Охота на русскую Золушку

Глава 23

Марко.

Я стоял и смотрел вслед уезжающей машине Ала и чувствовал себя дураком, который только что стал жертвой уличного наперсточника. Ал меня сделал? Да быть такого не могло. И все же… Я закрывал глаза и видел ее улыбку. Искреннюю счастливую улыбку. И глаза ее сияли изумрудами в лучах осеннего солнца. Ал увез от меня Машу. Я сам отпустил ее с ним. Всю дорогу до Лондона я то и дело хватал телефон, чтобы позвонить ей и спросить, уточнить, признаться. А потом безвольно разжимал пальцы, роняя аппарат на сидение. Какая яркая аллегория: тут, рядом со мной должна была сидеть девушка, которую я люблю до боли в сердце, до полной его остановки, а вместо нее валялся телефон — неиспользованная попытка ее вернуть. Я отдал свою девушку другу. Отказался от борьбы. Я идиот. Но разве я мог поступить иначе?

— Ты все про меня знаешь, Марко, — накануне вечером сказал мне Берти, когда мы остались наедине в курительной комнате, — Маша, по сути, первая девушка, с которой у меня все серьезно. И в моей ситуации это не просто слова. Я ведь говорил тебе недавно, что мне надоела такая жизнь. Что я хочу любви и счастья, ну и всего того, что есть у нормальных людей.

Я сжал свой стакан с бренди с такой силой, что стекло скрипнуло. Я знал, к чему он завел этот разговор, и все же сопротивлялся, надеялся, что он передумает. Поэтому хмыкнул:

— Отлично, я целиком на твоей стороне, приятель!

Он помолчал, допил из своего бокала, вздохнул, проговорил чужим голосом:

— Ты нравишься девушкам, Марко. Это твой талант, но если так посудить, то и сущее проклятие. Ты и Маше нравишься. Сейчас вы друзья, но стоит тебе только захотеть, как ты влюбишь ее в себя. Я прошу, не делай этого. И ради меня, ведь я твой друг. Мне будет больно ее потерять. Но главное, ради нее самой. Что тебе Маша? Русская девушка, которая станет пусть и красивым, но все же еще одной красоткой в твоей коллекции. Ты не положишь жизнь на то, чтобы сделать ее счастливой. В лучшем случае через год, а скорее всего через месяц ты уже увлечешься другой. Так было всегда. Как бы ты ни влюблялся, ни одно твое чувство не длилось дольше трех недель. А Маша могла бы стать моей единственной. Как тебе такая перспектива?

— Ты с ума сошел? — я поставил бокал на стол от греха подальше, — Ты ведь принц! Ты не можешь жениться на ком попало! Прости, Маша прекрасная девушка, но твоя семья ее не одобрит.

— С семьей я договорюсь. Я влюблен, Марко. И мне плевать, что скажут родители, тетки и прочие дальние родственники. Я хочу отдать себя и свою жизнь Маше. Ты ведь веришь, что я искренен?

— Это-то меня и пугает, — честно ответил я.

Мы снова помолчали. Ал налил себе еще бренди. А я лишь покосился на свой стакан. Нет, сейчас я не в силах держать что-то в руках. Они меня все еще не слушались. Да и весь мой организм пошел вразнос.

— Не буду лгать, — я вздохнул и все-таки озвучил то, что должен, — Маша мне очень нравится…

— Она сказала мне да, Марко! — поспешно перебил меня он, — Мне первому, а не тебе!

— У нас тут не соревнование!

— И все же! Она хочет быть со мной. Ты собираешься встать между нами?

Я вспомнил наш разговор с Машей накануне в больничной палате. Она потребовала, чтобы я убрался из ее жизни. Получается, это был не порыв, не попытка защититься от опасности, которую все тут связывают со мной? Она выбрала Ала?

— Допустим, — я сжал кулаки, — Чего ты от меня хочешь?

— Не мешай нам. Отойди в сторону. А лучше… может быть тебе и вовсе уехать?

— Ал, я вообще-то человек. Ты хочешь, чтобы я исчез из твой жизни по щелчку пальцев?

— Я понимаю, что прошу слишком много! И прости меня за это. Но, во-первых, это не на долго. Просто дай нам возможность закрепить наши отношения. А, во-вторых, для тебя Маша — еще одно приключение. Ты уже через неделю о ней и не вспомнишь. Слетай в Штаты к отцу, развейся. Потом вернешься со свежими мыслями.

— Ты забыл, что Маше угрожает опасность?

— Главная опасность для нее — это ты! 99 процентов, что на нее напали из-за тебя, Марко. Даже следователи склоняются к этой версии. Исчезни из ее жизни, и у нее все наладится. А я возьму на себя ее безопасность.

— Ты?

— Я постараюсь быть все время рядом. Я или мои люди встанут на страже ее покоя.

Из всего этого бреда я выделил только одно — Маша сказала Алу «да». Она выбрала его, а меня послала ко всем чертям. И странно, что я еще сопротивлялся. Тому за последние несколько суток нашлось масса подтверждений: я встретил ее, когда она выходила с Алом из отеля, она целовалась с ним у меня на глазах и она потребовала, чтобы я ее оставил. Что мне еще нужно? Не мог же я ходить вокруг них кругами, требуя внимания. Конечно, ее улыбка, ее взгляд тогда на яхте и потом у больницы упрямо указывали на то, что не так уж и плохо она ко мне относится. Однако, относись она ко мне чуть лучше, она бы дала мне это понять более красноречиво. Разве нет?

— Ок, — тогда в курилке я дал Алу обещание, о котором потом пожалел бесчисленное количество раз. Но как мне казалось, у меня не было иного выхода, — Я исчезну до экзаменов. Не пропускать же мне семестр из-за ваших незрелых отношений. Но если я вернусь, а между вами так ничего и не сложится, тогда извини, друг, второго шанса я тебе уже не дам.

— Ты так уверен в себе?

— Я уверен в своих чувствах.

Я решил, раскрыть карты. Да, если мне представится шанс, я попытаюсь добиться Маши. Он удивил меня лютым холодом во взгляде. Потянуло настоящей ненавистью. Неужели дружба с детства может в легкую разрушиться из-за девчонки? Мне бы и в голову такое не пришло, даже если бы они с Машей поженились, нарожали кучу детишек и были счастливы до самой старости. Да, я сожалел бы втихаря об утраченных возможностях, но остался бы Алу другом. Хотя, не такой уж я и ангел, как выяснилось чуть позже. Но все по порядку.

Я решил уехать в Лондон с утра пораньше. Врач обещал выписать Машу из больницы после полудня, но я не видел смысла заезжать и прощаться. Она же меня уже послала ко всем чертям, и это можно считать полновесным прощанием. Так я думал первые 30 миль. Потом моя решимость покинуть ее до самого Рождества слабела с каждой минутой. Как будто к машине прицепили резиновую ленту и растянувшись до предела, она потащила меня назад. Я боролся еще миль 20, а потом малодушно решил, что надо все-таки вернуться. Плана не было. Сначала я надеялся опоздать и подъехать к больнице, когда Ал ее уже увезет. К тому все и шло, потому что на обратном пути в Дувр я встал в огромную монолитную пробку, растянувшуюся миль на десять из-за двух водителей, которые устроили эпическую аварию, перегородив своими теперь уже экс-автомобилями все полосы. Все остальные участники дорожного движения терпеливо ждали приезда полиции и скорой, потом, когда все службы закончат свои необходимые дела, и наконец, запустят движение. Миновав место столкновения, я нажал на педаль газа с такой силой, будто бы всерьез боялся опоздать и не увидеть Машу. В общем, к больнице я прибыл как раз вовремя. И поймал ее прощальный изумрудный взгляд и искреннюю светлую улыбку. Возможно, мы смогли бы объясниться. Во всяком случае, я не остался бы с вопросами в голове. Но Ал все испортил. Он как коршун навис над нами, не дав произнести ни одного лишнего слова. Более того, он вдруг на ходу поменял условия нашей сделки, отодвинув мое возвращение до самого лета. Я эту инициативу не оценил. Вслух, конечно, ничего не стал говорить, но для себя решил, что не собираюсь выполнять то, под чем не подписывался. Более того, кто вообще сказал, что я должен сидеть в Штатах несколько месяцев? Уговор был не лезть в их с Машей отношения, не попадаться ей на глаза, а где я буду это делать, не все ли равно. Если уж Алу так неприятно видеть меня не только рядом с Машей, но и рядом с собой, я вполне могу жить в другом месте. Недалеко от Оксфорда. Как бы Ал не хорохорился, безопасность Маши я не мог ему надолго доверить.

Я раздал поручения парням из службы безопасности принца, я улетел в Нью-Йорк. Там действительно накопилось немало дел. Отец уже несколько месяцев требовал моего присутствия. Ему все виделась перспектива, что я разделю с ним бремя управления компанией. Надоело ему вкалывать в одиночку. Я его понимал. И сам чувствовал, что пора облегчить ему жизнь. Все упиралось в мои обязательства перед королевской семьей. Ведь я все еще считался начальником службы безопасности принца Альберта, черти бы его побрали. Хотя он во мне особенно уже и не нуждался. Последние два года я только и делал, что тушил скандалы с ним никак не связанные. По большому счету жалование мне следовало бы требовать с лорда Кентского, поскольку Лизи я выручал из публичных неприятностей с завидным постоянством. Что же получалось? Мальчик, на которого смотрит вся страна, вырос и более не нуждается ни в моих советах, ни в моей защите? Я могу уволиться со Службы ее величества и зажить, как мне хочется? А как мне хочется?

— Чему ты улыбаешься?

Отец сидел напротив, с аппетитом поглощая огромный стейк с картошкой фри, прости Господи. В Нью-Йорке он окончательно превратился в янки. Даже кепку носит с эмблемой Нью-Йорк Янкис. Вот прямо так, сверху начинающуюся лысину прикрывает черная кепка со знаменитым логотипом NY, а ниже деловой костюм за пять тысяч долларов.

Под нашими ногами простирался огромный город. Ресторан располагался в одном из высоток Манхэттена. Я поймал себя на том, что дышится мне тут легче. В отсутствии депрессивно-осенней Лондонской мороси хочется мечтать и даже строить планы. Хочу ли я жить в Нью-Йорке?

— Почему бы нам не перенести офис в Калифорнию? — я глотнул апельсиновый сок и уперся взглядом в отца.

Тот дернулся, подавившись. Закашлялся. Потом глянул на меня удивленно покрасневшими от натуги глазами и прохрипел:

— Ты в своем уме? У меня приличная фирма. Мы, между прочим металлом торгуем, а не наркотой.

Ну да, могу понять его возмущение. Ведь он не видел того, что видел сейчас я. У меня перед глазами Маша осторожно ступала босыми ногами по краю океана, а ласковые волны лизали ее лодыжки, пенясь от восторга. В ее каштановых волосах купались лучи неудержимо-яркого южного солнца, и золотом, стекали по ее оголенным плечам. Легкий светлый сарафан до колена и блестящие босоножки в руке, которые она держала за длинные пряжки. Она улыбалась мне так же счастливо, как тогда у больницы. Просто потому, что я был рядом.