Очень босоногая история: Маньяк на свободе!

Глава 16. Креатив и фиаско Дена

Москва, Старый Арбат.

Восходящее солнце заливало оранжевым светом умытые ранними поливальными машинами улицы, на которых, несмотря на воскресное утро, тут и там встречались группки необычных людей. Все они были одеты как будто в карнавальные костюмы, улыбались и шли в сторону знаменитого ресторана «Прага», места, с которого начиналась одна из самых знаковых столичных улиц — Старый Арбат.

Если бы столько людей вышло на улицы в далекие девяностые, то можно было бы с уверенностью констатировать — они идут протестовать против властей. Но сейчас в руках у собравшихся были не лозунги и транспаранты. Вместо них участники странного действа несли всевозможные приспособления для пускания мыльных пузырей. Самые ленивые просто покупали баночки с мыльным раствором в ближайших киосках, многие из которых после такого опустошительного нашествия вывешивали надпись «мыльных пузырей нет». Этим утром озолотились уличные торговцы, продававшие забавно квакающих механических лягушек, выпускающих из своего пластикового нутра гирлянды пузырей.

Но куда больше было тех, кто подошел к теме творчески. Две девушки тащили целое ведро с мыльным раствором и набор громадных колец, предназначенных, по всей видимости, для выдувания поистине циклопических пузырей. Крылатая фея приспособила странного вида аппарат на конец своей волшебной палочки.

Но дальше всех пошли трое парней в строгих костюмах и цилиндрах, словно сошедшие со страниц романов Жюля Верна. На кованой тележке они катили самую настоящую профессиональную баббл–машину, предназначенную для массовых стадионных шоу.

Среди пускателей пузырей там и тут мелькали объективы фотоаппаратов. Пожалуй, мало где можно было встретить такое их разнообразие — уже ставшие классическим атрибутом папарацци кэноновские «эльки», черные объективы «никонов», советские «зениты» и целая плеяда экзотики, имя которой мог знать только помешанный на фототехнике. Парень в костюме, как будто взятом напрокат у «Цирка солнца»[47], с завидной ловкостью управлялся с громадным «Хассельбладом», словно жонглер меняя на нем объективы, фильтры и задники. Владелец «Хасселя», как впрочем и многие, пришедшие на этот необычный парад, был босиком. Сделав несколько снимков и решив приберечь пленку для самого мероприятия, он подошел к ступенькам Азия — Кафе, где одетая в ярко–красное платье рослая девушка с короткими рыжими волосами по–хозяйски наблюдала за происходящим.

— Респект Кэт, я даже представить себе не мог, что будет такой эффект!

Девушка улыбнулась:

— Да ладно, Ден! В блогосфере ведь самое главное — вовремя и в правильной форме подать идею. И тогда вирусного эффекта не избежать.

— Все равно тебе мегареспект. Пойду снимать, давай вечером в «Посиди–подумай» перемахнемся.

— Окей.

Ден, словно большая рыба, стал лавировать в разноцветной толпе, продвигаясь к компании своих друзей и одновременно выискивая интересные кадры.

— Здорово, Витек! И ты сегодня босиком? — надев широкоугольник, Ден запечатлел человека в костюме гигантского тапка.

— Не, я в обуви. В самом что ни на есть прямом смысле.

— Хватит стебать нашего Ногофоба! — вступилась за Витька японская неформалка, одетая в яркий топик, плиссированную юбку и полосатые гетры чуть выше колена и обутая в белые лоли–туфельки. — Человек такой подвиг над собой совершил!

— Ты тоже. Непривычно видеть тебя в обуви. Ась, а ты что, Сибуя‑109[48] ограбила?

— Не поверишь, но все это я купила на тверском рынке.

— Ден! Хай! Я про тебя уже наслышана, — обратилась к парню девушка в черных джинсах и черной футболке с изображением группы Metallica. Металла на девушке действительно было предостаточно: на поясе — мощный ремень с заклепками, а на руках — браслеты с шипами. В проколотой брови, едва прикрытый косой челкой светлых мелированных волос, красовался большой «тоннель». На ее спине висел плакат: «Покорми меня. Алкоголь не ем!» Довершали образ босые ноги с черным лаком на ногтях, сверкающим на солнце. — Я Лана!

Словно антипод жесткой рокерши, из толпы в воздушном восточном костюме выпорхнула Аня.

— О, Ден! Тебя не узнать!

— Привет, восточная красавица! А где, кстати, Ирма?

— Да здесь я! — отозвалась стоящая чуть в стороне девушка в странном платье, состоящем, как казалось, из пересечения трапеций, кубов, пирамид и других геометрических фигур. Лицо Ирмы украшали темные очки с треугольным и квадратным стеклом.

— Ты же вроде по части экологической архитектуры, а это просто гимн конструктивизма какой–то! — Ден с восхищением рассматривал платье Ирмы, пытаясь понять, когда та успела наваять такое. В качестве материалов, похоже, были использованы ватман, полистирол и тонкая стеклоткань.

— Ну нельзя же зацикливаться на чем–то одном. Пусть сегодня будет конструктивизм!

Ден глянул на часы. Без нескольких секунд десять. По толпе пронесся легкий шумок, и в небо, словно по взмаху волшебной палочки, полетели тысячи пузырей. Ден, обгоняя шествие, помчался снимать, а компания друзей не спеша двинулась вперед, заряжаясь витающим в воздухе позитивом.

Через полчаса парад пузырей уже подошел концу, но никто не хотел расходиться. Народ толпился в конце Арбата, где он примыкает к Садовому Кольцу. Ден, Ирма, Лана, Ася, Аня и Витек, разделившиеся во время шествия, снова собрались вместе. Ден извлек финальную кассету из задника.

— Ребята, я в «Фотолаб». Хочу уже сегодня выложить фотки, удивить цифронавтов, — Ден кивнул на проходящего рядом упитанного бородатого фотографа, обвешанного кэноновскими «марками» с длиннофокусными «эльками»[49].

Компания переглянулась, и Лана выразила общее мнение:

— А что нам расходиться? Погода зовет, залетим с Деном в его лабу, и гулять!

Компания, возглавляемая рокершей, двинулась ко входу станции Арбатская. Все дальнейшее шло как по нотам. Вид ярко одетой, к тому же босоногой компании вызвал у дежурной, упитанной пожилой женщины, приступ героизма. Когда еще удастся показать кому–то свою маленькую, но вполне реальную власть. Глядя как народ достает проездные билеты, она выбралась из свой будки и срываясь на визг крикнула:

— Босиком не пущу!

Лана восприняла действия метробабульки как брошеную перчатку. Не долго думая, она приложила к потертому желтому кружку свой проездной и пошла через турникет, этот воспетый в советской популярной культуре портал в волшебный подземный мир метро.

Казалось, что бабушка переместилась гиперпространственным прыжком — столь стремителен был ее бросок к прорываемому неприятелем участку обороны. Своей внушительной грудью, способной закрыть амбразуру, преградив дорогу вражеской неформалке, она принялась свистеть, призывая милицию. Двое увальней в форме, неспешно переваливаясь, направились к месту происшествия.

— Смотрите, босые в метро пытаются прорваться. Не пущу!

Неожиданно с поднимающегося эскалатора соскочил верткий парень в дорогом черном костюме.

— Ден, какие люди! Сто лет не виделись. Как ты? Ох уж этот проклятый город, забирает все свободное время до последней секунды. Меня достали эти пробки, на метро пересел. А вы тут что толпитесь?

— Барсук, привет! Я вот тоже решил изменить своей «Селике», а тут оказалось, что босиком в метро у нас нельзя.

— Что за хрень! Это мы сейчас разрулим, — Барсук подошел к работнице метрополитена, извлек из своей папки и показал ей какие–то бумаги. Милиционеры уже кивали упертой бабушке, дабы та пропустила странную компанию — себе дешевле будет. Та, вероятно, и сама уже была бы рада, но отступать было некуда. Диалог продолжался минут пять, до друзей долетела только фраза типа «Я хочу от вас письменный отказ за подписью дежурного по станции».

Затем Барсук и метробабушка удалились в какое–то служебное помещение. Друзья ждали, чем закончится это выяснение отношений. Вскоре Барсук вернулся, держа в руках бумагу:

— Инцидент запротоколирован. Такое правило действительно существует, и мы вынуждены его соблюдать. Дальнейшее разбирательство с администрацией метрополитена я беру на себя.

— Давай, Барсук, вжарь им, — поддержала его Лана. — А то что, я с собой теперь шлепки носить должна, если мне захочется по городу босичком погулять!

Компания вышла со станции, но лишь для того, чтобы на Арбатской — Филевской сесть в метро безо всяких приключений.

Москва, ВГИК.

Она мчалась по аллее от метро «Ботанический Сад» и, как всегда, спешила. Весениий ветер трепал длинные волнистые рыжие волосы, развевал белое платьице и теребил многочисленные фенечки. Теплая дорожка летела прочь под босыми ногами. Вчера утром, на Арбате, она выкинула в урну порвавшиеся на ее вечно летящих ногах балетки.

Вчера они затопили позитивом столицу, бегали целый день по городу, обнимались со всеми встречными, кричали с моста, смешили суровых охранников. Почему все это должно остаться во вчерашнем дне? Разве солнце светит один раз в году? Разве ветер дует один день в году?

Тая Зеленкина, студентка третьего курса, режиссер нескольких короткометражек, в том числе нашумевшего в Каннах фильма «Убежавшие на солнце», распахнула тяжелые двери ВГИКа и как порыв свежего весеннего ветра влетела в этот храм монументального киноискусства…

— Прикинь, мэн, у моих знакомых «Девятисотая»[50] уже три месяца без работы валяется. Они мне ее за сотню грина в смену готовы барыжить. Там правда стекло не самое лучшее, но, мэн, ты только вкури — синеальта за сто бачей. Два года назад я когда рекламу снимал, за штукарь еле достал. Все–таки спасибо кризису, — парень крайне неформального вида с длинными толстыми дредами принял от товарища косяк и смачно затянулся. — И как назло — никаких предложений. У меня руки чешутся снимать. Я уже готов с Кротом вписаться мыло снимать в это, как его, матерное слово из трех букв[51].

Операторы докурили косяк и плавно, словно волоча тяжелые стедикамы, вышли в коридор, где на них налетел бело–рыжий ветер.

— Привет, Горыныч, вот тебя–то я и ищу!

Продолжая находиться в замедленном состоянии, оператор плавно, дабы не запороть кадр, повернул голову.

— Хай мэн.

— Горын, хорош ходить обкуренным, у меня к тебе тема на сто рублей! Будем снимать, даже не знаю, как сказать. Продолжение «Убежавших», нет, не, как бы похоже, но совсем в другом ключе! Понимаешь, тогда мне казалось, что позитив и рутина несовместимы, а теперь, теперь все иначе!

— Ташок, я ща вообще слабо вкуриваю, но в твою тему считай, что уже вписался. Давай завтра в «Билингве» перемахнемся, когда меня чудо–трава отпустит.

— Заметано! Только успей вернуться до завтра!

Ветер полетел куда–то дальше по коридорам ВГИКа, а Горыныч довольно улыбнулся:

— Мэн, зачот! Вот и нашлась работа для камеры!

Москва, музыкальный театр им. К. С. Станиславского и Вл. Немировича — Данченко.

Ценители современного балета, которые не подсуетились за несколько месяцев, теперь толпились у дверей в надежде, что им по счастливому случаю перепадет билетик, пусть даже по баснословной цене. Журналисты толпились у служебного входа — аккредитацию удалось получить далеко не всем желающим, но оставалась надежда перехватить кого–то из гостей на улице. Маленькая кудрявая блондинка аккуратно, но ловко и быстро, словно золотая рыбка, просочилась к заветной двери.

— Лида Солнцева, РИА Новости.

Охранник недоверчиво проверил документы, и только удостоверившись в том, что все правильно, пропустил девушку внутрь.

За кулисами было очень многолюдно — танцоры всевозможных стилей, журналисты, организаторы и просто разный непонятный народ, который всегда считает своим долгом появиться за кулисами подобных мероприятий. Лида — Ламбда быстро сориентировалась и двинулась в сторону нужной ей гримерки. Двое рослых японцев преградили девушке дорогу. Поприветствовав их характерным поклоном, она обратилась к ним на чистом японском.

— У меня договоренность с Мокономо–сан.

Охранник глянул на нее с оттенком удивления и стал что–то усиленно выяснять по рации:

— Да, журналистка. Говорит, что договоренность. Ри–да Со–ру–цу-ва. Прима ведь просила никого не пускать. Действительно есть договоренность? Исполняю.

Лида прошла в гримерку японской примы, провожаемая завистливыми взглядами коллег. Еще бы. За последние три года никто не смог побеседовать с Юми Мокономо, звездой модерна, танцевавшей на острых мечах, стекле и на огне. Ее гибкость и сила поражали воображение зрителей, которые могли лицезреть ее лишь из зала.

В небольшой комнатке делала упраженения с виду совершенно обычная японская девушка. Стройная, спортивная, но вовсе не сверхчеловек, каким она была для поклонников. Юми еще не переоделась в сценический костюм и была в простом тренировочном трико. Увидев вошедшую журналистку, она мгновенно переключила на нее свое внимание.

Две девушки беседовали тет–а–тет около сорока минут, причем под приятным впечатлением от разговора осталась не только журналистка, но и японская танцовщица, которая никак не ожидала встретить в Москве такую проницательную и в тоже время знающую японские традиции собеседницу.

В наушниках Лиды, едущей на такси домой, звучали слова Юми:

— Ноги для меня — всего лишь часть моего тела. Важная, но не единственная. Я никогда ничего не добилась бы, если бы тренировала только ноги. Я тренирую все свое тело, и это труд, ежедневный труд. Наши возможности безграничны, порой мы используем лишь их ничтожную часть. Мне далеко до тех искусств, которыми владели ниндзя. Я обычный человек, который чувствует свое тело.

Лида улыбалась. Кажется, это интервью вполне способно украсить контент сайта босоногого движения.

Московская область, Крокус — Сити.

Легкие конструкции громадной коробки Крокус — Экспо были неспособны ослабить чудовищный грохот мощных акустических систем, который доносился аж до высоток Строгино.

Белые, черные, желтые, радужные, голубые, блестящие и светящиеся в темноте — тысячи пар кедов направлялись к стеклянным дверям, входу в этот храм архитектурного минимализма и утилитаризма, ставший на эту ночь волей стремящихся к экономии концертных магнатов храмом Drum–n–Bass музыки. Для владельцев кедов играла Пиратская Станция.

Неожиданно в стройном ряду кедов мелькнули три пары босых ног. Было видно, что они чувствуют себя тут неуютно. Они явно кого–то искали.

Серебристая «Селика» влетела на парковку. Ее уже ждали Игорь, Сева и Иван. Макс был в своем обычном виде, лишь футболка была особенная — с лейблом D'n'B диджея … Однако то, что вылезло следом, поразило воображение.

— Да, это я, Береза. Не узнаете?

Узнать Ирму было тяжело. Обтягивающие джинсы, психоделический топ. На голове девушки был самый настоящий противогаз. Однако приятелей расстроило другое — ноги девушки, которые они до этого видели исключительно босыми, были обуты в белые кеды почти по колено.

— Ирма, а почему ты не босиком? — робко спросил Сева.

— Мы идем танцевать в зоне повышенной радиационной опасности — необходима защитная экипировка. Это вы уже мутировали и невосприимчивы к радиации. А я предпочитаю предохраняться.

На входе компанию тормознула охрана. Босоходы переглянулись, глядя на свои ноги. Ну вот, и тут проблемы с этим.

— Девушка, в противогазе нельзя. В билетах же специально написали — никаких противогазов, респираторов и белых перчаток.

— Ребят, спокойно! — вступился Ден. — Может, вы хотите обсудить это с организаторами фестиваля?

— Ну ладно, мы только предупредили, что это может быть неудобно.

Через пару минут Ден и Ирма уже вытанцовывали под ломаные ритмы. Психоделический свет словно уводил в другую реальность…

Но все когда–нибудь кончается, кончилась и «Пиратка». В ушах звенела тишина. Так всегда бывает, когда выходишь с большого концерта на свежий воздух, когда идет процесс кристаллизации воспоминаний о том, что только что происходило внутри и вокруг тебя, когда в полной мере осознаешь, насколько все было круто.

«Пиратка» прошла сверх всех ожиданий — Ирма и Ден отрывались до конца выступления хедлайнеров, в то время как их друзья–босоходы, покинувшие фестиваль через час после начала, уже видели седьмой сон, в котором их окружали толпы девушек, готовых разуться по первой их просьбе.

Шагая по огромным площадям «Крокуса», Ирма чувствовала необычайную легкость. Ден предложил ей прогуляться до Сокола, где в небоскребе «Триумф — Палас» он снимал квартиру, и переночевать у него.

Перейдя МКАД, границу Москвы и России, по пешеходному мостику, покрытому давно потерявшими прозрачность пластиковыми панелями, Ирма и Денис оказались на пустынных улицах спального района Строгино. Одинокие машины изредка проносились по улице, так что при минимальной внимательности идти можно было прямо по проезжей части. Прохладный ветер трепал волосы, приятно освежая после толкучки в зале. Поначалу говорить не хотелось. Парень и девушка шли, наслаждаясь неповторимой гаммой звуков ночной Москвы.

Но на подходах к Строгинскому мосту Дена переполнили эмоции, и ему нестерпимо захотелось ими поделиться. Он вспомнил, как размышлял недавно о своей жизни. О постоянной гонке, о проектах. О жизни, которая, в общем–то, была не его.

— Знаешь, Ирмусь, я недавно понял, что самый простой способ попасть в другой город — это просто дождаться глубокой ночи. Движение замирает, в окнах гаснут огни. Город спит, а ты идешь по улице и чувствуешь, что сейчас это огромное пространство — только твое. Ты можешь идти куда угодно, и везде оставаться наедине с собой, слушать свои мысли и голоса города.

По рельсам прогрохотал грузовой трамвай, который, как и наши герои, воспользовался ночной паузой в жизни мегаполиса, чтобы совершить свое безлюдное путешествие.

Слова Дена немного удивили Ирму. Она представляла его не таким, ей всегда казалось, что романтика ночных прогулок ему скорее чужда. Она не могла понять, как может столько всего сочетаться в этом парне — то он сто метров не способен пройти без своей любимой «Селики», то на своих двоих пробегает целый город и получает от этого кайф. Но мысль Дена про «наедине с собой» была общительной Ирме не очень близка.

— А мне кажется, что город без людей — это очень грустно. Это как в рассказе Бредбери[52]. Я когда его в детстве прочитала, потом очень долго боялась, что проснусь утром, а все люди исчезнут.

— Но согласись, было бы забавно оказаться одному в целом мире. Никаких тебе границ, никаких билетов. Едь куда хочешь, делай что хочешь…

— А зачем ехать туда, где никого нет, Ден? Люди — это главное, они делают мир таким, какой он есть.

Ден промолчал. Две фигуры пересекли мост и зашагали вдоль трамвайных путей по направлению Щукинской и Сокола, где в лучах подсветки поднималась «восьмая высотка Москвы».

Скоростной лифт с еле слышным шипением распахнул двери, выпуская припозднившихся молодых людей на пятидесятом этаже. Денис достал из кармана солидную связку ключей и произнес фразу, ставшую для многих уже дежурной:

— Извини, у меня жуткий бардак.

Ответ последовал столь же дежурный:

— Да ничего страшного.

Квартира представляла из себя студию, безо всяких перегородок. Мебели было по минимуму — компьютерный стол, весьма немаленькая кровать и стеллажи с дисками на стенах. Из огромных панорамных окон открывался прекрасный вид на центр столицы.

Ден принялся снимать обувь не расшнуровывая. Пока он мучился, предпринимая очередную попытку, Ирма села на пол и, быстро расстегнув боковую молнию на ее доходящих почти до колена кедах, разулась. В конце концов, ленивый парень был вынужден последовать примеру своей подруги.

Перепрыгивая через лежащие на полу кучи одежды, бумаг, дисков, Ден добрался до того угла студии, который служил кухней. Заглянув в холодильник, он предложил своей спутнице меню на поздний ужин:

— Так, что у нас тут есть? О, пельмени есть, хочешь? — Ден вынул пачку, налил в кастрюлю воды и поставил ее на плиту. Береза тем временем села на пол и задремала.

Откопав во встроенном в стену шкафу свежее постельное белье, Ден перестелил кровать, собираясь уступить ее гостье, но посмотрев на Ирму, не смог сдержать улыбки. Девушка спала, трогательно свернувшись калачиком. Ден долго любовался почти детским личиком спящей Ирмы, потом взяв девушку, он аккуратно перенес ее на постель и накрыл одеялом. Получилось даже не разбудить.

Ден выключил закипевшую воду, сунул пельмени обратно в морозилку и, обнаружив в углу подаренный ему когда–то на день рождения футон, раскатал его и улегся спать.

Яркое дневное солнце било в окно. Сонный Денис протянул руку и нашел свой айфон, на котором уже почти сел аккумулятор. Час дня. Он оглядел свое жилище и поразился, увидев аккуратно застеленную кровать — застилание постели сам Ден всегда считал пустой тратой времени. С пола исчезли обертки от конфет и пустые бутылки из–под прохладительных напитков. Бумаги с пола были стопкой сложены на столе. Пепельницы, обычно полные окурков, были пустыми. Ворох одежды, еще вчера разбросанной по всей квартире, был сложен в пластиковую коробку для грязного белья. На расчищенном таким образом полу сидела уже одетая и причесанная Ирма, с интересом читавшая книжку Стругацких, позаимствованную со стеллажа.

Ден тем временем затащил под одеяло свои джинсы и старательно их одевал, дабы не смутить девушку. Ирма, видя его старания, разулыбалась.

— Доброе утро, Ден. Да ты не обращай на меня внимания, одевайся.

Ден застегнул джинсы и встал, озираясь в поисках футболки. Подумав, открыл шкаф и натянул на себя первую попавшуюся.

— Ты меня извини, — Ирма смущенно показала на пол, — но тут совсем негде было ходить, и я подумала…

— Это мне должно быть неудобно! — возразил Ден. — Когда же ты успела тут так разгрестись?

— Да ничего сложного, тебе ведь, наверное, совсем некогда убираться? — Ирма поставила книжку на полку. Ден засуетился и стал готовить пельмени на завтрак, зашумел электрочайником.

— Как спалось, Ирмусь? — начал он разговор.

— Ой, я так крепко уснула, даже снов не видела. Упустила такую возможность жениха увидать, — пошутила Ирма.

Ден соорудил подобие японского столика на полу.

— Ты чай будешь или кофе?

— Лучше чай, — сказала Ирма.

— А чаю и нет, — обескураженно развел руками Ден. — Только кофе остался, извини.

— Ну ладно, пусть будет кофе.

Стремясь понравиться девушке, Денис поставил на столик две тарелки с пельменями, кружки с кофе и вытащил шоколад, купленный им во время командировки в Швейцарию. Правда, он планировал этот шоколад подарить на день рождения двоюродной сестре, мечтавшей о таком подарке, но должен же он во что бы то ни стало впечатлить девушку. Вдруг ей у него не понравится?

Ирма ела пельмени медленно, Ден проглатывал почти не жуя:

— Ирмусь, тебе пельмени не нравятся? Невкусные?

— Ну ты знаешь, магазинные вкусными бывают редко. Приходи ко мне, мы с бабушкой тебя угостим домашними — сразу почувствуешь разницу.

Ден напрягся. Он сам относился к еде как к простой необходимости и никогда особо не обращал внимание на вкус того, что он ест.

— Ден, я что–то наелась, доешь, может быть?

— А ты точно наелась? — с сомнением спросил Ден, перекладывая себе пельмени из Ирминой тарелки. Ну вот, думал он, все испортил. Знал же, что пригласит девушку ночевать, хоть бы купил что–то поприличней. Хотя откуда же он знал, что пельмени должны быть вкусными?

Зато когда девушка попробовала шоколад, ее глаза округлились от восторга.

— Ух ты! Настоящий! Потрясающе вкусно!

У Дена слегка отлегло. Закончив завтрак, он решил все–таки завести разговор о том, что волновало его больше всего.

— Ирма, знаешь… — Ден замялся, девушка вопросительно на него посмотрела. — Ну, возможно, я показался тебе неряхой и не совсем разбираюсь в том, какая еда вкусная… Но, знаешь… Когда я тебя увидел… Ты мне очень понравилась, такая жизнерадостная, интересная, целеустремленная… Я бы… хотел, чтобы мы, может быть, стали больше чем друзьями! — наконец закончил свою мысль Ден. Он сильно волновался, ведь ответ этой девушки мог как вселить в него надежды, так и растоптать их.

— Ден, понимаешь, — Ирма не знала, как ответить. Ден был симпатичным, интересным, но девушка не была уверена в том, хочет ли она отношений с ним. — Ты очень классный, но, понимаешь, мы еще так мало знакомы и в сущности, ничего друг о друге толком не знаем… И еще. Мы такие разные, разного хотим от жизни. Давай не будем торопить события, ладно?

Нельзя сказать, чтобы Ден сильно обрадовался этому ответу, но и не особо огорчился. У него есть шанс показать ей, что он серьезно хочет быть с ней, что он постарается все для нее сделать.

— Я готов на многое, чтоб тебе понравиться, — сказал он.

— Да? — кокетливо стрельнула глазами Ирма. — Ну, тогда открою тебе секрет, некурящие парни мне нравятся больше!

— Все, бросаю, — Ден картинно зашвырнул пачку сигарет и зажигалку в корзинку для бумаг, рассмешив Ирму. Она глянула в свою шпаргалку–расписание.

— Слушай, я, наверное, пойду. Как раз успею на прямую электричку, которая с Войки идет.

— Тебя до платформы подбросить?

— Да нет, я прогуляться хочу. Можно, я противогаз и кеды у тебя оставлю? Неохота тащить.

— Оставляй, я тебе при случае передам.

Когда за девушкой захлопнулась дверь, Ден подошел к окну, ожидая, когда она выйдет во двор. Проводив взглядом девушку, казавшуюся ярким пятнышком с такой высоты, он несколько минут колебался и вороватым движением выудил из корзинки для бумаг сигареты и зажигалку. Кажется, погорячился он с таким жестом.

— Ничего, бросать курить надо постепенно, — сказал он себе, затягиваясь. Покурив, он вышел из квартиры, собираясь ехать на работу. Ленинградское шоссе блестело на солнце вереницей машин. «Селика» вырулила в сторону области и неспешно, ибо быстро двигаться не позволяла пробка, покатила в сторону Ховрино.

А босоногая девушка с рюкзаком бодрым шагом шла к платформе «Ленинградская». Что же будет у нее с Деном Вилкиным? Нравится ли он ей или нет? Вроде бы хороший парень, честный, серьезный, интересный, открытый. С другой стороны, минусов тоже хватает. Ладно, чего думать зря, время покажет.