Охота

ГЛАВА 4 АВТОПРОБЕГ «БУХАРА»

Послышался громкий крик. Какой-то придурок голосил на всю улицу. Я не спал. Лежал без сна уже около часа, поедаемый утренними демонами, более острозубыми и быстро жующими, чем их ночные коллеги, но менее решительными и упорными. Они улетали с дикими воплями. Но какого черта этот идиот зовет меня? Прошел в гостиную и выглянул в мансардное окно. Так я и знал: тот самый толстый коротышка. На нем пальто фирмы «Руперт Беар» с ворсистым воротником и отделанная мехом кожаная шапка. Похож на командира танка под Сталинградом.

А рядом стоит автомобиль.

Выглядит как «спитфайер». Так и кажется, что вот-вот из люка выскочит пилот. Обтекаемые формы, два маленьких кожаных сиденья в середине тесного салона. Весьма изящные небольшие дверцы и узкое ветровое стекло. Никакой крыши. Загадочным образом ручной тормоз расположен не внутри, а снаружи автомобиля. Есть пара круглых фар и решетка радиатора, напоминающая улыбающийся рот.

Придурок снова начал кричать. Почему он не пользуется колокольчиком на двери, как все нормальные люди? Я открыл окно, высунулся наружу и сказал:

— Прекращай орать. — Затем добавил: — Ты Родди?

— К вашим услугам! — крикнул он в ответ, глуповато улыбаясь.

Я понял, что Родди Бланден — большой любитель скалить зубы.

— Буду готов через пять минут, — сообщил я и закрыл окно.

Что нужно брать с собой на мальчишник?

Одежду, кретин.

Я набрал в шкафу охапку всякого барахла и загрузил сумку. Зубная щетка. Парацетамол. Что еще? Какую-нибудь выпивку. Удалось найти лишь бутылку портвейна, которую я купил для отца, но так и не удосужился передать ему. А теперь это уже никогда не удастся сделать, если только я не вылью содержимое бутылки на сырую землю могилы на муниципальном кладбище Лидса. Портвейн — подходящее пойло для шутов, которые прибудут на пирушку Доминика.

— Я разбудил тебя? — спросил Родди, не прекращая улыбаться, пока мы пожимали друг другу руки.

— Нет. Неужели эта колымага дотащится до Корнуолла?

— В 1947 году тачка доезжала до Бухары и возвращалась назад. Не вижу причины, почему бы ей не добраться до Корнуолла. Она же поставила рекорд во время азиатского автопробега.

— Где находится эта чертова Бухара?

— О Боже! Кажется, у нас в школах на уроках географии учителя полностью игнорируют Среднюю Азию.

Он подмигнул мне, давая понять, что шутит. Дом, очевидно, представил меня строптивым хулиганом. Бланден просто не получил сведений о роде моих занятий.

— Я работаю по металлу и дереву.

— В автомобилях разбираешься? Нет? Очень жаль.

— Мне послышалось, будто твоя тачка съездила в Бухару и вернулась назад.

— Тогда она была совсем юной девушкой, тугой, как барабан. Теперь старушка уже не та. Не так легка на подъем. Может быть, мы… постой, для такого путешествия тебе понадобится одежда потеплее.

Он показывал на мое коричневое шерстяное пальто, унаследованное от отца.

— Это теплая вещь, — успокоил я. — Да и погода не очень плохая.

Я посмотрел вверх. В небе плавали высокие рваные облака. Прохладно, но если не пойдет дождь, беспокоиться не о чем.

— Ты просто не знаешь, как холодно ехать по сельской местности в открытой машине. Возьми на всякий случай шапку и перчатки. Иди, я подожду.

Дома я нашел выцветшую кепчонку, которую оставили у меня рабочие, латавшие дыру в крыше. Перчаток не обнаружил.

Когда я вернулся к машине, Родди открыл дверцу. Сиденья принадлежали тому времени, когда ягодицы у людей были гораздо меньше, и даже моя обувь вдруг показалась слишком тесной. Большое пальто Родди прикрывало меня сбоку. Я пытался сбрасывать полу, но тогда наши бедра соприкасались. Ему это, кажется, было безразлично.

У Родди приятное лицо с гладкой кожей, однако возникало такое ощущение, что он совсем недавно, возможно, даже на этой неделе, перестал выглядеть молодым человеком. Тело свое он носил с достоинством и не плыл по земле, как это бывает с толстяками. У него чувственный розовый рот, который постоянно растягивается в улыбку. Из-под желтого воротника пальто виднеется хорошо сшитый черный костюм, консервативный и одновременно экстравагантный. Или, может, так казалось из-за розовой рубашки.

— А где ремни безопасности? — спросил я, не обнаружив их на сиденьях.

Родди широко улыбнулся, причем глаза его исчезли, словно изюминки в мягкой булочке.

— Ты что, шутишь?

— Черт! А как насчет аварийных предохранительных подушек для шофера и пассажира?

— Прости, родной, но ты сам являешься зоной безопасности.

Чудесно. Стоило дожить до тридцати четырех лет, чтобы погибнуть в автокатастрофе, когда в эту игрушечную машину врежется какой-нибудь грузовичок, и мы вылетим на встречную полосу. Я уже представлял себе, как работники службы спасения вытаскивают меня из-под могильного холма, оставшегося от разбитой тачки Родди.

Мы тронулись с места. Мотор надсадно ревел, казалось, гул звучит у меня в голове. В кабине страшно холодно. Ветер словно взбесился и набрасывался на нас с разных сторон: сзади, спереди и сбоку, — пренебрегая всеми законами физики. Хорошо хоть я надел эту кепку. Она спасала модную прическу. Я стригся у парикмахера-албанца, который постоянно курил во время работы и с нескрываемой угрозой в голосе приказывал сидеть тихо. Подразумевалось, что если клиент пошевелится, то он отрежет к чертям его ухо.

Разговаривать в машине не удавалось из-за рева мотора, но странным образом я вдруг почувствовал, что получаю от поездки удовольствие. Родди, возможно, клоун, но вполне дружелюбный. Порой он выкрикивал что-то нечленораздельное и толкал меня локтем в бок, если мы проезжали мимо симпатичной девушки. Однажды начал орать что-то группе школьниц и размахивал руками, пока они не заметили его. В свою очередь, его окликали водители, пораженные видом автомобильного антиквариата. Вероятно, они радовались, что хорошо защищены в своих машинах, и не хотели бы оказаться в нашей тачке.

Через полчаса, сделав множество остановок, мы выехали на шоссе М-4. Родди сразу же завопил:

— Вот теперь посмотрим, на что способна моя старушка!

Я крепко держался за какой-то выступающий кусок металла в кабинке. Родди оказался весьма уверенным водителем и сразу же дал по газам. Земля понеслась под колесами. Что-то начало вибрировать. Возможно, мои пломбы или какая-то фигня во вселенной. Я взглянул на спидометр. Мы неслись со скоростью сорок пять миль в час. На одном спуске разогнались до пятидесяти. Да, паршивая старая рухлядь Родди не собиралась сегодня ставить новых рекордов.

Прошло немало времени, прежде чем мы увидели перед собой сельскую местность. Погода совсем испортилась, цвет неба приобрел металлический оттенок, а голая коричневая земля производила такое впечатление, будто из нее уже ничего хорошего никогда не вырастет. Я продрогло костей.

В середине дня мы устроили привал в деревне неподалеку от Таунтона. Именно таким и должен быть сельский паб в подобном месте: низкая оштукатуренная постройка с соломенной крышей, обнесенная плетнем. Городским франтам подавали теплый эль, а местным жителям — охлажденный слабенький лагер. Родди заказал пару пинт теплого дерьма у совершенно невзрачного увальня-бармена, лицо которого напоминало задницу. С кружкой в руке Родди исследовал меню с увлеченностью, наводящей на мысль, что еда заменяет парню наркотик и интересует его больше всего в жизни.

Вдруг нервный спазм отразился на лице Родди. Что-то его явно шокировало. Я спросил, в чем дело.

— Не здесь, не здесь, — пробормотал он, не отводя взгляда от меню. И вдруг из уст его вырвался крик восторга. — Наконец-то! Я искал среди специальных блюд, а обнаружил в обычном списке.

— Так что это за жратва?

— Тушеный заяц, — ответил он таким тоном, будто вопрос ставил под сомнение мою вменяемость.

Родди пребывал в крайне возбужденном состоянии. Вожделенное блюдо стояло и дымилось прямо перед ним: тощий длинноухий грызун, испеченный в своей собственной крови.

Как только Родди приступил к трапезе, я спросил, откуда ему известен Доминик.

— О, мы из одной команды старых приятелей.

— Учились вместе в школе?

— Ну конечно.

Я рассказал Родди о собирательном образе полковника, составленном мной из друзей Дома. Он засмеялся, прижимая салфетку к губам.

— Так почему же ты не один из этих вояк?

— Мне не по душе армейская дисциплина. — Он погладил себя с удовольствием по животу, там, где на розовой рубашке сиял ряд жемчужных пуговиц. — Я провел пару лет в войсках добровольческого резерва, но там мы в основном планировали, куда поставить полевую кухню во время маневров. Никакой политики, никаких боевых действий. Так мне больше нравится.

Я хотел подпустить шпильку насчет тушеных зайцев, однако благоразумно промолчал.

— Когда другие ребята в общежитии мастерили модели бомбардировщиков «Веллингтон» или изучали маршрут путешествия на корабле «Бигль», — подмигнув, продолжал он, — я читал парламентские отчеты Хансарда при свете карманного фонарика. Пару раз меня даже выпороли.

Он рассмеялся сдавленным смехом, в котором звучала еще не окончательно забытая обида.

— Не понимаю, как вы оказались в такой милитаризованной школе? Судя по тому, что рассказывал мне Дом, вы постоянно участвовали в парадах, выезжали на учения и занимались прочими армейскими глупостями.

— Школу специально создавали для пополнения армейских кадров, так чем же еще там можно было заниматься, кроме как подготовкой к военной службе?

— Но почему вы все пошли в заведение, предназначенное для будущих офицеров? Чем плохи другие интернаты?

— Ах да. Я постоянно забываю, что ты домашний любимец Дома. Чур меня! Все, что угодно, только не это лицо. — Он сложил крест двумя указательными пальцами, словно отваживая вампира. — Ты скоро поймешь, путешествие укрепит твой дух и характер. Кем я был раньше? Служил. Нет, конечно, если вы можете позволить себе отправить дорогого сынишку в Итон, все отлично. Но простому служаке с небольшой зарплатой такое не светит и в наши дни. Так что власти организовали специальные учебные заведения, где получали образование дети офицеров, которые не могли рассчитывать на лучшее. Государственные чиновники проявили заботу и решили готовить младших чинов из сыновей военных.

— Дом ничего не говорил об этом, — сказал я улыбаясь. — Я считал, что это одна из обычных государственных школ, где учатся метать диски, бегают кроссы по пересеченной местности и все такое прочее. По окончании заведения выпускники занимаются мелким бизнесом.

— Мы, конечно, бегали кроссы и принимали холодные души. В итоге, кажется, только у нас и в привилегированном Гордонстоуне считали, что теплая вода может принести молодому человеку моральный вред.

Хотя Родди изъяснялся в своей обычной легкомысленной манере, лицо его утратило обычную подвижность. Тогда я об этом как-то особенно не задумывался, хотя мне и приходило в голову, что толстые мальчики, даже читающие ночью отчеты Хансарда при свете фонарика, могут страдать в школах, так как их часто обижают другие ученики. Возможно, Родди не хотел тревожить неприятное прошлое и болтал всякую чепуху. Я постарался сменить тему разговора:

— Ты знаешь, сколько человек соберется на мальчишник?

— До меня дошли неприятные слухи о том, что в компании появятся несколько претенциозных и вульгарных персонажей. Я даже делал кое-какие записи, пытаясь исключить некоторых нежелательных лиц из списков. Если бы Габби не был столь настойчив, я бы и сам уклонился от участия в вечеринке. Строго между нами. Просто не хочу, чтобы Дом считал меня предателем.

— Кто же еще приедет?

— Со слов Габби я знаю, что составится определенный круг лиц. Например, Ангус Нэш — влиятельная фигура в Сити. Или, скажем так, не последний человек в финансовых кругах. Он сделал блестящую карьеру в Четвертой бронетанковой бригаде, борясь за мир во всем мире. Если хочешь познакомиться поближе, называй его Гнэшер. Ему это нравится, хотя никто, кроме Дома, не пользуется его особым расположением. Приедет также Луи, то есть Луи Симпсон, который все еще на высоте, хотя его карьера, боюсь, слегка затормозилась. Думаю, Симпсон так и остался в звании лейтенанта, что производит шокирующий эффект, если вы осведомлены о его возможностях и той власти, которой он обладает. С Луи не так просто поладить. Даже не знаю, когда ему улыбаться. Было одно дело в Боснии…

— Что за дело?

— Да ничего особенного. Не стоит и выеденного яйца. Просто у Симпсона появился новый друг. Недавно познакомились. Вскоре распространились неприятные слухи. Мне сам Ангус сказал. Не знаю, насколько ему можно верить. Когда имеешь дело с Луи, трудно понять, что происходит на самом деле. С ним все как-то непредсказуемо. Такая у человека аура. Совершенно чудесный парень, я очень люблю его, но… впрочем, пусть останется некая неясность. Понимаешь, я подозреваю, что армейские начальники слишком благосклонно относятся к любому, кто умеет держать в руках пистолет и говорить, растягивая гласные и проглатывая согласные. В противном случае Луи не удалось бы сохранить свою должность.

В словах Бландена о Луи Симпсоне чувствовалось что-то странное. Пожалуй, не в самих словах, а в тоне, которым это говорилось. Уже тогда он казался мне необычным и многоплановым человеком. Теперь-то я понимаю, о чем думал в тот момент Родди.

— Кроме того, — продолжал он уже без всякой двусмысленности в голосе, — существует некто Пол Уинни, который связан с армией даже в меньшей степени, чем я сам. Он просто — и тут пилюлю никак не подсластить — бухгалтер, хотя и необычайно веселый. Мы называем его Плаксой Уинни именно потому, что он никогда не унывает. Итак, включая Дома и Габби, нас будет шестеро плюс ты седьмой.

— А как же Монти? Полагаю, он должен обязательно присутствовать.

— О, конечно. Без Монти никак не обойтись.

— Какой породы собака Доминика? Мне всегда казалось, что это бульдог.

— Я думаю, терьер. Шотландский терьер. Впрочем, нынешний экземпляр мне не знаком.

— Что ты имеешь в виду?

Родди выглядел сбитым с толку:

— Ты что-нибудь знаешь о Монти? Похоже, нет. У Доминика целая дюжина таких собак. Надолго они, правда, не задерживаются. То убегают, то попадают под какой-нибудь автобус. А потом он покупает другую псину. Дом помешан на всяком зверье. Всегда питал пристрастие к животному миру. Однажды прославился тем, что унес из школы во время летних каникул жалящих насекомых, а когда вернул назад, от них остались одни жала.

Мои представления о Доме стали более туманными. Что-то раздражало меня в таком большом количестве собак по кличке Монти. Я никак не мог понять, в чем дело. В итоге списал все на эксцентричность моего приятеля.

— Итак, кроме меня и Монти, на вечеринке будут только старые школьные друзья. Мне всегда казалось, что у Дома тысяча приятелей.

— Да, но, похоже, большинство новых знакомых не приедут на мальчишник. Я полагаю, Дом знакомится с огромным количеством людей поверхностно, и лишь немногие готовы ради него пожертвовать выходным днем. Я уверен, что Габби пытался пригласить всех подряд.

Последовало непродолжительное молчание, пока Родди подцеплял вилкой кусок зайчатины. Потом я спросил:

— Как насчет Габби? Доминик упоминал о нем, но я никак не пойму, что это за тип. Ясно лишь одно — он гений.

Некоторое время Бланден молча пережевывал добычу. Возникло ощущение, будто он к чему-то готовится. Не то чтобы надеть маску, скорее обдумывает какое-то сообщение. Наконец он задумчиво заговорил:

— Правда заключается в том, что я тоже никак не могу толком понять Габби. Он не принадлежал к нашей команде в школе до шестого класса, когда занялся стрельбой. Я думаю, Дом по-настоящему сблизился с ним уже после окончания школы. Безусловно, парень очень умен, хотя гением его никак не назовешь. Он добился от армии оплаты обучения в медицинском колледже, совсем немного проработал в больнице и занялся частной практикой. Он, знаешь ли, себе на уме. Я это еще в школе заметил. Хитрый, неконтактный и непонятный. Коварный и скользкий тип. Играешь с ним в крикет и думаешь, что произвел отличный удар, но мяч вдруг летит неизвестно куда, и ты оказываешься на ничейной земле. Пойми, я говорю метафорически. Сам я никогда особенно не увлекался спортом. Зато любил поучаствовать в вечеринках, если мне удавалось туда проникнуть.

Лицо Родди раскраснелось от воспоминаний о яблочных пирогах и сандвичах с паштетом. Тут он взглянул на часы и застонал. Мы вновь совершали автопробег в Бухару, следуя через Сомерсет, Девон и Корнуолл. Темнело, становилось все холоднее. Мы ехали на запад.

— Ты ни разу не упомянул о женах, — крикнул я, после того как мы промолчали пару миль.

— Что?

— Кто-то из вас женат?

— Женат? — Родди ухмыльнулся и искоса посмотрел на меня. — Нет. Ангус некоторое время состоял в браке. Я однажды видел его супругу. Она походила на бульдога, пожирающего осу. Вроде есть такая пословица. Учти, у нее под глазом был синяк. Говорила, что врезалась в фонарный столб. Вполне возможно. Жена ему скоро надоела, а может, наоборот. Красотка каким-то постыдным образом спуталась со священником. Хорошо хоть перестала таранить фонарные столбы. Габби никогда не был женат, хотя я слышал, что он не прочь потискать симпатичную пациентку, если та не очень возражает. Что до меня, я так и не встретил свою судьбу. — Он вновь ухмыльнулся. — Завидую Дому. Ему здорово повезло с очаровательной Софи. А как насчет тебя, Мэтью?

— Я холостяк, и в моей жизни полный хаос.

— Отлично, — рассмеялся Родди. — Ты нам подходишь.

Близился вечер. Сквозь облака на мгновение блеснуло солнце. Громадные грузовики обгоняли с обеих сторон, заставляя нашу тачку болтаться с боку на бок, словно гребную шлюпку на волнах Атлантического океана. Если бы не надоевшие пейзажи сельской местности по краям дороги да то обстоятельство, что я собирался вскоре умереть от переохлаждения организма, остальная часть пути могла бы пройти просто великолепно. Родди останавливал машину пару раз, чтобы сверить маршрут с картой. Где-то уже в Корнуолле мы окончательно сбились с пути. Пришлось звонить по телефону и уточнять дорогу. Покричав немного и пошутив в своей грубоватой манере, Родди понизил голос, и я понял, что речь идет обо мне. Он, кажется, произнес что-то вроде «с ним у нас могут быть проблемы» или «проблемы неизбежны». В любом случае речь шла о каких-то неприятностях.

— Я полагал, что мы окажемся в зоне, куда нельзя позвонить по телефону? — спросил я.

— Это касается только мобильников. Однако есть и подземная линия телефонной связи. Я уверен, нас ждет несколько приличных туалетов, и никому не придется ходить по нужде в лес с лопатой в руках.

Я поблагодарил Бландена за обнадеживающее сообщение, и мы тронулись дальше. Через полчаса мы ехали по высоким, густо поросшим деревьями холмам. Темнело, и на небе появилась первая звезда.

— Какое очарование! — произнес Родди.

Он оказался прав. От леса веяло волшебными сказками и колдовством. У меня возникло странное чувство, будто весь мир остался позади и нас… окружают чародеи. Мы спустились в аллею, ведущую между холмами. Стало так темно, что мы чуть не проехали нужный поворот. Родди нажал на тормоза, и машина резко остановилась. Он подал назад. На узкой дорожке виднелась табличка, на которой светилась надпись:

— Довольно дружелюбно и гостеприимно, — заметил я.

— О, не беспокойся. Это для плебеев. — Родди улыбнулся, посмотрел на меня и продолжил: — Для других плебеев.