барахолке. Зато это был единственный наряд из хозяйского гардероба, который не висел на мне мешком.

Мышиного цвета, безо всякой отделки, платьишко производило совершенно удручающее впечатление, и я подумала, что тот, кому пришло в голову присоветовать Аллочке такой фасончик и расцветку, вполне может нести моральную ответственность за ее теперешнюю психическую неуравновешенность и неудачи в личной жизни. Такие «шедевры» накладывают отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Как правило, не слишком долгую и счастливую.

Макияж я тоже не поленилась смыть, и теперь никому бы и в голову не пришло, что всего лишь пару часов назад я была звездой подиума, сошедшей со страниц самых модных журналов.

Расставаться со сногсшибательным обликом было, конечно, жаль, но я справедливо усомнилась, что моя неземная красота хоть как-то облегчит проникновение на территорию общаги.

Наверняка вахтер или вахтерша прошли суровую школу охраны социалистической собственности в доперестроечный период. Мимо них имела шансы проскочить или крыса средних размеров, или престарелый божий одуванчик. Ну, в крайнем случае какая-нибудь благонамеренная особа с косичками и в белых гольфиках.

Еще раз придирчиво осмотрев себя в зеркале, я обрела уверенность, что мой теперешний прикид даст фору и косичкам и гольфикам и просто непременно расположит ко мне любую вахтершу. И вообще любую даму старше сорока. Жалость — это именно то чувство, при помощи которого из женщин можно вить веревки толщиной с корабельные канаты!

Общежитие я нашла. Хотя руководствоваться расплывчатыми указаниями будущих хирургов, до сих пор не уяснивших разницу между правым и левым и путающихся не только в ориентирах, но и в цифрах от одного до пяти, так и не рискнула. Может, конечно, ребята использовали разные системы счисления, но Павел предлагал мне завернуть дважды, а Серега настоятельно советовал не полениться и сделать пять поворотов, на худой конец четыре. Я благоразумно выкинула из головы натужные объяснения обоих и, расспросив постового милиционера, без приключений добралась до места.

Подружку моей Наташи, Шурочку Емельянову, я искала долго и упорно, заглядывая во все попадающиеся комнаты. И везде я наслаждалась тишиной, покоем и наличием огромного количества учебной литературы, изучаемой будущими докторами.

— Зачем вам Ната? — оторвала меня от философских мыслей студентка.

Я объяснила. Версия показалась ей вполне убедительной, тем более что мой внешний вид подтверждал каждое сказанное мной слово и свидетельствовал о необходимости дополнительного приработка не менее явно, чем даже если бы я стояла в переходе с протянутой рукой. Так что отговаривать меня Шурочка не стала. Предложила только обождать, пока Ната выздоровеет и вернется. Голову даю на отсечение, руководствовалась она при этом сомнением, изыщу ли я средства для оплаты проезда по железной дороге.

— И все-таки, можно мне узнать ее адрес? Вдруг ее долго не будет? Я слышала, сейчас свирепствует ангина с осложнениями. И потом, руководство больницы тоже, наверное, оказалось в трудном положении. Заменить уборщицу сложнее, чем хирурга. Может, я всех выручу, если выйду на работу как можно скорее.

Адрес я, разумеется, получила. Хотя и без цеу как туда добраться. Наташа никого к себе за годы учебы не приглашала, объясняя напряженными отношениями с родственниками, и дополнительной информацией относительно расположения халупы сокурсники не располагали.

— Неужели бедняжка каждый день так издалека катается?

— Теперь да. А раньше жила тоже в общежитии, в соседней комнате.

Я попрощалась с доброжелательной Шурочкой и пожелала ей успехов в учебе.

Предстояло ехать с Казанского вокзала в некий поселок Тоскино, и я порадовалась, что сообразила одеться поскромней. Деревенские жители, насколько я знаю, особенно старшее поколение, не благоволят к заевшимся горожанам, избалованным теплыми сортирами, мусоропроводом и горячей водой из-под крана. Зато на моем примере они сразу убедятся, что не всем столичным жителям легко добывать хлеб насущный.

Забежав в гастроном, я купила сушки, бутылку водки (а ну как в наличии имеется пьющий отец?) и долго раздумывала, какой сорт колбасы предпочесть. Лично я выбираю «Телячью» или «Брауншвейгскую», но дамочка такого жалкого вида вряд ли может себе позволить подобный деликатес. Пришлось ограничиться «Студенческой», хотя сама я не стала бы ее есть даже под наркозом. Ничего, родители юной уборщицы — люди неприхотливые, под водочку употребят за милую душу!

Электричка была переполнена, и я посочувствовала бедняжке, которой после тяжелого трудового и учебного дня приходится добираться до дому в таких некомфортных условиях, и опять вспомнила про дорогущий «дипломат» и стильный мужской костюм. Да, мне есть о чем расспросить труженицу, только вот никакой гарантии, что девушка прямо так сразу и расколется, у меня не было. Если бы я хоть отдаленно предполагала, что происходило на этом проклятом цоколе в тот злополучный день! Можно было бы сделать умное лицо и попытаться девчонку припугнуть. А так нет ничего, что я могла бы использовать для оказания давления, если Наталья окажется особой несговорчивой.

Выйдя на нужной станции, я приготовилась долго и упорно идти к своей цели, но поселок оказался буквально в десяти минутах ходьбы от станции. В общем, если бы не толкучка в битком набитом вагоне и не необходимость зимой и летом продирать глаза до первых петухов, не такой уж и напряг путешествовать в Первопрестольную и обратно. Дорога от вокзала до места назначения у меня заняла чуть больше двух часов.

Поселение, которое заочно представлялось чем-то вроде заброшенной деревушки с двумя десятками покосившихся домишек, ничего общего с картинкой, порожденной моим воображением, не имело.

Оно тянулось на несколько километров и радовало глаз большими каменными строениями, некоторые из которых я не побоялась бы назвать особняками, да и остальные были вполне достойны восхищенных взоров усталого путника.

Кстати, именно эти деревянные строения самых разных конфигураций и дизайна мне понравились даже больше своих каменных соседей. Я с детства неравнодушна к деревянному кружеву и искусной резьбе.

Впечатление портило только то, что домишки были понатыканы в досадной близости друг от друга, а не возвышались среди живописных лугов. Я решила не быть слишком требовательной, все-таки я не в пригороде какой-нибудь загнивающей европейской столицы, где архитектурные сооружения стараются гармонично вписать в окружающий пейзаж, а на родных, можно сказать, просторах. Тут родовые замки вот уже много десятилетий традиционно возводят на шести, от силы восьми сотках. Умудряясь помимо жилого дома втиснуть туда же гараж, хозблок, туалет и душ.

Разумеется, шествуя по территории суперблагоустроенного поселка, я заподозрила неладное, и когда увидела нужное мне строение, если и отличавшееся от окружающих, то уж никак не в худшую сторону, уже была готова к тому, что меня ждет. В некотором роде. Потому что, конечно, представить себе полностью великолепие каменного дворца не смогла бы даже по описанию. Это надо было увидеть. Хотя бы на цветной фотографии.

Дом был, кстати, не таким уж и большим. Но интересно спланированным и созданным творческим гением весьма неординарного дизайнера. А так же мастерством спаянного рабочего коллектива, едва ли найденного среди безработных с Украины или еще какого-нибудь ближнего зарубежья; и конечно, немереных капиталовложений на всех стадиях воплощения в жизнь грандиозного проекта. В доме наверняка имелось все, о чем только можно мечтать в знойные дни и дождливые вечера, а также во все остальные времена суток и года.

И сюда я надела мышиное платье! И хозяев этого великолепия я собиралась побаловать несъедобной колбаской! Да у них и мыши воротят нос от более изысканного питания!

Я еще обозревала причудливые башенки и прикидывала, каково должно быть их предназначение, когда неласковый женский голос осведомился, что мне понадобилось на ее участке.

Надо же! А я и не заметила, что зашла в приоткрытую калитку и в данный момент как раз ступила на посыпанную желтым песком дорожку, ведущую к бассейну.

Голос принадлежал яркой брюнетке, искусно задрапированной парой веревочек, нахально прикидывающихся купальником. Несмотря на вульгарные интонации и низковатый голос, девушка безо всякого труда могла бы завладеть вниманием любой мужской аудитории. Даже в том случае, если бы соизволила одеться. Такого красивого лица, такой роскошной темной гривы и такой точеной фигуры мне не доводилось видеть никогда. По крайней мере воочию. И кто бы это мог быть? Наталья? Исключено. Такая дамочка мыть полы не станет. И вообще, я очень удивлюсь, если она хотя бы знает, как чистить картошку или варить пельмени из пачки. Да и не только в этом дело. Если бы такая птичка появилась на территории больницы, учреждение пришлось бы закрывать. Все мужское население моментально выбыло бы из строя, а женский персонал нашел бы способ, как избавиться от соперницы. Это, конечно, шутка, но если бы Наталья была и впрямь так хороша, я бы об этом знала от практикантов. Любой мужик, даже пропивший последние мозги, обязательно упомянул бы о ее внешних данных.

Повисла пауза, и я сделала самое правильное в данной ситуации. Я не стала скрывать обуревавшего меня восхищения:

— Боже, какая вы красивая! Так разве бывает?

Девица моментально сменила гнев на милость и рассмеялась. Похвала, явно искренняя, была приятна. Теперь можно было попытаться наладить с ней контакт. Я робко спросила, могу ли увидеть Наташу.

— Наталью? Но она тут не живет! Она в Москве.

Интересно. Очень интересно. Особенно в свете того, что Наталья поставила в известность знакомых, что отправляется домой. Я опять задумалась.

— А в чем, собственно, дело?

Я рассказала трогательную историю о том, как в электричке познакомилась с Наташей. Мы разговорились и она, узнав о моих материальных проблемах, обещала посодействовать в поисках приработка.

— Вот как? — Девица смерила меня с ног до головы, и последние сомнения относительно моего рассказа у нее отпали. Как, впрочем, и желание продолжать разговор.

Я поспешила исправить оплошность и вернулась к тому единственному предмету, который собеседницу интересовал.

— Вы такая красивая, как принцесса из сказки. Нет, королева, — поправилась я, заметив, как недовольно дрогнули сочные губы. — Может, вы мне чем-то сможете помочь или хотя бы подскажете, где найти Наташу?

Сравнение с королевой было принято благосклонно, но дело все равно не сдвинулось. Лимит доброжелательности и человеколюбия красавица явно исчерпала. Причем, боюсь, на много лет вперед. Ждать, когда она опять подобреет, не имело смысла. Я могла успеть состариться и умереть, так и не дождавшись. Я вежливо попрощалась и покинула негостеприимную красотку. Пытаться ее разжалобить, вероятно, так же бессмысленно, как умолять о снисхождении придорожный камень.

Сдаваться я все равно не собиралась. И примостилась на ничейной лавочке, откуда просматривалась калитка, из которой я недавно вышла и которую, как я надеялась, мог вскорости покинуть кто-нибудь еще.

Пить хотелось ужасно. Я обозвала себя самыми нелестными словами за то, что вместо водки не купила какой-нибудь газировки. Зайти, что ли, к кому-нибудь и попросить водички? Честно говоря, было страшновато. Уж очень солидная публика тут обитает. Не погнали бы, как длинноволосая стервочка.

Я так и не решилась ни на какие действия, а калитка соседнего участка распахнулась, и симпатичная девчушка лет пятнадцати в сопровождении лохматого щенка неизвестной породы двинулась в мою сторону. Упустить такой случай было бы грешно.

Девочка, хотя и вышла с участка, впечатляющего столь же капитальным и изысканным строением, оказалась неиспорченной и доброжелательной. Я проводила ее на поле, где щенок, радостно повизгивая, моментально скрылся из глаз, а мы присели на травку, и я осторожно принялась наводить справки.

Жестокосердная красавица оказалась Наташиной сводной сестрой. Она, по словам моей словоохотливой собеседницы, была известной фотомоделью. Часто работала за рубежом, вполне возможно, что у нее и там была какая-нибудь квартира или дом. Здесь она появлялась довольно редко, хотя особняк принадлежал именно ей. Наташа здесь тоже постоянно не жила, иногда навещала родителей. С сестрой у них отношения не очень.

— А когда Наташа тут была последний раз? Она мне очень нужна.

— Недели две назад. А может, больше.

Разумеется, когда Наталья собиралась объявиться снова, девочка не имела ни малейшего понятия. И тем более не представляла, где студентка может находиться в данный момент. В силу возрастной разницы подругами они, естественно, не были. Заметив, что я приуныла, девочка предложила расспросить Наташину мать.

— Она уж наверняка знает. И не станет грубить, как Ирка.

Ирка — это, надо понимать, старшенькая. Фотомодель. Мысль, конечно, была заманчивой, но представлялось проблематичным прорваться мимо загорающей фифы, с равным удовольствием поглощающей ультрафиолет и восхищенные взгляды.

— А давайте я спрошу, — предложила девочка. — У вас время есть? Подождать сможете?

Разумеется, я согласилась.

К счастью, ждать пришлось не так уж и долго. Минут через пятнадцать прискакал взмыленный песик и, вывалив язык, шлепнулся у ног хозяйки. На подвиги его больше не тянуло, и на ближайшие десять-пятнадцать минут окрестные воробьи были избавлены от состязаний с ним в скорости и прыти. Похоже, что доставлять его сейчас по месту жительства нам придется на руках или волоком.

— А он обратно-то дойдет? — опасливо осведомилась я.

— Дойдет, — успокоила девочка. — Он сейчас минутку полежит и опять начнет носиться. Мы с ним потом еще выйдем. Когда Тамаре Петровне, Наташиной маме, позвоним и вас проводим.

Я с уважением посмотрела на выносливого щенка и его терпеливую хозяйку. Я люблю животных, но на такие подвиги не способна. Часами выгуливать и выбегивать какую-нибудь животину — это выше моих сил. Зато теперь я знаю, что буду делать, если с подружкиным замужеством не выгорит. Подарю ей собаку. И тогда у нее появится куча дополнительных обязанностей, а у меня свободного времени. Вот только как бы она не вернула мне подарок. Диссертацию, Алку и собаку мне ни за что не потянуть!

По дороге в Москву я обдумывала то, что сегодня узнала. Моя новая знакомая, как и обещала, позвонила соседке и выяснила Наташин московский адрес. Она, оказывается, не ездила из пригорода, как были уверены сокурсники, и уж тем более не жила в общежитии, как предполагали бестолковые Паша с Серегой.

Наталья снимала квартиру и, похоже, не бедствовала. Это наводило на очень интересные размышления. Зачем она мыла полы? На оплату даже самой завалящей квартиры такого приработка не хватит. Может, ее обязанности не ограничивались мытьем полов, а включали что-нибудь еще, что как раз окупало все ее расходы на квартиру и прочее? Но что она могла такое делать? И кто в этой несчастной больнице мог платить большие деньги?

До Аллочкиной ванны я добралась в десятом часу и совершенно обессиленная. Посещение практикантки пришлось отложить до завтра. Но уж будильник-то я завела на семь часов. Предстояло слишком много дел, чтобы я себе позволила расслабиться в постельке. С самого утра я навещу студентку.

Возможно, у нее есть дурная привычка спать по субботам до обеда, но в таком случае ей разок придется себя пересилить. Мое трудоустройство не терпит отлагательства. В качестве компенсации захвачу конфеты и хорошее вино. А потом займусь переселением в собственную квартиру и, соответственно, мерзавцами, покусившимися на мою собственность и здоровье. Надеюсь, их еще не выпустили.

Ну и после обеда я забираю Аллу. Денек отлежится дома, придет в себя, а в понедельник отвезу ее в платную поликлинику, пусть ее посмотрят, назначат что положено — и назад. Только теперь уже в качестве Наташиной сменщицы.

Почему я решила, что трудоустраиваться будет она, а работать я? Да очень просто. У нее две трудовые книжки.

Теряет она, как вы уже, наверное, догадались, не только ключи. Теряет она абсолютно все! И трудовой книжки она лишилась только один раз исключительно потому, что документ попадал в ее руки на очень незначительное время, а вообще-то хранился по месту работы. Иначе ей бы пришлось или отдать книжку, как и дубликат ключей, соседке на хранение, или пристегнуть к руке железным браслетом и не расставаться с ней ни днем ни ночью.

В общем, за те два дня, что трудовая книжка имела несчастье находиться на руках у моей забывчивой подруги (ей понадобилось снять копию для оформления загранпаспорта), документ благополучно улетучился, и девушке пришлось озаботиться получением нового. Старая книжка потом случайно нашлась, и я, как чувствовала, прибрала ее к себе.

Уснула я совершенно успокоенная. Только почему-то сны мне снились не самые приятные. Меня опять выкидывали на свалку, причем я никак не могла найти, где она заканчивается, и, утомившись от бесплодных хождений по грудам мусора, пришла к выводу, что мне отсюда никогда не выбраться и что это, наверное, и есть мое место. Просто раньше я этого не знала и потому предпринимала глупые попытки жить красиво, со вкусом и смыслом.