Оглянись в темноте

Город в огне

Оглянись в темноте

Книга первая

Город в огне

Иду быстро, почти бегу по узкой улочке. Удерживаю в руках большую охапку наколотых поленьев. Тяжело, очень тяжело; острые края сколов на дровах больно впиваются в голые руки. Чувствую, что засадил под кожу пару заноз. Тонкие пальцы напрягаясь, сжимают грубые плахи, с чуть кисловатым запахом рубленной древесины. Ладони саднят болью от натертых топорищем волдырей и лопнувших мозолей. Идти тяжело, я устал, даже шатает от усталости, но меня тащит присущее мне упрямство и, какое-то, взнузданное чувство ответственности.

Узкий и темный проулок заканчивается грязным двором с глухой стеной, выложенной неровными, дикими камнями. Тут, от переулка, где я колол дрова, недалеко, всего шагов сто. Стена торчит вверх на добрые пару десятков метров. Прямо из этого грязного дворика, на стену ведет длинная пологая лестница с высокими и очень широкими ступеньками. Лестница просторна настолько, что можно легко разойтись двум взрослым мужчинам, но перил нет, так что держусь ближе к стене и, сбивая дыхание, тащу охапку дров на вершину этой громадины.

Прилегающее пространство, заволоченное сизым дымом, гудит. Сверху наползает гомон толпы, усиленный возбужденными криками. Не очень понимаю, что происходит, но с упорством маленького мультяшного трактора волоку дрова по этой проклятой лестнице. Невероятным усилием преодолеваю почти две трети подъема и, выставив ногу на следующую ступеньку, опираю руки с поклажей на коленку. Надо отдышаться, хотя бы полминуты. Справа от стены видны крыши домов из черепицы, что покрывает разновысокие строения, слепленные причудливым образом. Вроде не такой уж и маленький город, но при этом выглядит очень компактно. Видимо из-за плотной застройки. Над которой, торчит, словно указующий в небо перст, высокий шпиль странно вытянутого здания, покрытого позеленевшими медными листами…

Я, тот, что сейчас лежит в реанимации… не знаю, правда, что это; но и я же — другой, тот, что в этом реалистичном сне тащит охапку дров… Прекрасно помню, что вот — это городской храм Хранителей света или Пяти светлых богов. Там, возле храма, в сторону северных ворот, начинается мощеная улица с домами местной знати и аристократов, которая заканчивается у королевского дворца. Там, на широкой площади, во время праздников, устраивают городскую ярмарку, а бродячие музыканты дают красочные представления.

Но разглядывать красоты города сейчас некогда, чувство ответственности, словно кнутом стегает меня пониже спины, и я опять продолжаю карабкаться вверх по этой проклятой лестнице.

Может эта самая лестница всего лишь символ моего духовного восхождения, а я просто в наркотической нирване, обколотый лекарствами? Моя предсмертная миссия…

Бред. Я же знаю каждую ступеньку на этой лестнице, каждую выщерблину, а значит ходил по ней уже не раз. Нет, это самая обычная городская лестница, что ведет на оборонительную стену. Таких в городе много. Это всего лишь мой сон, в действительности я прекрасно знаю где нахожусь опутанный проводами и трубочками, но и этот сон мне покидать не хочется, хоть в нем мне тоже очень тяжело и больно…

Наконец, мой подъем заканчивается, и я, шатаясь, бегу уже привычным маршрутом, с ужасом и каким-то обреченным восторгом понимая, что я бегу вдоль стены осажденного города. На самой стене, ближе к зубцам бойниц народу столько, что не протолкнуться, все суетятся, мечутся. Я пытаюсь прошмыгнуть; даже точно знаю куда надо бежать. Протискиваюсь дальше сквозь строй солдат и городского ополчения. Люди в броне, кольчугах, с мечами, топорами, копьями, луками, арбалетами. Мне надо пробиться к надвратной башне, там сейчас стоит огромный чан с маслом, под которым наша ватага из городского ополчения должна поддерживать огонь. Вот я и тащу на стену эту охапку дров, чтобы жар от огня, не угасая, был еще сильнее.

Позади, на стене, уже усилились громкие выкрики и лязг оружия. Видать не смогли скинуть штурмующих с приставленных снаружи лестниц… но я не должен отвлекаться. Надо спешить. Руки уже занемели, передавленные вены вздулись, сведенные судорогой мышцы пронзает колющая боль. Я морщусь, стискиваю зубы, но волоку эти проклятые поленья, неуклюже протискиваясь сквозь возбужденную толпу.

Успеваю. Сбрасываю дрова у огромного чана, под который, такие же, как я мальчишки, лет двенадцати-пятнадцати, начинают подбрасывать принесенное мною топливо, не забывая раздувать пламя ручными мехами.

— Берегись! — слышу громкий возглас, и буквально через пару секунд, огромный каменный валун проносится над крепостной стеной улетая в кварталы города, что находятся прямо под нами.

— Скидывайте лестницы! Сталкивайте! — опять слышу возбужденные вопли и хриплые крики. Звон стали уже где-то совсем близко.

— Все! Хватит греть чан! — кричит мне кто-то в самое ухо. — Тащи рычаг, будем опрокидывать!

Э, нет, это без меня, в прошлый раз зацепился рукавом за эту чертову оглоблю, так меня самого чуть с этих стен не сбросили. И ведь точно знаю, что я первый, тот, что еще в реанимации, при том штурме не участвовал, а вот, второй, что из сна, он все прекрасно помнит.

— Левая башня! Арбалетчики! Прикройте! — Выкрикивает чей-то властный голос. Я отвлекся на эту самую левую башню, но за спинами защитников стен, так ничего и не увидел. В какой-то момент услышал лязг запорного механизма и стук упора, в который ударился опрокинутый чан — кипящее, грязное масло полилось вниз со стен, под которыми, тут же, раздались душераздирающие вопли. Мы с мальчишками похватали несколько горящих головешек и щепок, бросая их вниз. Оттуда взметнулось пламя, обдав нас жаром. Вопли переросли в ужасающий вой.

Я не дотягивался до бойницы, чтобы рассмотреть, что там за стеной происходит, только вытянул руку и бросил горящую головешку, когда из-под стены уже повалил черный густой дым. Я ожидал вновь услышать пронзительные крики, но в этот момент меня словно бы дернули за «страховочный канат», к которому, я был как-бы намертво привязан.

Душу буквально выдернули из бренного тела и швырнули куда-то. По ушам ударил громкий писк какой-то больничной аппаратуры, тело непроизвольно затряслось. Едва приоткрыв единственный уцелевший глаз, я увидел возле себя мельтешащую толпу врачей и медсестер.

Да что ж вы меня мучаете? Отвяжитесь уже наконец. Как же больно-то! Оставьте меня в покое, я весь обгоревший до костей, с кучей глубоких ожогов, не мучайте это тело, пусть помирает себе спокойно, что ж вы ироды меня с того света то и дело сдергиваете⁉ У меня там осада замка, между прочим, а вы притащили в реанимацию и как давай лечить. Плюньте, оставьте. Не хочу больше.

— Остановка сердца! — голос одного из докторов спокоен и сдержан.

— Чисто! Разряд…

Мир вокруг погружается в какой-то вязкий кисель. Невидимый канат вытягивает мое сознание из безвольного, обколотого обезболивающим, парализованного тела…

Не надо меня лечить! Нет смысла, зачем⁈ Я же больше с постели не встану.

Сам, усилием воли перенаправляю всю силу пущенного в меня разряда в тот самый канат, что выдергивает вверх. Я дико устал даже за то короткое время, что меня пытаются вытащить с того света. Не мучайте меня…

Разряд электричества очень проворно собрался в искрящийся сгусток и поволок мою душу ввысь, набирая скорость. Какие-то призрачные образы мелькают вокруг, да так быстро, что я не успеваю рассмотреть и вдруг, после короткого и стремительного полета, вижу себя второго. Того самого двенадцатилетнего мальчишку из моих снов, что таскал дрова на городскую оборонительную стену. Лежит на закопченных камнях раскинув руки. На виске здоровенный шрам, из которого прилично так натекло крови. Эх жаль, парень, и ты тоже не пережил этот день.

Вижу сгустки каких-то серых теней, которые обступают парнишку со всех сторон. Одна из теней приобретает форму какого-то тощего карлика с длинными, когтистыми пальцами. Размытый темный силуэт тянет лапы к голове мальчишки, но не касается, а словно бы накидывает какую-то паутину. Черные тонкие нити цепляются за лицо парня, оседают на кожу, впитываются внутрь. Мне очень неприятны эти странные существа, которых на стене удивительно много. Они как крысы, как вороны, слетевшиеся на поле битвы.

— А ну-ка! Брысь!

От меня исходит словно бы тугая волна, которая как порыв ветра сдувает все эти сумрачные тени. К сожалению, этот безмолвный крик высосал из меня остатки сил. Я буквально почувствовал, как стал терять целостность, словно бы растворяясь в дымном воздухе.

Картинка видения начинает плыть, но в какой-то момент я осознаю, что у меня в руке тот самый канат, за который меня то и дело сдергивали на кровать в реанимацию, а на конце этого самого каната, как крохотная шаровая молния сгусток электричества, размером с грецкий орех, которым пытались завести мое сердце. Мне первому это больше не нужно. Может тебе, парень, поможет. Не задумываясь, пока картинка бедного парнишки совсем не скрылась в тумане, бросаю этот электрический сгусток прямо ему в грудь.

Сильный разряд выгибает тело дугой, а в живот, прямо в солнечное сплетение, словно бы молотом стукнули. Лежащее на камнях выгнутое тело скручивает и пронзает острой болью выворачивая «мостиком». Во сне таких ощущений не было, да и в реанимации все чувства пробивались словно сквозь ватную стену. А тут, такая палитра самых ярких и сильных ощущений, и я уже, на мгновенье, пожалел, что сделал это.

Окружающий мир обрушился на меня всей гаммой ярчайших звуков и запахов. Колючий и кислый от дыма воздух ворвался в грудь, пронзая легкие острыми иголками. Мышцы скрутило судорогой, да так сильно — казалось, будто у меня трещат кости. На глаза навернулись слезы от невероятно ярких впечатлений и ощущения другого тела. Из пересохшего горла вырвался сдавленный судорожный вопль, больше похожий на хрип.

Теперь, это был не сон. Я мог прочувствовать каждый миллиметр плоти, каждую пору на коже, каждую клеточку. Теперь это было мое тело.

Куда теперь делся тот мальчишка? Я не знаю. Возможно умер, и его душа отправилась к его Светлым богам. А быть может я, как матерый диверсант, просто захватил ее в плен, поглотил, растворил и вытолкнул ее из собственного тела? Чего только не бывает на грани между жизнью и смертью!

Мне достались в наследство его память, его знания, но только не он сам. То есть, это только файлы с неосвоенной еще информацией. Во сне, когда осознавал себя лишь сторонним наблюдателем, я чувствовал его ауру, она была почти осязаемой, а сейчас ее не стало. Теперь, я один в этом теле. Больше нет никого.

А тело было очень холодным и ужасно твердым. Такое впечатление: словно оно отлито из свинца. Тело прошибает озноб, руки и ноги трясутся от холода, каждый миллиметр кожи натирают мелкой теркой, а в груди разгорается пожар. Просто огненный шторм. Под кожей все пылает и требует выхода, прожигая раскаленным металлом нервы и вены. Огонь буквально растекается по телу не находя выхода. Я только, что не дымлюсь от таких болезненных и жарких ощущений. Больно, очень больно! В то же время сознание переполняет какой-то дикий восторг. Чувство бесшабашной эйфории от происходящего со мной на фоне полного хаоса вокруг. Понятия не имею, чего это я так радуюсь? Тому, что больше не испытываю тупой боли умирая в реанимации… или тому, что несчастный парень погибший на этой стене, оставил мне в наследство свое тело? Но нервный смех сам, помимо моей воли, вырывается наружу.

Я лежал все на той же стене, где совсем недавно ополченцы ворочали большой чан и, к которому, я таскал дрова. Место то же самое, вот только время суток другое. Солнце висело над горизонтом, где-то по правую руку от меня, а ведь я точно помню, что, когда поднимался по лестнице, солнце было совсем в другом месте, не справа, а слева. Значит то короткое мгновение, на которое меня выдергивали в мой прошлый мир, здесь растянулось на целый световой день? Да, собственно, какое это имеет значение. Что случилось, то случилось. Главное в том, что я больше не чувствую этого самого «страховочного каната», за который меня выдергивали из этого яркого, но в то же время ужасного сна. Словно я разозлился, вышел из себя, вырвал этот чертов канат, и перенесся в другой мир. Может так оно и есть. Теперь моя душа привязана к этому мальчишке. Я перенес якорь своей души в его тело.

Что сделано, то сделано. Коль занял чужое тело, будь любезен, продолжай им владеть и беречь.

В приключенческой литературе, которую я очень любил читать, когда был в прежнем теле, такое явление называли «попаданец» или, как в моем случае, это скорее рейдерский захват. Особенность таких попаданцев в том, что они из своего мира переносятся в другой, не утрачивая при этом память и навыки, полученные прежде. Благодаря этому, такие книжные герои обычно легко выкручиваются из сложных ситуаций, заводят, например, себе гарем, становятся властителями половины мира, а то и всего мира, нагнув в разные позы всех врагов и недоброжелателей… В общем, все заканчивается хорошо и красиво.

К сожалению, я не такой герой. Не умею многих элементарных вещей. В своей прошлой жизни, я был обычным человеком. Не ветераном сражений в горячих точках, не бойцом особой спецгруппы, не мастером спорта по ногодрыганью и рукомашеству. Я не музыкант, не изобретатель, не великий стратег. Я неправильный попаданец. Какой-то неподготовленный. Читать то я конечно читал, но сам, в то, что такое возможно, не верил. Считал это не больше чем просто литературным приемом, сюжетной завязкой, сказкой для взрослых. И, как правило, у такого героя, было с собой хоть что-нибудь, что бы позволило ему легко и быстро устроиться в новом мире. У меня же нет ничего.

Но я не из тех, кто опускает руки. Разумеется, что стану барахтаться, как-то выкручиваться. Не такой уж я и безнадежный. Ведь оживил же парня, хотя ни разу не врач и не волшебник, однако…

Кстати, о парне. Простой парнишка, на вид лет двенадцати, не больше. Немножко нескладный, худой, светлые волосы, голубые глаза, черты лица вполне правильные, не уродливые. Служил подмастерьем у жестянщика на ремесленной улице. Странно, но родителей парня я вспомнить не могу. То ли у него самого нет этих воспоминаний, то ли он так давно отдан мастеру в подручные, что и забыл их. Относительно достоверно помню события последнего года жизни этого маленького и смелого подмастерья. Почему смелого? А кто еще полезет на стены, когда город штурмуют войска врага? Только храбрец. И пусть его вклад заключался лишь в том, что он подносил дрова к котлу с маслом, это все равно очень достойное дело. Это так же смело, как подносить патроны бойцам в окопах на передовой. Парень не струсил и мне, ни в коем случае, нельзя предать его память и трусливо спрятаться. Помирать два раза на дню, конечно, не хочется. В том, что мое тело в прошлом мире не пережило последствий того несчастного случая, я не сомневаюсь. Там совсем было без вариантов, как еще до больницы довезли — не понимаю. В этом мире, похоже, я вытащил тело парня с того света, сам того не ожидая. Вытащить то вытащил, оживил, но бывший владелец — мальчишка, — «ушел». Саданули чем-то не острым и тяжелым в левый висок и… ага! Надеюсь, что просто сильный ушиб без особых последствий; уродливый шрам и сотрясение не в счет. Башка до сих пор чугунная и звенит словно колокол после удара. И коль скоро парень, то есть теперь уже я, валяюсь среди куч окровавленных трупов, то, стало быть, оборона города пала. Враг уже в городе. А кто у нас враг?

Город называется Саяр, и является столицей королевства Гарфор. Точнее сказать являлся. Король Югор — третий, большими военными подвигами не прославился; политику, как ходили слухи, вел паршивую и недальновидную. В результате чего поссорился с королевством Цисарией.

Цисарийцы пришли с юга и считались очень воинственными и довольно жестокими. Эту страну еще называли морское королевство или пиратское царство. И действительно, само государство расположилось таким образом, что море омывало его границы с трех сторон. С востока Жемчужное море, с юга Море ветров, с запада Бизаринский океан. Само географическое положение обязывало заняться пиратством. Королевство Гарфор тоже маленькой частью выходило к Жемчужному морю, располагаясь на северо-востоке относительно Цисарии. Чего уж там короли не поделили, неизвестно, но факт остается фактом, сейчас в столице лютуют войска южан. Разумеется, что город отдали на разграбление. Право сильного. Если не устояла хорошо укрепленная столица, то и другие крепости, и города тоже падут. Сейчас, самый разгар лета. Самое время, чтобы прихватить себе новые территории.

Факт свершившийся, вопрос в другом, мне-то что делать? Бежать из города? А смысл? Оставаться? Власть сменилась, жителей пограбят, недовольных казнят, а дальше будем привыкать жить при новом короле. Вырезать весь город вряд ли станут. Не принято, иначе работать будет некому. Но надо ли в этом убеждаться самому? Взять с меня нечего. Штаны, сандалии, да рубаха, вот и все, что у меня есть. Я даже не помню, когда последний раз в руках держал деньги. Ремесленный район отсюда недалеко, кварталов пять, через южную площадь… маршрут я помню, но вот пошевелиться все еще трудно, я даже встать уверенно не могу: шатает и тут же теряется ориентация в пространстве. На высоте двадцатиметровых городских стен, в таком состоянии, лучше быть осторожней. Так что тихонько переворачиваюсь на живот и без резких движений ползу к той самой лестнице, по которой еще днем взбирался, волоча охапку дров.

Стоило только чуточку приподнять голову, как тут же к горлу подкатил комок. Меня чуть не стошнило. Эдак я и со стены спуститься не смогу, уж точно не на своих двоих. Может ползком? Сумерки сгущаются. Хорошо бы в темноте успеть добраться до дома. Преодолевая тянущую боль в мышцах, ползу в направлении лестницы, оставляя за собой размазанный кровяной след. Рана на виске опять открылась. Как не вовремя. А вот и лестница. На ногах пробежал бы это расстояние меньше чем за несколько секунд, а тут, вынужден как червяк ползти, огибая трупы и лужи крови.

По лестнице, которую буквально нащупал, спускаться было легче, но с каждой секундой состояние становилось все хуже. В глазах появились темные пятна, руки и ноги перестали слушаться, а я сам буквально терял сознание. Как оказался внизу, уже не помню, последним воспоминанием стал момент, когда я опираюсь на какую-то доску и, перевернувшись на спину, просто проваливаюсь в бездонную пропасть забвения.

Странно складывается жизнь у людей. Вот, казалось бы, жил в большой стране. Не самой благополучной, но по правде говоря — грех жаловаться, на хлеб с маслом хватало, на бюджетный телефон, даже на отпуск кое-какие деньги умудрялся скопить. Жил тихо, небо коптил и вдруг… бац, и все. Всего то остановился у заправки и вошел в магазин — купить воды в дорогу и оплатить бензин, когда огромная грузовая фура на полном ходу влетела в заправку, снося все на своем пути. Никто и сообразить не успел, когда все вокруг запылало факелами огня. Ударной волной взрыва вынесло окна и двери. Ну и тех, кто был в магазинчике, расшвыряло на добрый десяток метров. Как оказался в реанимации уже не помню, ну а там и вовсе, приходил в себя только на несколько мгновений с четким пониманием, что живым из этой палаты уже не выберусь.

И вот, теперь валяюсь в другом теле с пробитой головой, под городской стеной. Весь в крови, в грязи, но чувствую, что шанс выбраться у меня все еще есть. Тут как фишка ляжет…

Очнулся уже утром. Восходящее солнце бросало на меня теплые лучи сквозь проемы среди домов. Очнуться-то я очнулся, вот только стоило открыть глаза, как я тут же понял — со мной что-то не так. Ярко освещенный двор под стеной виделся мне как сквозь мутную дымку. Словно смотришь из темной комнаты на ярко освещенную улицу сквозь пыльное стекло. Солнечный свет, попадая в глаза, вызывает острую, жгучую боль, да такую, что те начинают непроизвольно слезиться. Как же неприятно. Голова и так раскалывается на части, а тут еще с глазами что-то очень нехорошее. Никак последствия удара по голове.

Левой рукой осторожно ощупываю косой шрам от брови до уха. Припух, болит, но явно подсох. Надо бы обработать рану, а то, если загноится, придется ампутировать вместе с головой.

С глазами — совсем беда. Если свет и тень еще хоть как-то различаю, но стоит сместиться в неосвещенную часть двора, все становится совсем мутным. Вот только потерять зрение для меня сейчас станет очень неприятным сюрпризом. Как я дальше жить таким калекой буду? Вот тебе приятель и первый квест: выжить в осажденном городе с частичной потерей зрения. Ладно, попробуем, тем более, что выбора у меня все равно нет. Ночью кое-как отлежался, вроде стало полегче, а с остальным разберусь позже. Видок у меня сейчас, надо сказать, как у восставшего мертвеца. Что в действительности, не очень-то далеко от правды. Но это не повод расслабляться. Надо добраться до мастерской, там у меня есть сменная одежда и, кое какие, припасы. Есть очень хочется, да и отоспаться бы еще пару суток не помешает, что-то я совсем плох.

В попытке встать на ноги, тут же натыкаюсь лбом на кладку косых каменных укреплений. Тут у стены таких откосов много, а вот я сейчас больше похож на слепого котенка, натыкающегося на каждый угол. Надо подыскать какую-нибудь палку, чтобы ощупывать пространство перед собой. Знаю, что вокруг навалено много трупов и еще, черт знает, чего, но выбора у меня нет –придется выкручиваться.

Шаря в пыли возле лестницы, в попытке найти какую-нибудь жердь, я вдруг подумал, что не могу вспомнить своего имени. Знаю, что окликали меня Ард. Но что-то не похоже это на полноценное имя. Ладно, если что, сошлюсь на частичную потерю памяти. Что совсем не удивительно, при таких-то повреждениях головы.

Наконец, после недолгого ползанья по двору, мне попалось копье. Хорошее, прочное, но вот наконечник придется отломить. Потому что, если меня схватят с копьем в руках, то, тут же, поволокут на виселицу, без суда и следствия или, просто, прибьют на месте. Простолюдинам вроде меня брать в руки оружие можно только в одном случае — в рядах ополчения. Так что, нащупав в камнях довольно большую щель, я плотно воткнул в нее наконечник и потянул в сторону. Копье долго сопротивлялось, но в какой-то момент все же треснуло и обломилось. У меня в руках осталось только древко, чуть выше меня в высоту. Доберусь до мастерской — отпилю или обстругаю разлохмаченный и треснувший кончик, чтобы не выглядел обломком. Чувствую, что эта палка-выручалка мне еще пригодится. Именно сейчас она больше актуальна как костыль, на который можно опереться, и уже во вторую очередь как средство проверки дороги под ногами. Голова все еще кружится и передвигаться очень тяжело, а вот когда вошел в тень дома под стеной, зрение чуточку улучшилось, но все равно, такое ощущение, что смотришь на мир словно через мутную полиэтиленовую пленку. Можно различить размытые силуэты предметов, углы домов, пятна света и тени, и даже какие-то оттенки. Но по ощущениям, все равно слепой. В данном варианте радует, что перед глазами не полная тьма, а можно, хоть как-то, ориентироваться.

Ждать больше нечего, пора идти. Сейчас, насколько могу слышать, в городе затишье. Так что потороплюсь и скорей доберусь до дома, там и привести себя в порядок смогу и поесть, и отлежаться. Узнав о моем недуге, мастер, конечно, выгонит. Жаль, но, если подумать, зачем ему нужен слепой подмастерье? Тут, от зрячего то толку было немного, хоть парень и мог выполнить часть работ, которые не хотел делать мастер. Старый пьяница, то и дело, сваливал на подручного простую работу по лужению и рихтовке, по выколачиванью отливов и расковку свинцовых уплотнителей. Жестянщик — не кузнец, а что-то вроде слесаря, медника. Пайка, лужение, жестяные работы, кровельные… эдакий универсал. Дверные и навесные замки, кстати, тоже ему на починку приносят. Мастер насчет замков — большой специалист.

О своей дальнейшей судьбе я пока не задумывался. Тут бы до знакомого места без приключений добраться, а уж дальше, если выгонит, пойду к храму. Милостыню, разумеется, просить не стану, но может монахи чем помогут, хоть рану обработают, и то хорошо.

Все-таки прорыв в густонаселенный город вражеских войск, это зрелище не для слабонервных. Хорошо, что башка у меня почти не варит, а мир вокруг как в тумане. Улицы завалены трупами тех, кто оказывал сопротивление, не позволяя разграбить честно нажитое. В воздухе чувствуется смрад гари, дерьма и крови. Выбитые окна и двери домов, распахнутые настежь калитки и ворота в проулках. На грязной мостовой тела людей, лошадей, дворовых псов, все вперемешку. В какой-то момент даже был рад, что плохо вижу. Не знаю смог бы смотреть на все это имея прежнее, полноценное зрение. Мне хватало, с избытком, и косвенных признаков творящегося на улицах бардака.

Быстрой прогулки, конечно же не получилось. Плелся как пьяный — то и дело держась за стенку. Голова кружится, к горлу подкатывает тошнота, но так как я уже больше суток ничего не ел и не пил, только неприятными ощущениями и рвотными позывами все и заканчивается. А еще понял, что выбрал удачное время, точнее так совпало, что возвращаюсь к мастерской очень ранним утром. Солнце, в это время года, вставало действительно рано. Судя, по моим прежним ощущениям, где-то в начале четвертого утра, примерно. Тут я не полностью был уверен, и мог сравнить только с тем, что помнил из своей прежней жизни. Здесь измерение времени было совсем другое, а какое именно, я нынешний, точно не знал. Так что плелся я по загаженным улицам в очень ранний час, когда город, утомленный ночными событиями, еще тревожно спал и только редкие прохожие, неясными тенями, так же как я, скрываясь по подворотням, куда-то тихонько двигались стараясь не шуметь. Кто-то из них что-то волок, другие обшаривали трупы, тихо переругиваясь. Я видел лишь смутные, пугающие силуэты, неясные, смазанные фигуры, тут же отводил взгляд и ускорял по возможности шаг или замирал, прижимаясь к стенам, заборам.

Путь, который в обычные дни занимал десять-пятнадцать минут, сейчас, по ощущениям, растянулся на добрый час. Квартал мастеров считался довольно спокойным и тихим местом. Местные жители были не особо зажиточными, но знающими себе цену ремесленниками. Обычно они жили там же, где и работали. Вот и наша мастерская представляла собой некую смесь жилой комнаты и крошечной мастерской с верстаком и печкой. Сам мастер Ривер ночевал в комнате, а я в прихожей на лавке. Только в зиму перебирался на пол, ближе к печке. Для сна у меня была войлочная подстилка и шерстяной плащ с капюшоном, чтобы было на что лечь и укрыться, а днем одеться потеплей.

Дверь в мастерскую распахнута настежь, всюду валялась перевернутая мебель и инструменты. Даже верстак зачем-то опрокинули на пол.

Мастерская находилась с краю двухэтажного каменного дома, как пристройка, и представляла собой однокомнатное помещение с небольшой верандой выходящей дверью на улицу. Двери сделаны сквозными, так, чтобы можно было войти с улицы и со двора. Как только смог добраться до нашей с мастером коморки, я с облегчением уселся на ступеньки веранды, собираясь с мыслями и силами. Сил осталось очень мало, хотелось отлежаться, но я стойко решил, что прежде приведу себя в порядок, переоденусь, умоюсь и только потом позволю себе отдых. Если вернется мастер, он бездельничать мне не позволит, не посмотрит на то, что война. Заказов он набрал на неделю вперед, взяв с заказчика предоплату. Хотя, судя по удручающему состоянию мастерской, не удивлюсь, что все более-менее ценное отсюда давно вынесли.

Как мог, разжег печь лучинами и подкинул несколько крупных поленьев. Через силу натаскал воды в большой бак из колодца во дворе. Согрел воду, замочил для стирки грязную одежду, присыпав серым пеплом из печи. Сначала сидя на полу, потому, что очень кружилась голова, помылся сам теплой водой из тазика, выливая воду из ковша прямо на себя. Грязная вода растекалась по полу и просачивалась в щели. После этого, прошелся бы тряпкой по половицам, но сейчас просто нет сил. Переоделся в чистую одежду, тоже сидя. Застирал как мог грязные вещи, отжал и повесил сушиться над печью. Еще раз набрал чистой, кипяченой воды, добавил в нее немного уксуса, и стал обрабатывать рану на виске. Для того, чтобы внимательно осмотреть полученный шрам, использовал осколок настоящего зеркала. Если подносить его очень близко к лицу, то резкость немного улучшалась, и я мог рассмотреть себя: внешность, черты лица. Я и так их видел, и мог хорошо запомнить, но сейчас в зеркальном отражении мои глаза выглядели очень пугающими. Просто сплошные бельма. Не знаю, что могло так повлиять на них. Последствия удара, травма, или отравление чем-нибудь. На первый взгляд со стороны выгляжу абсолютно слепым. Благо, хоть способен различать некоторые предметы и силуэты, отличаю свет от тени, а при удачном освещении, так и лицо человека. Но это надо оставить при себе. Для всех остальных — я ослеп. Так будет лучше.

Вот и пригодятся навыки, что получил на курсах актерского мастерства, которые начал посещать еще в прошлой жизни, сначала по рекомендации приятельницы, а затем сам, увлекшись процессом. Даже в нескольких любительских спектаклях сыграл, где показал неплохой результат. В действительности, я шел на эти курсы для того, чтобы немного раскрепоститься в общении с людьми, особенно с противоположным полом. Долго не мог решится, но все же переборол свою неуверенность и стал посещать занятия, как потом оказалось, это и для работы было полезно. Так что теперь смогу применить все, что смог оттуда извлечь и фактически имея пусть и не самое острое зрение, сыграть роль абсолютно слепого. Попыток у меня много, а времени для репетиций и отработки образа и того больше.

Приготовить себе еду сил уже не было, да и нет уверенности, что в доме что-то съестное осталось. Только залитые воском головки чеснока висящие над полкой с посудой в короткой связке. В глазах темнело и хотелось лечь. Кровать мастера я занимать не стал, улегся на свою лавку в прихожей, предварительно, закрыв дверь на засов.

В любом случае, мне придется уходить от мастера. Не знаю пока куда, но время чтобы что-то придумать, у меня пока есть. Эта мастерская не его собственность: арендована у городского цеха ремесленников. А это выплаты, как здесь принято — раз в декаду. У меня денег нет вовсе. За работу мастер мне не платил, только кормил. А если было нужно что-то купить, он, отправляя меня, выдавал деньги на покупку, а потом строго спрашивал сдачу. С таким увечьем он меня не оставит. Наощупь много не наработаешь. Рисковать и без того скудным заработком он не станет и нахлебника терпеть не будет. Уходить из города смысла нет; столица, хоть и поверженная захватчиком, единственное место, где можно найти себе посильную работу и пропитание. Но вот что я могу делать, будучи практически слепым? Петь жалостливые песни, прося подаяние? Рискованно. Участь попрошайки незавидна — они долго не живут. Тем более такая деятельность запрещена. Я немного умею играть на пан-флейте. С десяток мелодий смогу выдать, но вот самой флейты нет и, возможно, что в этом мире ее не знают. Эту проблему нельзя откладывать, потому что есть хочется уже сейчас. Но сначала — поспать… хоть немного.

Находясь в полудреме, стал прокручивать в голове все, что произошло со мной за это утро. Голые факты и то, что мне оставил в наследство мальчишка по имени Ард. Я оказался в другом мире, странном и необычном. Хотя люди здесь такие же, как и в моем мире; во всяком случае, внешность местного населения, ничем не отличается от внешности моих бывших земляков. Эпоха, в которой я оказался — непростая. Сам я мало успел увидеть, но прокручивая в голове образы из памяти мальчишки, точнее сказать, теперь уже из моей памяти, с уверенностью могу сказать, что это, уже далеко, не средневековье. Несмотря на то, что город огороженный крепостной стеной осаждали войска неприятеля, используя при этом стенобитные орудия и камнеметы. В действительности и одежда и уровень жизни, и технические решения некоторых городских систем, той же канализации и дренажных каналов, говорили о том, что сравнить здешнюю эпоху можно примерно с шестнадцатым, началом семнадцатого века мировой истории на планете Земля. И это государство, что пало под натиском врага, и соседние, все имеют у власти монархов, императора или королей. Судя по тому, какое оружие использовали на городской стене, порох тут не известен и огнестрельного оружия не существует. Зато в памяти мальчишки есть истории о том, что в этом мире существует магия. Но и она, насколько я смог понять, в бою не применяется. Во всяком случае, судя по воспоминаниям парня, в рядах ополчения разговор о магии как о реальной боевой угрозе, речь не шла. Еще очень многое предстоит узнать и понять. Хочу я того или нет, но теперь этот инопланетный мир мой, и мне в нем жить.

Проснулся из-за голодных спазмов в животе. Лежу тихо, головой думаю, но вот ничего путного в мою, чуть ли не пробитую насквозь, «тыковку» пока не приходит. Узнать бы, что творится в городе. Да как? Даже если выйду, ничего толком не увижу, а вот неприятностей, на одно место пониже спины, точно найду.

С трудом поднявшись с лавки, выглянул через окно на улицу. Тени от зданий были короткими и яркое солнце светило с безоблачного неба; был примерно полдень, может чуть позже. Пошарив по всем коробам да сундукам, которые, заодно, пытался расставить по местам, ничего толком не нашел. В одном из горшков с крышкой было примерно полстакана какой-то крупы, но она отвратительно пахла плесенью и мышиным пометом, так что достанется птицам на заднем дворе.

Порывшись в мастерской, вспомнил, где лежала заначка мастера. Он держал там несколько монет на черный день. Но укромное место было пустым. На получение заказов рассчитывать не приходится, все заказы мастер принимал сам, а где он сейчас шляется, непонятно. Пока я был на стене в рядах ополчения, здесь, похоже, не один раз побывали. Основную часть мебели и инструмент раскидали по полу. Что-то я уже поставил на место, и сейчас, нащупывая на полу инструмент, раскладывал его на верстаке и в ящиках, размышляя над тем, где бы добыть еды или денег. Может действительно сходить к храму Светлых богов. Это конечно очень далеко, самый центр, с моим нынешним темпом часа полтора-два ходу только в один конец. Может и новости там узнаю какие. Пока обошелся только кипяченой водой в попытке заглушить болезненные ощущения в животе.

Через какое-то время (черт его знает какое), пока я как мог занимался домашними делами, на улице раздался довольно громкий топот и надвигающийся шум. Захлопали двери и ставни соседних мастерских, послышались встревоженные голоса. Судя по ритмичному шагу, в наш переулок входил маршем строй солдат. Я отчетливо услышал короткие приказы, судя по отрывистой армейской манере, но которые не смог толком разобрать. Буквально через несколько секунд раздался громкий стук в соседнюю дверь.

Спустя еще некоторое время постучали и ко мне. Ощупывая стену, я подошел к двери, и откинул засов. В узкую прихожую ввалились четверо солдат, один из которых очень грубо меня оттолкнул от чего я свалился на пол веранды и выронил посох.

— Так! — услышал я хриплый бас вошедшего. — Тут всего одно место. Сухо, не воняет и печь есть. Мастер-сержант! Тут как раз одно место для вас!

— Ну-ка, дай гляну, что там? — еще один солдат громыхая доспехами вошел в прихожую. — Бывшая мастерская. Хорошо, мне нравится. Выметайтесь все отсюда. Размещайтесь в других домах по всей этой улице.

Нащупав на полу посох, я встал, опираясь на стенку и найдя скамейку тут же на нее сел, забившись в угол. Выметаться из своего единственного места жительства я не хотел. Если вышвырнут силой, пойду в дровяной сарай, а пока буду тихо вести себя, глядишь и не выставят.

Суета в комнате прекратилась, лишние люди действительно вернулись на улицу, а оставшийся тут же стал хозяйничать, гремя какими-то железяками. Громкие голоса вояк, встающих на постой к горожанам, сместились дальше по переулку.

— Эй, малой, иди сюда.

Соскочив со скамьи, я опять, шаря по стенке пошел в комнату.

— Давай-ка парень натаскай воды в бак, да растопи печь, надо постираться и почиститься.

Все это время сержант стоял ко мне спиной и натужно стягивая с себя кожаные доспехи с металлическими вставками. Запашок от солдата исходил отвратный, действительно стоило бы помыться.

— Как там тебя, да поторопись…

Схватив ведро в одну руку, я стал ощупывать верстак мастера, чтобы бочком пройти мимо этого крупного мужика, который снимая с себя одежду буквально перегородил крохотную комнату.

— Да что ты телишься как сонная муха, давай живей!

Вместе с возгласом сержанта, мне по затылку прилетела крепкая затрещина. От неожиданности я полетел вперед, опять выронив посох и ведро. Растянувшись на полу, я тут же, несмотря на сильную боль в затылке, стал шарить руками по полу ища пропажу.

— Вот ведь пропасть! Что с тобой…

Крепкие руки сержанта буквально вздернули меня над полом и развернули. Я знал, что солдат сейчас смотрит мне в глаза.

— Простите, я сейчас, я быстро…

— Пропасть! — выругался сержант и обхватив за плечи отодвинул меня к табуретке, что стояла между верстаком и печью. — Прости парень, чуть не зашиб. Займись печью, воду я сам натаскаю. Колодец где?

— Во дворе. Я могу все сделать, просто я…

— Да ладно, сиди уж, не бойся, не обижу. Вот ведь дурак старый, распустил руки…

Схватив ведро и продолжая ворчать, солдат вышел во двор через заднюю дверь, а я слез с табурета и присев возле дверцы печи стал подыскивать мелкие щепки чтобы разжечь угли. С утра я печь затапливал, так что угли должны остаться.

Благо, что с огнем удалось справиться за пару минут. Тяга в печи была хорошая, стоило только открыть поддув, как тут же заалели угли, на которые я подбросил щепок и стал подкидывать палочки побольше. Сержант ходил за водой три раза. Два ведра он залил в бак, одно ведро оставил с холодной водой. Я тем временем успел разжечь огонь, выставил на верстак жестяной таз. Среди всякого барахла, что лежало в углу, нашлась чистая льняная тряпка, которую я разорвал на две части вместо полотенца. Ковш висел возле бака, так что дальше солдат справится сам. Перейдя в прихожую, я опять сел на скамейку. А что еще оставалось делать? Придется прислуживать этому солдату. Иначе вышвырнет на улицу, мало ли, что ему не понравится.

Сержант, натаскав воды, долго пыхтел раздеваясь. Несколько раз подбрасывал поленья в топку, при этом распахнув дверь на улицу и во двор, проветривая и выпуская лишний жар. Когда вода нагрелась, налил ее в таз и стал мыться. После как помылся, замочил одежду и принялся усердно стирать. Я вспомнил, что в прихожей имеется веревка, которую можно натянуть поперек веранды и использовать для сушки белья. Найдя на полке веревку, я наощупь, по памяти привязал к одной жерди, и протянув через всю прихожую натянул и также стал крепить к жерди на другой стороне.

— Кто тебя так отделал, парень? — спросил вояка, шоркая в тазу свою рубаху и подштанники.

— Я не видел, господин.

— А, ну да, — согласился сержант. — Кто еще в доме живет?

— Жестянщик, мастер Ривер.

— Всех мастеров увели в лагерь за городом, так что раньше, чем через декаду, не жди отца обратно. А мать есть?

— Нет.

— Ладно приятель, не грусти. Завтра эту мразь, короля Югора, который пытался бежать в империю, вместе со всем его ублюдочным выводком четвертуют на площади. Слишком долго этот кровосос коптит на белом свете. Все вам легче будет. Да, станете теперь не столицей королевства, а всего лишь герцогства, но, по сравнению с нашими городами, у вас и вовсе дыра. Тем более, говорят, эти земли отдадут герцогу Ларду Филару. А он, как известно, очень справедливый и щедрый хозяин. В Цисарии все его вассалы с тугими кошельками ходят. У нас если видят хорошо одетого крестьянина или свободного гражданина, сразу про такого знают, что это филарийский видать человек. Так что заживете как нормальные люди, а не рабы.

Постирав белье, сержант все сильно отжал от воды, развесил на веревке в прихожей и, с чувством выполненного долга, развалился на кровати. Несколько минут он еще что-то бормотал, а потом просто уснул, захрапев.

Я же тем временем, стараясь двигаться тихо, вылил грязную воду из тазика, протер верстак, пол, отмыл руки, на которых до сих пор остались кровавые мозоли, которые, очень болели, Сам тихонько пристроился на лавке в прихожей. Коль есть возможность принять горизонтальное положение, в котором я просто остро нуждался, так как в моем случае, это просто шанс скорее прийти в себя и полноценно встать на ноги. Все-таки сотрясение от удара по голове я точно получил. Поэтому нужен покой и еще раз покой…

Проснулся примерно через час от громкого, протяжного и крепкого храпа сержанта. Уснуть больше не получится, а просто отлеживаться — бока уже болят. Тут я вспомнил, что хотел привести в порядок свой новый посох. Там, у стены, я его просто обломал, сейчас же хотел чуть обстругать кончик, чтобы сухая деревяшка гулко стучала по мостовой.

Я, когда-то, смотрел подробный документальный фильм о том, как ориентируются в пространстве инвалиды по зрению. Не имея возможности видеть глазами, что сейчас, в моем положении, очень даже актуально, такие люди учатся определять окружающее пространство на слух, создавая звук ударом тросточкой. Своеобразный эхолот: звук отражаясь от препятствий, улавливается слухом и происходит ориентация в пространстве. Тут помогают и тактильные ощущения, на предмет всевозможных препятствий. Теперь, мне самому придется всему этому учиться. И ведь как просто все воспринимается. Если бы я выжил в той катастрофе, то уверен на все сто, с кровати бы я больше до конца жизни не встал. Ожоги у меня были страшные. А тут получил новую жизнь, в молодом и почти здоровом теле. Единственная загвоздка — хреновое зрение. Хотя, до получения удара в висок, там, на стене, было нормальным. Есть надежда, что все еще образуется, возможно это временно…

Как бы там ни было, посох для меня сейчас актуален. На тросточку, он конечно не тянет, но зато, при случае, им можно отбиться. Спустившись с лавки, я стал наощупь перебирать инструмент в ящике под скамейкой стараясь особо не шуметь, чтобы не разбудить сержанта. Достаточно было простого ножа, чтобы уверенно обработать разлохмаченный в месте слома кончик посоха. Вместе с ножом, я нашел и точильный камень. Да, ножик стоило чуточку поправить. Но если начну шоркать лезвием, сержант проснется, и это ему может не понравится. Воспользуюсь тем, что есть.

Все тщательно проверяя кончиками пальцев, принялся править обломок копейного древка. Крепкая была древесина, не дуб, но что-то лиственное, может клен или вяз. Хотя, это совсем другой мир, тут могут расти и другие деревья. Для меня сейчас важно научиться быстро и проворно ощупывать руками предметы быта, вещи и инструменты. Может случиться так, что этот опыт пригодится. Я ведь еще не придумал, что стану делать дальше. С таким увечьем дорога либо в монастырь, либо в нижний город, в трущобы. Не хотелось бы, конечно, я уверен, что как-нибудь выкручусь, но пока голова работает с трудом, хоть и болит уже не так сильно. Кстати, я даже не обратил особого внимания на то, что заговорил на совершенно незнакомом мне языке, словно на родном. Видимо моя сущность окончательно прижилась в этом теле, подчинив его моему разуму, но при этом используя память мальчишки.

На улице опять послышалась какое-то шевеление. Судя по звуку, в переулок въехали несколько телег запряженных подкованными лошадьми. Раньше конные повозки, кроме карет знати, в город не пускали. Во всяком случае без специального разрешения. Но сейчас, на все правила и былые запреты благополучно «забили» новые хозяева города.

— Первая рота, подъем! Хватит спать, лежебоки! — послышался с улицы зычный окрик.

Несколько телег проехали в начало улицы и остановились там. Стал нарастать гул голосов, скрип дверей, звяканье железа, сдержанная ругань и одинокие командные возгласы.

Проснулся и сержант. Примерно минуту гремел чугунками и горшками на полке возле печки и найдя что-то, тут же вышел на улицу.

— Обозники! Червей вам в пиво! Мало того, что с обедом нас прокатили так еще с ужином запаздываете.

— Не гневайся, сержант, — слышу бойкий ответ, — нам как приказ дали, так мы сразу полевые кухни растопили. Тыловые до сих пор по дорогам подтягиваются. Это мы уже из здешних складов довольствие набрали.

— Ты мне зубы не заговаривай, давай наваливай с горкой, нам еще в ночь выходить на дежурство. Вот скажу лейтенанту — он тебе все уши оборвет! Да! Так –то! Вина давай…

Через пару минут сержант вернулся. В прихожей запахло горячей кашей с мясом.

— Все, малой, бросай свою палку, пошли к столу, угостимся божьей милостью…

Как говорится, дают — бери, бьют — беги. Содрав с вязанки в углу головку чеснока и прихватив ее с собой, я все же не оставил посох и вместе с ним, прижав его локтем к груди, осторожно пошел в комнату.

Сержант, тем временем, расставлял на столе миски и ложки. Нащупав деревянную тарелку, я почистил в нее несколько зубчиков чеснока. Достал с полки солонку и коробочку с перцем. Старый мастер очень любит перец. В королевстве эта приправа считалась дорогой, но мастер всегда ее покупает, когда есть такая возможность.

— Во, малой! Какой у нас с тобой знатный ужин получается.

Навалив из большого котелка полную тарелку каши, сержант подвинул ее ко мне и сунул в руку ложку. Одновременно с этим, он стал распечатывать бутылку с вином. Я тут же вспомнил, что так было принято. Напитки предпочитали чуточку крепленые. Где пиво, где вино, даже водка была и медовуха, и сидры. Правда спиртное больше служило для дезинфекции воды. Но кто же станет разбавлять пусть и не самое хорошее, но вино, и уж тем более водку?

От каши я отказываться не стал, а вот от предложенного вина воздержался, обошелся кипяченой водой.

Сержант ел по-солдатски быстро и проворно. Закончив с одной миской, тут же положил себе добавки.

— Давай, давай, малой, наворачивай. Я же вижу, что ты от голода уже еле ногами двигаешь. Не стесняйся, это из запасов вашего короля, все, что он у вас отобрал. Так что давай, бери больше.

С трудом осилив миску каши, я понял, что дальше насиловать организм не следует. Хотелось еще, но я знал, что нельзя. Запросто можно получить заворот кишок, а оно мне надо? Вычистив миску куском хлеба, услышал, что сержант тоже наелся и отставил тарелку. Остатки в котелке, он прикрыл крышкой.

Я тут же стал собирать посуду чтобы помыть. Налил таз теплой воды, отмыл все плошки, ложки и расставил по местам. Не выливая грязную воду, замочил в ней два точильных камня. Пока шоркал по посоху не заточенным ножом — намучился, — натертые еще топорищем ладони, очень болезненно реагировали на тупой нож, которым я попытался выправить край посоха, чего, кстати, еще не доделал.

Вымочив камни, я взял тот самый старый нож и тщательно его ощупав, стал править сначала на грубом бруске. Работа простая. В прошлой жизни у меня была небольшая коллекция хороших кухонных ножей. Я, как большой любитель готовить, собирал хорошие ножи и, как следствие, был вынужден их самостоятельно точить и, как-то, лет десять назад, отдал дорогие кухонные ножи на заточку в мастерскую. Заточили очень хорошо, с гарантией, но и цену содрали такую, что я в следующий раз не поскупился и приобрел целый набор профессиональных точильных камней и просмотрел несколько уроков по заточке. В конечном счете, после нескольких десятков экспериментов, выработал собственную методику, не такую дорогую как рекомендовалось в видео, но и не с помощью сомнительных приспособлений для нетребовательных домохозяек. Можно сказать, в этом деле, я был специалист. Самоучка, но весьма въедливый и скрупулезный.

— Я смотрю, у тебя неплохо получается, малой. А что и мой нож сможешь заточить как следует?

— Простите. Я могу уйти во двор, если вас раздражает звук.

— Там уже темнеет, приятель…

— Да, но для меня это не имеет значения, — нашелся я с ответом. — Давайте ваш нож, сделаю в лучшем виде.

Порывшись в своем снаряжении, солдат протянул мне довольно увесистый тесак, эдакий нож «Крокодила Данди». И сталь хорошая, вот только тупой как валенок. Тщательно ощупав нож, я бросил его в воду вместе с точильными камнями и собрался было идти на улицу, как сержант меня остановил.

— Делай здесь, парень, мне не мешает, заодно посмотрю, как сын мастера работает.

Кстати, вполне логично, что солдат принял меня за сына мастера. Ведь слепого ученика или подмастерья, никакой мастер терпеть не станет, а вот если родной сын, тогда другое дело. Интересно, а где сам мастер? Давно бы уже должен был появиться. Если он не в кабаке, который сейчас, наверняка, пользуется большим спросом и не угнан для обслуживания армии захватчиков, тогда просто не могу представить куда он мог пропасть. На кой черт он кому-либо мог понадобиться? И если жив, то должен явиться: не на улице же ему ночевать.

С ножом сержанта провозился часа полтора. Сталь действительно очень хорошая, но кромка лезвия запущена. Я вывел все плоскости, заточил на трех разных камнях, убрал пятна ржавчины, отшлифовал на самом тонком камне. А когда закончил, очень осторожно проверил всю кромку кончиками пальцев и вернул сержанту.

— Сталь очень хорошая, мастер-сержант. Заточка продержится долго. Знатный нож, от хорошего мастера.

— Эх, молодец малой, — похвалил сержант, беря у меня нож, — да как остро, да я им завтра бриться смогу. Сразу видно руку мастера. Молодец парень, добрая работа.

Вот тебе и ответ на твои вопросы, дорогой попаданец, чем надо дальше заниматься! Денег у меня нет, зато есть точильные камни и тазик с водой. Сяду на центральном рынке в сторонке, как раз между мясным и рыбным рядом, и стану точить ножи за денежку малую. Чем не работа? Если в день два, три заказа будет, и то хлеб. А уж я расстараюсь. Мастер, бывало, за пару дней если с десяток медных монет заработает, уже доволен, а на рынке, если увидят, что качество моей работы хорошее, то и обращаться станут, острые ножи всем нужны. Очень хорошая идея, насчет которой, стоит подумать и проработать все нюансы. Рынок, как мне известно, это отдельная субкультура, вписаться в которую с наскока может и не получится, так что надо все взвесить и просчитать риски. Разберусь. Небось не капиталы вкладываю в новый бизнес, а самого себя, так что и риск небольшой.

Как мог прибрал в комнате, стараясь не шуметь, потому что сержант опять завалился спать. Очень жаль, что у меня такая беда с глазами, если днем, на улице, еще как-то различаю силуэты свет и тень, то в сумерках и без того темного помещения — совсем слепой как крот. Но опускать руки нельзя. Мне дан шанс и его обязательно следует использовать. Из памяти прежнего владельца тела, я не смог выудить какие-то подробности городской жизни. Похоже на то, что парню было совсем не до праздных шатаний по городу; мастер загружал работой, да так, чтобы рационально использовать весь световой день. Так что, со временем, придется все изучить самостоятельно, если собираюсь оставаться в этом городе. А пока воспользуюсь моментом и еще отлежусь.

Еще раз проверив рану на виске, повторно обработал, слив из бутылки сержанта несколько капель вина, что остались на донышке. Все лучше, чем простой водой. Обновил повязку и вновь улегся на скамейку, прокручивая в голове сумбурные мысли, пытаясь отделить воспоминания мальчишки и свои собственные, постепенно приводя в порядок свое сознание.