Оковы призрачных вод

Глава 6. Кража

Лунайсэ прошла для Киэнна полностью бескровно, то есть по сути вообще никак его не затронула. Разве что тянулась как и полагается нескончаемо долго.

На рассвете, когда самая долгая ночь в году наконец завершилась и сборище принялось понемногу разбредаться (кто — зализывать раны, оставленные когтями баньши, кто — отмечать собственную удачу, избежав оных), Киэнн случайно наткнулся на альва Риннаэда, одного из «призраков Бельскернира», как прозвали в народе фейри крохотный отряд отчаянных, три года назад покончивших с правлением кровавой королевы Аинэке. Рин пережил и штурм королевских апартаментов, и печально знаменитое «желтое безумие», но заплатил за это порванными напрочь голосовыми связками и откушенным в припадке языком, а потому сейчас только понемногу начинал говорить снова. Киэнна он упрямо звал своим королем, сколько тот ни шикал на него и ни просил прекратить это. Горевал, что все еще не может петь, но было ясно, что голос восстановится уже совсем скоро.

Следом за Риннаэдом рядом как-то неожиданно материализовался сам Гварн Льдопламенный, вожак вервольфьей стаи — также причастный к событиям трехлетней давности и уже вовсе не жаждущий королевской крови, затем вдруг подкатила златокудрая корриган Ивериадд (та самая, из бывшего Круга Могущественных) пофлиртовать со всеми тремя, а следом за ней компанию почтил вниманием и сам бывший предводитель заговорщиков, магистр Эрме. После чего беседа внезапно утратила приятное течение, ибо пикси начал непрозрачно намекать Киэнну, что Ллевелису уже три, и пора бы с этим что-то решать. А заодно и вновь завел разговор о водах Ши-Ланэ и том, от какой соблазнительной перспективы он по глупости отказывается.

В общем, все это было, как всегда, ножом по сердцу, и дабы избавиться от назойливого собеседника, Киэнн резко заторопился домой, на ходу пообещав Эрме непременно об этом подумать. Над первым и впрямь поразмыслить стоило, причем уже давно. А вот насчет второго он все еще оставался непреклонен. И пикси об этом наверняка знал.

Открывать пространственный коридор прямо из котлована Ллин-и-Пэйр не разрешалось, да и сила для этого нужна была нешуточная: место глушило магию, как тоталитарный режим чужие радиоволны. Так что Киэнн спешно распрощался с собеседниками и, поначалу и вовсе пешком, направился к ближайшему относительно пологому берегу пересохшего озера. Любопытно, что в Ллин-и-Пэйр, похоже, ничего не водилось. По крайней мере под ногами никогда не валялось дохлой рыбы и прочей гниющей живности, а куда она девалась каждую Лунайсэ — никто не говорил. После второго визита на ежегодное Сборище Киэнн внезапно задался этим вопросом и наведался на Нис-Фьэлль одно новолуние спустя. Озеро глазело в дневную лазурь исполинским темно-бирюзовым оком, но жемчужные нити рыбьих стай не тревожили его отрешенного покоя.

На последнем подъеме, где уже можно было призвать иллюзорного скакуна или любое другое средство передвижения, Киэнна вновь нагнал Рин и составил компанию до самой границы «глухой зоны». По его словам, он также совсем недавно поселился где-то в Терновых Холмах, и даже обзавелся подружкой, а самое главное (и похоже именно этой новостью едва регенерировавший язык альва так и чесался похвастать) — пара ждала рождения малыша.

— И что ты тут в таком случае делаешь до сих пор? — шутливо отчитал парня Киэнн. — А ну бегом домой!

И сам, спешившись, принялся нащупывать отдаленный якорь, оставленный у входа в сидх еще с вечера. Ночь тот должен был определенно продержаться, кроме того, Эйтлинн обещала обновить его на рассвете, если понадобится.

Якоря не было.

Не то, чтобы такое уж экстраординарное событие: кража якоря. Время от времени их и впрямь бессовестно крали. Но на Лунайсэ? Киэнна прошиб холодный пот. Кому понадобилось высадиться по его якорю у входа в королевский сидх в Ночь Воющих Баньши, когда даже самые отъявленные мерзавцы не решались преступать закон? И самое главное: почему Эйтлинн не обновила его? Забыла? Не заметила?

У Рина тоже что-то не ладилось, и это нисколько не утешало, а даже еще больше настораживало.

— Хьюстон, у нас проблемы, — буркнул под нос Киэнн, невольно покосившись на альва. — Кто-то скачет по чужим якорям? Твой тоже пропал?

Риннаэд кивнул:

— Попробую связаться с Айрфэ.

Киэнн последовал его примеру. Альву ответили довольно быстро. Однако фетч Киэнна с просьбой исправить якорь ушел в пустоту. Ответа не последовало, якорь все так же отсутствовал. Конечно, на его создание могло потребоваться время, да и фетч не всегда доставлял сообщения мгновенно. Киэнн топтался на месте, заставляя себя считать секунды чуть помедленней. Риннаэд распахнул свой домашний портал, но уходить не спешил — ждал, как все наладится у «короля». Киэнн отослал фетч вторично. С тем же успехом.

— Может, спит? — осторожно предположил альв. — Ночь была долгой.

Это для нас она была долгой, для нее — ночь как ночь. Но ведь и в самом деле могла просто уснуть. Чего я нервничаю-то?

— Наверное, — сипло выдавил из себя Киэнн, сам вздрогнув от звука собственного голоса. — Подбросишь? Раз ты тоже где-то в Тирна Шид-Айр.

Риннаэд просиял:

— Конечно! И Айрфэ тебе рада будет!

В последнем Киэнн сомневался. Юную альву Айрфэ в разорванной до самого живота юбке он прекрасно помнил, да и она его позабыть не могла. Но что поделаешь? И все же малышка Айр и впрямь встретила его радушно, мило и лишь самую чуточку таинственно улыбалась, а об инциденте двадцатитрехлетней давности даже не вспоминала. Однако от настойчивых предложений задержаться «еще хотя бы на часок» Киэнн решительно отказался — украденный якорь не давал ему покоя, да и… Лучше не искушать судьбу.

Вторично паника окатила Киэнна уже у самого сидха, хотя казалось бы для того не было ни одной видимой причины. Холмы привычно щеголяли в белых кружевных чулках вечно цветущего терновника с золотыми подвязками рассвета. Солнце, похожее на опрокинутый бокал добротного выдержанного виски, плескалось в туманных разлогах. Поодаль путано шептала пылкие обещания блудница-река. Дюжина холеных длинноногих лошадей осторожно объедала мягкую изумрудную зелень на склонах… Слишком осторожно. Лошади были определенно чем-то напуганы, или, по меньшей мере, встревожены. Ну, чему удивляться-то, если якорем воспользовался чужак? Наверняка просто заплутавшая «блоха», как именовали в народе фейри любителей перемещаться по чужому якорю. Прыгнула, небось, и задала деру, когда сообразила, куда ее занесло.

Киэнн сосчитал до десяти и переступил порог.

Эйтлинн и впрямь спала. Безмятежно, сладко, разметав тяжелые змеи черных кос. Спала прямо в гостиной, откинув голову на спинку плетеного кресла-качалки. Антрацитовый иней ресниц едва заметно подрагивал, полуобнаженная грудь мерно вздымалась в такт дыханию. Киэнн прокрался мимо на цыпочках, стараясь не разбудить фоморку. Миновал длинный пиршественный зал и свернул в детскую. Ллевелиса тоже было не видно и не слышно, хотя обычно он вскакивал ни свет ни заря.

Прямо с порога в лицо ударило сухим, знойным смрадом смерти. Близкой смерти, стоящей здесь же, на пороге. Сердце рухнуло куда-то в Бездну Домну, ноги даже не подкосились, а сделались какими-то бумажными, бесполезными. По сизовато-бледному лицу Ллевелиса катились тяжелые капли испарины, дыхание вырывалось из груди с визглявым сипом, на потрескавшихся губах запеклась кровь. Мальчик тихо стонал и иногда отрывисто вскрикивал, не приходя в сознание.

Каким образом Киэнн преодолел те десять или двенадцать футов, что разделяли порог спальной и детскую кровать юного короля, он не помнил. Похоже, его безупречная память впервые в жизни дала сбой. Тонкое одеяльце пропиталось потом насквозь, под закрытыми в беспамятстве глазами ребенка пролегла грязная синева. Ллеу дрожал как в лихорадке, время от времени изгибаясь в мучительных судорогах.

Киэнн невольно зажмурился. Вот и вся сказка. И я больше ничего не могу поделать. Но так не должно быть! Не может все это быть по-настоящему!

«Ты сам этого хотел. — Гадкий шепоток змеей вполз в сознание, туда, откуда он вырвал его с корнем три года назад. — Хотел сбежать? Отбрыкаться? Откреститься? Жить обычной жизнью? Не для тебя эта роскошь, Дэ Данаан. И где теперь все твои пустые пафосные обещания? “Не отдам, не позволю, не оставлю”? Лжец, лжец, жалкий, никчемный лжец. Трус, слабак и неудачник».

Заткнись. Заткнись, гадина. Даже если все это правда, до единого слова. Не время ныть.

Киэнн быстро наклонился и плохо слушающимися пальцами развязал проклятую цепочку.

И вот тут-то его как огнем обожгло. Нет, не от прикосновения Глейп-ниэр — с ней как будто все было в порядке. Но не с ребенком, который ее носил. Потому что этот ребенок не был Ллевелисом.

Хотя и был похож на него, как зеркальное отражение. Или брат-близнец. Те же черты, тот же голос, та же родинка, по форме напоминающая морского конька, на тыльной стороне правой ладони. Но все его тело отсвечивало грязновато-серым. Ребенок не только не был Ллевелисом Дэ Данааном — он не был фейри вовсе.

Ты все еще слеп, Киэнн. Слеп, что твой крот. Как можно было дать себя провести, точно младенца неразумного?

От сердца как-то разом отлегло, словно смертный приговор и впрямь отменили. Хотя ситуация все еще оставалась паршивей некуда. Но не полностью безнадежной. Потому что тот, кому хватило наглости и даже попросту безрассудства подменить юного короля Маг Мэлла, сам не надолго переживет этого несчастного подменыша. А если и переживет — ну, он же должен понимать, что когда я найду его, то в прямом смысле закопаю живьем, без преувеличений и иносказательности.

Киэнн опустился на пол, не дав себе труда добраться до прикроватного кресла, и принялся растирать сведенные судорогой напряжения виски. Зачем? Какая выгода подменять Дэ Данаана? Чего ради? Кому могло прийти это в голову? И как же мне до тебя теперь добраться, голубчик? Или кто ты там? Голубушка?

Подмену совершили почти наверняка во время Лунайсэ… Или нет? Если подумать, у злоумышленника было предостаточно времени, пока ты точил лясы с дружками да подружками… К тому же подмена явственно халтурная: от Ллевелиса этот несчастный детеныш не получил ничего, кроме внешности. Хотя, полноценная подмена и невозможна без участия одного из родственников. Нет, дело не в спешке. И не в уровне мастерства.

А живых родственников у него, кстати, только двое…

Даже и думать не смей!

Вздор какой! Зачем бы ей это делать?

Как раз очень даже есть зачем. Чтобы спасти ему жизнь. Или подхлестнуть тебя самого в нужном направлении. Ты ведь и впрямь тянул резину, как мог.

Мысли в голове снова принялись отплясывать дикий канкан, задирая юбки до ушей и дружно визжа в такт. Нет, начнем с начала. Исходя из допущения, что подмену могли совершить только во время Лунайсэ. Потому что все свидетельствует в пользу этой версии. След от магического вмешательства успел истаять, а значит прошло не меньше пяти часов.

Или ты недостаточно хорош, чтобы разглядеть этот след. Может быть, стоит позвать специалиста, а не полагаться на свое ненадежное чутье?

Кого? Эрме?

Проще всего, наверное, было бы обратиться за помощью к баньши. Им ничего не стоит просто заглянуть в прошлое этой комнаты и увидеть происходящее своими глазами. Так что она через минуту сдаст тебе преступника с потрохами, ну или, по меньшей мере, выложит его точные приметы. Вот только баньши нельзя заставить «смотреть назад во времени». Технически невозможно: она просто не войдет в необходимое состояние под принуждением.

А если не заставлять, а просто вежливо попросить? Не приходило в голову?

Тоже не факт, что сработает. Баньши не склонны отвечать на просьбы, да и, если все известные ныне источники не врут, этот их транс одержимости, в котором они «зрят», не случается и по воле самой баньши. Что-то должно вывести ее из обычного равновесия, чтобы прозрение снизошло.

Например, зрелище умирающего ребенка? Будь он уже мертвым, сработало бы с большей вероятностью. Киэнн перевел беглый взгляд на маленького подменыша. Тот все еще сипло втягивал в себя воздух. И что мне, сидеть и, как ворон над кровью, ждать?

Если это произошло во время Лунайсэ, то проделать фокус с подменой мог только один из «прогульщиков», тот, кого на самом Сборище не было. Таких наберется не больше двух тысяч. Может и не больше полутора. Включая молодых матерей и младенцев младше четырех. Узнать их имена не составит труда: достаточно вернуться к Ллин-И-Пэйр и прочесть в отражениях. Ну, то есть прочесть-то можно будет только имена присутствовавших, но дальше уже дело техники. Потом допросить каждого и…

На это тоже уйдет не меньше недели. Добраться до Нис-Фьэлль, конечно, я теперь в два счета доберусь, Глейп-ниэр откроет портал куда угодно, лишь бы поблизости кто-то живой нашелся…

Вот как раз о живых. Тот, кто прикоснулся к Глейп-ниэр (а ведь ее положили на место после подмены), долго не проживет. Если, конечно, этот кто-то не наделен недюжинной сопротивляемостью к свойствам Серебряной Плети. А таких Эрме в народе фейри, кажется, не нашел. Кроме нас. И, может быть еще…

Фоморов.

Прекрати думать в этом направлении! К тому же вряд ли у народа фоморов была сопротивляемость, сравнимая с твоей.

А может и была. Иммунитета, понятное дело, не было, так ведь у нас тоже не иммунитет.

И с чего ты так уверен, что Эйтлинн — действительно последняя? Единственная? Это был бы номер…

Кстати, а почему она спит?

Киэнн встал и, как в сомнамбулическом сне, вернулся в гостиную. Эйтлинн успела поменять позу, подложив ладони под щеку и подтянув ноги под себя. Но по-прежнему предавалась приятному занятию сна. Зудело разбудить ее хорошей оплеухой.

Не смей. Она здесь ни при чем. Тот, кто это сделал, наверняка использовал дремотные чары.

Ну да, тебе же так хочется в это верить! Не могла же твоя драгоценная Этт подложить тебе такую свинью! Потому что, если это она…

Если это она, то мне придется убить ее. А легче самому удавиться.

— Этт! — Киэнн тряхнул фоморку за плечо. — Вставай. Тихий час закончился.

И, вероятно, очень надолго.

Эйтлинн блаженно потянулась, не открывая глаз, губы тронула нежная улыбка. Если чары и существовали, то успели развеяться. Стоило проверить сразу.

— Ты дома? — все еще сонно протянула она. — Все в порядке?

Киэнн придирчиво всматривался в ее черты, вслушивался в интонации голоса. Впрочем, он сам научил ее лгать и поймать на лжи мог далеко не всегда.

— Поднимайся.

Получилось куда резче, чем он хотел. Фоморка что-то почувствовала и резко распахнула глаза.

— Ты злишься? Из-за того, что я проспала твое возвращение?

— Поднимайся, пошли.

Теперь ее это, похоже, и впрямь встревожило. Эйлинн невольно отстранилась, брови сдвинулись на лбу в недоуменной гримасе.

— Что-то случилось?

— Идем, покажу.

Выдержки хватало только на односложные ответы. Киэнн едва ли не силком вытащил фоморку из кресла и поволок за собой. По мере приближения к комнате Ллевелиса тревожное состояние Эйтлинн все больше усиливалось. Вот только о чем это свидетельствовало? Наконец Киэнн довольно бесцеремонно втолкнул ее в брошенную распахнутой дверь, сам оставшись стоять в дверном проеме у нее за спиной.

А еще секунду спустя Эйтлинн закричала. Кричать она всегда умела ого-го! С потолка сорвалась люстра, разлетевшись вдребезги, с полок и шкафов посыпались игрушки, фигурки, тонкие хрустальные пластины-зеркала эльфийских книг и старомодные бумажные кодексы в бархатных переплетах. Потом бледная вопящая фурия с пылающими безумной яростью глазами развернулся к Киэнну и влепила ему такую затрещину, что мир пошатнулся и свет померк.

— Ты говорил: двадцать лет! Ты говорил: ничего не станется!

За первой пощечиной последовала вторая, по силе немногим слабее.

— Можно было хоть раз в жизни не врать!

Киэнн перехватил ее запястья, использовав ту малость магии, которую мог себе позволить. Фоморка всегда была сильнее его, что чисто физически, что в проявлении волшебного дара, ее мать или отец определенно постарались не испортить дочь ритуалом подмены. Но у нее не было школы Эрме. Фоморка извернулась змеей и попыталась двинуть его коленом в промежность. По щекам ее катился мутный поток слез.

— Ты же убил его, сукин сын! Убил!

Киэнн удовлетворенно кивнул:

— Экспрессивно. Убедительно. Верю.

— Веришь во что?! — проорала ему в лицо она, все еще вырываясь и кривя губы в диком оскале.

— Что это не ты подменила ребенка.

Напор Эйтлинн немного схлынул, точно ударившись о невидимую стену.

— Подме… что?..

Киэнн развернул ее за плечи, заставив вновь посмотреть в сторону детской кроватки.

— Это не Ллевелис. Это человек. Подменыш.

Она заторможено переводила непонимающий взгляд с ребенка на Киэнна и снова на ребенка. «Если это какая-то дурная шутка...» — отчетливо читалось во взгляде, и негодование невольно мешалось в нем с безрассудной надеждой. Пусть это будет дурной шуткой, сколь угодно дурной! Пожалуйста, пусть!

Мне бы тоже этого хотелось, дорогая.

— Но… Зачем?.. — наконец выразила квинтэссенцию своего нынешнего состояния она.

— Отличный вопрос. Жаль, у меня пока нет на него ответа.

Потому что на самом деле может быть все, что угодно. И вместе с тем — любая причина абсурдна и неправдоподобна. Более неподходящего объекта для подмены трудно себе представить, более нелепого способа мести — тоже.

— И что ты собираешься делать?

Уже требовательно, со звоном натянутой до предела струны. Я не знаю, Этт. Я в таком же отчаянии и растерянности, как и ты.

Никогда не отвечай так женщине, которая верит, что ты спасешь ее ребенка!

— Перевернуть вверх дном все три известных мира, если то понадобится, найти виновного, освежевать его заживо, поджарить на медленно кипящем масле и любыми средствами заставить его вернуть Ллевелиса.

Эйтлинн нервно дернула уголком губ, вероятно, сымитировав улыбку:

— Последняя часть мне нравится больше всего.

— Ты добрая женщина, Этт, — хмыкнул Киэнн. — Мне нравятся все, кроме первой. Но начать придется все же с нее.