Охота на русскую Золушку

Глава 15

Марко

Что тут скажешь?

Сейчас, со всей дури давя на педаль газа, я с уверенностью могу сказать только одно — я дебил. Любой нормальный человек в моей ситуации отошел бы в сторону. Долбанутый — сиганул бы с высоты башкой вниз, чтобы больше не мучиться. Но первые два варианта — это же для слабаков. Нет, я выбрал иной путь. Я решил… впрочем, по порядку.

Я должен был смотреть издалека. На то, как Берти держит Машу за руку, как обнимает и склоняется к ней, касаясь ее виска своим лбом. Вот это невинное касание, и полуулыбка, каждый раз вздрагивающая на ее губах, ее опущенные глаза, — все это выбешивали меня сильнее его пятерни на ее талии, и всего прочего. Я просто с ума сходил всякий раз, как он тянулся к ней со своими шуточками или чем там еще, что он ей нашептывал. А она не возражала. И настолько это было убийственно интимно, что у меня скулы сводило. Они будто бы целовались у всех на виду.

Они весело проводили время. А мое тело сотрясалось от нервных перегрузок.

— Мистер Сеймур, ваши щеки приобрели загадочный малиновый оттенок. Никак не могу понять, вам так хорошо или так плохо?

Ну да, чертовка Вивиан развлекалась от души. Хотя может в Калифорнии люди от радости краснеют приблизительно так же, как и в припадке удушья. Кто их разберет?

А потом Ал потащил Машу в капитанскую рубку, подальше от меня. Вряд ли серьезно опасался, что я уведу у него девчонку. Между нами такого никогда не было. Хотя, по правде, тут сложно судить. Я знал лишь одну его подружку, да и ту сам ему подсунул. Смешно, ведь если так посудить, Машу тоже я ему помог встретить, послав его сгоряча в музей. Если б знал тогда… послал бы, куда и намеревался с самого начала. Куда обычно посылает не очень трезвый и очень расстроенный человек того, кто позвонил ему с первым лучом солнца. Но в ту ночь и в то утро я оказался до омерзения воспитанным. До сих пор страдаю от того своего приступа рыцарского идиотизма. Если бы я не ушел ночью из номера, оставив на кровати девушку, которую желал больше всех в жизни, что бы тогда? Тогда бы не Ал, а я тащил ее сейчас в капитанскую рубку. Не ему, а мне ее губы вздрагивали легкой улыбкой, и не он, а я шептал ей шутки в нежное ушко. От таких мыслей во мне что-то перемкнуло, перед глазами как падающие фотографии замелькали картинки нашего несбывшегося будущего. Тысячи ночей, миллионы поцелуев, рассветы на пляже и закаты в горах, прогулки под дождем, под одним настолько небольшим зонтом, что избежать тесных объятий просто невозможно. Вот эта вся романтическая лабуда, которую девочки-подростки собирают в специальные альбомы, пронеслась перед глазами за одно мгновение. И каждая картинка была настолько живой, что я чувствовал и свежесть Лондонского дождя, и запах южного моря. В груди засосало, как будто там образовалась воронка, вытягивающая из меня энергию и радость жизни.

И я ринулся следом за парочкой, под ехидное хмыканье, которым напутствовала меня кинозвезда. Сама, между прочим, недавно потерявшая любовь всей своей жизни. Могла бы и посочувствовать.

Зачем я потащился за ними на яхту? Почему сейчас стою и, едва владея собой, смотрю, как его ладонь, накрывает ее изящные пальцы. Я зажмурился, чтобы сконцентрироваться. Хотелось схватить Ала за плечи, выдернуть его долговязое тело из кресла, оторвать от Маши и швырнуть за борт. Но, я не мог позволить себе такое. Во-первых, принц Альберт мой друг. И в подобной ситуации вряд ли проделал такое со мной. Во-вторых, не ясно, как бы к моей вольности отнеслась Маша. Добьюсь ли я сближения с ней, устранив Ала? Дело ведь не в нем. А в том, что это я накосячил. Да так, что понятия не имею, как это все исправлять. И вообще, можно ли исправить? Я не был уверен в ее желании быть со мной и до нашей несостоявшейся ночи в отеле. А теперь, когда она видела голую Флор в моей гостиной, и после нашего дурацкого разговора за трибуной стадиона, разве я могу надеяться на взаимность. Если у нее и была ко мне симпатия в первые дни нашего знакомства, то теперь ее нет и в помине. Она смотрит мимо меня, даже когда наши взгляды встречаются. Кто я для нее? Ну да, Марко Сеймур, в народе известный как говнюк.

И все же… Я не мог позволить Алу сжимать ее руку на рычаге. Никому не позволю! Буду мешать ей обзавестись кавалером вечно. Пока она не превратиться в старую деву. Настолько отчаявшуюся, что согласится и на меня. Таков был новый план. И я ринулся в бой. Перехватил инициативу, отогнал Ала от Маши. И с силой зажал в тисках ее пальцы. Ни одной мысли, перед глазами красная пелена. Кровь так давит, что, кажется, еще чуть и взорвется в висках. На лбу испарина, по ребрам текут холодные капли, разгоняя по коже легкий нервный озноб. Хотел сжать ее руку с такой силой, чтобы она, наконец, поняла, что я чувствую. Чтобы испугалась. Чтобы подчинилась. Пусть так. Да хоть как-нибудь, но стала моей. Она дернулась. Но я не выпустил ее из своих пальцев. Нагнулся, вмиг опьянел от ванильного с ноткой кокоса аромата, щекой почувствовав тепло ее кожи у виска. Не знаю, как сдержался, чтобы не прикусить мочку ее уха, когда шептал ей «Потерпи, Маша». О, я очень хотел, чтобы она проявила терпение, которому бы позавидовал и библейский Иов. Не знаю, что за зверь проснулся во мне в ту минуту. Все что угодно готов был сделать, разбить эту чертову яхту, ввинтив ее в противоположный берег на полном ходу, если это помогло бы показать ей, как мне без нее хреново. Но я не успел. Маша вывернулась, очередной раз наглядно продемонстрировав, что покорность не ее стезя. И оставила нас с Алом разруливать ситуацию. И в переносном, и в прямом смысле.

— Куда ты?! Стоп! — взревел принц.

В его голосе было столько стали, что я мгновенно повиновался. Замер, наблюдая, как из-под яхты выгребает лодка с ошалелыми пенсионерами. Они даже не орали, настолько перепугались. Разве могли они еще этим славным утром подумать, что едва не станут жертвами столкновения на воде. Это на Изиде-то! В окрестностях Оксфорда. Куда катится ошалевший мир!

— Ты слишком напряжен, — равнодушно заметил Ал, когда мы отошли на приличное расстояние от многочисленных лодок под завязку забитых почтенными любителями речных прогулок. И тут же продолжил без лишних предисловий, — Понимаю, ты не в восторге от моих отношений с Машей. Но я не вижу проблем, которые почему-то мерещатся тебе.

Я совершенно не готов был говорить о Маше. Моя ладонь все еще горела воспоминаниями о ее пальцах, а нос упрямо ловил вроде бы ускользнувший запах ее парфюма. Ваниль с нотками кокоса. С ума можно сойти. И то, и другое в моем понимании отвратительно. Слишком очевидные запахи для женских духов. Но там, у ее виска и чуть ниже к ушку ваниль и кокос превратились в волшебный приворот. Я натурально сходил с ума, у меня скулы сводило от желания лизнуть и почувствовать этот вкус на языке. Даже теперь от одного воспоминания слюна выделялась. Я сглотнул. Ал все еще терпеливо ждал моего ответа. А что я мог ему сказать?

— Мария Зайцева невеста Платона Каримова, — я хватался за соломинку. Мне и самому эта идея казалась надуманной. Но в контексте пресс-релизов королевского дома, конечно, все это не могло видеться желанным.

И Ал ожидаемо отреагировал.

— Пфф!

И ведь не поспоришь. С чего бы молодого парня должны останавливать какие-то там сообщения для официальной прессы, которые читает секретарь королевы и, может быть, еще пара десятков аристократов пенсионного возраста. Но ведь я все еще говорил с принцем Альбертом, которому с пеленок внушали, что на него смотрит вся страна. И всей стране крайне важно, чтобы он рос хорошим, воспитанным мальчиком. Что, черт возьми, стало с его базовыми настройками? Неужели все его шестеренки полетели в разные стороны?

— Ты ведь уточнил этот вопрос?

Сам-то я пытался. Но за неимением возможности поговорить с основными фигурантами истории, мои сведения оказались крайне противоречивыми. А потому я снова замер в оцепенении. Готовый услышать неприятную правду.

— Маша не выйдет замуж за этого парня, — довольно легкомысленно заявил Ал.

— Она сама тебе сказала?

— Да. Чего ты замер? Поддай вперед! Яхта еле тащится.

Я двинул рычаг. В душе клубком змей ворочались смешанные чувства. С одной стороны, бурная радость оттого, что слухи о скорой свадьбе Маши и Каримова оказались явно преувеличенными. Но с другой, чертовски обидно сознавать, что с Алом Маша куда откровеннее, чем со мной. А ведь я тоже ее спрашивал. Ну да, если быть справедливым, я скорее обвинял. Но ведь она могла ответить честно, а не парировать мне с той же агрессией. И если бы тогда, за трибуной, она сказала, что не собирается замуж, я бы тут не сидел в компании старинного друга. Я был бы сейчас с ней.

— Как я понял, этот дурачок Каримов зарабатывает очки перед отцом за счет Маши. У того пунктик — считает, что сыну пора начать встречаться с правильной девушкой. А Маша ему в этом помогает.

— Это точно она тебе сказала?

— Разумеется. Или ты думаешь, что я снизошел до беседы с Платоном Каримовым?

Мне оставалось лишь глотать воздух. Пьянящий, настоянный на реке и высушенных летним солнцем луговых травах. Между Машей и Платоном ничего нет. Он и сам мне об этом говорил. И Маша в наши лучшие времена ни разу не обмолвилась о каком-то женихе. Только вот я поверил слухам. Какому-то нелепому видео, дурацкому розыгрышу и словам Лизи. Как последний идиот вместо того, чтобы пойти к Маше, напился в баре до того, что подцепил Флор. А дальше случилось то, что случилось. Ну почему я не мог просто задать Маше пару вопросов? Что со мной не так?

— Но… это же какая-то средневековая чушь! — выдавил я, просто чтобы не молчать. Такие фразы вообще не стоит произносить. Их функция путать собеседника и держать время.

Ал поддался. Хотя возможно нам обоим деваться было некуда. Мы управляли яхтой в тесной рубке. Вариантов не так, чтобы много.

— Для Маши, как я полагаю, это всего лишь игра. Она безвозмездно помогает Платону остаться в колледже Оксфорда еще на год. Речь идет о дружеских договоренностях.

— Младший Каримов влюблен в Машу, — вот тут я был уверен на все сто, — И не скрывает этого.

Ал на это дернул плечом, заявив:

— И что с того? Я ведь не с ним встречаюсь, а с Машей.

— А вы… — я сглотнул, — Встречаетесь?

— Ну да, — не стал щадить меня друг детства, — Я знаю, что ты можешь мне сказать на этот счет. И прошу, оставь эти слова при себе. Я очень хочу сохранить наши отношения.

— Ваше величество!

— Да брось! Ты как никто знаешь, что в моей жизни было мало приятного. А Маша… она как лондонский новогодний салют для аборигена, который кроме грозы никаких световых эффектов не видел. Она подарила мне целую жизнь. Я столько всего чувствую, что самому страшно. И никто не отберет у меня всего этого. Никто не разлучит меня с ней. Даже ты!

Слишком горячая речь для Ала. Пока я ее переваривал, мы окончательно вырулили на середину реки, и яхта пошла по прямой.

— А твоя семья?

Он выдержал совсем небольшую паузу. И все-таки она была. В нем все-еще жил тот самый хороший мальчик, на которого смотрит вся страна. Жил, но уже не правил. Правила в нем Маша.

— Я мог послать их ко всем чертям. Но я этого не сделаю. Долг и все такое. Однако, я не вижу никакой опасности в Маше. Она прекрасная девушка. Молодой ученый, у нее большие перспективы.

— Ага, своим аппаратом она точно знает, как превратить золото наших предков в глиняные черепки.

— Людям нравится демократия.

— Твои родители тоже люди.

— Уверен, они найдут компромисс, когда поймут, что от Маши я не откажусь. Я люблю эту девушку.

Никогда не понимал фразу «сердце йокнуло». Она казалась мне чем-то таким несерьезным, из дамских жеманных романов. Чем-то, что хранится рядом с нюхательной солью и «нехваткой воздуха в груди». Но теперь, услыхав признание друга, я с силой сцепил пальцы на рычаге управления, чувствуя, что сердце мое как раз йокает, мать его. Йокает так, что кадык трепещет между гландами. Он только что сказал то, что больше не делает нас друзьями. То, что разделило нас огромной непреодолимой пропастью. В одночасье я лишился почти всего: дружбы и любви.

— А она?

Надеюсь, мой голос не дрогнул. Хотя в этот момент я уже ничего не мог контролировать.

— За кого ты меня принимаешь! Мы знакомы меньше месяца!

В этом весь Альберт. У него все правильно. Все по регламенту. Первое свидание, второе, третье… Предсказуемый до зубной боли. И мне он такой нравился. Особенно сейчас. Он не спрашивал Машу о ее чувствах. Она ему не призналась в любви…

— Подменишь меня?

Слишком поздно я вырулил из своих мыслей, чтобы что-то решать. Ал уже спускался по лестнице. Несся к Маше на всех парах. И я не мог его остановить. Уставился на плывущую под нос яхты бурую реку. Такую же мрачную, как и мое настроение. И даром, что солнце пыталось развеселить этот грязно-зеленый поток, окуная в него свои радостные лучи, перебирая его гладь золотыми бликами. Ни Темза, ни я не поддались его светлому энтузиазму. Нам было плохо. Не знаю, отчего грустила река, а у меня все внутренности ныли от того, что Ал сейчас с Машей. С моей Машей. Что они там делают? Держаться за руки, молча смотрят на воду, и общая тишина сближает их крепче поцелуев.

Тогда мне в голову пришла эта мысль. Хорошая мысль, кстати говоря.

«Маша не такая как все девчонки, которых я знал до нее. С ней не работает ни одна моя уловка. Да что там уловка. С ней рядом меня словно подключают к розетке. И трясет так, что зубы стучат. Что это за эффект? Почему мой организм так на нее реагирует — я понятия не имею. Но ясно одно — таким, каким я нравлюсь обычным девицам, я ей не интересен. Говнюк Марко — не ее типаж. А значит, если я хочу быть с ней, я должен измениться».

Ну, не стать толстым блондином в клетчатом костюме, разумеется. Придет же такое в голову! Вовсе нет. Я должен полностью переработать свое поведение. Понять, что я делаю не так. И исправить ошибки. И это звучит довольно просто. Только фиг понять, как это сделать. Неосуществимая задача. Как из школьного учебника физики за последний класс. Вроде бы все слова условия понятны, а решения не получается придумать. Тут я припомнил Ала и его патологическую порядочность. Похожую я не к месту включил в отеле Ритц в ту злополучную ночь, когда бросил Машу одну в номере. Зачем? Идиот! И тем не менее, надо признать, что все мои ошибки связаны именно с ложью. Я делал или говорил Маше не то, что надо было. Не то, что чувствовал или хотел сказать. Возможно, пришло время поменять тактику. У Ала же получается. Он точно с ней не юлит. И вот результат — он уже считает ее своей девушкой. Хотя… тут я, признаюсь, не без стыда, гаденько ухмыльнулся, это ведь Ал думает, что Маша его девушка. Но что по этому поводу думает сама Маша?

На этом месте я вздрогнул, потому что с нижней палубы до меня долетел смех. Легкими переливами хрустальных шариков в бокале. Слишком громкий и откровенный. Не Машин. Я узнал голос Вивиан. Она приближалась.

— Роскошная рубка! — громко оценила кинодива, поднявшись ко мне по лестнице, — Похожа на Линкольн моего продюсера. Хотя Джек — его водитель, мулат и постоянно носит кепку. А твой, очень неплох. Симпатичный даже.

Ее пальцы легонько потрепали меня по макушке. Как пса. Я стиснул зубы.

— Марко, ты позволишь?

Вивиан вытеснила меня из кресла одним неуловимым движением. Уже у стены я задался вопросом, отчего ей так сложно совладать с отцом? Ведь мужчин она берет как грозный средневековый король Карл V какие-нибудь мелкие, недостойные внимания крепости — легко.

Она уверенно обхватила штурвал одной рукой, а другой рычаг скорости.

— Ваше величество, не жмитесь там у стены! — она мельком глянула на Ала, у которого из подвижного остались только веки. Он ими отчаянно хлопал. Остальное его тело превратилось в камень, — не волнуйтесь, я не утоплю вашу яхту. Моя ласточка больше вашей раза в четыре. И я ходила на ней внутрь Бермудского треугольника. На спор. А первую лодку папа мне подарил на десятый День рождения. Так что в этом вашем корыте я точно разбираюсь.

Мы с Алом разом выдохнули. Облегченно. Из всех наших знакомых девиц за штурвал яхт хваталась только Лизи. И каждый такой раз заканчивался драмой.

— Это не корыто! — с пылом владельца лучшего корабля в округе возмутился ненаследный принц.

— Старье, — безапелляционно заявила гостья, — Вы британцы цепляетесь за свои поросшие мхом традиции. Нет, в чем-то это даже неплохо. Ваша монархия недавно меня весьма впечатлила. Но техника… Ал, это смешно. Твоя яхта выполнена по стандартам семидесятых годов прошлого века.

— Спутниковая навигация, общее управление…

— А дизайн? Это даже не прошлый век. Это феодализм какой-то!

Сознательно или нет, но Вивиан всадила нож в открытую рану. Ал обожал свою яхту даже больше, чем машину. Вообще, дорогие механические игрушки — все, что было радостного в его жизни. Во всяком случае, до появления Маши. Так что вряд ли он стерпит оскорбление на их счет. Спор обещал затянуться надолго. Принц настолькооскорбился, что забыл цепенеть у стены и шагнул к обидчице, стиснув кулаки. А я вдруг осознал, что судьба дарит мне еще один шанс. Небольшой шанс побыть наедине с Машей. Не привлекая к себе внимания спорщиков, я заскользил к выходу из рубки.

— Вы, британцы, ничего кроме своей любимой компании Sunseeker знать не хотите. Но их технологии до смешного устарели!

— Ты меня прости, Вивиан, но только американцы способны заказать яхту в Турции!

Надеюсь, они подерутся и задержатся в рубке на добрых полчаса. Я жадно оглядел общую каюту с панорамным окном. Пусто. Но я увидел ее на палубе. Нежный профиль ласкал особенно наглый солнечный луч. Он по-хозяйски спускался на тонкую девичью шею и путался в волосах, поигрывая и загадочно бликуя. Ну да, я впал в крайность. Ревновал Машу к солнцу. Это пока еще не телеграфный столб, но тенденция настораживает.

Хотел что-то сказать, обозначить себя. Но вместо этого тихо опустился рядом. Рука сама нашла ее руку, а пальцы, словно подчинившись заложенной в них программе, сцепились с ее.

— Я так устала…

Я почувствовал тяжесть ее головы на своем плече. И приготовился задыхаться от фейерверка разных чувств, от жаркого озноба и прочей нервозной трясучки, но с удивлением ощутил, что ничего во мне не происходит. Никакой пляски святого Витта на клеточном уровне. Все чинно и пристойно. У меня даже горло не свело. Наоборот, по телу разлилась апатия. Хотелось закрыть глаза и просто млеть под последними лучами уходящего в зиму солнца. Слова вылетели быстрее, чем я успел их обдумать. И на этот раз были честными, от сердца:

— И я устал, Маша…

Все так, я устал от постоянного нервного напряжения, когда жилы на пределе, до боли натянуты от ключиц до паха и каждое движение порождает боль. Когда сны — серые кошмары, а пробуждения — кошмары цветные. Когда ничего не радует, хочется запереться в темной комнате, и просто биться лбом о стену, пока не станет легче. А ведь не станет. Без ее изумрудного взгляда, без тепла ее тела, без ее тонких пальцев вокруг моей шеи, без смеси ванили с кокосом… — без Маши мне не станет легче. Будет только хуже. Каждую минуту я спускаюсь на одну ступеньку в ад. Спускаюсь против воли, и все же сознательно оставляя за спиной счастье и любовь. Мыслимое ли дело? Кто поступает так в твердом уме и светлой памяти? Только я. И вот от этого всего: от собственной упертости и безысходности, в которую я сам себя загнал, я ужасно устал. Я выдохнул настоящее признание. Я выдохнул свою слабость. Свой стыд. Свою уязвимость. Я словно разделся перед ней. Сам того не желая. И замер, испугавшись того, что теперь последует. Она дернулась, ее буквально отнесло от меня на полметра. Но я удержал ее за руку.

— Ты?!

В глазах ее, искрясь, горел фосфор. А может и медь. Не важно. Чертовски красивое зрелище. Я замер, завороженно пялясь в нее. Она была слишком близко.

— Эй! Что ты делаешь! Марко!

Черт возьми, у меня губы саднило, как мне хотелось ее поцеловать. До слез. И все же пришлось отпустить ее руку.

— Прости, — надеюсь, я не слишком сипел. Не как маньяк, который едва сдерживается, чтобы не расправиться с жертвой в людном месте.

По сути, им я и был сейчас. Настоящим маньяком, прикладывающим титанические усилия, чтобы не сграбастать ее в объятия, не прижать к себе и не зацеловать до полусмерти. Она помотала головой, хотела подняться, но я выкинул руки вперед в нелепом умоляющем жесте. Выкрикнул с пылом героя-любовника на сцене любительского театра:

— Постой!

Она замерла, сцепила руки на груди, брови сдвинула. Оглядела меня серьезно, насуплено. А я буквально не знал, ни что делать дальше, ни что говорить. Растерялся. Впервые за… вообще впервые. Никогда со мной такого не было, чтобы я не знал, как себя вести. Особенно рядом с женщиной. Сейчас сидел болванчиком на белой палубе. То еще украшение яхты.

— Мистер Сеймур…

— Давай вернемся к Марко, если ты не против.

— Хм… — она еще раз оглядела меня, словно сомневаясь, можно ли мне доверять настолько, чтобы снова звать по имени.

Я терпеливо выждал, пока она договорится сама с собой. Видимо, ее внутренние переговоры прошли успешно. Она немного расслабилась, сложила ладошки на коленях, а губы ее, о чудо, дрогнули в легкой улыбке. Для меня! Я тоже улыбнулся. Непроизвольно. Мое тело вдруг перестало подчиняться моей голове. Оно словно соединилось с сознанием Маши и получало команды уже оттуда. Впрочем, мне было плевать. Я просто жил рядом с ней. Как будто изнывающему от жажды, наконец, дали напиться. Такое прекрасное чувство наполненности и удовлетворения, такое забытое.

— Марко, я тебя не понимаю. Ты… я… мы…

Нет, вряд ли она внутри себя договорилась. Никакой общей идеи.

— Чего смешного?

Природу того, что я улыбался ей так, что американка Вивиан могла бы считать меня земляком, я не мог определить. Я же говорил, сам себе я уже не принадлежал. Меня захлестнуло какое-то странное чувство, сходное с наркотической эйфорией. И вот тогда я сделал странное. Я протянул ей руку:

— Друзья?

— Друзья?!

Перед глазами плыло. Что я делаю?! Это вообще не я. Я во власти ее сознания. Это не моя идея. Это она хочет! Из последних сил я отрицательно мотнул головой, а потом с безумным блеском в глазах широко улыбнулся и отчеканил:

— Почему бы и нет? Мы вроде бы неплохо начали.

Она склонила голову на бок. Сомневалась. Ну, что тут скажешь. Я бы от такого парня уже несся на всех парах. А она ничего. Смелая.

— Мы… Марко, после всего, что…

Я сглотнул. Она и правда думает, что я бросил ее в отеле после секса. За кого она меня принимает, черт возьми? Я даже с проститутками так не поступаю!

— У нас ничего не было! Если ты имела в виду отель Ритц.

— Э… Ты раздел меня, а потом ушел?

— Разделась ты сама…

Она замахала руками, требуя, чтобы я завязывал с подробностями. И я послушался:

— Ты уснула в полете к кровати. А я тогда решил, что лучше нам не начинать все вот так, на пьяную голову. Я не хочу так… с тобой…

Я физически ощутил, как ей стало жарко. Так же, как и мне. Наверное, мы покраснели одновременно. Ну, ладно она. Но я-то! Покраснел! Как невинная девица. С чего бы? Стыдно, что сбежал? Но таким вообще-то стоит гордиться. В конце концов, я тоже был пьян. Но совладал с собой. И снова мудрость в копилку последователям Макиавелли:

«Не пытайтесь поразить девушку рыцарским поступком. Она не оценит».

Какое-то время мы сидели молча, пялясь на проплывающие берега. Каждый на свой. Я на левый, она на правый. Незабываемое погружение в собственный пубертат, даже ментальные прыщи на лбу зачесались. А я ведь только что признался ей в любви. Ну да, коряво, и все же. Впервые в жизни, кстати. Только Маша ни хрена не поняла.

— Это была ужасная ночь, — наконец, тихо пробормотала она, — Самая ужасная из всех.

— Неужели? — от кадыка к ребрам вновь натянулись нервные нити. Натянулись так, что гланды заныли.

— Я совершенно ничего не помню. И мне очень, очень стыдно, Марко.

— Не переживай. Коктейли в Черной королеве специально смешивают так, чтобы люди теряли головы, — Я бы еще добавил, что и трусы, но не стал. Вместо этого ободряюще ей улыбнулся, — Согласись, им это неплохо удается.

— Вот уж точно!

Мы разом принужденно рассмеялись. От этого все стало еще хуже. Атмосфера никак не желала разряжаться. Мы словно в грозовой туче сидели, боясь пошевелиться, чтобы не словить разряд молнии. А ведь я ей признался! Она не заметила, или специально пропустила мимо?

— Так значит, ничего не было?!

Я отрицательно мотнул головой, не сводя с нее печального взгляда. О, я сожалел. И о том, чего у нас с ней не случилось, и о том, что зачем-то ей сказал об этом, и о том, что признание вышло слишком уж откровенным. Я сказал больше чем планировал, а она не поняла. У меня как будто три раза одну конфету отобрали.

И электрический разряд прилетел в меня. Ее убийственно счастливая улыбка как удар под дых. Ну да, увидеть, как девушка всей твоей жизни радуется, что между вами ничего не было — это перебор. У меня выдох внутри застрял. И я попытался его выкашлять. С минимальным успехом. Покраснел только еще сильнее. Тучи, сделав свое мрачное дело, рассеивались. Мы снова увидели солнце, которое, конечно, никуда не уходило. Оно добросовестно ласкало нас осенними лучами без всяких перерывов. А что там показалось чересчур впечатлительному парню на палубе, который не то, что с девушкой, в себе толком разобраться не может, так это же проблемы парня.

И вот теперь между мной и Машей появилось нечто новое. Правда. Впервые за наше знакомство я был с ней откровенен. И что? А фигня все! Кто там сказал, что честность рулит? Бла-бла-бла. Ложь, застрявшая, между нами как старая жвачка, тянула нас друг к другу. Да, грязью, да против воли, но мы были ею связаны. А теперь, мы вроде как очистились, но вместе с тем и отдалились. Эта дурацкая правда, которая по идее должна соединять людей, нас с Машей разделила пропастью. И то, что она этому так радовалась меня весьма удручало. Я уже жалел, что поддался порыву и попробовал подражать Алу в его честности. Со мной ничего не вышло. Я адепт темной стороны, и добродетель мне вредит. Не стоило и начинать. Надо было давить на то, что у нас с Машей было все, что только может случиться с пьяными мужчиной и женщиной в номере отеля. Надо было ее прессовать, шантажировать, надо было наворачивать вокруг нее круги, не давать проходу, прижиматься к ней почаще и целовать против воли. А не играть в бесполого ангела. Вот, доигрался. Теперь она поместила меня во френдзону — юдоль скорби для нормального мужика.

С другой девчонкой я, может, и попробовал бы поддержать такой косплей. Это креативно и способно толкнуть отношения на странные виражи. Но конкретно с Машей я на такое никогда не решусь. Я не хочу с ней играть. Одно дело врать и недоговаривать. Но делать это с корыстной целью — это мне сердце не позволит. Взорвется от перенапряжения. Я все-таки не последняя сволочь. С любимыми людьми я не играю. Такая игра сродни предательству. А предать близкого человека — что может быть страшнее в этой мерзком мире, где и так все и всех предают.

Но я не успел вырваться из «друзей Маши», обстоятельства вокруг нас закрутились в воронку. И нас понесло. То, что между нами случилась оттепель, обрадовало и Ала, и Вивиан. Маша и вовсе светилась и взглядом, и улыбкой, и даже кожей, как тот стремный парень из Сумерек. Она настояла, и мы поднялись с ней в рубку, прихватив бутылку шампанского с бокалами. И тут алкоголь неплохо повлиял на наши дальнейшие решения.

— Завтра и послезавтра у меня две смены в какой-то дыре под Дувром, — вздохнула кинозвезда, — Ребята, я не хочу ехать туда одна.

— Не вопрос, — я чокнулся с Машей, которая, к моему великому удовольствию все еще стояла в шаге от меня, а не сидела рядом с Алом, — Мы не бросим тебя в беде! Мы едем в Дувр!

— Вы с ума сошли! — счастливо рассмеялась Вивиан, — Вы там от скуки позеленеете. Это же жуткое захолустье!

— Ничего подобного, — подал голос Ал, который уже некоторое время весьма предвзято поглядывал то на меня, то на Машу, — Ты снимайся, а мы устроим веселье. Маша, ты ведь не против?

Маша начала что-то про эпоху гуманизма и какие-то трактаты, которые ей нужно прочесть. Но мы потопили ее в громком «фууу».

— В Дувре есть пара клубов, — я смутно помнил, как года три назад зависал в этой глуши. Хотя может это был и не Дувр. Тогда мы только что вернулись с Алом из Сомали. И тысячи километров, разделяющие меня с вооруженными до зубов бандитами, кружили голову. Подчас я просыпался совсем не там, где планировал вечером. И засыпал тоже…

— У моей семьи под Дувром небольшой особняк, — неожиданно сообщил Ал, — Мы можем остановиться там.

Маша ожидаемо замотала головой. Я усмехнулся. В том «небольшом особняке» непосвященный обязательно заблудится. Это же настоящий дворец с гостевыми домами. Маша зря переживает.

— Мы устроим там вечеринку, — не унимался не в меру разошедшийся ненаследный принц, — Пригласим наших друзей, съемочную группу Вивиан и какого-нибудь модного ди-джея.

Так мы все уже к вечеру очутились в Дувре. Странная суббота закончилась куда удивительнее, чем даже началась. Маша прихватила подружек и своего лучшего друга химика, с которым, видимо, мы теперь в одной печальной френдзоне. Я позвал нескольких своих приятелей, Ал притащил всю команду по Полу с подружками. Счастье, что без лошадей. Если честно, я ждал, что кто-нибудь явится с четвероногими и гривастыми сотоварищами. С них станется. Игроки в Поло — особый сорт людей. Для них лошади больше, чем лошади. Но все обошлось.

Поместье семьи Ала в Дувре, то самое, в котором проходила большая часть нашего детства, было старым аббатством. При Толстом Генри (Генрих VIII король Англии 1509–1547 годов) после реформации церкви этот огромный комплекс строений был продан предкам принца Альберта. С тех пор и основное и второстепенные строения постоянно ремонтируют и реставрируют. Когда нам было лет по пять сюда наконец-то провели электричество. А в остальном, это чертовски старое монументальное строение, которое хорошо смотрится на фотографиях. Но жить в нем сущее наказание. Центральную канализацию тут до сих пор успешно заменяет целый штат прислуги. На правах друга я устроил быт Маши и ее подруг наилучшим образом. Иными словами, прикрепил к каждой их них по горничной, которая в любой час дня и ночи готова была принести кувшин с горячей водой.

Но, кажется, такая средневековая экзотика пришлась девчонкам по душе. Они с энтузиазмом молодых сеттеров резвились в замке, а потом с загадочным видом удалились осматривать окрестности, прихватив телефоны для селфи.

Маша плелась в компании, изо всех сил делая вид, что она с ними на одной волне.

— Однажды меня тут потеряли.

Она замерла, оглянулась, губы ее тронула улыбка. Я было вздрогнул, но потом опомнился. Мы же с ней теперь друзья.

— Дай-ка угадаю. Пьяная новогодняя вечеринка?

Я усмехнулся, помотал головой.

— Было лето, а мне едва исполнилось пять лет. Мы играли в прятки с Алом и Лизи. Меня искали с полицией. Хочешь покажу, где я уснул?

— Вот это да… Тут так высоко! А как красиво! Я и не подозревала, что парк высажен лабиринтом!

Чтобы заглянуть в полукруглое окошко под самой крышей, Маше пришлось встать на цыпочки. Когда нас с Алом интересовали такие виды, мы подтаскивали к окну стулья. Годам к девяти нам это занятие наскучило, и мы потеряли интерес к пыльному чердаку. Но честь первооткрывателя принадлежит все-таки мне. Впервые я попал сюда в пять. Как и сказал Маше, искал место, чтобы спрятаться как следует. И мне удалось. А потом этот чердак стал нашим с Алом и Лизи штабом. Мы играли тут в дождливые дни, то есть почти ежедневно. Здесь мы хранили самые важные вещи, о которых родителям знать не стоило. И вот теперь я привел сюда Машу. Самый свой сокровенный секрет. Свою любовь. Ну, да, она считает меня другом. Но это уже частности.

Я оглядел пыльную комнатенку, заваленную по стенам всяким хламом. В детстве она представлялась мне лавкой древностей, где можно отыскать все, что угодно. А теперь, я бы и близко не подошел к этому старью. Рассохшиеся сундуки, покрытые выцветшими циновками, какая-то мебель, сваленная в кучу и торчащая во все стороны кривыми ножками и подлокотниками, остатки детских игрушек, лыжи, этажерки, забитые черт знает чем и плотные полотнища паутины, плотно покрывающие все это барахло. Мерзость. Но Маше, похоже нравилось. Она оглядывалась с восхищением ребенка, ожидающего интересного приключения.

— Вон в том углу стоит настоящий египетский саркофаг, — я махнул влево.

— Ты шутишь?! — она качнулась, оглянувшись слишком резко и я придержал ее за локоть.

От этого невинного прикосновения по телу понеслась дрожь. Хотелось сжать ее руку, притянуть к себе, прижать так, чтобы ее запах впечатался в меня навсегда. Голова закружилась, перед глазами поплыло.

— Марко, ты серьезно?!

— А что такого-то? Прадед Ала увлекался египтологией. У них этим африканским старьем все подвалы забиты. Прадед увлекался, но знатоком так и не стал, а потому скупал все, что продавали на рынке древностей в Каире между Великой войной и второй мировой (Великой войной в Европе называют Первую мировую войну 1914–1918). Потомки уже сто лет продают его коллекцию с переменным успехом. Что-то удалось сбыть даже в Британский музей. Что-то разошлось по антикварным лавкам. А этот саркофаг, как оказалось, никому нафиг не нужен. Эксперты вообще считают его подделкой.

Маша с интересом уставилась в левый угол чердака.

— Разгребем и посмотрим? — предложил я, изо всех сил надеясь, что она побрезгует прорываться сквозь завесу вековой паутины.

— Я ведь тоже не специалист по египетским древностям, — не слишком решительно пискнула она и вдруг улыбнулась, — А знаешь, этот чердак немного напоминает мне и мое детство. Запасник Третьяковки, где я делала уроки после школы, может не такой пыльный и без паутин, но в общем, похож. Столько же всякой рухляди по стенам.

Я смотрел на нее и в голове моей носились запоздалые, но от этого не менее шальные мысли, а в груди бурлило раздражение. В самом деле, неужели она не помнит всего, что было между нами. Ну да, я оставил ее в номере отеля спящей в стиле ню, но ведь и до Ритца с нами кое-что случилось. Ее память выкинула в урну все наши жаркие поцелуи в клубе? И то, что она сама, добровольно поехала со мной в кэбе, где мы, прямо скажу, не просто целовались. Я чуть кожу с нее не слизал. Вот с этим со всем что делать?! Неужели вся ночь до того, как она уснула для нее ничего не значит? Я сжал кулаки.

— Вы с Алом… пара?

Она, шагнувшая было в сторону треклятого саркофага, скрытого завесой паутины, замерла. Оглянулась. Что мелькнуло в ее изумрудных глазах? Испуг? Растерянность?

— Это проблема?

— Не такая, которую нельзя было бы решить, — я пожал плечами, пытаясь не замечать свинцовую боль внизу живота. Она не отрицает!

— Тогда почему ты спрашиваешь?

— Осведомлен, значит вооружен. Ал не просто парень…

— Знаю, — она усмехнулась, — Он принц. На самом деле, Марко, у меня нет ни жениха, ни парня. Платон, вернее его всемогущий отец, настаивает, что мы поженимся. Но это какой-то сюр, если честно. Мы с Платоном не спорим, но оба понимаем, что это фантазия сумасшедшего. Мы знакомы меньше месяца, вообще-то. Мы просто ждем, что отцу Платона надоест носиться с этой идеей и он займется чем-то полезным. У тебя, кстати, нет предложений? Борьба с парниковым эффектом, сохранение лесов Амазонки, — все, что может заинтересовать охреневшего миллиардера.

— А Ал? — мне было не до шуток. Во рту пересохло, а грудь сдавили невидимые тиски.

— Мне надо сдать первый экзамен в декабре! — она вздохнула, — Ал прекрасный парень, но, если я провалюсь, я вернусь домой, в Москву. И честно, это хороший вариант. Учиться в Оксфорде, мне, если честно, не нравится. Но возвращаться побитой собакой я не хочу. Так что я стараюсь учиться. И, как ты понимаешь, у меня нет ни сил, ни времени на романы. Только вот романы эти постоянно лезут в мою жизнь.

Она вздохнула. А мне стало немного стыдно за то, что и я пытался влезть в ее жизнь со своим ненужным романом. Прямо сейчас, когда ей вообще не до этого всего. И тут я понял, что сейчас и есть тот самый момент, когда пора говорить правду. Да-да, опять правду.

— Тебе не нравится Оксфорд. Тебя в Англии никто не держит?

Выпалив это, я кинул ей условный мячик. Но чего я ожидал? Что она его поймает и запихнет в карман? Она все-таки девушка. У нее свои инстинкты. И она следует им, как стало ясно из ее ответа:

— Я здесь совсем недолго, но у меня уже есть друзья. Эти люди мне дороги…

Все, зверь, бушевавший внутри меня, пробил лапой последнее укрепление и вырвался на свободу. Этот зверь требовал законной добычи, и пустыми обещаниями голод его было не унять. Ему нужны были ответы. Конкретная еда. Я сделал к ней два решительных шага.

— Маша, я имел в виду…

— Вот вы где! Марко, ты опять за свое! Показываешь Маше, где тут можно спрятаться получше?

Я люблю своего друга Ала. Очень сильно люблю. И готов за него любому глотку перегрызть. Но сейчас я едва сдержался, чтобы не пришибить его кулаком. А Маша… я уже ничего не понимал. То ли она на самом деле так наивна, то ли искусно играла эту роль, но она искренне обрадовалась, когда возникший в косом проеме чердачной двери ненаследный принц, прервал мое признание. А ведь я действительно пошел ва-банк, решил рассказать ей о своих чувствах и посмотреть, что из этого получится. Магия чердака, ничего не поделаешь! Я привык решать здесь все свои проблемы. Как правило, они возникали из-за какой-нибудь пустяковой лжи. Стоило лишь признаться, как все вставало на прежние рельсы, и меня не лишали десерта. Инстинкт сработал, не иначе. Признаться в правильном месте. Я хотел сказать Маше как сильно ее люблю, и что моя грубость — это лишь проекция моей страсти. И ревности.

— На самом деле тактика не так плоха, и всем нам скоро пригодится.

— Ты сглупил и пригласил Лизи?

— Суть схвачена верно. Хотя это и не я сделал. Она уже мчится сюда на всех парах. И с ней человек пятьдесят.

— Пойду выражу сочувствие твоему дворецкому. Бедный старый Томас. Какое испытание.

— Н-да… — Ал нахмурился и потер переносицу, — Я бы дал ему отгул, все-таки ему уже не сорок лет, чтобы стоически переносить подобные потрясения… Но он не уйдет, когда в поместье столько гостей.

— Вы так говорите, как будто Лизи — исчадье ада, — Маша усмехнулась, хотя выглядела нерешительной.

— Послушай Томаса. Он искренне считает, что все четыре ангела Апокалипсиса по сравнению с Лизи кучка неудачников. Когда ей было десять, Томас даже вызывал экзорциста.

— Да, после того как она устроила пожар в фамильном склепе.

— Но ей уже давно не десять! — возмутилась Маша, видимо из чувства женской солидарности.

— В том-то и беда, — мрачно согласился со мной Ал, протянул ей руку и проговорил уже светским тоном, — Пока у нас еще есть время, могу показать тебе фамильную сокровищницу.

— Тут есть сокровищница?!

— Это же родовое поместье. Тут все есть. Только картины старых мастеров я, пожалуй, пока не стану демонстрировать. Вдруг там полно подделок?

Она прошла мимо меня, но вдруг замерла на секунду, словно ожидая моей реплики. А что я мог сказать? Момент был упущен, мы с ней по-прежнему друзья и не больше. И если ей хочется идти с Алом разглядывать китайских болванчиков и прочую дорогую чушь, которую собирали по всей Земле его предки, ее дело. Я даже плечами пожал. Хотя она и не видела. Зато Ал оценил — удивленно приподнял бровь. Я тоже приподнял, чтобы не важничал.

— Не переживай, у меня нет суперсилы определять подлинность картины с первого взгляда, — не увидев моей реакции, Маша пошла к принцу.

— Да, чуть не забыл. Лизи тащит с собой Платона Каримова.

Ее спина напряглась. Все-таки Ал тот еще недотепа. Эту новость нужно было первой сообщить.

— Как я понимаю, последний поезд до Лондона уже ушел?

Она вздохнула. Мы все посмотрели на свои наручные часы. Восемь вечера.

— Я могу тебя подвести!

Вот теперь она оглянулась. И я уже готов был возблагодарить судьбу и за то, что она закинула мне в голову идею с вечеринкой, и за то, что теперь дарует шанс с нее сбежать вместе с Машей.

— Да ладно вам! — возмутился мой друг и теперь соперник, которому точно не представится случай увезти Машу из собственного особняка этим вечером, — Дом огромный. Вы можете с ним даже не встретиться.

— Спорю на сто фунтов, что вы меня обсуждаете, — из-за плеча Ала показалось, да-да, лисье личико Лизи. Она прищурилась и с подозрением оглядела пыльный чердак, словно ждала, что мы ее тут не только обсуждаем, но и готовимся отражать осаду, запасая оружие и продовольствие. Маша резко развернулась к двери и замерла, а у Ала буквально челюсть упала на грудь.

— Ну, что ты, старушка, — атаку пришлось отражать мне, — Чертовски рады тебя видеть.

— Угу, — Маша кивнула.

— Тогда почему не позвонили и не позвали на вечеринку, а?

— Когда ты сказала, что едешь ко мне в Дувр…

— Я подъезжала к воротам поместья, дурачок, — она похлопала его по плечу и хихикнула как заправская ведьма, с вызовом, — Нельзя давать противнику время на бегство. Сообщи я тебе из Лондона, вы бы успели все свернуть и разъехаться.

— С чего ты взяла! — возмутился я. Искренне, кстати. Лизи взбалмошная девица, но она все-еще моя подруга детства. И я не дворецкий Томас, я рад ее видеть.

— Тогда почему не позвонили и не пригласили, а?

— Да мы как-то не думали, что это будет такое массовое мероприятие, — Ал крякнул, вранье — не его конек.

— Ага, — ожидаемо презрела его потуги Лизи и отодвинув, просочилась на чердак, — Ты всю свою чертову команду по Поло позвал. А меня нет?

— Ну, прости, старушка. Ты же знаешь, у нас спортивное братство.

— Ты вот в этой самой комнате клялся мне, что никогда не будешь пить алкоголь без меня. На крови клялся!

— Нам было по двенадцать лет, — пояснил я Маше в нарастающем урагане эмоций, — Тогда мы впервые попробовали бренди из запасов отца Ала.

— В двенадцать мне еще колу не разрешали пить, — усмехнулась она.

— Тяжелое детство, — оценила Лизи мимоходом и снова переключилась на Ала, — Нет, ну как ты мог?!

А потом с легкостью Темпесты развеяла бурю, махнув рукой и заявив:

— Забей. Мы же друзья. Ты бы видел лицо Томаса! Он даже перекрестился. (Темпеста — богиня бурь и внезапной погоды в пантеоне богов древних римлян)

— Очень его понимаю, — я хмыкнул.

— Ой, да брось ты. В этом захолустье я уже сожгла и поломала все, что только можно. Ему больше нечего оберегать.

— Есть еще гобелены 15-го века в главной галерее, — не понятно зачем напомнил Ал. Может быть, так раскаивался за то, что не позвал ее в гости.

— Спасибо за идею, — она кивнула, — Позже попугаю твоего дворецкого. Если других развлечений не найдётся.

— Мы пригласили классного ди-джея из Лондона! Он начнет через час.

— Круто! — и тут она обратила свой взор к Маше.

Я инстинктивно съежился. Мне не понравился ее настрой при нашем последнем расставании. Слишком воинственно она восприняла то, что и я, и Ал сохнем по одной девчонке. С точки зрения самой Лизи явно не достойной нашего внимания. Собственно, это и было основной причиной, почему я настоял, чтобы Ал не позвал Лизи. Сейчас я дернулся к ней, желая защитить собой от возможных нападок. Пусть и словесных. Вряд ли девушке из рода лордов Кентских придет в голову полезть в драку. Хотя бы сейчас. Но вообще, я дал себе зарок с этого момента не выпускать Машу из вида.

— Я смотрю ты продолжаешь охмурять мужиков на вес? Удивительная способность. Кстати, я тебе еще одного привезла, — она откинула голову в сторону кривобокой двери и крикнула, — Платоша! Ты чего там застрял?

Ал с покорным видом отошел в сторону. И в проеме тут же показалась грузная фигура Машиного жениха.

— Сюрприз, — пробасил он и облизнул без того влажные губы.

А я подумал, что был дураком. Как я мог подозревать Машу в связи вот с этим человекоподобным. Машу! Утонченную ценительницу прекрасного. Которая после того, как парень бросил ее в отеле, пошла спасаться в Британский музей! Меня почему-то именно в этот момент пробило раскаяние. Я был уверен, что поступил с ней правильно. Я ведь даже подумать не мог, что она возомнит, будто я бросил ее после секса как использованную шлюху. Теперь-то я понимал почему темой ее девичника в ту ночь был лозунг «Марко Сеймур ты говнюк!». А на следующее утро… зачем же она тогда пришла ко мне на следующее утро? Неужели хотела извиниться за то, что я услышал? Но тогда она… почти святая. Может и хорошо, что убедилась — я заслуживаю каждой буквы ее обвинения. Пусть совесть ее не мучает.

Вечеринка удалась. Когда так говорят в нашем обществе, означает, что к полуночи самые слабые уже валялись на шезлонгах, заботливо расставленных прислугой по саду, в кустах этого сада и на живописных лужайках, совершенно не украшая собой пейзаж. Модный ди-джей продолжал колотить басами по старым постройкам, и нервам охреневших жителей окрестностей. Арендаторы земель семьи Ала в эту ночь в большинстве своем прокляли тот день, когда решили связать свои судьбы с таким стремным лордом, который не уважает английскую сдержанность и пристрастие к аскетизму. Аскетизмом в поместье и не пахло. Алкоголь буквально лился реками, в баре под навесом готовы были к любым коктейлям, даже самым непредсказуемым. Бармены приехали на удивление умелые. Столы с закусками ломились от всевозможных вариантов: от устриц и омаров до оливок, завернутых в тонкий ломтик манго — опять же на любителя. Народ, который еще держался на ногах, предпочитал тусить на танцполе. Маша все время была в компании подруг и примкнувшей к ним Вивиан. Платон, первые полчаса поотирался рядом, но не найдя взаимности у девчонок, перекочевал к игрокам в Поло. Там он довольно быстро накидался, и уже к часу ночи валялся на одном из диванов. Вот стоило ехать на машине из Оксфорда, чтобы напиться в захолустье.

Лизи веселилась в своем шабаше. Над их пьяно-крикливой тусовкой витал запашок каннабиса. Люди оттягивались по полной.

Я почти не пил. Стоял в тени деревьев, смотрел на то, как веселится Маша. На ней было короткое темно-розовое платье из блестящего материала, на тонких тесемках, что делало доступным взору и нежную шею, и выступающие ключицы и даже половину упругой груди. Отвратительно открытое платье на мой вкус. Настоящий клубный вариант. И туфли в тему — розовые, блестящие, с дурацкими бантиками над высоким каблуком, от которых глаз не оторвешь. Они как блесны для плотвы, гипнотически приковывают взгляд.

Пила она много. Не сама, ее компания, наверное, решила пойти на рекорд достойный книги Гиннесса по количеству алкоголя на человека за час. И что самое странное, они все еще танцевали. Никто из дружной четверки не пал жертвой на диване с тем же Платоном, который уже час как храпел, забывшись пьяным сном.

К двум ночи народу на танцполе почти не осталось. Уставшие гости тусили группками под деревьями. Компания Маши все-таки рассосалась. Вивиан, сославшись на завтрашние съемки, отправилась спать. Две подружки не понятно куда исчезли. Маша растерянно огляделась, и нога ее неловко подвернулась.

Ну, вот теперь я был ей нужен. Я выскользнул из тени.

— Привет! — она улыбнулась. Пьяно и поэтому чертовски искренне.

— Маша, я отведу тебя в комнату, — я согнул локоть, предлагая ей опереться.

— Чтобы снова бросить меня одну?

Я замер, а она усмехнулась, хихикнула:

— Ой! Вот я дуреха, да?

— Тебя это так задело?

— Ну… — она шагнула ко мне, уперлась в меня грудью.

Я подхватил ее за талию. Чтобы не дать упасть, конечно. Сильно нетрезвая девушка на каблуках — это же эпицентр всевозможных несчастных случаев.

— Маша… — я стремительно терял остатки самообладания. Я с ума сходил рядом с ней. Ее волосы щекотали мне нос, ее запах: ваниль, кокос и нотки разного алкоголя, ее глаза впились в мои изумрудными иглами, ее тонкие пальцы скользнули по моей шее вверх, к затылку. У меня защемило в носу, словно начался тяжелый гайморит, потом свело горло, онемели руки, а по позвоночнику, искрясь, понеслась прохладная струя и разлилась пульсирующей болью внизу живота. Ее губы оказались рядом с моими. У меня заныло под языком, всем телом я потянулся к ней, но мой чертов разум в эту минуту сказал «стоп».

Я раскинул руки, отступил на шаг. Я не хочу дебильного дежавю. Не с Машей. Пьяная страсть, которая на этот раз точно закончится в ее постели. А что потом? Кто кого бросит? Ей не нужны отношения. Я не чемпион по длительным романам. Вот так, просрать по пьяни любовь всей своей жизни?

— Тебе нужно выспаться, — прохрипел я.

Она стояла в метре от меня, жадно хватая ртом воздух. В глазах метались шальные искры. Больше всего на свете я хотел схватить ее в охапку, притянуть к себе и целовать до обморока. Я сжал кулаки, борясь собой.

«Да какого черта! Кому сдалась порядочность? В конце концов, я не знаю ни одной пары, которая бы жила долго и счастливо после длительных ухаживаний и приличных отношений до брака».

Я плюнул на приличия. Шагнул к ней, раскинув руки.

— Ну и черт с тобой! — заявила моя девушка, одну секунду не дождавшись меня и, развернувшись, уткнулась в грудь Ала, который пропадал где-то весь вечер, а теперь вдруг нарисовался снова в самый неподходящий момент. И по-хозяйски обняв Машу, прижал к себе.

— Ма… — мои слова застряли в глотке.

Ее губы нашли его и слились в поцелуе. Таком страстном, что у принца заметно подкашивались ноги.

Я замер, созерцая то, что приличные люди наблюдать права не имеют. Я стоял, моргал и сам себе удивлялся: во мне не было ни ярости, ни боли, только апатия — вязкая субстанция, заполнившая меня как синтепон мягкую игрушку. Уже ничего не хотелось. Кроме как упасть на кровать и заснуть. Ал неумело елозил руками по ее телу, сминая платье и задирая подол выше всяких условностей. А я все стоял рядом, словно наблюдатель за консумацией королевского брака.

«С другой стороны все не так уж плохо. В Альберте Маша обретет достойного спутника. Я уверен, что он доведет дело до свадьбы. Ведь он ее любит и ни раз выказывал желание сделать ее своей. А в координатах моего друга это только брак и никаких альтернатив. А что я? Что я могу ей деть? Страсть? Роман на несколько недель? Месяцев? Лет? Какие у нее со мной перспективы? Да не такие уж и прекрасные. И если я действительно люблю ее, мне лучше отойти в сторону. Она должна быть счастлива. С другим. Со мной у нее это вряд ли получится»

Вот теперь, протащив все эти колющие мысли через себя, я развернулся и побрел прочь. Подальше от слившейся в любовном экстазе парочки. Странно, что я не подумал раньше о том, что Ал, куда лучший вариант для Маши, чем я. А она для него приемлемая невеста. Ну да, его мать вряд ли придет в восторг от перспективы породниться с простой русской семьей. Но тут важна настойчивость. Маша — замечательная девушка: умная, образованная. В ней совсем нет английского аристократического духа, зато полным-полно возможностей роста и потенциал привлекательности для всей страны. Если Ал женится на ней, ее действительно можно продать СМИ, а значит и народу как чудо, в которое нельзя не влюбиться. Она будущий ученый. У нее есть проект. Ее легко представить положительным персонажем. Таких в королевской семье по пальцам можно пересчитать.

Не помню, как я добрел до гаража. Сел в машину и выехал из поместья. План был прост — свалить подальше. Желательно навсегда. Маша сделала свой выбор, и мне рядом с ней больше нечего делать. Быть ее другом? Обсуждать радости и проблемы ее отношений с Алом? Нет. Такое не для меня. Я скорее вычеркну девушку из своей жизни, чем вот это все.

Всю ночь я болтался по окрестным дорогам. Ездил, рассуждал, сходил с ума. Надеялся, что отпустит. Тщетно. Что бы я ни придумывал, какие бы доводы ни приводил, перед глазами стоял их поцелуй. И руки Ала в неумелой попытке ее облапать.

К семи у меня почти кончился бензин, и я понял, что оставил портмоне со всеми платежными картами в своей комнате в поместье. Пришлось вернуться. Я думал, что застану спящее королевство, и смогу свалить незамеченным. Однако к моему удивлению, по территории бродили какие-то люди. Некоторые в странной для этого ландшафта полицейской форме. А потом меня поймал Ал.

— Где тебя носит? — выдохнул он, — Я не мог тебе дозвониться?

Конечно, не мог. Для этого я и отключил свой телефон. Впрочем, может я и перегнул палку, потому что в следующий момент мой друг схватил меня за плечи и выдохнул в лицо:

— Маша пропала!