Была уже почти полночь, когда Алекс Маршалл, усталый, но довольный долгим трудовым днем, возвращался — домой. Он постарался производить как можно меньше шума. Вот уже в который раз он не успевает попрощаться на ночь с Крисом. В гостиной перед телевизором дремала его жена. Один лишь Шелби, чуткий спаниель, заметил его появление.
— Заткнись! — шикнул на него Алекс, но этого было достаточно, чтобы разбудить Розмари.
— А, ты приехал! — пробормотала она.
— Совершенно очевидно, — отвечал Алекс, мимоходом чмокнув ее в щеку. — Ужасный день.
— Ты хоть обедал сегодня, милый?
— Заскочил по дороге в «Марс-бар».
— «Марс-бар»! — Розмари окончательно проснулась. — Разве там смогут как следует накормить гиганта отечественной индустрии! Пойдем на кухню, я поищу для тебя что-нибудь посущественнее. — Розмари сохранила свойственное южанам почтение к добротной пище и привычку усаживаться за стол всем семейством. Если ее что-то и не устраивало в Алексе — только частое отсутствие дома во время обеда.
Алекс, налив себе виски, последовал за ней на кухню. Это помещение, светлое и уютное даже посреди ночи, никогда не переставало радовать его. Здесь ощущался дух старой доброй французской фермы, на которой есть на что полюбоваться и чем подкрепиться. Как, к примеру, написали в «Коннектикут лайф»: изысканное сочетание современных удобств со старинным антуражем. Розмари поставила разогреваться пирог. Воздух наполнился ароматом провансальских трав.
— Ты уже третий раз опаздываешь на этой неделе, — упрекнула она, ставя его прибор на дубовый стол.
— Знаю.
— А ведь сегодня только среда!
— Знаю.
— В один прекрасный день явишься домой и обнаружишь, что тебя не узнает собственный сын. Он спросит: «Кто этот чужой дядя?»
— Перестань, Розмари!
— Не понимаю, — вздохнула она, принимаясь резать колбасу. — Мы промучились не один год, стараясь завести ребенка, и вот теперь, когда он родился, тебя никогда не бывает дома, чтобы хотя бы пожелать ему спокойной ночи!
— Извини, — флегматично отвечал Алекс, — я постараюсь искупить свою вину перед вами в этот уик-энд.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— В конце концов, я не хочу, чтобы мой единственный незаменимый муж превратился в трудоголика.
Алекс что-то проворчал. Эта занудная перепалка повторялась практически каждый вечер.
— Готово! — Розмари поставила перед мужем полную тарелку и присела напротив, удовлетворенно наблюдая, как он ест. — Ты выглядишь таким усталым, милый, — посочувствовала она.
— Как собака. — Помолчав какое-то время, он спросил: — А это что такое? — На его вилке красовался аппетитно обжаренный кусочек.
— Гусиная печенка. Мы пробовали такую прошлым летом в Тулузе, помнишь, в Чез-Луи? Лучше расскажи, как прошел день.
Насытившийся Алекс отложил в сторону вилку. Обведенные темными кругами глаза слегка оживились. Он позволил себе лукаво улыбнуться каким-то воспоминаниям.
— Сегодня нам подбросили большой заказ, который нужно было срочно отпечатать, и мне лично пришлось за этим присмотреть.
Да, у единственного вице-президента фирмы «Левиафан» были все основания быть довольным собой. Десять лет назад, когда его сокурсники по «Высшей школе бизнеса» еще корпели над кипами бумаг на третьесортных должностях, Алекс улучил возможность делать деньги на деловой печати для финансовых кругов. «Левиафан» стал третьим по величине подобным заведением на всю страну, специализируясь на печати деловых бумаг, внутрибанковских разработок, отчетов компаний и фирм. Кроме быстрой и качественной работы, фирма гарантировала своим клиентам, которыми являлось большинство крупнейших банков и адвокатских корпораций, соблюдение полнейшей секретности. Во внешний мир не должно было просочиться ни слова из содержания размножаемых «Левиафаном» бумаг. Любое нарушение этого правила могло оказаться роковым. Подчас даже сами наборщики не могли догадаться, что за материалы и для кого они печатают. Для пущей надежности документы обычно кодировались, а компании и фирмы упоминались под вымышленными названиями. Во время процесса набора и печати присутствовали наблюдатели от заинтересованной фирмы, дабы предотвратить утечку информации.
Но ведь и Алекс Маршалл не зря протирал штаны в «Высшей школе бизнеса». Он отлично разбирался в деловом мире, следил за рынком и мог угадать, какую фирму представляет тот или иной клиент. И иногда, уловив пару-другую случайно вырвавшихся слов, успевал купить те акции, которые должны были подняться в цене.
Он понимал, что его действия весьма сомнительны с точки зрения закона. Его могло оправдать лишь то, что он не был адвокатом и не давал профессиональной клятвы. Таким образом, его вряд ли смогут обвинить в чем-то определенном. Однако, чтобы подстраховаться, он приобретал ценные бумаги на имя жены, надеясь, что на это никто не станет обращать внимание. Ведь в любом случае подобного рода деятельность вряд ли заслужит одобрение службы безопасности «Левиафана». Себя же он утешал тем, что играет по мелочам, а не поступает совсем уж по-свински, как те парни с Уолл-стрит, которые на его месте давно бы уже нажили миллионы. Так или иначе, приятно сознавать, что он сумел сделать кое-что для своей семьи, кое-что, позволившее придать их жизни некоторый шик. Да и к тому же надо быть полным дураком, чтобы упустить удачу, которая сама плывет в руки. Как, например, нынче вечером.
— А знаешь, — задумчиво почесал он подбородок, — похоже, что СПИД открывает отличные возможности для выгодных вложений.
— Неужели? — откликнулась Розмари. — Какой ужас! Хочешь еще кусочек пирога?
— Да, конечно.
— С ложечкой крема?
Алекс кивнул, занятый своими мыслями.
— Я чуть не высек себя за то, что не вложил до сих пор деньги в рынок презервативов. Это же теперь золотое дно! Ну и ладно, что прошло — то прошло. Но эта новая компания — Господь свидетель, они не дураки! Вот послушай, Розмари…
— Наверное, надо будет отложить кусочек на ленч Крису — ему понравится, — сосредоточенно пробормотала она, нарезая пирог.
— Это будет банк крови, — продолжал Алекс, — только не совсем обычный. Ты ведь знаешь, как все боятся, что при переливании крови могут занести вирус СПИДа, правда? Теперь весь наш донорский бизнес летит вверх тормашками. Ну вот, а они придумали…
— А может быть, ему лучше дать лишнее яблоко? — Она поколебалась и добавила: — Пирог наверняка превратится в кашу.
— Так вот, я хочу сказать, что они придумали брать у желающих кровь, пока они еще здоровы, и хранить под их именем. Чтобы использовать только для них же. Тебе, к примеру, надо будет два-три раза в год сдавать кровь, чтобы обеспечить достаточный запас.
— А тогда, — продолжала Розмари, до блеска полируя золотистое яблоко и укладывая его в разрисованную медвежатами детскую корзиночку для ленча, — Крис получит свой пирог, когда вернется домой…
— Таким образом, — бубнил Алекс, — если позже понадобится делать операцию или переливание крови, у тебя будет возможность получить назад свою собственную…
— …и к тому же с чудесным кремом. Прелестно, не так ли?
— Да ты хоть слово уловила из того, что я говорил?! — взорвался Алекс.
— Уловила, уловила! — резко обернулась она. Раз и навсегда Розмари решила, что СПИД не может быть темой для разговора в приличном доме. — Просто мне кажется, что не стоит говорить о подобных вещах за обедом.
— Да ведь это не ты, а я обедаю, — возразил Алекс. — Мне казалось, что тебя это может заинтересовать. Дело в том, душа моя, что компания вот-вот объявит о своих начинаниях, и я хочу подгадать нужный момент. Их акции могут подлететь один к десяти, а то и больше. Если не возражаешь, завтра звякну своему брокеру.
— Как хочешь, Алекс, — поспешно согласилась она, желая покончить с этой темой. — Ведь ты у нас финансовый гений.
Алекс недовольно нахмурился. Уж не издевается ли она над ним? Нет, это совершенно не в стиле Розмари. И к тому же он действительно их финансовый гений. Еще подростком Алекс дал себе клятву сколотить миллион баксов до того, как ему стукнет сорок. Конечно, в данное время миллион уже не бог весть какое богатство, но зато он накопит его на несколько лет раньше.
— Ну, а ты что поделывала сегодня, малышка? — Он выбрался из-за стола и направился в спальню.
Готовясь ко сну, Розмари болтала не переставая. И про ленч с подругами, и про соревнование — или как там это назвать, — и про то, как Крису нравится в детском саду. Алекс слушал вполуха.
— …и эти плетеные стулья, которые я приметила у Блумингдейлов. По-моему, они будут отлично смотреться на нашей лужайке.
— Если тебе нужен плетеный стул, пойди да купи его, — отвечал Алекс, стягивая трусы и швыряя их в сторону корзины с бельем. Розмари на миг замолкла, а потом добавила:
— Четыре стула, Алекс. Нам нужны четыре стула, чтобы можно было поставить их в летней столовой. Они отлично сделаны, милый, и совсем не дорогие. У Пьера Дюкса точно такие же стоят на шестьдесят долларов больше. Изрядная разница.
— Как жаль, что у Смита вам не давали награды за самую дешевую покупку, — засмеялся Алекс Маршалл. — Ты бы наверняка стала первой в классе. Ладно, покупай свои плетеные стулья, если они сделают тебя счастливой. — Зевая, он повалился на постель. — Разбуди меня завтра в шесть, милая!
— В шесть! — всполошилась Розмари. — Почему так рано?
— Ну, видишь ли, — начал Алекс свои разъяснения. В семь тридцать у него деловой завтрак в «Карлтоне». Компания «Делмо» подумывает о том, чтобы закрыть свои счета. А банк «Америкен Лито» торопится скупить их собственность. Черт его знает, что случилось с этими ребятами из «Делмо» — «Америкен» заставляет их продавать все за бесценок…
Он только начал возбуждаться, чувствуя, как кровь быстрее побежала по жилам, когда понял, что Розмари успела заснуть. От этого он разгорячился еще сильнее. Проклятие, ему завтра придется изрядно попотеть с этим «Америкен Лито», и он имеет право на физический комфорт!
— Розмари! — Он положил руку на горячую пышную грудь.
Она что-то сонно пробурчала и отвернулась к стенке.
«Я ей надоел!» — раздраженно подумал Алекс.
Проклятие! Каждый Божий день он выворачивается наизнанку перед компанией, чтобы платить за всю эту роскошь. Плавательный бассейн. Развеселые каникулы на престижных курортах. Плетеные стулья!.. Он надсаживается на работе, чтобы купить плетеные стулья, но стоит заговорить про бизнес — и ей, видите ли, надоело!
Сон окончательно улетучился. Алекс выскочил из постели и отправился чистить зубы, а потом стал разглядывать себя в зеркале. Волосы на макушке явно поредели — совсем как у его отца, который облысел примерно к сорока годам, и Розмари не устает об этом напоминать. И всякий раз портит ему настроение. Он скоро вообще подохнет на этой работе.