Охота

ГЛАВА 32 ДЫМ, УЛИЧНЫЕ ОГНИ, ЗВЕЗДЫ

Мне надоело одному бродить по улицам Килберна, и поэтому я назначил встречу Майку Тойнби в пабе. Со времени известных событий прошли месяцы. За это время я успел отрастить бороду и сбрить ее. Майк был одет, как и подобает юристу, работающему в Сити. Волосы подстрижены совсем недавно. Мне как-то неловко было звонить ему и договариваться о встрече, однако я полагал, что после пары пинт пива мы расслабимся и будем вести вполне непринужденный разговор. Он заказал вино.

— Ты спас мне жизнь, — говорил я ему уже четвертый раз за вечер.

— Любой на моем месте поступил бы так же. Я оказался полным идиотом и не увидел очевидной связи. Стоило только прочитать о гибели старого учителя Ноэля, и уже все должно было проясниться. А тут еще сообщение по радио о том, что возле дороги найдено изуродованное тело Пола Уинни. Что ж, тут догадается любой дурак.

— Все равно я тебе многим обязан. Наливай.

Майк позвонил в полицию городка Труро и сообщил о двух смертях, возможно, имеющих отношение к Пеллинор-Холлу. Они уже получили таинственное сообщение от меня, так что немедленно послали туда машину, несмотря на воскресный день. Полицейские, один из которых выглядел как четырнадцатилетний юнец, а второй походил на его отца, стучали в дверь, когда я спустился в прихожую. По моему лицу, по грязи и крови на одежде они сразу поняли, что прибыли не напрасно.

Я повел их наверх, в комнату Доминика, по дороге пытаясь объяснить суть событий. На полпути они остановились, молодой коп связался по рации с участком и попросил прислать подкрепление. Я слышал, как он говорит: «…вооруженный наряд». Тогда я сказал пожилому полицейскому, что опасности никакой нет, все кончено, и поднялся с ним по лестнице. Симпсон перевернул Доминика навзничь и повязал его голову какой-то тряпкой. Больше я не мог выносить это зрелище и отправился к Суфи.

— Дом уже приступил к работе? — спросил я Майка.

— Еще в прошлом месяце. Только пока из него работник никакой. Коллеги стараются не беспокоить его понапрасну.

— А нет проблем в отношении того… ну, чем он занимался в школе?

— Тогда он был ребенком. В компании все относятся к этому с пониманием.

После удара по голове Дом два дня лежал без сознания. Я навестил его в больнице после того, как он пришел в себя, однако мой товарищ был все еще слишком слаб. Так что я просто оставил в палате цветы и ушел. Разумеется, я встречался с ним на допросе в Труро по поводу гибели Уинни, Бландена, Нэша и Габби, однако он не был готов к общению. Доминик избегал смотреть мне в глаза и на предложение заглянуть в паб ответил, что вынужден отказаться от спиртного. Все же мы выпили с ним по чашке кофе в мрачной забегаловке. Я очень осторожно попробовал расспросить его о событиях, происходивших в школе. Все же, очевидно, проявил некоторую бестактность. Он что-то мямлил, отвечал весьма уклончиво.

— Тебе не понять, — говорил Дом, внимательно всматриваясь в содержимое чашки. — Это являлось частью… школьной жизни. Ничего особенного. Просто все мы страдали от одиночества, голодали… впоследствии о многом забыли. Я вообще не вспоминал об этом. Не знал, что другие ребята обижали его. Послушай, не могу больше говорить на эту тему.

Пришло время возвращаться, и мы оба почувствовали облегчение.

С тех пор я не видел Доминика. Интуиция подсказывала мне, что ему пока не хочется ни с кем встречаться. Возможно, он вообще намерен больше никогда не видеть меня. Так и не спросил его, зачем он повесил Монти и убивал всех своих собак. Да и стоило ли спрашивать? Вся их команда состояла из очень странных людей.

Слышал, что свадьба Дома отложена.

Таким образом, мне не удалось узнать от товарища о событиях, произошедших в загородном особняке в тот злополучный уик-энд. Многое выяснилось во время дознания в Труро, касающегося убийств в Пеллинор-Холле, и еще одного, в Лондоне, по поводу насильственной смерти Ноэля. Сообщения в газетах также содержали информацию на эту тему. Большая шумиха в прессе поднялась из-за гибели Родди Бландена, единственного общественного деятеля, фигурировавшего в деле, однако и о других участниках страшных событий можно было прочесть немало интересного.

В ходе процесса досталось и прославившейся на всю страну школе, хотя заведующие утверждали, что с тех мрачных дней там все изменилось.

Давая показания в Труро, я не стал рассказывать о том, что Симпсон убил Ноэля. Я пообещал молчать и сдержал свое слово. Не знаю, что бы я делал, если бы кто-то напрямую спросил меня, убил ли Симпсон своего бывшего учителя. Однако до этого дело не дошло. Думал, что Симпсон сознается в содеянном преступлении, но он ничего не сказал. Возможно, он считал, что должен заняться еще какими-то неотложными делами, что-то исправить и так далее. Не знаю. Хотелось верить, что он по-своему честный человек. Мы давали показания в разные дни, и мне не довелось с ним встретиться. Уверен, что никогда больше не увижу Симпсона.

Следователи радовались тому, что все можно свалить на покойного Габби. Убийство Ноэля, по всей видимости, являлось частью мести. Оказалось, что, будучи наделен блестящими умственными способностями, Габби оставался психически неуравновешенным человеком. Коллеги по Королевскому медицинскому корпусу свидетельствовали, что поведение Андерсона вызывало у них озабоченность и явилось причиной его преждевременного выхода в отставку. Однако ничто не мешало Габби делать карьеру на «гражданке». Некая эксцентричность и даже странность весьма характерны для психиатров. Полиции удалось проследить, как формировался план мести и как одновременно происходили нарушения в сознании преступника, по оставленным записям на бумаге и на пленках диктофона. Таких доказательств было бы недостаточно для суда, однако ведь и судить, в общем, некого.

Габби напросился быть шафером Дома, и тот пошел ему навстречу, хотя, будь его воля, предпочел бы Родди Бландена или Пола Уинни. Как только доктор приступил к своим обязанностям, он сразу же начал подбирать нужный контингент. Разумеется, Доминик вручил другу список тех людей, которых хотел пригласить на мальчишник, но Габби нашел возможность исключить нежелательных лиц. Некоторым из них он называл чрезвычайно отдаленные места, куда те не могли добраться, другим указывал неприемлемые сроки. Кое-кому заявлял без объяснения причины, что их явка нежелательна и приглашение является простой формальностью. С небольшой группой старых друзей Дома он просто не стал входить в контакт. Доктор знал, что Тойнби собирается уехать еще до окончания праздника и вряд ли станет помехой. Так что мешал ему я один — чужак, приглашенный в последнюю минуту.

В то время я не мог знать, что два участника кутежа хотели устранить меня с дороги: Андерсон, чтобы беспрепятственно творить акт возмездия, и Симпсон, который стремился примирить однокашников. Луи хотел запугать меня и при необходимости отправить домой на «скорой помощи». Габби действовал по-другому. Когда его слишком тонкие намеки не принесли желаемых результатов — только в спокойной обстановке я мог восстановить их в своей памяти, — он решил убить меня вместе с остальными. Для этой цели он и предложил совершить утреннюю прогулку в лес, в ходе которой мне суждено было встретить смерть среди деревьев.

Я считаю, что Габби хотел замочить каждого из своих друзей по-тихому, в их же комнатах, как это случилось с Родди и чуть не произошло с Домиником. Нападение Нэша на Энджи ускорило ход событий, но нарушило план убийцы.

Тойнби говорил о своих дочерях, о костре, который они хотели развести в честь кукол Барби. Чувствовалось, что он хороший человек, однако слушать его было не очень интересно. Затем, видя, что я уже устал от рассказов об отцовских добродетелях, Майк сменил тему:

— А как сложились твои отношения с Сюзи?

— Суфи.

— Извини, конечно, Суфи.

— Знаешь, у нас ничего не получилось.

Почти получилось. Когда я вернулся в комнату Энджи, она окинула меня быстрым взглядом и бросилась в мои объятия, сжимая так, будто я только что вернулся с войны. Я сказал, что опасность миновала и впредь не о чем беспокоиться. Суфи горячо расцеловала меня. Больше я ничего не стал рассказывать девушкам.

Она переехала в мою квартиру в Килберне. Некоторое время все шло великолепно. Я немного потратился и прикупил кое-что из мебели. Вечерами мы пили вино, смотрели телевизор и прислушивались к крикам дерущихся пьяниц на килбернском шоссе.

Однажды я даже отправился на выходные к ее матери в Саутхемптон. Она приготовила тушеное мясо с добавлением корицы, и мы ели его с сырым эфиопским хлебом. Матери Суфи не нравилось, что я бросил работу.

— Такая надежная государственная служба, — говорила она. — Почему вы это сделали?

Разобравшись с Тунисом, я набрался мужества и распрощался с налоговым офисом, чтобы вновь заняться исследовательской работой.

— Я пытаюсь получить место преподавателя в университете.

— Упорно стараетесь?

— Да, очень упорно.

— Все-таки я вас не пойму.

Возможно, Суфи в конце концов надоело мое безделье. Она работала в местном ресторане, а после того как кончились мои сбережения, мы жили на ее зарплату. И вот однажды, вернувшись после неудачного собеседования в одном валлийском колледже, я обнаружил оставленную записку. Однако даже после отъезда Суфи я считал встречу с ней большой удачей. Я любил ее и относился к ней очень хорошо, а она покинула меня не потому, что я оказался каким-то монстром, лгуном или обманщиком, но из-за того, что ей стало скучно со мной. Возможно, Суфи недостаточно сильно любила меня.

— Странный получился уик-энд, — обратился я к Тойнби и сам рассмеялся банальности своего суждения.

Он заканчивал третий бокал вина и кивнул в знак согласия:

— Можно и так сказать.

Хотелось выразиться как-то позатейливее, однако мысли не складывались в слова.

— Он каким-то образом изменил меня, — попытался я развивать тему.

Тойнби начал ерзать, что говорило о его намерении покинуть паб.

— Еще бы. Ты не обращался к психологу?

— Нет. Я говорю не о психологической травме. Эти события изменили меня в лучшую сторону.

— Что ж, тогда у тебя есть перспектива на будущее.

Я допил пиво. Мы оба встали. Июньская теплая ночь.

Я даже не захватил с собой куртку. Тойнби надел плащ, и мы пожали друг другу руки.

— Мне понравилось, — сказал он.

— Да, все классно.

— Я свяжусь с тобой. Заходи как-нибудь ко мне пообедать. У меня много знакомых женщин. А вот порядочные мужчины — большая редкость в Путни.

— Пока. Буду с нетерпением ждать твоего звонка.

Я не стал дожидаться автобуса и отправился домой пешком. Все время сокращал путь, пока не дошел до Эдвард-роуд. Как обычно, движение тут было очень оживленное. Все машины направлялись на север, покидая город. Уличные огни плясали передо мной, точно яркие ленты на китайском празднике.

На полпути к родному, безалаберному и надежному Килберну я остановился у бензозаправочной станции. Купил десяток сигарет с низким содержанием смолы и дешевую зажигалку. Сел на скамейку и выкурил сигарету, глядя в темное небо. Ночь звездная, но луны нет. Чистые звезды сверкают над замком, затерянным среди лесов, и над песчаным пляжем неподалеку от Карфагена.

Вдруг я понял, что разговариваю вслух. Я сказал «до свидания» и еще какие-то слова, глядя, как сигаретный дым смешивается с желтым светом фонарей и уплывает втемную даль.