Охота

ГЛАВА 19 ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ

Впоследствии, вспоминая эти события, я не мог отделаться от мысли, что сценарий случившегося начал составляться именно во время этого ужина, когда мы в последний раз собрались все вместе за огромным столом. По крайней мере трое из сидящих в большом зале замышляли недоброе. Они обязательно должны были каким-то образом выдать себя. Ретроспективно мне припоминаются двусмысленные фразы, таинственные взгляды, намеки, определенные жесты. По ним можно судить о многом. Незначительные разговоры всегда вызывают подозрение.

Однако в то время ничего подобного не приходило мне в голову. Я не заметил в поведении друзей ничего странного. Возможно, виной тому «дурь» или то чувство единения, которого мы с таким трудом достигли, став наконец одной командой. Теперь уже никто не испытывал неловкости, царила вполне непринужденная, почти братская атмосфера. За ужином ни один из нас не держал камень за пазухой. Исчезло ощущение скрытой вражды, отравлявшее ранее наш праздник.

Нэш вспомнил о своем обещании предоставить мне лишний смокинг и выходные брюки. Я проследовал за однокашниками до северного крыла, а затем поднялся с Нэшем по винтовой лестнице в его комнату, точную копию моей собственной. Он открыл платяной шкаф, в котором висело множество всякой одежды.

— Вот и наш костюм, — сказал он, подавая мне зеленоватый пластиковый чехол.

— Очень мило с твоей стороны, — поблагодарил я. Затем, не желая казаться слишком серьезным и будучи не в состоянии сказать ничего остроумного, добавил: — Теперь я стану такой же крупной шишкой, как и вы все.

Нэш залился лающим смехом.

Выйдя от него, я вспомнил, что Родди предлагал мне свой галстук. Прошел в башенку, находившуюся в другом конце коридора.

— Войдите, — услышал я, постучав в дверь.

Он стоял передо мной в новой белой рубашке, черных носках и серых трусах. Я сделал вид, что смущен, и отвел взгляд.

— Не стесняйся, — захихикал он. — Галстук вон там, в шкафу, на полке слева.

Шкаф древний, громадный и уродливый. Здесь свободно можно спрятать слона. В дверце, на которой висит короткий шелковый халат, торчит ключ. Никак не могу открыть шкаф, халат падает на пол. Здорово нервничаю, оказавшись в спальной комнате мужика, стоящего передо мной без штанов. Наконец-то нахожу галстук.

— Да, он белый, — говорит Родди, замечая мое удивление. — Не совсем то, что нужно, но мне такие всегда нравились. Извини. Вещь, конечно, не шикарная. Помочь тебе завязать его?

Я смотрю на Родди, на его толстые, лишенные волосяного покрова ляжки, на короткие пальцы с ухоженными ногтями. Он вытягивает шею, чтобы застегнуть последнюю пуговицу на рубашке. На мгновение мне показалось, что он пытается заигрывать со мной.

— Сам справлюсь, — отвечаю я. — Мне не впервой.

— Как хочешь. Увидимся в пять часов.

Я поспешил в свою комнату и начал примерять одежду. Брюки Нэша оказались тесноваты, пришлось даже не застегивать до конца ширинку. В целом же все сидело на мне отлично. Материал, из которого сшит смокинг, плотный, как шторы, и лацканы чертовски здорово блестят.

Когда я спустился в столовую, никто ничего не сказал по поводу моего внешнего вида. Что это — тактичное поведение или издевательство? Мы уселись на свои привычные места. Доминик, как обычно, во главе стола. Слева от него Родди, потом я, далее Габби, напротив — Симпсон и Нэш. Вдруг Дому пришло в голову пересесть на место уехавшего Тойнби между Ангусом и Луи.

Вошла Энджи и принялась суетиться возле стола, вновь накрытого с вызывающей аристократической роскошью. На ней короткая черная юбка и симпатичные маленькие туфельки на высоких каблуках.

— У вас такой шикарный вид, мистер Мориарти, — обратилась она ко мне. — Просто красавчик. Но не могла бы я…

Энджи потянула меня за лацкан смокинга, заставляя подняться. Затем развязала неумело повязанный галстук, переделала все по-другому и, закончив, похлопала меня по груди. У нее розовые, чистые и умелые пальцы, в ее дыхании чувствуется запах свежего хлеба. Она делала все на удивление изящно и мило. Просто очаровала меня. Возникла смелая мысль: не приударить ли за девушкой? Более того, я смотрел в ее серые бездонные глаза, и на мгновение мне показалось, что мы уже обручены с ней в какой-то другой галактике. Испытал прилив радости, видя, какое замечательное угощение приготовила повариха для ребят. Да, она отлично вела этот особнячок, затерянный среди сельских просторов и дремучих лесов, куда ветер доносит звуки моря. В той другой галактике я был профессором, с успехом читающим лекции в провинциальном университете (никакого Туниса и обиженной мной там девочки). Жена незлобиво подшучивала надо мной, когда я по рассеянности не мог найти ключи или забывал о ее дне рождения, да и своем тоже, и путал дни недели. Энджи старалась не подпускать детей к моему кабинету, где я работал по вечерам, однако порой они все же врывались туда. Маленькая девочка прыгала мне на колени и просила рассказать сказку, а мальчик разбрасывал по столу ручки, скрепки для бумаг и другие заманчивые предметы.

Вскоре я вновь возвращаюсь к суровой реальности. Энджи удаляется на кухню. Чувствую себя одураченным.

Она оказалась не домохозяйкой из комедии положений пятидесятых годов, а амбициозной бизнес-леди, которая не желает терять время понапрасну с жалким неудачником. В любом случае я не создан для счастливой семейной жизни.

— Оставь нам хоть одну девушку, мистер Скупердяй, — доносится с противоположной стороны стола негромкий голос Нэша.

Эта фраза окончательно опускает меня на землю. Да, определенно существовали ключи к разгадке последующих событий, только я тогда не занимался их поиском.

— Что? Да заткнись ты. Если бы научил меня правильно завязывать галстук, она бы и не прикоснулась ко мне.

Начала прибывать снедь, в еще больших количествах, чем накануне. Пирог с дичью, серовато-коричневые кусочки мяса, окаймленные красной клюквой. Бифштекс по размерам походил на почтовый ящик — поджаристая корочка плавала в мягком кровавом нутре, создавая довольно зловещий эффект. Присутствовала кружевная масса жареной картошки, морковь и бобы, пропитанные сливочным маслом, куски которого отдельно лежали на тарелках по всему столу. Если прошлым вечером подобное обилие еды внушало мне ужас, то теперь, когда за окном падал снег и мир на глазах белел, такой роскошный ужин казался вполне уместным, хоть я и не мог найти этому логического объяснения.

Бифштекс «Веллингтон» навеял продолжительную дискуссию о Пиренейской войне 1804–1814 годов между Францией, с одной стороны, и Англией, Испанией и Португалией — с другой. Затем я стал разглагольствовать о том, что в битве при Ватерлоо должен был победить Наполеон. Родди рассказал несколько политических анекдотов, над которыми Доминик смеялся словно безумный. Габби вставлял мудрые комментарии, делал из наших рассказов этические выводы и находил в них некие психологические истины. И вдруг откуда ни возьмись появилась Суфи и начала убирать со стола, чтобы поставить на него свой огромный пудинг.

Дом стукнул себя по голове и закричал:

— Совсем забыл! Необходимо произнести тост! О, я обожаю спичи. Особенно те, которые прославляют меня. Пусть я кажусь грубым и дерзким, но у меня золотое сердце. Вот почему я, собственно, и женюсь. Да, пора кому-то произнести мировой тост. Давай, старина Габби. Это входит в круг твоих обязанностей, не так ли?

— Тосты? Ну да, разумеется. — Доктор неторопливо поднялся, обвел взглядом всех присутствующих, подолгу задерживаясь на каждом лице. — Простите, если буду запинаться, так как не заготовил заранее конспект. Дайте подумать… ах да… почему мы все собрались в этом замке?

— Чтобы напиться в стельку!

— Стричь овец!

— Спасибо, господа. Я скажу вам, почему мы здесь. Мы прибыли сюда во имя любви.

— О Боже!

— Именно ради любви. Мы редко пользуемся этим словом, когда говорим о друзьях, однако, полагаю, без него нам не обойтись. Видите ли, дружба не должна основываться на простой привязанности. Нам могут нравиться люди, не являющиеся нашими приятелями. Скажу больше, среди друзей порой встречаются те, к кому вы испытываете неприязнь. Так какое же понятие определяет дружбу? Любовь, под которой я подразумеваю странную матрицу, навеки соединяющую людей тончайшими нитями. Так что какие бы разные дороги мы ни выбирали, в итоге все равно встречаемся, находясь во власти невидимых уз. Именно в силу этих причин мы и собрались здесь, в этом мрачном и уединенном замке, чтобы отпраздновать… преображение нашего лучшего друга.

— О чем ты, Габби?

— Это похоже на проповедь.

— А где же грязные шутки? Мы хотим слышать похабщину!

— Придет и ваша очередь. А теперь поднимем бокалы за… преображение.

Потом пришла пора непристойностей. Один за другим мы вставали и выдавали шуточные панегирики. Бланден, естественно, являлся большим специалистом в этой области, так что даже Габби от души смеялся, когда Родди уподобил Доминика Винни Пуху. Нэш, конечно же, шутил грубо, по-армейски, но в его насмешках ощущалась какая-то животная энергия и сила. Речь Симпсона оказалась на удивление остроумной и довольно трогательной. Я рассказал о том, как однажды катал Доминика по супермаркету. Он походил на Ахиллеса, мчащегося в колеснице. Могло сойти и за правду.

Все застонали, когда Суфи внесла пудинг. Он явно потемнел с тех пор, как я последний раз видел его на кухне. Девушка торжественно объявила, что перед нами «традиционный Пятнистый Дик». Ее слова вызвали грубый хохот. Ребята старались изо всех сил, однако так и не смогли одолеть весь пудинг.

Отяжелев после еды, мы в последний раз направились к гостиной. Габби немного отстал от других и поравнялся со мной. Меня слегка пошатывало, а он шел своей обычной твердой поступью уверенного в себе человека.

— Скажи мне, — заговорил он, — ты придерживаешься в жизни какой-то определенной философии? Не в метафизическом, а в более приземленном смысле этого слова. Есть ли у тебя свой моральный кодекс?

Совершенно неожиданный вопрос. Мне не мешало бы хорошенько прочистить мозги, прежде чем отвечать на него. Есть ли у меня философия и моральный кодекс? Я не тот человек, который целенаправленно совершает добрые поступки. Тем не менее после Туниса стараюсь не причинять зла другим людям и не портить им жизнь. Достаточно ли этого?

— Полагаю, меня можно назвать прагматиком, — ответил я, производя своего рода эксперимент. — Пытаюсь больше никому не вредить.

— Никому больше? Странная фраза. Кстати, многие мои пациенты, страдающие от чувства вины и полагающие, что совершили ужасные поступки, в какой-то степени заблуждаются.

— Я не ваш пациент.

— Но ты меня интересуешь. На первый взгляд ты производишь впечатление самоуверенного, даже надменного человека. Самонадеянно судишь о вещах, не имея о них практически никакого понятия. Не возражаешь, если я буду откровенен с тобой?

— Вовсе нет.

Не уверен в правдивости его слов. Посмотрим, в чем проявится откровенность доктора.

— Однако под этой маской таится некая двусмысленность. Кажется, ты что-то скрываешь от людей. Вчера тебе следовало рассказать нам историю с привидениями.

— Возможно, ты прав.

Габби внимательно посмотрел на меня. Взгляд психиатра одновременно проницательный и насмешливый.

— Ты был археологом. Правильно?

— Как ты догадался, черт возьми?

Слова Габби ошеломили меня.

— Ну, Мэтью, ты неоднократно и весьма прозрачно намекал на это. Ганнибал, Канны — я не купился на твою ложь относительно информации, почерпнутой из популярных книжек издательства «Пингвин». А чего стоят пробелы и целые лакуны в твоей биографии? Твое прошлое покрыто мраком. Моя же работа заключается в том, чтобы составлять полную картину из всяких кусочков пазла, вроде намеков, оговорок и так далее.

— Хорошо. Я потрясен. И что дальше?

— Рассказал бы ты все откровенно.

— Что именно?

— Давай, Мэтью, раскалывайся. Меня интересует твоя настоящая жизнь.

— Я не хочу говорить о своем прошлом.

— Позволь мне помочь.

— Зачем тебе это нужно?

— Я же сказал: ты интересуешь меня.

— Разве этого достаточно?

В это время мы уже подходили к гостиной, и нам пришлось прекратить беседу. Габби поспешно закончил ее такими словами:

— Слушай, уик-энд близится к концу. Если хочешь поговорить со мной сегодня вечером, приходи в мою комнату после того, как все лягут спать.

— Спасибо за предложение.

Однако я не испытывал никакого желания беседовать с ним.