Охота на русскую Золушку

Глава 7

Марко

Руки ее казались бесконечно-длинными. Я скользил ладонями от тонких пальцев по изящным запястьям, слегка сжимая предплечья, задерживаясь на острых локтях, выше, выше, выше… Дыхание перехватило, в груди бухало так сильно, что отдавало в гортани. В висках шумело. Я почти ничего не видел, я тонул в изумрудной зелени ее глаз. Мы ведь уже целовались. Так страстно, так откровенно, так обнаженно. Почему же сейчас я волнуюсь, как будто это наш первый поцелуй? Или действительно первый? Не безумный, опьяненный десятком коктейлей и орущей со всех сторон музыкой. Теми поцелуями я затащил ее в свой мир. В мою реальность. Где все просто, где тела сливаются, пока мозги в отключке. Но этот поцелуй будет ее. Другим, вот в чем фишка. Первым нашим настоящим, глаза в глаза, рот в рот, душа в душу. Воздуха не хватало, кончики пальцев покалывало. Все мое тело натянулось струной и стало телом дерганного неврастеника. Наверное, она чувствовала то же. Она смотрела на меня, не отрываясь, а тело ее мелко вздрагивало от каждого касания. Кистями, предплечьями, ключицами, шеей. Ладони мои обхватили ее скулы, потянули губы к губам. Теперь между нами лишь наше дыхание. Робкое, осторожное, прерывистое. Я медлил, не зная, как передать ей все, что чувствую в этом первом и таком важном поцелуе. Чтобы стало понятно без слов, что она для меня значит. Стыдно, но я никогда не задумывался, как это объяснять поцелуями. Мой стандартный поцелуй — это по-деловому быстрое обозначение намерений. Доведенный до автомата натиск, когда сминаешь губы девчонки властно и жестко, сразу показывая, кто тут хозяин. Так было в Черной королеве, когда мы с Машей накинулись друг на друга. И продолжилось в номере отеля. Но сейчас, сейчас она ждала, а я готовился сделать самый важный шаг ей навстречу. Как же это трудно. И как же страшно. А вдруг она не поймет? Или поймет не так?

Ее приоткрытые, готовые принять меня губы настолько близко, что я почти чувствую их вкус. Я хочу их так сильно, что у меня сводит под языком как от капли лимонного сока. Спазм сдавливает горло. В глазах темнеет. Я задыхаюсь. Пытаюсь вдохнуть, но не выходит. Я словно парю в безвоздушном пространстве.

— Марко! Марко! — шепчут ее губы, а тонкие пальцы, обхватили мои плечи, — Марко, дорогой, что с тобой!

Голос ее стал резче, громче:

— Марко! Чертов идиот! Да, очнись ты!

Я распахнул глаза скорее от неожиданности. Маша не могла проорать такое мне в лицо. Ну, да, все правильно. Это и не Маша. Это… как же ее…

Я жадно вдохнул, чувствуя, как поток воздуха с болью врывается в легкие. Узкое бледное личико в обрамлении черных кудряшек, сдвинутые широкие брови правильной формы. Неужели брови теперь тоже наращивают? Или рисуют? Или что они там с ними делают, чтобы придать им идеальный вид? Двести лет назад девицы наклеивали мышиные шкурки. Надеюсь, индустрия моды шагнула куда-нибудь от этого тренда…

— Усмехаешься. Значит тебе полегчало, — она выдохнула, и губы ее тоже какие-то уж слишком пухлые растянулись в улыбке, — Думала, ты сейчас окочуришься.

И где мне повезло подцепить этот продукт апгрейда? Обычно я такое за пять шагов обхожу. Когда вся дурь сразу на лице. Никаких тебе загадок, и полное отсутствие надежды хотя бы на легкие проблески разума. Нет, это не мой охотничий ареал. Видимо, вчера все было куда хуже, чем подкидывает мне услужливая память. Я выдохнул и закрыл глаза.

От Софи я свалил почти в четыре. Дотащился до клуба Черная королева. Долго барабанил в закрытую дверь, потом доказывал охраннику, что на их стоянке все еще пылится мой автомобиль. Повезло, что он там оказался единственным. Сев за руль, еще раз вытащил телефон из кармана. На что я надеялся? Чего ожидал? Ответного сообщения от Маши? Но что можно ответить на идиотское «Давай останемся друзьями». Любой из вариантов полоснул бы меня хуже розги. И все же я проверял телефон каждые четверть часа. Но Маша молчала. Подъезжая к дому, я уже решил, что должен сам с ней встретиться и поговорить. Объяснить, что имел в виду. И вырулить как-то на то, что мы могли бы не оставаться друзьями. Если, конечно, она не презирает меня так же, как я сам себя сейчас презираю. Да, я сходил по ней с ума, да, хотел ее безумно каждой клеткой своего поганого организма, но это же не повод накачивать ее алкоголем и тащить в койку. Не таким должен быть наш первый поцелуй. Не в клубе, не в пьяном угаре, не с переходом в номер через лифт и коридор отеля, когда лучше всего запомнился ужас в глазах двух пожилых леди. Сейчас ночное пьяное благородство уже не казалось мне таким правильным. Таким рыцарским поступком. Все это средневековье с платоническими чувствами к прекрасной даме, в которое я погрузился ночью, при свете дня показалось мне полной чушью. И достойно было лишь восклицания: «Это надо ж было так нажраться!». Маша нормальная, современная девушка, а я обычный парень. Найдем мы как-нибудь с ней компромисс. Я расскажу ей о себе, расскажу о своих чувствах, и тогда, она примет решение. Я надеялся, что она даст мне шанс. В конце-то концов, если у нас не получится, ну, мы хотя бы попытаемся. Или она пошлет меня. Но это будет честно. Я должен дать ей такую возможность. И вот это последнее, о возможности меня послать, пугало меня до одури. И поэтому, я до самого вечера тянул. Раз двадцать брал в руки мобильный в намерении ей позвонить. Или хотя бы малодушно написать, попросив о встрече. И всякий раз откладывал. Нет, а если она опять мне не ответит? Если проигнорирует, как то мое идиотское сообщение «Давай останемся друзьями». Господи боже, как в дешевом кино про подростков. Кто вообще сейчас такое предлагает девушке, которую бросил в номере отеля?! Я серьезно видел перспективу такой дружбы? Буду заваливаться к ней как к Софи, чтобы поплакаться на жизнь? Пообещаю стать крестным ее дочке? Меня передернуло. Нет уж, спасибо огромное. У нас с Машей могут быть лишь два варианта отношений: любовь или пустота. Любовь… Что я подразумевал? Софи посоветовала мне оставить Машу. Странно, но именно эти ее слова убедили меня в обратном. Черта с два я ее оставлю! Да я костьми лягу, чтобы быть с ней. И сделаю для этого все, что нужно. Если она захочет совместных завтраков до самой старости и кучу детей в придачу, что ж, я буду с ней завтракать и рожать детей. А со своим телом, желающим разнообразия я как-нибудь разберусь. Современная медицина творит чудеса. А уж психоаналитики… В конце концов, лоботомию никто не отменял.

Я знал, что мир для меня уже изменился. Что с нашей встречи, с того момента в залитой солнцем галереи колледжа, когда наши пальцы слегка соприкоснулись над флаером, я больше не смогу чувствовать себя достаточно живым, если ее не будет рядом. Да, я смогу дышать, пить, есть и трахаться. И даже смеяться, но все это уже не будет иметь вкуса. Для меня есть жизнь только там, где есть Маша. Надолго ли? Сейчас мне казалось, что навсегда. Но как сделать, чтобы и она мне поверила? И вообще, а если она не чувствует ко мне хотя бы десятой части того, что чувствую к ней я? Вот поэтому я и боялся нашего разговора. И все тянул со звонком и сообщением. Еще я малодушно ждал Альберта. Я надеялся поделиться с ним и получить, нет не совет, пожелание удачи. Я остро нуждался в поддержке. Настолько, что даже набрал номер отца. Но вместо него, ответила его секретарша Сьюзи.

— Мистер Сеймур на совещании, — проворковала мне в ухо девица, — Хотите, чтобы я передала сообщение?

Я отключился. «Папа, ты мне нужен. Возможно, в первый и последний раз в этой жизни». Хрень какая-то.

Альберт ответил сразу.

— Извини, старик, я задержусь в Лондоне, раз уж я сюда добрался. Маман хочет о чем-то со мной серьезно поговорить. А ты не заболел? Голос хриплый.

— Просто, Ал, пожелай мне удачи.

— Удачи, приятель.

Мне стало легче. В девять я все-таки собрался с силами и вытащился из дома. И как назло, где-то на середине пути мне позвонила Лизи. Вообще-то я весь день хотел с ней поговорить, но она не отвечала. До увальня этого Платона, с которым она растворилась в завывающих недрах Черной королевы, я достучался сразу. Еще ночью, после того как оставил Машу в номере, я подумал, что утром ее должен кто-то оттуда забрать. Собственная кандидатура при всей доступности показалась мне малопривлекательным вариантом. Ну, да, я идиот. Но тогда, в рыцарском порыве я дозвонился до Платона. Разговор двух пьяных парней звучал примерно так:

— Я оставил Машу в отеле Ритц. Забери ее утром, пожалуйста.

— Прям в отеле? В лобби что ли? Ну ты, блин, даешь, англосакс.

— Платон, соберись, она спит в номере.

— Ты, мать твою, гребаный мачо!

— Я просто уложил ее в кровать и ушел.

— О, ну, прости, друг. Это… я заберу, конечно. А чего вы вместе-то укатили?

— Ей стало плохо… хм… и если бы мы нашли тебя…

— Да понял я, понял…

Сейчас Лизи затараторила мне в ухо, закидывая вопросами:

— Ну как все прошло? Ты мне благодарен? А я сразу поняла, что у тебя к этой Маше особый интерес. Я тебя знаю! Когда ты хочешь девчонку, ты всегда на нее так смотришь… ну, как волк на больную косулю. Не отрываясь.

— Я не смотрел на нее так.

— Еще как смотрел! И что? Я молодец, да?

— Что ты сделала с Платоном?

— Ай, ерунда. Дала ему попробовать кое-какую смесь. В общем, если не вдаваться в подробности он до утра был абсолютно счастлив.

— А ты?

— И я чуть-чуть. Но ты ведь знаешь, для меня дружба все! Марко, ты спас меня вчера от бешеного стриптиза под песню из Титаника. Но теперь мы в расчете.

— Платон забрал Машу из отеля?

— Э?

— Лизи, я не хочу вдаваться в подробности. Я просто уложил девушку спать. И ушел.

— Ты что, дурак?

— Возможно.

— Ну, тогда все сходится. А я все голову ломаю, как же они снова сошлись с Платоном, если ты ушел с ней с вечеринки? Это же настоящий скандал. Марко Сеймура кинули.

— Лизи, я уже ничего не понимаю.

— Боюсь, словами тут не объяснишь. Я тебе ссылку пришлю. Это видео уже часа три по пабликам гуляет.

Она выполнила обещание. Так я увидел, как Платон сделал Маше предложение на площади Глостер-Грин. Стремное, конечно. Маша была в ярости. И все-таки они уехали вместе. И Платон ведь прямо на камеру сказал: «Вот так мы русские делаем предложение». Или что-то в том же духе. А у меня натурально снесло крышу. Я пересмотрел видео раз сто. Все пытался найти подвох. Но нет, в Маше было столько страсти. Так лупить рюкзаком парня может только очень влюбленная в него девица. А Маша лупила Платона со всей яростью. Если бы она вот так же меня отходила рюкзаком, я бы кончил. А со мной… со мной у нее случилось временное помешательство. Возможно, под воздействием алкоголя она видела во мне этого своего увальня-мажора. И что она в нем нашла? Девчонки, которые спят с деньгами такого побоища себе не позволяют. Они сдержанные и производят впечатление девиц, воспитанных в лучших традициях чопорного света. А Маша… Да, она же влюблена в Платона. Это видно невооруженным взглядом.

Вот с такими мыслями я притормозил у ближайшего бара. Сначала пил скотч. А потом уже потеряло смысл, что пить. Просто пил что-то. Очнулся возле ее дома с ополовиненной бутылкой дешевого бренди в руке. И вроде бы попал на вечеринку в честь себя. Свет горел лишь в одном окне на третьем, последнем этаже. И там, внутри бушевал шабаш. Это когда девчонки пьют только с девчонками. Жуткое действо, скажу я вам. Языческое. Они обязательно танцуют и еще орут всякое. На этот раз орали про меня. Какие-то две особы распахнули окно и насиловали уши окружающих лозунгами в стилистике первых феминисток из общества Лэнгхэм Плейс. Ну, если бы именно меня те дамы считали основным угнетателем их свобод. Одна из них показалась мне смутно знакомой. Со второй у нас не было шансов быть представленными. Я бы даже под гипнозом и близко не подошел к девушке с выбеленным ежиком на голове и круглой серьгой в носу. Что она вообще делает в Оксфорде? Таких тут тоже учат? Чудеса демократии, если так.

А потом я увидел Машу. Ее выпихнули в окно те две юные ведьмы. Из комнаты орала «I will survive». А мы смотрели друг на друга и не могли оторваться. Между нами была ночь, три этажа и эта чертова песня. И ее подруги, которые за каким-то дьяволом меня невзлюбили. Что я им сделал? А Маше? Что я сделал Маше? Я ведь всего лишь пытался поступить с ней порядочно. И это оказалось чертовски трудно, между прочим. Да у меня все болело изнутри и снаружи от того, насколько правильно я поступил. Хороший мальчик, мать его! Гордиться можно таким молодцом. И вот при чем тут тогда эта гребаная Глория Гейнор? Маша недовольна, что я не трахнул ее в номере отеля как животное? Пьяную, беспомощную, готовую на все? Реально?

— Марко Сеймур, ты говнюк!

Я чуть не упал. Ну, ничего себе! Этих женщин не поймешь! Хочешь ведь как лучше, но как бы ты ни старался, они все равно отыщут на что обидеться. Вот почему я спринтер в отношениях. Они просто не успевают найти повод считать меня дерьмом. Потом, после расставания, конечно, находят. Но это уже не моя проблема. А тут она увидела во мне, так сказать, истинную суть, еще до отношений. Интересная у нас с ней получается история. Хотя, о чем это я! Нет у нас никакой истории. И не будет. Я отполз от фонаря и запарковался в кустах. Те приняли меня как родного. Сколько часов мы провели вместе? Самое время пустить корни и обрасти листвой.

Маша все стояла в окне, маленькая хрупкая, с растрепанными волосами, упрямо высматривающая в темноте меня. Зачем? Чтобы еще раз крикнуть в лицо что-нибудь уничижающее? Я тоже смотрел на нее. Пытаясь встретиться с ней взглядом. Между нами три этажа, ночь, и теперь еще кусты эти. Глупо, если так посмотреть. Я приложился к бутылке, и вдруг, словно тоску проглотил. В груди заныло, под языком засосало. Да что я делаю? Стою тут как обиженный ребенок. Мало ли что заставило Машу крикнуть оскорбление в мой адрес. А может она меня и не видела? А может у них игра такая, типа «назови и обзови». Ладно, я не просто хватался за соломинку, я ее сам выращивал на краю болота. И все же, я убедил себя, что надо закончить то, зачем я сюда пришел. Я должен с ней поговорить. Спросить про нас и про Платона. Особенно про Платона. Может быть, все, включая Лизи и меня, не поняли сути произошедшего. Может Маша и не собирается замуж за русского мажора. Да быть не может, чтобы собиралась! Даже несмотря на то, что вчера я испортил им свидание в Дорчестере. Я откинул почти пустую бутылку в кусты, словно отметая последние сомнения, и решительно шагнул к желтому кругу фонаря.

— Маша, закрой окно. Холодно, — крикнули из комнаты.

И она послушно его закрыла, оставив меня один на один и с фонарем, и с собственными переживаниями, и со всеми невысказанными ей словами. А еще с тысячью самых нежных поцелуев, которыми я хотел прикоснуться к ее носу, лбу, щекам, шее и навсегда запечатать свои смешанные чувства на ее губах.

И вот теперь я в постели с этой… как ее…

— Ты кто вообще? — я вздохнул, сделав над собой усилие, посмотрел на девицу, распластавшуюся под моим одеялом.

— Просто отлично! — она постаралась обиженно выпятить губы, но получилось комично. Они же у нее благодаря филлеру и так довольно выпяченные. Вышло так, словно она собралась играть на трубе.

Я хмыкнул.

— Милая, я был пьян. Напомни хоть, где мы познакомились?

— Ради тебя, я, между прочим, с парнем рассталась! — она отвернулась от меня, не забыв изогнуться так, чтобы ее упругая попка коснулась моего бедра.

Неплохо. Я оценил. Вернее, не я, а та часть моего тела, которая обычно кипятком ссыт от таких дешевых трюков. Сам же я остался лежать на спине, закинув руки за голову. Девица поерзала немного задницей о мое бедро. Всхлипнула для приличия. Я усмехнулся.

— Расскажешь?

С ее слов выходило, что я подкатил к ней в баре «Маяк» и без лишних сантиментов предложил руку и сердце. Поскольку у нее по этому поводу уже давно шли терки с ее парнем Майком, который еще тот засранец, то она тут же согласилась. У него на глазах, между прочим. Потом, отчаянно хохоча, мы с ней удалились из этого очага зла и порока в счастливое будущее. В котором и проснулись сегодня утром. И это еще один повод больше не пить дешевый алкоголь!

— Как же ты со мной пошла? А если я маньяк?

— А ты не маньяк? — я с удивлением уловил в ее голосе разочарование.

Она вдруг сменила гнев на милость, развернулась ко мне и прильнула голой грудью к моей руке.

— Ночью… в общем, ты уснул…

— Скажем так, вчера был очень, очень длинный день.

— А сегодня? — она потерлась мягким пушком о мое бедро, — Сегодня все только начинается…

С этим девчонка с неожиданной прытью вспорхнула над кроватью и, откинув одеяло, приземлилась на мой уже на все готовый член. Черт! Я едва успел скинуть ее с себя.

— Минуту.

Ну да, она мне понадобилась, чтобы дотянуться до тумбочки, цапнуть из ящика и надеть презерватив. В сексе предпочитаю быть снобом. Впрочем, она не расстроилась. Повторно оседлала меня и вполне неплохо исполнила шаманский ритуал поклонения мужскому началу. Оказалась горячей девчонкой, кончила первой, потом содрала с меня резинку и завершила действие эпичными глотками. Красиво получилось. Я залюбовался. Что тут скажешь, дурак ее парень, раз тянет с предложением. Из нее получится очень неплохая жена. Во всяком случае, по части секса.

— И все же, как тебя зовут?

Теперь ее голова покоилась на моем плече.

— Флор, — ее рука гуляла по моему животу.

— Приятно познакомиться, Флор.

— Да, уж.

Мы рассмеялись. В нашем утреннем знакомстве после секса было что-то гадкое и одновременно простое, как ужин в кругу семьи. Если бы семья состояла из работников борделя.

— И что теперь? — ее рука скользнула ниже живота и обхватила мой обмякший член. Который в ее пальцах тут же воспрял. А я удрученно вздохнул. Повторять полученный опыт уже не хотелось. Головой не хотелось, но кто ее спрашивал.

— Ничего, — я пожал плечами, давя в себе стон.

— Ты гаденыш. Ты в курсе?

— Да, — я усмехнулся, с трудом балансируя на грани сознания. Чуть, и станет не до веселья.

Флор слегка сжала пальцы и задвигала рукой, скользя вверх-вниз. Что за девица! При всех видимых недостатках, дело свое знает. И чего ее жениха не устраивает?

— В дверь звонят!

Ее рука замерла на мгновение, и я подбодрил ее, двинув бедрами.

— Звонят!

— Флор, у меня на этот случай припасен дворецкий. Не останавливайся.

— У тебя есть дворецкий?!

— Эй, потише. Твой бурный восторг может стоить мне хозяйства.

— Дворецкий… — она застонала с налетом мечтательности. Мой слуга, очевидно, возбуждал ее сильнее меня самого. Разве мог я смириться с этим? Я перехватил ее руку, вытащил из-под одеяла и прижал к подушке. Она взвизгнула, а потом нервно хихикнула. На грудях ее неестественно упругих набухли темные соски.

— Лежи смирно.

Я снова потянулся к тумбочке.

Спустя четверть часа мы оба, наконец-то обессилили.

— Умираю, хочу пить, — выдохнула Флор, — Скажи своему дворецкому, чтобы подал нам…

Она повернула голову и глянула на меня с интересом:

— У тебя есть колокольчик?

— Я тебя умоляю! Тут тебе не Аббатство Даунтон.

Я поднялся и, словив ее разочарованный взгляд, натянул шорты.

— Чего тебе принести?

— Свежевыжатый апельсиновый сок, — она сложила руки на груди поверх одеяла и хлопнула чересчур длинными для нормального человека ресницами.

Интересно, у этой девицы есть что-то свое, природное? Или она прошла полный апгрейд.

Я надел футболку.

— Пойду попрошу Томаса сварить нам кофе.

— Дворецкого зовут Томас?

Я вздохнул и вышел за дверь. Если я скажу ей, что кроме дворецкого в доме работают два камердинера, Томас и Питер, а также горничная с кухаркой, я ее никогда отсюда не выставлю. А мне уже очень хочется попрощаться. Секс с Флор классный, но не зависать же в постели до вечера. А больше с ней делать нечего. Да и говорить не о чем.

— Томас… — я спустился в холл.

— Он на кухне, — из дверей гостиной вышел дворецкий Джозеф, — Я позову. А вас ожидает дама.

Я с удивлением уставился на него:

— И когда ты собирался мне об этом сообщить?

— Как раз шел наверх, милорд. Я лишь обеспечил вашей гостье должный комфорт. И приказал подать чай.

— Очень мило с твоей стороны, — я решительно направился к гостиной, — Но ты несколько опоздал с объявлением!

Кого принесла нелегкая с утра в выходной? Лизи? Какого дьявола ей тут понадобилось?

— Милорд… я бы не стал, — пробормотал мне в спину дворецкий.

Но я уже влетел в гостиную и… тут же с ним согласился. Если бы я мог, я бы тоже не стал… но сделанного уже не исправишь. Я стоял в довольно старомодном интерьере с камином, креслами, пуфами и расписными вазами в серых шортах и черной растянутой футболке. На меня растерянно смотрела Маша.

— О!

Мы разом округлили глаза. Мои пальцы сами сжались в кулаки. Очень хотелось тут же впустить пар, поколотив Джозефа. В самом деле, на кой черт нужен дворецкий, который даже не пытается исполнять свои обязанности? Разве он не должен был меня предупредить? А Маша? Что вообще она тут делает?

— Прости, — она опустила глаза изо всех сил давя улыбку.

И тут случилось… это! Мой член среагировал, видимо, вспомнив ночные видения. Я заметался взглядом в поисках спасения. Услужливый дворецкий реабилитировался, подав мне расшитую незабудками подушку с дивана. Так что, когда Маша снова на меня посмотрела, я стоял посреди комнаты, прижимая к причинному месту прекрасный образец деревенского Hand Made. Стыд и позор.

— Я… Слушай, мне лучше уйти. Поговорим в другой раз!

— Нет! — я упал в кресло.

О чем я только думал? Конечно, ей лучше уйти. Прямо сейчас. Не оглядываясь. Но, черт меня возьми, я не мог ее отпустить. Я хотел быть с ней. Хотя бы так. Находиться в одной комнате, видеть ее, чувствовать ее смущение. Я как вампир с жадностью поглощал ее полуулыбку, блеск в ее изумрудных глазах, солнечные лучи, мерцавшие в ее волосах, легкий румянец на ее скулах и волнение… Стук ее сердца. Громкий, настойчивый, бьющий по вискам.

— Маша…

— Да?

Я реально произнес ее имя вслух. Какой стыд! Я с силой прижал к себе подушку. Сжился с ней практически.

— Я хотел объяснить…

— И я! — она оставила чашку с чаем. Та звякнула о блюдце. Я вздрогнул. Она замолчала.

И я вежливо закрыл рот.

— Прости, — она снова опустила глаза, — Я тебя слушаю.

Ну уж нет! Я усмехнулся.

— Дамы вперед!

Она вздохнула. Покраснела еще больше. И все же не отступила. Не пошла на попятную.

— Ладно. По поводу вчерашнего…

— Марко! Я задолбалась ждать мой свежевыжатый апельсиновый сок! Что мне, по-твоему, от жажды помереть?

Как я мог забыть про Флор? Но присутствие Маши в моей гостиной выбило из меня вообще все мысли, так что мне простительно.

— О! — мы снова одновременно округлили глаза.

Только теперь мы не смущались. Краска схлынула с ее лица. От розового румянца и следа не осталось. Пухлые губы сжались в тонкую, бледную линию. Чертова Флор! Надо же так все испортить! Хотя, нет! Чертов я! Флор тут ни при чем.

Она все-таки влетела в гостиную, опоганив все окончательно. Я должен уволить дворецкого. Разве он не понял, что нужно ее остановить? Разве у слуг нет специальной программы, записанной на подсознании с распознаванием «свой — чужой». Как он мог допустить Флор сейчас в наше с Машей пространство? Да еще в таком виде! На ней же ничего нет, кроме полотенца. Не такого уж и огромного, чтобы полностью прикрыть все части ее улучшенного косметологами тела. Что у нее там выбито на правой ляжке? Роза! А я думал, хуже подкаченных губ и удлиненных ресниц уже и быть ничего не может.

— Идемте, леди, — неожиданно проснулся почти уволенный дворецкий, — В вашем распоряжении все, что пожелаете. Как вы сказали, апельсиновый сок?

Флор не двинулась с места и смерила нас с Машей тем самым критическим взглядом, на который имеет право лишь жена, прожившая в браке лет пять, не меньше. Но из нас троих в полотенце на голое тело была лишь она, так что какой-то смысл в этом, видимо, был.

— Твоя сестренка? — девица прищурилась.

Я сглотнул. Очень многозначительно глянул на подонка дворецкого, который все это допустил. Но было поздно. Маша поднялась с кресла.

— Послушай… — это было жалко. Я тоже вскочил так поспешно, что скорее взвился с дивана ракетой.

Она улыбнулась. Так мягко и доброжелательно, что у меня сердце едва не треснуло.

— Простите, мне нужно было предупредить о визите. Ужасно неудобно.

— Маша, нет!

— Вот именно, — Флор хмыкнула как заправская жена. Да что б ее!

— Я уже ухожу, — она действительно пошла к выходу.

Флор попыталась подцепить пальцем мой локоть, идиотка! Что она вообразила?! Я резко дернулся, перегородил Маше путь. Вышел какой-то тупой тройничок. Но мне уже было все равно. В том числе и все рано, каким жалким я выгляжу.

— Ты хотела мне что-то сказать.

Полотенце Флор вдруг поползло вниз, оголив сначала груди, а потом и вовсе упав на пол.

— Упс! — притворно испугалась она, даже не подумав прикрыться. Вот же зараза!

Дворецкий закрыл глаза. Я с удовольствием поступил бы так же, лишь бы не видеть, как глаза Маши словно коркой льда затянуло. Она дернула головой. Шарахнулась от моей протянутой руки.

— Не бери в голову, — губы ее растянулись в нервной улыбке, — Это уже не имеет значения.

— Я все еще говнюк или уже хуже? — я тоже улыбнулся. Кто бы знал, каких усилий стоила мне эта гримаса. Она полосовала меня холодным взглядом, нарезая из внутренностей тонкие ленты.

— Нет, что ты, — Маша скосила глаза на совершенно голую Флор, которую, похоже, вся эта сцена забавляла, — Ты Марко Сеймур. Это я идиотка.

Прошла целая минута как она покинула мою жизнь, а я все стоял, ловя ртом воздух. Пустота внутри. Пустота снаружи. Сотни наших разговоров, прогулок, объятий и нежных поцелуев. Миллионы поцелуев, которые я для нее заготовил, — все это опадало сейчас на землю крупицами пепла. Нас больше нет. Нас не было, но теперь и не будет. Что я наделал? А что я мог изменить? Не вообще, а сегодня с утра?

— Будут еще какие-то распоряжения, милорд? — Джозеф вдруг вспомнил, что он тут дворецкий.

— Чтобы все вы сгорели в аду, — буркнул и я побрел прочь из гостиной, — И я вместе с вами.