Железнодорожный вокзал города Тверь.
Перрон, не защищенный никакими навесами, нещадно полоскал проливной дождь. ЧС‑6, шумя вентиляторами, промчался до конца платформы, как будто до последнего не желая останавливаться на этом маленьком вокзале. Но расписание есть расписание — скоростной поезд «Аврора» прибыл в Тверь[43]. Из вагона VIP на платформу сошел человек в строгом деловом костюме и сразу же распахнул громадный зонт. «Продолжается посадка на скоростной поезд номер 160 Москва — Санкт — Петербург. Состав находится на 2 пути», — невнятно вещал станционный громкоговоритель.
Венсан Бишоп, крупнейший специалист в области сексуальных девиаций, не спеша направился к зданию вокзала. Торопиться некуда — он приехал сюда прочувствовать этот город, понять его. И найти тут невиданные ранее сексуальные девиации, которые скрываются за массивными стенами местных домов.
На вокзальной площади — суета. Бомбилы на своих «Жигулях» приглашают ехать по Твери и области, медленно ползет большой старый трамвай, в котором бабушка–кондуктор продает маленькие старинные билетики.
Тверь. Он сел в трамвай и поехал, глядя по сторонам. Что может скрываться тут, в этих советских панельных домах? Какие оргии устраиваю в подъездах их обитатели? С какими фантазиями засыпают по ночам вот эти мужики–работяги?
Он сошел напротив молла «Олимп» и направился в Студенческий переулок, где стоял один из корпусов ТвГУ, где его ждала встреча с местными социологами, которые должны помочь ему найти отправные точки и зацепки в этом необычном городе.
Старинное четырехэтажное здание когда–то Женской учительской школы П. П. Максимовича, а ныне Тверского государственного университета, выходило на небольшую площадь, поросшую редкой травой и чахлыми деревцами и расчерченную потрескавшимися от времени асфальтированными проездами и дорожками. Вокруг теснились древние деревянные дома, пережившие целые века непогоды.
Сильным ударом о бетонные ступени крыльца Бишоп стряхнул воду со своего черного зонта–трости и вошел в храм знаний. На первом этаже было многолюдно — студенты небольшими группами и поодиночке спешили на занятия, преподаватели перемещались без лишней суеты — их могли и подождать.
По старинным, видавшим многие поколения ступеням, французский исследователь поднялся на третий этаж, когда неприятный старушечий голос достиг его ушей:
— Лиза, ну почему анкета такая короткая? Всего двадцать пять вопросов! Ну надо, ну хотя бы семьдесят, а еще лучше сто!
— Алина Михайловна, простая же тема, там и двадцати пяти–то много…
— Нет, Лиза, анкета должна быть большая, чем больше вопросов, тем лучше. А уж отчет должен быть страниц сто пятьдесят.
— Ну Алина Михайловна, норма же тридцать листов, плюс приложения!
— Норма, Лизочка, это «три», а ты ведь «отлично» хочешь, так что давай, увеличь анкету, добавь вопросиков.
На лице Венсана не отразилось никаких эмоций, он с беспристрастностью настоящего исследователя проанализировал эту забавную внешне, но грустную по содержанию ситуацию. «Папа» социологии и парадигмы позитивизма Огюст Конт наверняка назвал бы своего земляка воплощением принципа объективности.
Дверь лаборатории социологических исследований выгодно отличалась от всех остальных на этаже — современная, с кодовым замком. Но сейчас она была приоткрыта. Оттуда слышался оживленный диалог.
— Оль, я не пойму, ты же супервайзер! Все анкеты у Петровой без указания телефона! Как я обзвон буду делать?
— Ась, ну сама ж знаешь, не дают телефоны…
— Кому, Петровой? У нее четвертый размер груди, а респонденты написаны от 18 до 30, мужского пола. И телефон не дали, да? Давай, звони этой Петровой, чтоб ее, если хочет денег, пусть хотя бы половину с телефонами делает, и я лично обзвоню все номера, пусть только хоть один трубку не возьмет, я ее штрафану нафиг! Если проверка из Бизнес — Аналитики не засчитает отчет из–за нее, мы заказ потеряем! Ребята зря, что ли, ноги стаптывали на этом долбанном мониторинге? Чтоб я еще раз в эту дурь вписалась! И вообще, что за бардак здесь — кто–то из Анькиного шкафа диктофон утащил! Почему я узнаю об этом последняя?
— Это второкурсники, наверное, у них практика…
— Ну е-мое, разве можно второму курсу диктофон без расписки давать? Они ж его не вернут до выпускных госэкзаменов!
— Ась, ну подумаешь, ну найдется диктофон…
— Оль, я все понимаю, но когда я поступила, в лаборатории ни одного диктофона не было, даже занюханный кассетный унесли! Я себе на свои деньги покупала. Нам же гранты не каждый день дают, поэтому диктофоны нужно беречь…
Иностранный профессор постучал и, выждав несколько секунд, переступил порог.
Лаборатория представляла собой просторное помещение, напоминающее современный офис — аккуратная минималистичная мебель, несколько рабочих мест, оснащенных компьютерами, хорошая оргтехника. Правда, вместо офисных картинок типа «Скорей бы пятницО» на стенках были развешаны разномастные календари и лозунги: «Мы не рабы, рабы не мы», «Я — свободный социолог, кого хочу, того и опрашиваю!», «Вернуть диктофон — твой гражданский долг», «Заказы от администрации области НЕ БЕРЕМ, задолбали!» и другие. Три девушки за дальним столом, заваленным ворохом бумаг, сверяли информацию с данными на экране компьютера.
— День добрый. Могу ли я поговорить с Анастасией Соколовой?
Одна из девушек, рыжая и небольшого роста, обернулась. Лицо ее раскраснелось, а короткие курчавые волосы были растрепаны.
— Это я. А вы по какому вопросу?
Бишоп узнал голос, который ругал нерадивую Петрову.
— Мое имя Венсан Бишоп, университет Сорбонна. Мне стало известно об исследованиях, проводимых вами. Они представляют значительный интерес, и я хотел бы с вами о них побеседовать.
Такой поворот событий Асю немного удивил. Бишоп. Он где–то недавно слышала эту фамилию. Ну да, конечно. На работы этого человека ссылался один из бософетишистов, Борис. Но, так или иначе, перед ней стоял весьма представительный человек, никак не похожий на бомжеватого Мюнстера.
— Я же вроде еще нигде не публиковалась… Вы от моего научного руководителя узнали, да? От Юрия Данилова? Ну что ж, давайте побеседуем. Хотите кофе, он вкусный, от конференции со шведами остался.
— Благодарю. Надеюсь, что не отвлекаю вас от работы значительной важности.
Ася открыла перед гостем дверь в соседнее помещение. Там, вокруг небольшого столика разместились уютные диванчики, заваленные, правда, пачками анкет. Внимание исследователя привлек перекидной настенный календарь формата А 2 с картиной, нарисованной талантливым художником–авангардистом, а может быть, просто душевнобольным.
— Проходите сюда, пожалуйста.
Ася поспешно убрала с диванов увесистые стопки анкет формата А 4, стряхнула крошки со стола.
— Простите, здесь немножко неубрано, обычно мы используем эту комнату для интервью, но тут у ребят запара с мониторингом, они анкет натащили, все никак не разгребутся. Сейчас я кофе сделаю, подождите немножко.
Французскому исследователю одного мимолетного взгляда на анкеты было достаточно чтобы понять — составлены грамотно. Конечно, есть над чем поработать, но для студентов уровень неплох. Присев на диван, Бишоп временем извлек свой MacBook Pro и стал просматривать на нем какие–то документы. Вид дорогого и высококлассного ноутбука прибавил Бишопу веса в глазах Аси — девушка ценила хорошую технику, но только в руках тех, то умеет ей пользоваться. Сразу видно, признанный ученый.
Француз тем временем оторвался от экрана и обратился к севшей напротив студентке, откручивающей крышку стеклянной банки. В маленькой комнатке сразу запахло кофе.
— Давайте к делу. Скажите, как вы пришли к изучению темы девиаций эротических?
Ася улыбнулась, включила электрочайник, высыпала на блюдце печенье.
— Так это же интересно. Секс — это всегда интересно, хоть и не принято о таком вслух говорить… Однажды я наткнулась в сети на сайты, посвященные босоногой эротике. Формально они были посвящены хождению босиком, но там и слепому было ясно, что сайты эротические, и еще я вспомнила один случай. Когда я была маленькой, я проходила осмотр перед лагерем, и у меня нашли плоскостопие. Врач сказал мне много ходить босиком, очень много, в городе, всегда, везде, а мама обозвала его фетишистом. Тогда я не поняла, а сейчас…
Рассказ девушки прервал щелчок закипевшего чайника. Бишоп сделал знак, что подождет, пока Ася нальет кофе.
— Вам сахару сколько? Ну вот, геев все изучают, это неинтересно, вот мне и захотелось чего–то посложней.
— Благодарю, мне без сахара, — Бишоп поднес кружку горячего ароматного напитка к губам и с наслаждением отпил. Выдержав паузу, он вновь обратился к девушке:
— Анастасия, вы подметили момент значительной важности. Люди, для которых ноги голые имеют смысл эротический, чаще всего пытаются предстать в образе любителей ходить без обуви. Как вы думаете, зачем?
— Ну так им кажется приличней — можно объяснить это здоровым образом жизни или субкультурой.
— И тут вы попали в точку. Такие люди считают этот интерес неприличным. На этом месте встает вопрос значимости максимальной — почему. Каким образом в человеке рождается и трансформируется этот интерес? Что является кнопкой секретной, запускающей процесс трансформации пристрастий эротических?
Бишоп говорил мягко и деликатно, в то же самое время своим взглядом он как будто просвечивал собеседницу насквозь. Ася вспомнила какой–то фантастический фильм, где у одного из героев был глаз–сканер. Этому Бишопу бы очень подошла такая роль.
— Я еще не знаю. Я провела уже контент–анализ одного форума и несколько глубинных интервью по аське и скайпу, с иногородними, и до сих пор ломаю голову. Довольно невинное влечение, а они боятся осуждения, как будто сожительствуют с трупами, как минимум.
Профессор на мгновенье опустил глаза на экран своего переносного компьютера.
— Эта боязнь быть раскрытыми присуща всем обладателям рассматриваемого нами пристрастия эротического? Можно ли с вашей точки зрения говорить о какой–либо закономерности?
— Я бы сказала, социальный портрет любителя босоногой эротики — мужчина за 30, с несложившейся личной жизнью, а иногда и карьерой. Это моя гипотеза. Может, просто таким ничего не остается, как писать в сети. Да, у меня было два интервью с вполне успешными людьми, 23 и 38 лет. Вот они нисколько не стеснялись своего интереса, хотя 38-летний сообщил, что по молодости страшно стеснялся своего влечения к грязным пяткам, и это здорово портило ему жизнь. Сейчас он счастливо женат, его супруга с пониманием относится к его увлечению, и они вместе часто гуляют босиком, да еще и ребенка на это дело подсадили. Ну, в смысле, на босохождение, не на фут–фетиш.
— Очень любопытно. Можно, я подброшу вам гипотезу?
Бишоп снова выдержал паузу, отпивая кофе и в тоже время внимательно наблюдая за своей собеседницей, которую разговор интересовал все больше и больше.
— Конечно! — Ася поерзала на диване.
— Среди людей со склонностью придавать босоногости смысл эротический есть те, кто никак себя не проявляет для окружающих. Более того, таких значительное большинство.
— Вполне может быть, но как же тогда их вычислить?
— Над решением этого сложного вопроса я работаю уже несколько лет. Научиться выявлять эротические склонности человека — значит понимать значительное количество его поступков, мыслей, идей.
— А как давно вы этим занимаетесь? Я вспомнила, про вас один психолог–фетишист говорил… я думала, он врет. Оказывается, он более правдив.
— Я знаю, о ком вы ведете речь. Смею вас уверить, что не имею ничего общего с этим мифом сетевым. Сам я занимаюсь подобными исследованиями уже около 10 лет.
— О господи, то есть он придумал имя, не зная о вас? Вот это совпадение!
Француз слегка улыбнулся.
— Скажите, не удавалось ли вам, может быть, благодаря случаю, может благодаря вашей внимательности, найти в Твери скрывающихся поклонников эротики босоногой?
— Ну, видимо, тверские поклонники босых девушек шифруются лучше, чем сетевые. В Инете достаточно заявить, что обожаешь ходить босиком и выложить пару–тройку фоток, и все, вот тебе респонденты. А в реальной жизни… Я по городу хожу–хожу босиком, хоть бы кто прицепился. Обычно подходят знакомиться, но быстро понятно, что для них босиком — просто способ завязать разговор. Ну, почти то же самое, как если бы я была в карнавальном костюме или с необычным цветом волос. А сейчас я встретила открытых. Ну, вернее, они себя фут–фетишистами не называют, но на босые пятки очень падки. И еще в Москве тоже есть, но там пока я интервью не брала, не могу пока сказать точно, фетишисты ли они, а в Твери с ними почти что глухо.
— Кто–то из барефутеров запомнился вам больше других? Или, может быть, вы замечали у них другие сексуальные девиации? Ведь эротизировать можно не только ноги босые. Случалось ли вам, например, сталкиваться с такой девиацией, как ворофилия?
— Ворофилии? Это когда возбуждаются от того, что девушка что–нибудь украла?
Профессор улыбнулся наивному вопросу девушки. В этот момент у него в кармане зазвонил коммуникатор. Сбросив вызов, он вновь обратился к Асе.
— Простите, не всегда есть возможность выключать телефон мобильный. Итак, ворофилия — это фантазия эротическая быть съеденным, как правило, живьем и целиком. На мировом пространстве можно найти множество таких людей, но в вашей стране они только начинают себя как–то проявлять. Взгляните, — профессор повернул ноутбук лицом к Асе.
Девушка увидела англоязычный сайт, наполненный галереями, имеющими эротическую привлекательность для ворофилов. Слово какое смешное. Однако увидев его написание латиницей, Ася сообразила, что оно, должно быть, происходит от латинского «vorare» — «пожирать»
— Ну, мне никто еще не высказывал пожелания, чтобы я его съела. А вот копрофилия у одного точно есть. И еще БДСМ встречается у некоторых.
— О, это встречается часто. Однако у меня есть информация, что в Тверской области обосновался человек весьма значительных сексуальных девиаций. Его привлекают ноги босые, поедание. Но это данные пока сомнительной достоверности.
— Что ж сюда сексуальных девиантов потянуло–то так, надеюсь, не из–за моего диплома.
Профессор подмигнул, что совсем не вязалось с его бесстрастным поведением.
— Вам следует только радоваться. Раз их сюда потянуло, у вас будет много материала для исследований научных.
Ася вздохнула, вспоминая свой исследовательский опыт:
— Я и радуюсь, но многие из них — жутко неприятные люди.
— Вы имеете в виду барефутеров московских?
— Нет, москвичи еще нормальные, среди них даже есть интересные люди, а вот тот психолог, что на вас или не совсем на вас ссылался — очень неприятный экземпляр. Но с него столько информации можно получить — даже спрашивать не надо, сам готов все выкладывать. Правда, транскрибировать устаешь…
— Я, кажется, знаю, о ком вы говорите. Почему вы находите его неприятным?
— Он слишком много негатива выдает, от его текстов прямо исходит ощущение злобы… Я, конечно, знаю, что исследователю приходится беседовать независимо от того, приятен ли ему респондент…
Бишоп тем временем нажал несколько кнопок на своем ноутбуке и снова развернул его к Асе. На экране было несколько фотографий, очень четких, снятых явно профессиональной техникой.
— Это он?
— Точно он! Только одет получше, чем сейчас… Вы его знаете? Откуда он?
— Родом он из Новосибирска. Но вследствие характера несносного в сочетании с амбициями непомерными оказался выброшенным на обочину жизни.
— Ого! Хорошо же его жизнь пнула, из Новосиба до Твери. Ой, да я вас перебиваю, вы еще что–то хотели спросить?
— Да, я хочу задать последний вопрос. Вы изучали ранние годы жизни этих любителей ног босых? Какие–то факты из детства, воспоминания
— Они отвечают уклончиво, говорят, что не помнят, но кое–что выясняется — у них главой семьи была женщина, мама или бабушка, у кого как. И еще, некоторые из них были нежеланными детьми, но все это пока слишком разрозненно и неполно, чтобы быть полноценной гипотезой.
— Да, исследовать детские воспоминания непросто, пока наука не подарила нам ментоскоп, — Бишоп улыбнулся, упоминая фантастический аппарат из романа Стругацких, но Асе почему–то показалось, что он вовсе не считает фантастикой устройство, позволяющее заглянуть в чужие мозги. И даже более того, девушка не удивилась бы, если б узнала, что француз умеет читать мысли — настолько проницательным был его взгляд.
— Вы могли бы мне переслать выдержки из ваших исследований? — Бишоп протянул студентке лаконичную, но изящную визитку. — Я также готов оказать вам всестороннюю помощь.
— Ой, спасибо, я обязательно перешлю.
Профессор убрал ноутбук в портфель и собрался уходить. Помедлив, Ася обратилась к нему:
— А можно спросить, зачем вы приехали в Тверь? Не ради пары интервью же было лететь из Парижа.
Бишоп обернулся и подошел к Асе.
— Мне трудно это объяснить. В науке иногда надо действовать наугад. Вот так и я. Я искал в Японии, Китае, Индии, Европе, Америке, строил теории и подводил под это высшую математику. Максимум всех сексуальных девиаций, верхний предел. Такие исследования, как у нас с вами, не могут быть всецело рациональными.
— Это да, их и исследовать–то толком не дают, особенно в универах. Считают, что «у кого чего болит», раз исследуешь сексуальную девиацию, как минимум — маньячка.
— Знаю. Потому очень уважаю вашу научную смелость. Не смею вас больше отвлекать. До свидания.
— До свиданья. Я обязательно вам напишу, — Бишоп повернулся, чтобы уходить, и едва не столкнулся с проскользнувшей в дверь Аней.
— Ой, здрасте, — поприветствовала она незнакомца. Когда за Бишопом закрылась дверь, она спросила:
— Ой, девчонки, а кто это приходил–то? Только не говорите, что с этого дня наша лаборатория будет работать с заграничными заказчиками!
Ася принялась объяснять, как было дело.
Венсан Бишоп тем временем вышел из университета и направился по тихим переулочкам к четырехзвездочной гостинице «Оснабрюк», где он снимал номер повышенной комфортности.
Сняв свой без единой морщинки и пятнышка темно–серый пиджак и вымыв руки, исследователь расположился в кресле, включил ноутбук и открыл программу «Скайп». Почти сразу пришло сообщение, и внимательно с ним ознакомившись, Венсан позвонил отправителю.
— Евгения, здравствуй, — сказал он на безупречном английском.
В окне скайпа виднелась стройная блондинка с курчавыми волосами.
— Привет!
— Как поживаешь?
— Да вот никак не могу вырваться из этого проклятого Лос — Анжелеса, будь он неладен. Тут, кстати, само понятие барефутинга лишено смысла — просто пешком никто не ходит.
— Ладно, приезжай к нам в Париж летом. А пока скажи мне, где Борис Мюнстер?
Девушка опустила глаза от веб–камеры, набирая что–то на клавиатуре.
— Билетов на поезда он не брал, в официально действующих отелях не останавливался, по крайней мере, тех, что у меня на контроле. Мобильные звонки и все его компьютерные контакты я пробила. Там только один подпадает под подозрение. Ему звонили и напоминали о каких–то новосибирских делах, угрожали. Телефон я пробила. Номер зарегистрирован на девушку из Барнаула, в момент звонка абонент находился в Первомайском районе Новосибирска. Я могу сделать анализ голоса, но на это нужно время.
— Можешь пробить камеры наблюдения в Москве и Петербурге?
— Да, но на это мне нужно время и деньги.
— Сколько того и другого?
— День и двадцать тонн.
— Хорошо, без проблем. Я никуда особо не спешу.
— И это правильно. Нутром чую, что твой Борис — лишь вершина айсберга.
— Да, я тут еще в ТвГУ был. Там студенты решили фут–фетиш изучать. Они там этого Бориса вдоль и поперек расписали — что, откуда и почему. Он на самом деле тривиальный образец. Но я обещал Дмитрию помочь с новосибирским маньяком, поэтому неплохо было бы познакомиться с господином Мюнстером вживую.
— Да, кстати, с Доцентом из Новосиба облом вышел. Такой правдоподобный виртуал оказался.
— Виртуал? Вот как. Ну значит, тем более необходимо свидеться с Мюнстером. Честно говоря, я предполагал, что с новосибирской историей связан именно Доцент. Борис, судя по фото, произвел на меня впечатление человека довольно трусливого. Я буду ждать от тебя подробного отчета по этим персонажам.
— Нет проблем, Венсан.
Тверь, офисное здание «Неофизика».
Для Бориса и Кати все это должно было остаться тайной за семью замками. Алена, опасливо оглядываясь, снова пошла по направлению к знакомому уже офисному зданию. Охранник и секретарша узнали ее, приветливо поздоровались, как со старой знакомой. И хотя Алена чувствовала себя довольно неуютно и скованно, красивое здание и вежливое обращение брали свое. На этот раз в гостиной с кожаной мебелью и огромной плазмой было шумно и весело. Аллы снова не было, но на диване сидели три девушки, которые радостно помахали Алене. Она тихонько махнула в ответ.
— Интересно, у Аллы есть какие–нибудь замуты с боди–артом? Жду не дождусь! — всплеснула руками симпатичная, хоть и излишне худая брюнетка.
— Не пропусти, там один фотограф просто чудеса творит, — ответила ей милая пышка со светлой гривой волос.
— Надеюсь, это не тот чудик из маршрутки? У которого шесть мегапикселей, — рассмеялась брюнетка. Пышненькая тоже рассмеялась.
— Какой? Я что–то пропустила? — в разговор вступила красивая девица с восточной внешностью.
— О! Многое! — пышка скорчила смешную рожицу и комично развела руками. — Ну, помнишь, Вера, когда мы со съемок втроем ехали, ну и пристал к нам один… Это когда ты вышла уже. Это был тааакой экземпляр! Шуток вообще не понимает и, похоже, мнит себя великим фотографом. А слабо вам, говорит, босиком пофоткаться. И таким тоном пафосным, как будто предлагает что–то запредельно сложное. Мы ему — конечно, не слабо! И тут я возьми да ляпни…
— …А на что вы фоткаете? На цифру или пленку? — не выдержав, продолжила брюнетка.
— Ага, — улыбнулась толстушка, — и тут этот крендель и выдает: «Это кто же, говорит, в наше время на пленку фоткает? У меня, говорит, цифровик на шесть мегапикселей!» — тут уже все девушки разразились громким и дружным смехом.
Алена вздрогнула. Уж не Борис ли тут руку приложил? Значит, он им фоткаться предлагал? Его что, они с Катей уже не устраивают? Она помрачнела и отвернулась от веселой компании. Грустные и злые мысли кружились в ее голове. Раздор явно назревал в их сплоченной до этого компании.
Дверь приоткрылась и в комнату торжественно вплыла незнакомая красотка.
— Девочки, как я долго к вам добиралась! — это была невысокая, похожая на куколку брюнеточка в коротком черном платье, она процокала каблуками через комнату. При ходьбе ее бедра раскачивались из стороны в сторону, а каблуки были такими огромными, что Алена про себя ужаснулась, да как на таких ходить–то?
— Джи — Джи! Какими судьбами! — «ассирийка» Вера удивленно, но грозно сложила руки на груди. — Давай сюда стрипы, они у нас на всех одни! А ты их зажимаешь на неделю!
— Тише–тише, дорогая, — брюнеточка заискивающе заулыбалась и стащила с ног туфли, сразу став существенно ниже, — я все верну, слово Джи — Джи!
— Ты только туфли отдать, или снова будешь клянчить у Аллы реквизит? — поинтересовалась пышка.
— Это милейшее создание жить не может без чужих платьев и туфель! — в дверь влетела запыхавшаяся Алла с чашкой кофе в руке. — Фууу, как я забегалась. Хорошо хоть сегодня встреч никаких нет, — она плюхнулась на кресло, — я смотрю, и Аленушка тут. А вот сейчас мы ее и озадачим!
— Аллочка, солнце мое, — брюнеточка, которую все называли Джи — Джи, помахала Алле тонким пальчиком, — у меня к тебе такааая просьба, дай мне зеркалочку на вечерочек, а? Я в клубе своем девочек пофоткать обещала…
— Возьмешь у секретаря, под расписку, — Алла строго посмотрела на Джи — Джи, — и вот тебе парт–задание… Девочку отфоткай вот эту, — она указала на Алену, — хочу посмотреть, что получится, фотографов свободных все равно пока нет, а раз уж ты фотик берешь, отрабатывай!
— Хорошо–хорошо! — Джи — Джи мягко заулыбалась Алене. — Пойдем со мной, босоножечка, мамочка тебя чуть–чуть пофоткает…
— Иди уже, милое создание! — Алла отпила горячего кофе из пластиковой чашечки. — Иди…
Перекинув через худое плечо объемные сумки с объективом и фотоаппаратом, Джи — Джи легкими прыжками запорхала вниз по ступенькам. Алена семенила за ней, немного опасаясь этой странной девицы — может, она лесбиянка? Вообще, она странная какая–то, хотя тот факт, что «милое создание» скакало по лестнице босиком, ее все же подкупал. Доскакав до подвального этажа, они оказались на подземной стоянке.
— Прости, кошечка, но боюсь, шофер нас не отвезет! — Джи — Джи тоскливо осмотрела ряды автомобилей. — Ладно, детка, не бойся, я вызову такси! А то неохота без туфель по городу шататься.
Алена продолжала опасливо молчать. Странные все, странные! Надо было остаться с Борисом и Катей. Хотя Борис и раздражал ее последнее время, а Катя явно ревновала к нему, для Алены они продолжали оставаться достаточно близкими людьми.
Кстати, неужели непонятный агрегат, занимавший две сумки — фотик? Да, если у них тут такие фотики, то Борису с его карманным фотоаппаратом тут ловить нечего. Это модельное агентство действительно было далеко не тем, что привыкла видеть Алена. Шарашкины конторы, снимавшие ее раньше для дешевых базарных постеров и провинциальных ювелирных… Да, теперь Алена поняла, что назваться опытной моделью она погорячилась!
Такси остановилось около неброского входа. Над ним виднелась надпись «На НогиНА».
— Пойдем, милашка, приехали, — Джи — Джи прошла вперед, сладенько улыбнувшись охранникам.
— Это что, стриптиз–клуб? — догадалась вдруг Алена.
— Нет, детка, это монастырь, — довольно ответила Джи — Джи, взяв девушку под руку, — шучу, дорогая, шучу… А что? Тебя это смущает?
— Нисколько, — Алена и впрямь почувствовала себя довольно уверенно и смело.
Они прошли внутрь, похоже, клуб был закрыт и только несколько девушек–стриптизерш тренировались около шестов.
— Кошечки мои! — Джи — Джи громко хлопнула в ладоши. — Все сюда, будем фоткаться!
Через минуту вокруг нее и Алены уже стояли несколько девушек в костюмах медсестер, чертей и еще бог весть кого. Они, как скаковые лошади, переступали длинными накачанными ногами в стрипах на огромной платформе.
— Какие же вы красотки, а у меня злые люди последние туфельки отобрали, — наигранно пожаловалась Джи — Джи, — ну что, приступим, ах да! Вот для девочки найдите одежку какую–нибудь!
— Идем, — фигуристая мулатка в пятнистых стрингах и лифчике взяла Алену под руку. На ее плече красовались четыре ровные полосы–шрама, словно от когтей леопарда. «Видимо, потом он и пошел на стринги», — подумала Алена про себя. Тем временем эта Королева Джунглей отвела ее в гримерку и предложила на выбор два костюма — псевдо–восточный с монетами и костюмчик горничной.
— Прелесть, — Алена всплеснула руками, Борис уже давно не баловал их с Катей новыми вещами, и теперь девушка была в восторге.
— Вот туфли, — мулатка кивнула на ящик у окна. — Выбери что–нибудь, и идем!
Алена смутилась на секунду… Предать их идею? А если узнает Борис? Не просто обувь, а эти страшные асексуальные каблучищи, которые уродуют ноги, от которых у мужиков начинается эпилепсия и импотенция… И вообще, осквернить себя, совершить этот смертный грех…
— Вот эти! — Королева Джунглей указала на стрипы с десятисантиметровой платформой и немыслимым каблуком.
— Да! — выдохнула Алена и, не раздумывая больше, натянула костюм горничной.
Туфли непривычно обтянули ногу, но когда Алена взглянула на себя в зеркало, она обомлела. Вместо скромной серой мышки в драненьких бриджах и маечке на нее смотрела сексуальная дива, звезда… Грешница…
«А Борис и Катя об этом ничего не узнают!» — с удовольствием думала Алена, когда крутилась вокруг шеста, принимая самые развязные позы и наслаждаясь собой. Фотоаппарат щелкал, сверкая вспышкой, и она чувствовала себя звездой, которую снимают назойливые папарацци.
— Молодец, кошечка моя! — Джи — Джи довольно улыбнулась. — Ты супер, если хочешь, можешь остаться здесь и поработать…
— Я… — Алена чуть не свалилась с шеста, — я… — она снова замешкалась. Предложение было таким заманчивым, однако в памяти сразу всплыл Борис, гневно грозящий ей кулаком, — можно, я подумаю?
И не успела она подумать про Бориса, как древний закон всех времен и народов «вспомнишь ЕГО — вот и оно!» сработал. Слава богу, она успела заметить его тощую фигуру в дверях. В панике девушка кинулась за сцену и судорожно стащила с себя стрипы. «Только бы он меня тут не заметил», — Алена осмотрелась в поисках своей одежды. Дрожащими руками начала стягивать наряд горничной.
— Ты в порядке, дорогая? — перед ней с озабоченным видом появилась Джи — Джи.
— Пожалуйста, спрячь меня от него, — она кивнула в сторону Бориса, который уселся за барную стойку и заказал себе рюмку водки.
— Этот миленький старичок твой друг? — Джи — Джи с интересом оглядела Бориса. — А я его видела в деревне, помню–помню… Такой странный! В поле один ходил в пять утра и искал город!
— Да, это у него бывает! — поддержала разговор Алена. — Ходит в поле и ищет город! А если не найдет, то потом на всех ооочень сердится… Не выдавай! Ладно?
— Конечно, милая, не волнуйся! За гримеркой есть пожарный выход, можешь воспользоваться им!
Пока Алена с ловкостью женщины–кошки пробиралась окольными путями к выходу, ничего не подозревающий Борис продолжал сидеть за столиком и ждать «у моря погоды». Просидев так около получаса, горе–психолог понял, что ловить тут нечего и даже многообещающее название заведения «НА НогиНА» связано совсем не с ногами, а с названием бульвара (бульвар Ногина), на котором находится клуб. Не солоно хлебавши раздосадованный Борис засобирался домой. Потратив почти весь день на поиски таинственной босоногой девушки, встреченной им в поле, он выбился из сил, а результатов никаких так и не получил… Клуб, который назвала девушка, оказался далеко не босоногим. Мерзкие телки с лошадиными ногами в туфлях на каблуках вертелись на шестах, милой босоножки нигде не было, да и водка, стопку которой он опрометчиво заказал, стоила очень дорого. Борис был раздражен и расстроен, надо же, упустить такую возможность заполучить в их компанию еще одну девицу. Конечно, его успокаивало то, что эта девочка Ася явно попалась на его крючок. Она, конечно, не в пример Катьке и Аленке, была строптивой, однако Борис, считавший себя великим психологом, твердо решил для себя расколоть этот крепкий орешек. Да и разве может тягаться с ним какая–то девчонка? Однако за последнее время всплыла еще одна проблема — звонок Сыромятникова по поводу Бишопа. Что за бред? Он ведь сам его придумал, Бишопа этого… Похоже, Сыромятников нажрался и в пьяном угаре решил–таки неудачно пошутить…
Словно в ответ его мыслям, телефон зазвонил. Борис дернулся от испуга, чуть не выронил обе трубки — телефон и курительную, которую он сейчас использовал по прямому назначению.
— Алло.
— Борис? — осведомился пришамкивающий стариковский голос. — Вы, это… Платить–то за квартиру будете? У вас совесть есть?
Борис вздохнул с облегчением — все–таки не Сыромятников!
— Да, я заплачУ, черт возьми, не надо на меня давить!
— Да вы уж второй месяц не плОтите, я вам поверил, вошел в положение, а вы? Зачем старика обираете, не от хорошей жизни квартиру сдаю. Извольте–ка деньги принести, или выметайтесь!
— Хорошо, хорошо, — в голове Бориса созрел гениальнейший план. — Приходите завтра утром, я вам точно заплачу! Даю слово.
— Последний раз верю… Но если не заплатите, собирайте вещички! — как мог, грозно сказал арендодатель.
Борис отключился и тут же набрал другой — московский — номер.
— Игорь? Привет, это Борис. Слушай, выручи друга, ты ведь сейчас один живешь? Можно к тебе на пару дней?
Судя по выражению лица психолога, Борис остался доволен ответом и довольно шустро заскочил в подъехавшую маршрутку, идущую на железнодорожный вокзал. О том, как Катя и Алена расплатятся с пенсионером–хозяином квартиры, великий барефутер даже не думал.