Одинокая республика

Глава 12. Возведение опорных конструкций

Срочный вызов разбудил координатора среди ночи. Сначала он не понял, в чём дело. Вдруг показалось, будто причиной вызова является массовая разгерметизация одного из уровней подземного города, как уже было больше пятнадцати лет назад, когда он только вошёл в верховный совет лунной республики. Координатор вскочил, готовый куда-то бежать и что-то делать, но воспоминания об аварийных работах после разгерметизации целого уровня выветривались вместе с остатками сна.

— Зафиксировано открытие портала на поверхности уничтоженной Земли, — доложила Октябрина, центральный искусственный интеллект.

— Это наши! — добавила она через мгновение, установлен канал связи с орбитальной группировкой спутников-наблюдателей. — Запрашивают создание безопасной зоны вокруг портала. Использовать электромагнитные катапульты считаю нецелесообразным, через девять минут орбитальная станция «Волхв» выйдет на подходящую для создания огненной стены вокруг открытого портала траекторию. Внимание, в непосредственной близости замечено скопление крупных демонов, отслеживаю. При проявлении с их стороны интереса к открытому порталу до выхода «Волхва» на траекторию удара, потребуется немедленное закрытие портала. Внимание, глава экспедиционного корпуса, старший инженер-администратор, просит о связи, поправка, глава социалистической республики Ан-фееро.

— Значит всё получилось, — подумал координатор, — господи, всё получилось. Десятилетия подготовки не прошли даром и теперь у лунной республики есть доступ в другой мир, доступ к его морям, лесам, полям и чистому небу. К адамантию и мифрилу. И к прочим ресурсам, которые гораздо легче добывать и обрабатывать на земле, чем добывать в астероидах.

— Давай связь, — велел он Октябрине, должно быть уже во всю болтающей с интеллектом Зарёй.

…разговор получился не долгим. Недалеко от точки открытия портала расположились крупные демоны, против которых и паучий танк не противник, их только чем-то очень крупнокалиберным валить и, очень желательно, из-за линии горизонта, чтобы не добежали. Но дело не в демонах, они как раз вели себя спокойно и интереса к порталу не проявляли.

Инженер-администратор успел обменяться с координатором парой фраз, как его внимание отвлекла нездоровая суета вокруг лежанок с пристёгнутыми к ним паранормалами. Полагая, что безопасники разберутся, инженер-администратор попытался не отвлекаться от важного разговора, но от портала раздался крик, потом хлопок, резко взвыл ветер такой силы, что заставил инженер-администратора пригнуться, а часть оборудования буквально улетело прочь. От места где был открыт портала ударила воздушная волна, опрокидывая тех, кто устоял под порывом ветра или уже успел подняться на ноги снова. Наконец всё успокоилось, портал закрылся.

Позже, при разборе произошедшего, удалось установить, что один из паранормалов частично пришёл в себя. Стоящий рядом с его лежанкой безопасник улетел прочь, отброшенный ударом сырой силы. Потеряв одного из поддерживающих портал магов, остальные сумели удержать его открытым. Но пересиливший высокотехнологичный дурман маг попытался намеренно дестабилизировать портал. Заря предполагала, что он хотел переместить точку выхода в какое-то другое место. Может быть прямо в мир демонов или в жерло вулкана. Если бы это удалось бы ему, то мало кто сумел выжить. К счастью контролирующая состояние пленника аппаратура сумела определить критическую ситуацию и ввела пациенту целый букет из различных препаратов временно отключающих высшую нервную деятельность. Сам паранорм сейчас в реанимации, медики пытаются откачать его от ими же введённой химии. А попавший под слабоконтролируемый выброс силы безопасник умер до того, как ему сумели оказать помощь. Однако, несмотря на сопутствующие потери, им всё же удалось, пусть и ненадолго, пробить портал домой.

— Надо срочно искать разбирающихся в межмировых порталах магов согласных на добровольное сотрудничество, — решил инженер-администратор. — Хочешь или нет, а придётся обращаться к Аш-амоном за помощью. Только вот, некроманты довольно сильно ограничены в специализации. Есть ли у них маги, разбирающиеся на должном уровне в открытии порталов к другим мирам? И какую плату за помощь захочет Повелитель Смерти?

То, что чужаки назвали «поселением», оказалось, на взгляд Гека, полноценным городом. Большие дома, часть явно непредназначена для проживания, а для чего тогда? Неужели склады торговцев или мастерские ремеслеников, как их много и какие они большие!

Геку сказали, что он будет жить в большом доме, в комнате номер сто двадцать один. Сто двадцать один это такое число, на языке чужаков записывается палочкой, загогулиной и снова палочкой. Он спросил у сопровождающего его можно ли будет у кого-нибудь подучить язык чужаков, а сопровождающий только рассмеялся и сказал, что это нужно будет обязательно сделать и ему даже предстоит ходить на уроки изучения языка, счёта и письма.

— Я умею считать и писать, почти, — сказал Гек потому, что нанимателю в первую очередь следует продемонстрировать свою полезность. От этого могут даже лучше кормить.

Чужак только улыбнулся и спросил: — Какое самое большое число ты знаешь?

Гек с гордостью ответил: — Тысяча! Этого хватит чтобы посчитать всё, что угодно.

Они вошли в дом, где ему предстоит какое-то время жить. Интересно, у него будет своя койка или придётся её делить с другими? Хорошо бы, чтобы была своя, тогда можно и вещи под неё сложить, хотя тех вещей только свёрток со старой одеждой. Ну да ничего, ещё обзаведётся.

Дом был большой — целых четыре этажа. Сразу после входа располагался красивый зал. Такой красивый и такой чистый, что Гек сначала подумал, что они зашли куда-то не туда. Ну не селят ни работников, ни учеников в подобной красоте. Работники спят на сеновалах или в общем зале под лавками, а ученики живут в коморках, по несколько человек вместе. Однако сопровождающий уверенно шёл вперёд по цветному (и какие насыщенные цвета, чуть ли не ярче настоящих!) ковру. Гек остановился, не в силах заставить себя наступить на этот чудесный ковёр.

— Ты чего? — удивился сопровождающий.

Не в силах подобрать нужных слов, Гек молча показал на свои грязные ботинки.

— Не бойся, — подбодрил сопровождающий, — ковёр специально лежит, чтобы грязь с обуви счищать. Он как большая щётка для обуви и очистит и продезинфицирует. Ах блин, ты же не знаешь, что такое щётка для обуви.

На самом деле Гек знал. Ну, то есть не знал, но догадался. Что тут сложного: щётка и обувь, догадаться не сложно. Он даже видел такую, когда бывший наставник взял его на первое серьёзное дело. Их тогда чуть не поймали не ко времени явившиеся хозяева, а после наставник сильно поколотил Гека, но всё это дело прошлого.

На стоящих вдоль стен роскошных кроватях с мягкими спинками (как он позже узнал, эти кровати назывались диванами) сидели юноши и девушки и все они с интересом глазели на Гека и его сопровождающего. Большей частью на Гека. Сначала он подумал, что они тоже чужаки, но внезапно увидел несколько ранее виденных лиц и с огромным удивлением осознал, что все эти люди в красивой и чистой одежде местные, такие же, как и он.

Пройдя по мягкому, цветному ковру, который тут лежал вместо щётки для обуви, они зашли в небольшую комнатку без окон и без какой-то вообще мебели, только с рядами кнопок на стене. Гек подумал, что здесь ему и предстоит жить. Но вдруг проём, через который они вошли, закрылся и комнатка целиком поехала вверх.

— Обыкновенный лифт, — пояснил сопровождающий.

Точнее это он думал, что пояснил. А Гек сейчас напряжённо думал, что если обыкновенный лифт — это маленькая комнатка, едущая вверх, то что тогда может быть необыкновенным лифтом?

Пока ехали, чужак спросил: — Значит тысяча — самое большое число? А если вдруг у тебя будет каких-то вещей, скажем тысяча и ещё столько же?

— Столько вещей не может быть, — возразил Гек.

— Но всё-таки.

— Тогда их будет две тысячи.

— Но тогда получается, что две тысячи — это самое большое число?

— Две тысячи не число. Это тысяча и ещё одна тысяча, — пояснил Гек.

— В целом логично, — согласился сопровождающий, пробормотав себе под нос. — Сколько открытий чудных сулит нам знакомство с позиционной системой счисления.

Двери раскрылись. Они вышли в коридор, слева и справа в него выходили двери комнат. На каждой двери написаны цифры, Гек сразу догадался, что это именно цифры. Он слышал, что богачи дают названия своим залам, но этот дом был настолько большим и комнат в нём так много, что их приходилось нумеровать.

Двери в коридор выходили не сплошным потоком и чередовались с нишами, в которых стояли то диван, то стол и несколько кресел, то шкаф или что-нибудь ещё. В одной из ниш, в удобном кресле, сидел парень одного с Геком ростом. Как и виденные им внизу, он был одет в однотонную светло-серую одежду, на ногах хорошая обувь, что-то вроде невысоких сапожек. Парень читал книгу. На столе, у него под рукой, стояла пустая чашка с разводами на дне. Должно быть незнакомец сначала читал, смакуя напиток, а когда тот закончился, с головой погрузился в чтение. Гек позавидовал незнакомому парню. Для него самого читать было тяжёлой работой, пока разберёшь что там в конце предложения, надо ещё не забыть, что было в начале и в предыдущих тоже.

— Константин Игоревич, — обратился к чужаку парень, но увидев Гека замолчал, а потом спросил. — Новенький?

Получается чужака звали Константином Игоревичем, понял Гек. Какое длинное имя.

— Новое пополнение, только привезли. Будет жить в сто двадцать первой комнате. Сможешь ему тут всё показать и рассказать? — обрадовался чужак.

— Разумеется, Константин Игоревич.

— Полагаюсь на тебя, — сказал чужак, потом повернулся к Геку и сказал уже ему: — Прости, дела срочно зовут. АнФат тебе тут всё покажет и расскажет. Если где-то заблудишься или не будешь знать, что делать, то громко позови вслух Зарю. Она услышит. И не забудь заглянуть в медотсек, зубы у тебя просто ужас. Там не чинить, а новые выращивать надо.

Он махнул рукой Геку и убежал.

Гек исподлобья рассматривал нового знакомого. В ответ тот с интересом смотрел на него.

Так парни смотрели друг на друга, а потом Гек не выдержал и выпалил: — Ты высший?!

— Ага, высший, — с удовольствием подтвердил АнФат. — Будешь на колени вставать?

Гек хотел сказать, что не будет, но страх пережал горло и он только резко мотнул головой.

— Понятно, — слегка разочаровано проговорил АнФат. — Земляне к себе берут только тех, кто не боится.

Гек хотел сказать, что он боится. Он просто до ужаса боится, что сейчас ноги подкосятся, голову кольнёт болью и он больше не будет принадлежать сам себе. И ещё он хотел спросить кто такие земляне, но сейчас явно было не до того.

Оценив состояние Гека, АнФат поправился: — Ну или тех, кто может противостоять своему страху. Да ты не бойся, не стану я тебе в голову лезть или сжигать на месте.

— П-почему?

— Что почему? — удивился АнФат.

— Почему не станешь влезать в голову и сжигать?

Непонятно какой реакции на свой вопрос ожидал Гек, но высший вдруг взял и засмеялся. Отсмеявшись, он принялся загибать пальцы: — Во-первых, по законам новой республики, это запрещено. Теперь все равны в том смысле, что нельзя так просто взять и сжечь кого-нибудь, даже если это какой-то там низший. Ни низших, ни высших больше нет, только люди. Во-вторых, мне помешает вот эта штука, — он расстегнул на левой руке рукав и показал охватывающий кисть браслет из серого метала. АнФат щёлкнул по браслету и тот отозвался мелодичным звоном. — Ну а в-третьих, даже по старым временам, было бы довольно странно во всех вокруг бросаться огнём. Ты же не будешь бить по носу каждого встречного только потому, что он встретился тебе? Кстати, можешь называть меня просто Фат, без приставки «ан». Раз уж Повелитель мёртв, всем вокруг заправляют иномиряне и вместо домена у нас теперь республика. Здесь я такой же ученик, как и ты.

— Я Гек, — сказал Гек.

— А я Фат, — в тон ему ответил Фат. — Если познакомились, то пойдём покажу тебе твою комнату.

— Койку?

— Комнату, друг Гек, самую настоящую комнату. Просто удивительно какое богатство могут дать эти их технологии. Ты знал, что этот вот дом вместе со стенами, крышей и даже ковром на котором мы стоим, они построили всего за несколько дней? Не думаю, чтобы сам Повелитель мог бы сделать что-то подобное. По крайней мере мой дед бы точно не смог. Это уже какой-то другой уровень богатства, когда богат настолько, что вещи теряют цену. Да и какая может быть цена, например, у рубашки, если големы могут сделать таких рубашек сколько угодно.

Державший в руках свёрток со своей старой и грязной одеждой, Гек поинтересовался: — Кто твой дед?

Фат улыбнулся: — Новый барон. Старый погиб на войне, он вроде бы приходился мне пра-пра-прадедом по одной из линий родства. Слушай, а что у тебя в свёртке?

АнФату столько лет, на сколько он выглядел. Среди практически бессмертных магов ему действительно было всего семнадцать полных лет и ещё немного.

Уходя на войну, его пра-пра-прадед, старый барон, забрал с собой всех сильных высших. Поэтому, когда камень дома показал, что старый барон мёртв, новым бароном стал дед АнФата. Просто не нашлось никого достаточно сильного или достаточно смелого, чтобы это оспорить. Занял трон по праву самой большой жабы в мелком болоте — шутил дед.

Когда пришли чужаки, называющие себя землянами, новый барон не стал конфликтовать с ними. Напротив, принял с большим почтением, заочно согласившись со всеми их требованиями: разумными и неразумными, понятными и непонятными. То есть вёл себя с чужаками так, как бы вёл себя с Повелителем, вздумай он лично явиться в заштатное баронство. Чужаки показали силу, а с силой не спорят.

Кроме того, новому барону было интересно. Посредственный по силе маг, он не думал, что когда-нибудь сможет стать бароном потеснив на троне далёкого предка. Напротив, он всегда увлекался тем, что другие высшие презрительно именовали «низшими» или же «простыми» науками. Любимым примером деда была история про сильного, но глупого высшего решившего выплавить себе из горы прекрасный дворец, но не рассчитавшего нагрузку на истончившийся камень и погребённого под обрушившимся сводом. Рассказывая эту историю юному АнФату, дед с чувством говорил: не всё и не всегда можно сделать одной голой силой.

Слушая в который раз надоевшую историю, АнФат думал, что тот высший, видимо, был не так силён, как о нём говорили. Иначе несколько тон упавшего на голову камня не смогли бы убить его.

Чужаки. Они пришли в их родовой замок как хозяева. Сказали, что низшие такие же люди, как и одарённые. Это было странно. Это было неправильно. АнФат, вслед за дедом, никогда не одобрял излишнюю жестокость некоторых высших по отношению к низшим. Но слышать, что полуживотные стоят на одном уровне с владеющими силой людьми, было дико и странно.

— Грядут большие изменения, — сказал дед АнФату. — Наш домен вчера был, по большому счёту, таким же как сотни тысяч лет назад. Менялись люди, мог смениться даже сам повелитель, но домен был всё тем же. Сегодня чужаки переделывают его под себя.

— Можем ли мы им противостоять?! — с жаром спросил АнФат.

Дед грустно улыбнулся. — Куда нам, если даже сам повелитель не смог. Но ты задал неправильный вопрос юный АнФат. Нужно ли нам противостоять приносимым чужаками изменениям, вот какой вопрос был бы правильным.

— Но что ещё мы можем сделать, если не противостоять? Смириться?!

— Кроме как противостоять или смириться можно ещё возглавить изменения, — негромко проговорил дед, новый барон. — Чужаки предупредили меня, что будут искать подходящим им низших по каким-то своим критериям и затем учить их, делиться своими знаниями.

— Но зачем им это?

— Не знаю. Пока не знаю. Но я очень хотел бы узнать, а хочешь ли узнать это ты, юный АнФат? — дед заглянул ему в глаза и, видимо, увиденное там понравилось ему.

Тем же вечером барон попросил чужаков взять в обучение его внука. Он сделал это прилюдно, в общем зале, на вечернем балу даваемому в честь отъезда чужаков, ведь уже завтра они собирались возвращаться к себе.

Чужаки явно не ожидали этого предложения. Они переглянулись, а потом их главная, лейтенант Мата, спросила, не ослышалась ли она?

Эта Мата была местной и даже не настоящим человеком, а всего лишь низшей с совсем небольшим даром, балансирующим на самой грани, но всё же она каким-то образом добилась уважения среди чужаков и даже командовала ими. Странно и дико, что земляне подчинялись местной. Барон не понимал, как такое может быть, но он был достаточно умён, чтобы не спорить с увиденными собственными глазами фактами и не пытаться их отрицать. Впрочем, так даже лучше. Если какая-то почти низшая сумела занять столь важное положение в иерархии новой республике, то чего сможет добиться его внук?

— Вы понимаете, что АнФат будет жить и учиться вместе с обычными людьми, крестьянами, может быть даже бродягами?

Решив, что здесь и сейчас, он не в том положении, чтобы вести разговор сидя на каменном троне, барон встал и подошёл к лейтенанту Мате и её людям: — Было сказано много слов о равенстве, но оно должно работать в обе стороны.

— К АнФату не будет никакого особого отношения. Ему придётся жить, учиться и сдавать экзамены на общих условиях, без поблажек.

— Именно об этом я и прошу, — скромно сказал барон.

— Мы должны будем ограничить использование дара АнФата по отношению к другим ученикам, пока у них нет полноценной защиты от влияния.

Барон согласился: — Пусть будет так.

Видно, что лейтенант Мата не хотела брать АнФата, но она сама себя заперла в рамки законов новой республики и в западне этих законов не имелось приемлемого выхода, чтобы отказать желающему учиться, будь он даже паранормалом и баронским внуком.

— Не каждый подходит нам. Нужно пройти проверку на определённый склад личности, на внутренние качества.

Стоящий до этого в тени деда, АнФат сделал шаг вперёд: — Я готов к проверке.

А барон спросил: — Когда вы сможете провести её?

— Прямо сейчас, иди за мной, — нахмурившаяся Мата резко повернулась и пошла к выходу из зала, к металлическим големам, на которых приехали чужаки.

«Иди», относилось к претенденту. Но следом за юным АнФатом пошёл его дед барон, а за ним и все гости и большая часть слуг.

Огромная толпа окружила машина землян. Давно стемнело и пока шли, каждый высший, кто был способен, освещал дорогу себе сам, но подойдя к своим големам, чужаки включили заставили их глаза загореться ярким светом. Ночь обратилась в день, болезненно яркий свет отбрасывал от предметов и людей страшно длинные, чёткие тени. Не без робости, АнФат вошёл внутрь механического голема и позволил чужакам усадить его в мягкое кресло и облепить тело проводами.

Он не протестовал, когда у него взяли кровь, хотя высший, добровольно позволивший врагу завладеть его кровью, безумен. С АнФатом заговорил сам голем, в теле которого он сейчас находился. Приходилось быстро отвечать на самые различные, порой не связанные между собой, вопросы. Это неожиданно утомило и когда чужак в светло-сером доспехе без шлема отлепил от его висков провода, АнФат не сразу встал, позволил себе ещё две минуты отдыха.

Он слышал, как во дворе, его дед спросил — прошёл ли он испытание?

АнФат подумал, что если Мата соврёт? Ведь он ей не нравится, а это так просто сказать, что испытание не пройдено. Никто не сможет проверить. АнФат завозился, стараясь скорее выбраться из мягкого кресла.

Когда он вышел из голема чужаков, раздался вердикт: — Прошёл.

Обернувшись к АнФату, лейтенант Мата велела: — Собирайся, поедешь с нами. Если ещё не передумал.

Разговор происходил в администрации поселения, в кабинете Маты. За окном сумерки, уже видны первые звёзды. Тихо шуршал голографический проектор, и голограмма Зари сидела на столе, болтая ногами.

— Если он тебе так не нравится, могла бы и сказать, что этот АнФат нам не подходит.

Мата в кресле за столом. Перед ней три планшета и два коммуникатора утопают в горе распечаток. Надо будет обязательно прибраться сегодня, потому, что завтра с утра снова будет сотня важных дел. Она вчера попробовала отложить приборку на рабочем столе на сегодня и вот результат.

— Не то, чтобы не нравится. Просто он довольно сильный паранормал, высший, потомственный аристократ, зачем ему к нам? — объяснила Мата.

— Всё просто, — улыбнулась Заря и нарисовала пальцами в воздухе замерцавшее розовым светом сердечко. — Его дед, барон, хочет понять кто мы и что мы. Вот и отправил внука.

Массировавшая себе виски Мата опустила руки, помрачнела: — Значит я привела шпиона?

— Для кого-то шпион, а для кого-то агент влияния, — отмахнулась Заря. — Нам всё равно нужно выходить на более плотный контакт с остатками местной аристократии. Хорошо бы хоть кого-то их них включить в создаваемую нами систему. Постепенно, конечно, не сразу. Чтобы потом не пришлось вырезать всех под чистую.

Висевшее в воздухе розовое сердечко осыпалось на стол гаснущими при падении искрами.

— Так я правильно сделала? — не отставала Мата.

— Правильно, неправильно — в ситуации со слишком большим количеством переменных эти понятия не имеют смысла. В решении отказаться брать мальчишку одни плюсы, в решении взять его — другие. Впрочем, как и минусы. Но всё же интересно, почему ты не сказала, что АнФат не подходит, если не хотела брать его в поселение?

Мата поморщилась. Ни воспоминания о визите к барону, ни эта беседа не доставляли ей удовольствия.

— Это была бы ложь.

— И что? — Заря обернулась к ней, прекратив болтать ногами.

— Мне показалось стыдным врать всем этим аристократам, этим высшим, — последнее слово она буквально выплюнула. Мата почувствовала, как неудержимо, тотально краснеет.

Заря буквально взвизгнула от восторга: — Какая же ты феноменально замечательная!

Вскочив со стола, нарисованный образ, управляемый центральным искусственным интеллектом новой республики, подбежал к Мате, беззвучно и неощутимо коснулся нарисованными губами её красной, как цветущий мак, щеки.

— Что ты? Зачем? — всполошилась командир третьего отделения создаваемой учебно-трудовой армии.

В дверь постучали. После символического стука, не дожидаясь ответа, вошёл державший в руках поднос Констант. А на подносе, маленькое счастье — крепкий, горячий, сладкий чай в термокружках и пара здоровенных бутербродов.

С тоской окинув взглядом захламлённый стол, на котором не оставалось ни капельки свободного места, Констант подвинул ногой стул и водрузил поднос на него: — У вас что, совещание? Ночь на дворе.

— Я тебя люблю, — сказала лейтенант Мата, правда смотрела она при этом на нежно-розовый колбасный бок высовывающийся из листьев салата прижатых с обоих сторон тонкими кусками белого хлеба с золотистой, чуточку рыжей, корочкой.

— А я люблю бутерброды. И тебя тоже, — оставаясь более последовательным в своих чувствах, Констант обошёл стол, поцеловал повернувшую голову Мату, сунул ей в одну руку термокружку, в другую монструозный бутерброд размером с две её ладони, не меньше.

Заря наблюдала за ними с тем умилительным выражением, с каким люди смотрят на играющих и таскающих друг дружку за хвост щенков.

— И стоило столько ходить вокруг да около, чтобы сойтись только теперь? — поинтересовался центральный искусственный интеллект новой республики.

— Стоило! — твёрдо ответил Констант, а откусившая от бутерброда знатный кусок Мата одобрительно замычала.

Глядя на неё и Констант и Заря, одновременно улыбнулись.

С трудом прожевав и запив чаем, Мата обиженно спросила: — Что? Я между прочим с самого утра ничего не ела.

— Жуй давай, — отозвался Констант, — и в следующий раз постарайся не пропускать обед.

— Я посштфраюсь, — неразборчиво пообещала Мата.

Повернувшись к Заре, Констант указал кивком на Мату и попросил: — Проследишь?

— Не, не, не, — нарисованная девочка даже выставила вперёд открытые ладони, будто отталкивая просьбу. — Помнишь, как ты разозлился, когда я наконец-то свела вас двоих? А посмотри, как хорошо вышло. Кроме того, инженер-администратор обещал перевести на пониженное энергопотребление, если не перестану влезать в человеческие взаимоотношения, к вашей же, замечу, человеческой пользе. Поэтому разбирайтесь между собой сами.

— Как будто отказ от действия сам по себе не является действием, — хмыкнул Констант.

Заря погрозила пальцем: — Я простой искусственный интеллект. Не надо грузить меня диалектикой! И вообще, мог бы мне тоже предложить чаю.

— Но ты ведь нарисованная? — удивилась Мата.

— У каждого свои недостатки, — признала Заря, — но можно было набросать в программе трёхмерного моделирования чашку чая и сбросить файл.

— Ты её сама нарисуешь за миллионную долю секунды.

— Нарисую, — ненастоящая девочка протянула нарисованную руку к термокружке Константа и вытянула из неё её нарисованную, исходящую нарисованным паром, копию. — Но главное ведь внимание. Мата тоже могла бы сама сходить за чаем, и сама сделать бутерброды, ничего сложного.

— Ладно, хватит заниматься ерундой, — оборвал Констант.

— Ты, — он указал на Зарю, — получишь свою чашку с чаем, даже несколько сотен нарисованных чашек. На следующей неделе, по плану, обучение трёхмерному моделированию, ученики будут пробовать практически применять ранее изученные основы геометрии.

— А ты, — указал на доедающую бутерброд Мату, — допивай свой чай и пошли спать, иначе опять не выспишься. На что угодно спорю, завтра опять рано вставать?

Мата кивнула, проглотила остатки бутерброда, оставившие после себя на нёбе колбасное послевкусие и показа на стол: — Надо прибраться, разобрать бумаги и дела.

— Завтра приберёшься! — отрезал Констант.

Мата посмотрела на своего любимого землянина, который открыл для неё целый мир и сам был целым миром и грустно сказала: — Я уже пробовал отложить на завтра. Это так не работает.

В костяном дворце Повелителя Смерти царил переполох.

Сам повелитель домена Аш-Амоном сидел на костяном троне и думал о том, что слишком часто последнее время что-то происходит или начинается какая-то суета. И ничего не поделаешь, наступило время перемен.

И, самое интересное: он хотел перемен. Он тысячелетиями пытался взломать этот порядок, сковавший его, когда-то родной, мир, изменивший его до неузнаваемости и превративший в то, что он есть сейчас. Тысячелетиями пытался всколыхнуть гнилое болото, сместить устоявшийся баланс сил, столкнуть камень с вершины, чтобы тот катился, ускоряясь, вниз, только у него ничего не получалось и, казалось, будто, камень и так лежит внизу, и чтобы столкнуть его, надо сначала затащить на вершину, на что у Повелителя Смерти, не хватало сил.

А потом его враг, повелитель домена Ан-фееро привёл чужаков. Чужаки принесли с собой перемены. И вдруг оказалось, что перемен слишком много для одного, слишком древнего, некроманта. Он не успевал за переменами, он привык мыслить категориями столетий, а счёт шёл на недели или даже на дни. Повелитель Смерти испытывал какое-то давно забытое чувство. В течении нескольких часов он пытался вспомнить название этого чувства.

Пожар в фиолетовом двор потушили. Столб дыма больше не пятнал глубокую синеву вечернего неба. На столе лежали свитки с подсчётами понесённого ущерба и с именами погибших в огне людей. И отдельно лежал свиток с именами сбежавших при пожаре в фиолетовом дворце пленников. Точнее, их называли гостями, но по сути они были пленниками, с окончательной судьбой которых повелитель Аш-амоном ещё не определился. В этом свитке значилось всего одно имя: АнМонох, также известных как Небесный Молот.

Повелитель наконец вспомнил название испытываемого им сейчас чувства. Оно называлось растерянность.

Мявшийся в дверях личный советник решился войти. Под безразличным взглядом повелителя и ещё более безразличными взглядами стоящих за его спиной двух рыцарей смерти, он пересёк приёмный зал, подойдя вплотную к костяному трону.

Упав на одно колено, советник доложил: — Повелитель, мы выяснили, что Небесному Молоту помогли сбежать из фиолетового дворца.

Несколько минут он ожидал разрешения подняться или приказа говорить дальше, но его всё не было. Осмелившись поднять голову, советник наткнулся на пустой и взгляд старого мага. — Повелитель, это были АшТорсак и АшКотер!

— Безземельный граф, чьи земли оказались потеряны в прошлой войне, и ректор военной академии, где проходят обучение молодые боевые маги, ярый сторонник войны, — наконец-то очнулся из странного оцепенения повелитель домена Аш-амоном. — Куда они направились?

— Неизвестно, повелитель. По остаточным признакам можно предположить, что они вместе ушли одним порталом. Отследить точку выхода не удалось, после того как пожар стёр следы, не удалось.

— Встань, — запоздало разрешил повелитель и советник с удовольствием выпрямился. — Сбежали недовольные или это заговор?

— Думаю, что заговор.

— Заговор, — эхом повторил Повелитель Смерти. — У них остались последователи?

— Могу высказать только своё собственное мнение.

— Говори!

— Ваши последние указы о защите низших от высших.

— От произвола высших, — поправил повелитель. Показалось советнику или рыцари смерти за его спиной чуть шевельнулись? В который уже раз, советник подумал, а стоит ли должность личного советника такого риска? Случись настоящий заговор и ему достанется с двух сторон. Со стороны заговорщиков за то, что он правая рука повелителя. Со стороны повелителя за то, что проглядел, не предпринял меры, не доложил.

— …от произвола высших, — послушно повторил советник. — Многие недовольны. Они считают, что вы отбираете у них право распоряжаться их собственностью. И ещё многие боятся, что рано или поздно, вы решите дать низшим оружие чужаков.

— Которое они направят против нас самих, — мысленно закончил советник.

— У меня нет доказательств. Это всего лишь разговоры и мысли, — признался он, а мысленно произнёс. — В том числе и мои мысли тоже. Неужели ты не понимаешь, поросший седым мхом валун, что чужаки против любых высших? Сначала они потребуют, чтобы мы не позволяли себе «произвола» в отношении низших. Потом, запретят нам «владеть» низшими. Потом потребуют, чтобы мы признали в них равных себе людей. Это путь в пропасть! Прав был Небесный Молот, когда называл чужаков абсолютным злом и призывал забыть внутренние разногласия для борьбы с ними. Зря ты не послушал его. Зря решил связаться с чужаками, это решение утащит тебя в пропасть и хорошо ещё, если мы все не последуем за тобой!

Думая так, советник продолжал поедать повелителя преданным взглядом.

Повелитель Смерти долго молчал. Другой, на месте советника, уже успел бы покрыться холодным потом, но он привык к длительным паузам в общении с древним магом. Наконец, повелитель домена Аш-амоном приказал: — Принеси тирм…, текм, тесм…, в общем оставленный чужаками артефакт связи.

— Хотите сообщить им о побеге АнМоноха? — поинтересовался советник.

— Не только. Хочу договориться о личной встречи с главой этой, как её, республики.

— В костяном дворце?

— На их территории. Неси артефакт! — поторопил повелитель поражённого его ответом советника.

Первый раз за последнюю тысячу лет, повелитель смерти решил покинуть пределы своего домена и нанести дипломатический визит.

Да, здесь всё было по-другому. Его жизнь изменилась так круто, будто это уже был не он, а кто-то другой. Где тот ловкий парень Гек, который думал, что в свои шестнадцать лет знает жизнь? Нет его, пропал, испарился как капля воды в жаркий полдень. Теперь на его месте совсем другой Гек — боец учебного отряда третьего отделения учебно-трудовой армии. За какие-то месяцы он узнал во много раз больше, чем за всю свою прошлую жизнь. Он узнал то, что не знают древние, как скалы, высшие. Эти новые знания и сам процесс их получения изменили Гека и продолжают его менять.

Он привык к тому, что рядом с ним живёт самый настоящий высший, более того, внук его, Гека, барона. Или уже не его? Ведь теперь он в учебном отряде, что ему какой-то барон, который даже не знает принципов триангуляции и не умеет перезаряжать облегчённую импульсную винтовку землян? А вот АнФат умеет и вообще он второй, по показателям, снайпер их учебного отряда. Он вообще оказался нормальным парнем, этот Фат, даром, что высший. Не чинясь помог и всё тут показал, пока Гек сам не освоился.

Достав из пакета захваченный из столовой как раз на тот случай, если есть захочется, а спускаться в столовую лень, бутерброд, Гек вонзил молодые, острые зубы в чуть намокший, от лежания в пакете, хлеб, в слегка увядшие листья салата и в нежно-розовую колбасу.

В первую неделю, в медотсеке, ему заменили больные зубы. Подумать только, что зубы можно менять как, скажем, сапоги или рубашку. Захлёбываясь, Гек рассказал об этом Фату, но тот не до конца проникся его восторгом. Ещё бы, даже слабый высший вполне сможет вырастить себе новые зубы и уж тем более сможет сохранить в порядке старые — ему не понять! А Гек, между прочим, перестал боятся остаться к сорока годам без зубов, как половина деревенских стариков, вынужденных питаться кашами и разваренными до однородного состояния овощами.

Жуя своими новыми зубами бутерброд, Гек смотрел в окно, поверх планшета с открытой книгой. Неловко откусил, хлебные кроши просыпались на гору исписанных и исчёрканных листов бумаги, в несколько слоёв покрывающих поверхность стола, словно листва землю в конце осени. Хлеб в поселении был не настоящий, его печатали на пищевом синтезаторе. На неискушённый взгляд Гека получалось лучше, чем тот, который он ел раньше, а вот Фат кривился, говорил, вкус неправильный. Выдумывал, наверное. Зелень самая настоящая, только растёт будто на дрожжах так как земляне что-то там подкрутили в ней, чтобы можно было выращивать съедобную биомассу в космических кораблях, вообще без земли, на чистой гидропонике. Так что для космического салата здесь просто роскошные условия, вот он и прёт. Колбаса в бутерброде тоже была не настоящая, хотя, это как посмотреть. По структуре очень схожа с мускулатурой животных, но растёт в здоровенных банках, будто какой-то салат.

Земляне обещают, что скоро смогут справиться с повышенной солёностью почвы и посадки можно будет производить, как положено, в земле матушке, а не в лабораторных чанах и на гидропонических лентах.

В прошлом месяце Гека побывал в родной деревне и едва узнал её. Площадь распаханной земли увеличилась раз в десять. Тут и там в колосящихся полех стояли сколоченные на скорую руку, но при этом довольно добротно, дома для работников. Как земляне и обещали — работа нашлась для всех. Для тех, кто искал её, разумеется. С теми, кто посчитал, что легче отнять или украсть чем честно трудиться, разговор был короткий — предупреждение, изгнание, смерть. Вспомнив о своём бывшей учителе, Гек поёжился. Если бы тот его не выгнал, если бы счёл годным для воровской «работы», лежать бы сейчас Геку в сырой земле, удобрять её своим телом, а не бутерброды с выращенной в банке колбасой трескать. Странная штука судьба: то ли случайность, то ли закономерность — сами земляне не понимают.

Тогда, во время визита в свою бывшую родную деревню. Бывшую, потому, что свой настоящий дом Гек числил теперь здесь, в поселении и в отряде. Во время визита в бывшую родную деревню он поинтересовался у куратора группы — смогут ли крестьяне собрать, обработать и употребить весь обещающий быть удивительно богатым урожай? Куратор тогда усмехнулся, но не зло и не насмешливо, а по-доброму, как усмехается взрослый услышав от ребёнка одновременно и очень простой и очень сложный вопрос.

— Собрать и обработать мы им поможем. А насчёт «употребить» — всё, что не съедят за зиму, выкупит республика на сырьё для пищевых принтеров, органические удобрения, среду для роста бактериальных форм и так далее. Да хотя бы на массовое производство биологического топлива, если к тому времени не наладим добычу и очистку урановых руд. Старая поговорка пространственников: запас биомассы никогда не бывает лишним.

— Выкупит? — удивился Гек. — Но зачем? Зачем выкупать, если можно взять так? Республика отменила тиранию высших и, получается, теперь она владеет этой деревней. Крестьяне будут рады за просто так отдать зимние остатки, когда следующей весной взойдут свежие ростки. Разве они не понимают, что без республики бы не вырастили и половины такого большого урожая?

Куратор сказал, что это очень важный вопрос и его нужно обсудить вечером, со всем отрядом. Чтобы каждый мог послушать или высказаться. Так и получилось. Вечером, когда после дневных трудов в мышцах накопилась приятная усталость, их отряд собрался на самом большом сеновале во дворе старосты. У каждого в руках чашка сваренного на костре и ещё пахнущего дымом костре супа и краюха простого, грубого хлеба. С супом они постарались сами, а хлеб принёс староста, недавно получивший предупреждение за махинации с записями трудодней и потому до отвращения настойчиво пытающийся подлизаться к их куратору.

Всё же, что ни говори, а сбалансированный по витаминам и микроэлементам, но не такой уж и разнообразный рацион столовой в поселении слегка приелся. Этот грубый хлеб может быть в десять раз хуже того, что выходит из пищевого принтера, он хрустит на зубах, корочка обгорела и жевать его надо осторожно, потому, что изредка попадаются мелкие камешки или оставшаяся после помола шелуха. Но он так сильно напомнил Геку о его семье и родном доме, о которых он почти уже успел забыть, что вкуснее этого неровно отрезанного куска для него сейчас не было ничего на свете. Пусть Фат привычно кривиться и откладывает хлеб в сторону. Пусть кто-то из девчонок поджимают губы — за несколько месяцев успели привыкнуть к ароматному белому хлебу из принтера. Они просто не понимают.

— Товарищи, — начал вечерние посиделки Константин Игоревич, общий куратор их учебной группы, — сегодня у нас накопились два вопроса для общего обсуждения. Давай, Гек, ты первый.

А Гек как раз откусил большой кусок и принялся быстро-быстро жевать его и видя это ребята вокруг заулыбались. Фат протянул глиняную кружку с водой. Гек отпил и благодарно кивнув вышел в центр круга отбрасываемого подвешенным за выпирающую балку фонарём. Фонарь питался от переносного аккумулятора. В отдалении, чтобы огонь не перекинулся на сено, под опустевшим котелком наливались тёмным алым цветом и тускло рдели угли догорающего костра. Ребята сидели кто на чём: на брёвнах, на переносных стульчиках, принесённых из грузовика, на двух монументальных бочках чуть не в рост человека и просто в сене. Но каждый держал под рукой облегчённый вариант импульсной винтовки. Не потому, что в деревне было опасно, а так, на всякий случай. И как знак того, что они пусть пока ученики, но уже почти совсем настоящие коммунары.

Два десятка глаз блестели в темноте.

— Зачем в следующем году республике выкупать у крестьян остатки старого урожая, если она может взять их за так и сами крестьяне будут только рады отдать столь скромный оброк? — спросил Гек.

Опустив подбородок на сложенные в замок руки, Константин Игоревич оглядел их, хитро блеснув глазами и спросил: — А правда, ребята, зачем?

У них было много таких мозговых штурмов. Не каждый вечер, но два раза в неделю точно. А может быть и три. Вы должны сами учиться принимать решения, отстаивать свою точку зрения, брать ответственность и уметь признавать ошибки — говорили учителя-командиры. Они и учились. Как могли. Иногда казалось, будто почти получается, а иногда, что нет. Серьёзные вопросы выносились на обсуждение всего отряда, а с коллективным мнением отряда учителя и куратор старались по возможности считаться.

Как это всегда бывает, сразу посыпались различные, порой противоположенные, предложения.

Хек, тоже деревенский парень, но не из этой, из другой деревни, недоверчиво протянул: — Может быть никто и не будет выкупать?

Такое тоже иногда бывало. Учителя давали тезис, просили доказать, они выстраивали сложнейшие логические конструкции, а потом оказывалось, что тезис ложный и правильным ответом было бы показать его несостоятельность, а не выдумывать хитромудрые «доказательства».

В ответ Константин Игоревич развёл руками, дескать, решайте сами.

— Значит надо рассмотреть две стратегии: республика выкупает у крестьян излишки или забирает их. Какая стратегия будет выигрышной? — задала тон, тряхнув косой длинных, тёмно-тёмно-рыжих волос, Кайля. Земляне стриглись очень коротко или брили головы. В изолированных помещениях космических кораблей и лунных городов лишние волосы только мешали. Большая часть местных, глядя на них, бездумно подражала. А вот Кайля решила сохранить свою роскошную косу и, на взгляд Гека, чтобы там некоторые не ворчали, правильно сделали.

— Брать за так, значит экономить ресурсы, — вмешался в разговор АнФат.

— Всё бы вам, баронам, только народ обирать! — в шутку воскликнул Хек. Момент, когда над Фатом впервые пошутили на тему его принадлежности к «высшим» показал, что его приняли как своего. Если шутят, значит приняли. И Фат тоже принял их, если не стал вставать в позу и обижаться. Хотя браслет, следящий чтобы он не использовал свой дар, Фат тогда потёр. А сейчас привык, не прикоснулся и даже не покосился на скованную браслетом руку.

Баронский внук ответил: — Экономить всегда полезно для экономики.

— Ты опять совершаешь старую ошибку, — указала Нира, девчонка из городских. На левой щеке у неё был здоровенный шрам, и она долго не соглашалась его убрать в медостеке, но недавно всё же убрала и какое-то время после этого можно было заметить полоску белой кожи, идущую через всю щёку, чуть-чуть не доставая до глаза. — Пытаешься минимизировать расходы, вместо того, чтобы максимизировать прибыль.

Слушающий их диалог куратор показал Нире большой палец.

— Что, в данной ситуации, прибыль? — спросил Гек, продолжающий стоять в центре круга электрического света от фонаря.

— Объём биомассы, очевидно.

Фат начал понимать: — И если выкупать её у крестьян…

— То ещё через год они принесут в десять раз больше, ещё и хранить, чтобы не испортилась, будут не в пример лучше. Для себя ведь стараются, — подвёл итог Хек.

— Ещё и технику будут осваивать, чтобы больше посадить и вырастить. Будет лучше видно кто старается и кого надо поддержать, а кто просто ленивый или глупый.

— Покупать вместо того, чтобы забирать и всё равно, в итоге, получить гораздо больше? Хитро!

— Не хитро, а экономика.

— Не экономика, а психология.

— Эй, Фат, а твой дед барон об этом знает? Если нет, о то ты расскажи, не забудь. В моей деревне всё до последнего забирали. Наверное, потому ничего ни у кого никогда толком не было. Ни у нас, ни у барона.

— Расскажу.

Они помолчали несколько секунд, соображая, может ли кто-то что-то добавить и одновременно повернулись к куратору.

— Нечего добавить, — похвалил Константин Игоревич, — молодцы!

Ребята заулыбались. Гек сел рядом с Фатом, допил воду из кружки и достал из кармана недоеденный кусок хлеба.

— Второй вопрос для сегодняшнего обсуждения, — привлёк внимание куратор. Оглядел подобравшихся ребят и кивнул АнФату, — давай.

Фат вышел в круг электрического света. Одну руку засунул за ремень, другую оставил в покое. Оглядел замерших ребят и сказал: — Я бы хотел поговорить о равенстве. Республика говорит, что все люди равны. Но ведь так не бывает…