Одинокие женщины

Глава 33

Алекс с оттенком благоговения достал из кармана ключ и сунул в замочную скважину. К его удивлению, ключ застрял.

— Какого черта… — После нескольких минут бесполезных попыток открыть дверь он сдался и нажал кнопку звонка.

На пороге его встретила Долли Бэйнтер, сияя улыбкой.

— Наконец-то! — Он чинно чмокнул тещу. — Господи, я уже стал чувствовать себя как моряк, которого не ждали из плавания!

— Извини, — отвечала та. — Розмари на той неделе поменяла замки. Что-то связанное с кражами по соседству.

Алекс пристроил чемоданы в холле и отправился осматривать свои владения. Как обычно, дом сиял чистотой. Люстры сверкали, полы блестели. В полированный столик можно было смотреться как в зеркало. А из кухни наплывали волны восхитительного аромата.

— Уж не пахнет ли здесь цыпленком по-мэрилендски? — В его глазах зажегся голодный блеск. — Или я умер и теперь в раю?

— Нет, это действительно цыпленок, — заверила Долли. — Розмари хлопочет с той самой минуты, как ты позвонил. Крис уже спит, так что я позволю себе извиниться и предоставить вас в полное распоряжение друг другу. Добро пожаловать домой, Алекс!

— Спасибо, Долли. — Он снова чмокнул ее, на сей раз с чувством. — Так здорово вернуться!

Он задержался на минуту, собираясь с мыслями, а потом сунул нос в кухню.

Розмари крутилась возле плиты — вынимала что-то из духовки, и первое, что бросилось Алексу в глаза, было:

— Эй, да ты прекрасно выглядишь! Сбросила вес?

Она выпрямилась, держа в руках противень с горячими пирожками, и с улыбкой ответила:

— Я потеряла несколько фунтов.

— Верно, верно, — согласно закивал он. — Ты стала такой стройной! Я знаю, что могу услышать в ответ, — осторожно подбирая слова, продолжал он, — что это случилось из-за треволнений, которые ты испытала по моей милости…

— Пожалуйста, Алекс, — перебила она, — не лучше ли отложить тяжелый разговор? Уже девять часов, ты наверняка умираешь от голода. И я тоже. Садись-ка за стол, я подам обед.

Это был цыпленок по-мэрилендски — такой, который удавался только Розмари, — румяный снаружи, нежный и сочный внутри, политый восхитительным соусом. Воздушная кукуруза, нежный молодой горох с мятой, хрустящий картофель, пирожки только что из духовки. Настоящая домашняя еда. Алекс, жадно поглощая ее, думал, что такого не разыщешь в Нью-Йорке ни за какие деньги или любовь. Ну, по крайней мере за деньги, поправился он. Потому что именно с «любовью» и была связана такая кормежка.

— Почему ты ничего не ешь, дорогая? — спросил он, не донеся вилки до рта. Его жена едва прикоснулась к своей порции. Она сидела неподвижно, сосредоточенно наблюдая, как он наслаждается каждым куском.

— Ох, да ты ведь знаешь меня. — Она улыбнулась и подлила ему вина. — Пока готовишь, столько всего напробуешься, что потеряешь аппетит. А ты не стесняйся. Ешь на здоровье.

Он мигом покончил с цыпленком и гарниром, а Розмари тем временем отрезала пирога.

— Не желаешь украсить его взбитыми сливками?

Он отпустил ремень на одну дырочку и слегка застонал:

— Что ты делаешь, Рози, убиваешь меня посредством холестерина?..

Непонятно почему, но она нашла эту фразу очень смешной.

— Приготовлю-ка я кофе, — сказала она, поднимаясь и доставая свежие зерна. Алекс наблюдал за тем, как Розмари насыпает их в кофемолку. По кухне разлился волшебный аромат.

— Самый чудесный запах на свете, — сказал он.

— Лучше, чем духи?

На миг он опешил: уж не кроется ли здесь некий намек на Флер? Нет, вряд ли. Розмари не способна на словесные дуэли. Но даже если и хотела его поддеть — что ж, у нее есть полное право на небольшую месть.

Решительно, его жена замечательная женщина. Цивилизованная до мозга костей. Не устраивает сцен с криками и дикими попреками, в воздухе не летают фарфоровые бананы. Слава Богу, Розмари знает, как положено себя вести порядочной леди. Класс есть класс, думал Алекс. А у Розмари он имелся. А как готовит!

Но вот она сняла передник, налила две чашки кофе и уселась за стол напротив него. Алекс не мог не признать, что выглядит его жена на редкость привлекательно в этой черной шелковой блузке без рукавов и длинной черной юбке — он впервые видел Розмари в таком наряде. А ведь Розмари раньше никогда не надевала черного, предпочитая пастельные, неяркие оттенки или шотландский твид. Ну что ж, элегантно и довольно неожиданно.

Алекс счел все это героической попыткой сделать ему приятное, доказать, что при желании она может выглядеть ничуть не хуже Флер. Как трогательно! И на шее матово поблескивает жемчужное ожерелье, его подарок на тридцатилетие — черт, ну и дорого же оно стоило! Ну и, конечно, обручальное кольцо. Чудесные жемчужины тускло светились на гладкой коже. Алекс даже слегка возбудился.

Однако тут же одернул себя: нельзя поддаваться импульсам. Сразу затащить ее в койку — значит утратить статус-кво. До этого еще дело дойдет, а сначала необходимо предъявить Розмари тот список требований, который он столь заботливо составил сегодня в офисе. Самое время устроить сейчас старый добрый «разговор-по-душам».

Более того, судя по ее непроницаемому лицу и скрещенным на груди рукам, такой разговор просто необходим. У нее наверняка найдутся ответные претензии, и их надо обсудить. С тактом, но и с осторожностью, особенно после такого замечательного обеда, смягчившего его настроение. Не будь Розмари бесхитростной натурой, Алекс мог бы заподозрить, что она устроила все нарочно.

— Еще кофе, Алекс?

Он покачал головой и начал излагать свою программу:

— Мы оба потратили немало сил на то, чтобы создать наш союз, чтобы сделать его как можно лучше, и я бы хотел с открытой душой поделиться тем, как ты могла бы помочь мне сделать его еще более хорошим. — Алекс пришел в восторг от составленной с таким вкусом фразы и воодушевленно продолжал.

Он напомнил, что десять лет они прожили душа в душу, и, если бы их брак был хоть немножко лучше, он ни за что не стал бы уходить из дому. Ведь у мужчины имеются определенные запросы… Сексуальные запросы, — уточнил он, а она слушала не сморгнув глазом, — и их необходимо удовлетворять. Если она считает эту тему слишком трудной для обсуждения, то лучше всего обратиться к психотерапевту, который поможет снять лишние комплексы. Он за все заплатит. Но в любом случае необходимо что-то менять, ведь он нормальный, здоровый мужчина.

Затем Алекс перешел к вопросам географии.

Он понимает, как много значит для нее этот дом — как много значит для них обоих, однако ежедневные разъезды его убивают, буквально укорачивая его жизнь на месяц в течение каждого года, а ведь она не желает рано овдоветь, правда? Они продадут дом и еще выиграют на этом, ведь за десять лет недвижимость стала дороже. Словом, выжмут из нее все, что можно, и приобретут что-нибудь поближе к городу. А если после этого еще останутся деньги, то обзаведутся маленьким коттеджем в Вермонте, чтобы кататься на горных лыжах. И он плавно перешел к следующей теме.

— Ты совсем утратила вкус к развлечениям, — пожаловался он. — С того самого дня, как мы поженились. Судя по всему, мои интересы, мои увлечения перестали для тебя что-то значить. Взять хотя бы горные лыжи. Отличный пример.

И он напомнил ей, как охотно она каталась с гор, когда он за ней ухаживал, как классно они проводили все уикэнды. А теперь? Вечно жалуется, что лыжи — это очень опасно и утомительно.

— То же самое и с футболом, — продолжал он, — и с фильмами Клинта Иствуда. Они тебе надоели. Ну так вот, сейчас самое время отдать должное тому, что мне нравится.

Алекс перевел дух. Он все еще не подобрался к самому главному.

«Ты никогда меня не слушаешь! — хотелось ему сказать. — Сколько раз я пытался с тобой делиться всем: мыслями, чувствами, неприятностями, обидами — напрасный труд! В одно ухо влетело, в другое вылетело. Впрочем, вряд ли вообще туда что попадало!»

По сути, это и являлось основным недостатком их брака — полное отсутствие общения, ее абсолютное равнодушие к его эмоциональному состоянию. Ему мало было одной физической пищи — пусть даже превосходно приготовленной, ему нужна пища для души и сердца. В конце концов он человек чувствительный, с недюжинными способностями и воображением, а не просто обычный обжора. Вот Флер удалось уловить в нем эти черты и ответить на них. Так почему же Розмари оставалась слепой и глухой?

«Выслушай меня! — хотел бы он сказать. — Ради Бога! Выслушай! Обрати на меня внимание!»

Но, уже набрав воздуха в грудь, чтобы выплеснуть эти слова, он замер. А ведь Розмари-то его как раз слушала. Она так сосредоточенно, так серьезно впитывала каждое слово, что Алекс мгновенно взмок.

«Наконец-то!» — пронеслось у него в мозгу. Наконец-то, впервые за все эти годы, он добился полного внимания, но почему тогда такое странное, тревожное чувство… В конце концов он буркнул:

— Я сказал все, что хотел. Теперь твоя очередь.

Не оставалось никаких сомнений: разлука изменила его жену. Она выросла, стала более серьезной. Его отсутствие оказалось отличным уроком — научило быть внимательной, слушать собеседника в оба уха.

Откинувшись в кресле, он приготовился. Розмари наверняка станет защищать свои позиции — спорить с одним, отказываться от другого. Ей не захочется сразу со всем соглашаться. Больше всего ее возмутит продажа дома, но тут он будет непреклонным. Ну а обо всем остальном можно будет и договориться. После чего они отправятся в койку, чтобы заняться любовью.

Розмари долгое время сидела молча, не сводя глаз с его лица. Под конец ему стало неуютно. Он невольно пощупал ссадину — все еще болит. Жена с интересом наблюдала за этим, а потом улыбнулась.

Алекс облегченно вздохнул. Все будет хорошо. Впервые за весь вечер он признался себе, что трусил — даже во время обеда. Почему-то не мог отделаться от мыслей про «Последнюю трапезу». Но она наконец-то улыбнулась.

Он улыбнулся в ответ.

— Так хорошо вернуться домой, Рози, — сказал он. — Правда хорошо.

— Что случилось, Алекс? — прошептала Розмари. — Твоя давалка больше тебе не дает?

Алекс ошеломленно заморгал. Ее голос был таким тихим, что он едва различал слова, а уж «давалка» никогда не присутствовало в ее словаре. И к тому же она все еще улыбалась!

— Извини, я что-то не расслышал?..

— Я спросила, — улыбка на ее лице угасла, сменившись равнодушной маской, — что, твоя давалка больше тебе не дает? Или ты оставил ее в дураках, как оставил меня?

— Рози! — возмутился Алекс. — И как у тебя язык повернулся это спрашивать?!

— Я задала простой вопрос, на который ожидаю простой ответ.

— Ничего себе. — Он заерзал в кресле. Значит, все-таки склока. — Между прочим, я не оставлял тебя в дураках. Это ты предложила уйти. Скажем так: мы друг друга не поняли, вот и все. А что касается Флер, то мы решили, что пора расстаться. Все кончено. Я обещаю тебе, Рози. У тебя больше нет причин для беспокойства. Это было какое-то наваждение. Увлечение, вот и все.

Он протянул руку, чтобы погладить Розмари, но та отшатнулась, не скрывая отвращения. А потом опять скрестила руки, невозмутимая, словно Будда.

— Понятно, — холодно отчеканила она, — тебе надоело издеваться над ней, и ты решил вернуться домой, чтобы поиздеваться надо мной. Очень трогательно. Только это больше не твой дом. Как ты, возможно, успел заметить, я сменила замки.

Алекс растерялся. Он мог бы понять, если бы Розмари закатила скандал. Истерику. Слезы. Крики. Они прочистили бы атмосферу, как молнии в грозу. А потом, когда гнев иссякнет, он обнимет ее, и поцелует, и утешит — и все пойдет как по маслу. Но это?.. Эта холодность, эта расчетливость! Он покосился на Розмари с тревогой и уважением. Похоже, перед ним серьезный противник.

«Не паникуй! — предупреждал инстинкт. — Не теряй контроль!»

— Да нет же, — он безуспешно пытался унять дрожь в голосе, — ты не могла до такого додуматься! Конечно же, это мой дом, Розмари. Точно так же, как и ты — моя жена.

— Это больше не твой дом, — возразила она, — а через двадцать семь дней, как обещает мой адвокат, я перестану быть твоей женой.

— Не верю! — Алекс вытер пот со лба, снова разбередив ссадину. — Я вернулся по доброй воле, готовый все обсудить и прийти к приемлемому соглашению — а ты даже не желаешь со мной разговаривать! Господи, Розмари, да чего же ты от меня хочешь? Ведь я готов на уступки, на компромиссы. А если ты продолжаешь считать меня неверным сукиным сыном, то зачем было готовить такой обед? Цыпленок, все мои любимые блюда?.. — У него вдруг от страха перехватило дыхание. — Что ты задумала, Розмари? «Пусть проклятый ублюдок подавится своей жратвой?» Верно?

— Почти верно. — И вот теперь она действительно улыбалась. Улыбкой людоедки.

— О'кей, ты устроила отличную шутку.

— Это не шутка, Алекс. Это серьезное мероприятие, вплоть до последнего кусочка пирога. Я хотела напомнить, как хорошо было тебе дома. Как много ты имел и как много разбазарил. Я хочу, чтобы ты вспоминал и этот обед, и эту кухню, когда будешь давиться бутербродами с бумажных тарелок. Или твоя подружка научилась вкусно готовить? — Она не удержалась и фыркнула. Еще бы, Флер в переднике у плиты!

— Господи! — взорвался он. «Нет, она ни капли не изменилась, все такая же глухая и упрямая». — С Флер все кончено! Как ты не можешь вбить это себе в башку?! Ты, наверное, снова не слушала, что я говорю? Все та же старая Розмари. Ты не слышишь, ты не видишь. Проклятие, это же и есть история нашего брака…

— Ты прав, Алекс, — перебила она, — на все сто процентов. За все те годы, что мы прожили вместе, я ничего не слышала и не видела. А знаешь, почему? Потому что боялась! Боялась, что если взгляну слишком внимательно, то увижу, что ты ничтожество с тараканьей моралью! Если бы я прислушалась, то услыхала бы все, что стоит за твоими словами: ложь, увертки. Вот я и не слушала, и не смотрела, потому что любила тебя, нуждалась в тебе. И не хотела знать правду. Но теперь я стала большой девочкой, Алекс, и кое-что умудрилась сделать сама, пока тебя не было. Я обрела независимость и самоуважение и больше в тебе не нуждаюсь.

— О'кей, забудем про нужды, — не сдавался Алекс. — Ты мисс Суперженщина, а я ничтожество. Но как же тогда любовь? Ведь это ты, а не я, только что упомянула про любовь. Или ее уже сбросили со счета? Мы были парой, у нас была семья, мы столько времени пробыли вместе. Или ты кого-то нашла? Вот в чем дело, не так ли? — оживился Алекс. — У тебя что-то припасено на стороне. Держу пари, что это будет муж номер два! Ясно как день! Я ведь знаю тебя, Рози, — ты вечно осторожничаешь. Ты не из тех, кто бросается в воду без спасательного круга. Так кто же он? Этот душка-дантист? Или кто-то из клуба?

— Не пори муру! Ты отлично знаешь, что я была честной, верной и преданной женой, уверена — больше тебе такого не обломится! Можешь биться головой об стену, Алекс Маршалл, видно, на небесах на меня израсходовали всю закваску для верных жен!

Далее, в отношении Флер, — продолжала Розмари. — Мне наплевать, видишься ты с ней или нет. Я не верю, что она была у тебя первой, и уж тем более не верю, что останется последней. В любом случае, не сомневаюсь, утешительницу ты себе найдешь. Но только не здесь. Я выразилась достаточно ясно? Не в этом доме и не в моей постели. Ты мне отвратителен. А теперь я могу лишь предложить тебе составить список личных вещей, книг и прочего и оставить мне адрес, куда их переслать.

Она встала и принялась загружать моечную машину.

Алекса тошнило и бил озноб. Обед давил на желудок.

— Позволишь ли ты мне воспользоваться ванной? — кисло спросил он.

— Конечно. Ты знаешь дорогу.

— У тебя остался «пепто-бисмол»?

— Поищи в аптечке наверху.

Чувствуя себя заблудившимся гостем, Алекс поплелся по лестнице наверх — впервые за эти месяцы. Вдоль по застланному ковром коридору, через спальню (когда-то их, теперь ее), в ванную (когда-то их, теперь ее). Все казалось таким родным, близким — словно он видел эти комнаты на картине или на экране. И оттого ему стало еще хуже.

Он наполнил мраморную раковину ледяной водой и сунул туда голову. Защипало глаза. На ощупь полез за расческой, которая должна лежать на обычном месте, с отцовскими щетками из серебра и слоновой кости. Его пальцы наткнулись на пустоту. Ни расчески, ни щеток. Это было жестоким напоминанием, что он здесь больше не живет. Ошеломленный, понял наконец, что же было не так в знакомых до боли комнатах. Абсолютное отсутствие мужских вещей. Или мужского духа. Его собственного. Чьего бы то ни было.

Розмари твердила, что у нее никого нет, но он не очень-то поверил. Она принадлежала к семейному типу женщин, которые не мыслят жизни без опоры на мужчину. И если не имелось никого на подхвате, то к чему свистопляска с разводом?

Как мужу ему была невыносима мысль о том, что Розмари может спать с кем-то другим. Однако в принципе такая возможность существовала.

Ибо если из их беседы можно было вынести что-то определенное, так это упрямое желание Розмари притащить его в суд. А уж на суде все будет расписано как по нотам. Неверный муж. Невинная жена. И он окажется по уши в дерьме.

Алекс стиснул зубы. Придется играть жестоко.

Он недрогнувшей рукой распахнул аптечный шкафчик и стал методично выискивать признаки присутствия мужчины: крем для бритья, презервативы — что-то, что свидетельствовало бы о том, что Розмари тоже не дура гульнуть на стороне. Ничего. Алекс даже не поленился проверить шкаф с постельным бельем, тумбочку возле кровати, корзину для грязного белья, пол под кроватью. На цыпочках заглянул в туалет. Пусто. Хоть бы один забытый шнурок. Он откинул покрывало и обнюхал простыни. И здесь ничего стоящего — кроме того, что она, судя по всему, приохотилась грызть в постели крекеры.

Все говорило о том, что его жена хранит целомудрие, словно какая-нибудь весталка. Но это не укладывалось у него в мозгу. Алекс ни за что не хотел верить, что Розмари без постороннего участия разработала весь этот план, ведь она являлась прирожденной ведомой. Всегда ею была и всегда будет.

Алекс вернулся в туалет, уселся на унитаз и снова обдумал ситуацию.

Их браку пришел конец — факт налицо. И с этим надо что-то делать. Он попробовал утешить себя тем, что и прежней Розмари, как видно, тоже пришел конец. За эти месяцы она здорово успела ссучиться. Точно. Взять хотя бы ее уловку с обедом.

О'кей, она отомстила ему так, как хотела. А он лишний раз съел превосходный обед. Можно считать обмен справедливым. И в одном по крайней мере она права: у него не будет недостатка в утешительницах. В Нью-Йорке полно сговорчивых женщин, а он все еще достаточно молод и обаятелен. И к тому же весьма состоятелен.

Все, что ему остается, — подобрать оставшиеся концы, пока до них не добрались адвокаты, эти акулы. Только и знают, что ставить все с ног на голову и требовать денег. Кстати, адвокат Розмари — настоящий кровопийца, глотку перегрызет за одно несчастное пенни!

И Алекс решил, что лучше всего прямо переговорить с Розмари. Он сумеет ее образумить. Будет строгим, но справедливым, с упором на «строгий». Одним глотком выпив полбутылки «пепто-бисмола», Алекс зашагал вниз.

— Верно! — заявил он. — Давай перейдем к делу. Полагаю, ты бы хотела оставить дом за собой.

— Хотела, — отвечала Розмари. — Этот дом принадлежит семье.

— Ах-ха, — фыркнул он, что-то высчитывая в уме.

— Вместе с обстановкой, — напомнила она.

— Как хочешь, — отвечал Алекс. — А теперь давай делить все поровну.

«Проклятый адвокатишка настаивал на дележе фифти-фифти всего нажитого после свадьбы. Если Розмари собралась оставить себе дом — мне же лучше. Прежде всего надо позвонить перекупщику и поинтересоваться ценой дома и обстановки. По самым строгим прикидкам, это будет не меньше полумиллиона. Точно. Стало быть, такова ее доля. Затем, чтобы уравнять ее с моей, мы вычтем приблизительно такую же сумму из стоимости наших вложений. Если после этого что-то останется еще — мы снова разделим пополам».

— Итак, выходит, что мне достанутся акции, а тебе — дом, — заключил он.

— Какие акции? — спросила Розмари.

— Что значит «какие акции»? — опешил он. — Наши акции. Компании «Рейнолдс», «Компута-Рама», тот дурацкий маленький банк, с которым я недавно имел дело. — Он перебирал названия с возраставшим аппетитом. Наверняка продажная цена акций успела подрасти до миллиона. «И, конечно, нельзя забывать про „Биохим“, — добавил он про себя, — они пойдут не меньше как два к одному».

Розмари терпеливо выслушала его и расцвела милой улыбкой.

— «Рейнолдс», «Компута-Рама»… — покачала она головой. — Ну, я вряд ли знаю все эти фирмы, но ведь ты сам говоришь, что в таких делах я ничего не смыслю. Скажи-ка, эти загадочные акции — они ведь куплены на мое имя?

Впервые в жизни Алексу Маршаллу показалось, что он заглянул в ад.

— Боже мой, Розмари! Ты отлично знаешь, как я их приобрел. На твое девичье имя, Розмари Бэйнтер! Но ведь ты понимаешь, что от этого они не стали твоими! — Он нервно забарабанил пальцами по столу. — Впрочем, не важно. Они также являются совместно нажитой собственностью, как, скажем, дом или машины. Так что не пытайся кусаться, не то мигом окажешься в суде.

— Ай-яй-яй, какие выражения, — ужаснулась она. — Лучше тебе быть повежливей, Алекс. К тому же у мужчин в твоем возрасте запросто может случиться удар. Смешно, ты ведь всегда уверял меня, что бываешь холоден как лед, когда ведешь переговоры. Значит, это была еще одна маленькая ложь. Ну что ж, все, что я могу сказать, — в жизни не слышала про эти акции. Насколько я могу судить, их вообще не существует. Но если они все же существуют, если они приобретены на мое имя, я не могу не задать вопрос: откуда они взялись? Как их приобрели? С помощью каких-то махинаций? Извините! Но ведь это противозаконно! Конечно, мне далеко до таких гениев, как ты. Я, простушка, позволила мужу распоряжаться моим именем. Но простушка или нет, я знаю, в чем заключается долг законопослушного гражданина. И если акции существуют, Алекс, то я обязана поставить в известность службу безопасности.

— Ты не сделаешь этого! — ахнул он. Но одного взгляда на нее было достаточно, чтобы убедиться в обратном.

— Одному Богу известно, чем это кончится, — продолжала Розмари. — И если даже тебе удастся избежать тюрьмы, то это наверняка положит конец твоей карьере! Потому что я уверена: человек, преступивший закон, предавший доверие своих компаньонов, торговавший их тайнами, до конца своей жизни не сможет найти работу. Алекс, детка, ты попался!

— Розмари! — бледный как мел воскликнул Алекс. — Что ты со мной делаешь?

— Именно то, что ты делал со мной! — Сахарная оболочка наконец-то слетела, крем и глазурь обвалились, в ее глазах горела непримиримая ненависть. Алекс почувствовал, как волосы встают дыбом. Он не верил, что такое могло случиться. Его собственная жена — милая, добрая, терпеливая, домовитая Розмари — обчистит его до нитки после всех прожитых лет! Он же верил ей…

— Я тебе верил! — выкрикнул он. — Я всегда тебе верил до конца! Как ты можешь так поступить со мной?

— Это ты-то верил мне! — передразнила она с мрачной издевкой. — Просто чудесно услышать от тебя такое. Как я могу так поступить? Позволь, объясню — с величайшим удовольствием! Техника проста до удивления. Все, что от меня требовалось, — просто следовать твоему примеру. Ты сам научил меня, как пускать пыль в глаза, лгать, воровать и предавать и в то же время делать невинные глазки. До меня доходит медленно, Алекс, но раз уж дошло — то держись. Тебе следует быть благодарным, что я смилостивилась и лишила тебя только денег, оставив возможность работать. Потому что если бы не было Криса — я с радостью уничтожила бы тебя. Так же, как ты уничтожал меня своей ложью. Правда, мне не понадобилось бы для этого целых десять лет.

— Я тебя не узнаю. — Его рассудок отказывался оценить размеры случившейся катастрофы. Кто эта женщина? Что случилось с той Розмари, которую он любил? — Я гляжу на тебя, — дрожащими губами вымолвил он, — и вижу незнакомку.

— А ты представь, Алекс, что перед тобой зеркало и ты в нем видишь свое отражение. Так что всмотрись получше, а потом убирайся вон из моего дома и из моей жизни.

— У тебя совсем нет сердца?! — вскричал он.

— Было одно когда-то, да ты его разбил.

Он кое-как поднялся, желая поскорее избавиться от этого кошмара, от этих издевательств. Но куда ему пойти? Не назад же к Флер! Невозможно. Как он будет жить? На что он будет жить?

— И ты ничего мне не оставишь? — почти умоляюще спросил он.

— Вот это! — Розмари схватилась за обручальное кольцо. Оно сидело плотно, не желая расставаться с привычным местом. Розмари набросилась на него что было сил, как на живое, и кое-как стащила, поранив палец. — Это можешь забрать. На память. — Кольцо покатилось по столу в сторону Алекса. — А вот это я оставлю, — она коснулась ожерелья, — оно слишком дорогое.

Долли Бэйнтер услышала, как хлопнула дверь и заурчал мотор автомобиля. Она всполошилась и слетела вниз по лестнице:

— А где Алекс?

— Ушел. — Розмари все еще сидела за столом. Ее била крупная дрожь, а по лицу струились слезы. — И на сей раз я уверена, что он больше не вернется.

— Ох, милая моя! — заломила руки Долли. — Я так надеялась! Что случилось? Что он сказал такого?

— Много всякого, и кое-что даже было правдой. Вечер был довольно поучительным, но, к сожалению, все это случилось слишком поздно.

По мере того, как Розмари излагала последние события, Долли приходила в ужас.

— Ты ограбила его, Рози. Ты не имела права. И как ты могла так ужасно поступить!

— А ты думаешь, мне было легко? — закричала Розмари. — Это был самый жестокий поступок за всю мою жизнь, но я должна была его совершить, иначе окончательно бы погибла. Мне надо было отстоять саму себя. Забавно, — всхлипнула она, вытирая слезы. — В колледже у Смита все в один голос звали меня мягкотелой, сентиментальной плаксой. Диана, Берни… даже Флер. — Она горько рассмеялась. — Видели бы они меня сейчас! Вот уж потеха…

Но миссис Бэйнтер сердито покачала головой.

— Гордость, — пробурчала она, — в тебе говорила самоубийственная гордость.

— Да, гордость, — подтвердила Розмари, — но не самоубийственная. За вечер я отстояла почти миллион баксов. Неплохо для нескольких часов работы.

— За деньги не купишь счастье… — завела Долли избитую истину, но Розмари нетерпеливо перебила:

— Пожалуйста, мама, избавь меня от заезженных клише насчет любви, брака и верности. Я выросла на них. Больше того — я прожила с этими ценностями почти тридцать лет. И черта с два от них был хоть какой-то прок.

— Ты стала такой жестокой, Розмари. — Долли невольно повторила слова Алекса. — Такой жестокой, что я с трудом тебя узнаю.

— Мама, — Розмари выключила моечную машину и поплелась наверх, — я стала такой, какой меня сделала жизнь.