Окровавленная красота

— Твой, э-э, Монстр просит тебя присутствовать на ужине, — стоя в дверях, с изрядной долей самодовольства в голосе сказал Мурри.

Ощущая дискомфорт в желудке, я сложила свитер и положила его в сумку, затем осмотрела комнату в поисках других вещей. Я повторила это действие, наверное, в десятый раз, но мне стало легче от мысли, что я оказалась подготовлена к этому моменту.

Моменту, когда я уйду отсюда и никогда не оглянусь назад.

Именно эта мысль закупорила клапаны в моем сердце, заблокировав попытку пронести по венам кислород. И причина, по которой я весь день не выходила из своей комнаты.

Мурри молча провел меня наверх по лестнице, направив к расположенной рядом комнате, затем, постучав в большие двери, открыл их и оставил меня одну.

Собравшись с духом, я расправила плечи и вошла внутрь.

Звук закрывшейся за мной двери эхом отдался в кончиках моих пальцев, когда я вдохнула запах риса и курицы со специями и позволила своим глазам привыкнуть к яркому пространству.

Тяжелые черные шторы прикрывали арочные окна и французские двери, выходившие на небольшой балкон. Они были завязаны атласными бантами, позволяя последним лучам дневного света проникать внутрь и отбрасывать на большую двуспальную кровать оранжевые и серые тени.

Отведя взгляд от чудовища, покрытого черно-серым постельным бельем, я пошла по коврам в восточном стиле в направлении Томаса, который сидел за маленьким обеденным столом и что-то писал в своей маленькой коричневой книжке.

Он закрыл ее, как только я оказалась рядом, затем встал, чтобы отодвинуть для меня стул.

— Привет, — сказала я, обретя дар речи, заняв свое место.

— Добрый вечер. Вина? — От его глубокого, пронизывающего голоса в сочетании с аппетитным ароматом еды, когда он поднял крышки с наших блюд, у меня чуть не потекли слюнки.

Я покачала головой, и он налил себе полбокала, мой же наполнил водой из хрустального графина.

Пар поднимался в воздух и тянулся к открытым дверям, откуда проникал летний ветерок, касаясь моих голых ног.

— Твоя комната прекрасна.

Он перестал возиться со столовыми приборами и сел.

— Спасибо.

Я не могла не спросить:

— Она принадлежалатвоим родителям?

— Верно, — безэмоционально ответил он.

— И тебя это не беспокоит. — Это не вопрос.

— Ни в малейшей степени. — Его взгляд встретился с моим через мгновение. — Голубка, это всего лишь комната.

— Конечно, — сказала я, опять забыв, как это часто случалось в последнее время, с кем я разговариваю.

Еда была слишком аппетитной, чтобы отказываться от нее, поэтому, когда Томас жестом предложил мне приступить к трапезе, я с радостью выполнила его просьбу.

После того, как я уничтожила половину своей тарелки, я перевела свой взгляд на дверь, лишь бы не смотреть на Томаса. Это было завораживающе — то, как двигались его челюсть и кадык, — но в каком-то смысле таких обыденных вещей между нами быть не должно.

— Я почти забыла, что сейчас лето. — Томас окинул взглядом мое платье, и я рассмеялась. — Ты знаешь, что я имею в виду.

Он взмахнул вилкой.

— Знаю. Хотя я никогда не говорил, что тебе нельзя выходить из дома. Или в период пребывания здесь.

Это было правдой.

Я съела еще один кусочек цыпленка, хотя уже наелась, чтобы избежать дальнейшего диалога.

— Мы так и не закончили наш раунд вопросов, — нарушил тишину Томас.

— Спрашивай, что хочешь, — сказала я, делая глоток воды.

— Нет. — Он отложил столовые приборы, взял свой бокал с вином, сделав глоток. — Я хочу, чтобы ты задавала мне вопросы. — Увидев мою приподнятую бровь, он взболтал алкоголь. — Мы оба знаем, что их у тебя много.

— Я уже спрашивала тебя о том, что хочу знать, и ты отказался мне ответить.

Томас скривил губы.

— Я бы не сказал, что отказался… — Когда я рассмеялась, он фыркнул: — Хорошо.

Я отодвинула свою тарелку, ожидая.

Том сделал еще глоток вина, а затем повторил за мной, съев бо́льшую часть своей еды.

— Впервые я убил человека, когда мне было семнадцать. Это был мой дядя.

Я попыталась сдержать свое шоковое состояние, но, судя по тому, как слегка приподнялись губы Томаса, мне это не удалось.

Он поставил свой бокал. Затем, встав из-за стола, размеренными шагами направился к кровати, потирая пальцем лоб.

— Мой отец навсегда покинул Италию после того, как встретил мою мать здесь, в колледже. Мой дядя Матиас являлся его сводным братом, сыном бастарда моего деда, но он был единственным, кто у него остался, когда ушел мой отец, поэтому пытался подготовить его к управлению семейным бизнесом.

Я впитывала его отсутствующее выражение. Происхождение Томаса объясняло загорелую кожу и точеные, божественные черты его лица.

— Мой дедушка был уже нездоров, чтобы прилететь сюда на похороны моих родителей, и умер вскоре после аварии. Итак, мой дядя Мэтт приехал устроить похороны и пробыл здесь несколько месяцев. Я почти ничего не помнил о нем в детстве, поскольку он редко бывал в Штатах. Те немногие воспоминания, которые у меня остались, были связаны с тем временем, когда я был маленьким, и мы гостили у семьи моего отца на Рождество. И в тех воспоминаниях он едва ли сказал мне два слова.

Напрягая все свое внимание, я наблюдала, как Томас большими шагами пересекал комнату.

— Мой дедушка умер, а бабушка была слишком стара, чтобы заботиться обо мне или путешествовать, поэтому меня оставили на попечение Матиаса. Но вместо того, чтобы опекать меня, он провел здесь все свое время, опустошая наши банковские счета, переводя половину состояния моего отца за границу и договариваясь о том, что будет на связи с моей школой на случай, если им понадобится регистрация, а потом он ушел.

Томас сухо усмехнулся, отчего его плечи слегка приподнялись.

— Он вернулся год спустя. Удивленный тем, что я все еще посещаю школу, а не в системе или мертв, он похлопал меня по плечу, как будто я заставил его гордиться мной. Но я знал, почему он вернулся, и хотя это уничтожило меня, я не смог остановить его.

Он застонал.

— Ярость, которую я чувствовал, закипала внутри, когда Матиас скармливал мне ложь за ложью о том, будто он здесь находится по работе — все это время он пил виски моего отца и курил его любимые сигары, те, которые я хранил взаперти в его кабинете, как будто отец никогда и не уходил… это стало слишком.

— Он взял больше денег.

Томас кивнул.

— И прежде чем снова ушел, бросив несколько тысяч к моим ногам, пробормотав о том, что выставит дом на продажу, когда вернется, я поклялся себе, что следующего раза не будет. Я взял эти чертовы купюры, собрал всю свою ярость и спустился в подвал. Там я нашел сейф, который спрятал мой отец, и положил деньги внутрь вместе с остальными имеющимся. Видишь ли, даже я не мог получить доступ к деньгам с банковского счета моего отца. Пока мне не исполнилось восемнадцать.

— Но… — Тогда бы ничего не осталось.

— Именно так. — Его глаза сверкнули злобой, которую я никогда раньше не видела. — Поэтому, когда он вернулся несколько лет спустя, желая продать дом, тот самый дом, за который мой отец заплатил кровью и жестокими поступками, я дал слово, что это будет последнее, что он когда-либо планировал сделать.

Томас покачал головой, расплываясь в улыбке.

— На самом деле это было легко. Он последовал за мной вниз по лестнице, сверкая глазами знаками доллара и без одного уха, который, как я позже узнал, был отнят за задолженность одной семье. Деньги, которые он крал у меня, были отданы им.

Я прикрыла свой рот рукой, а мои глаза наполнились слезами.

— Соблазненный информацией о запертом сейфе, с которым, по моим словам, у меня возникли проблемы, я вырубил его кирпичом, привязал к балке и сбежал наверх.

Раздался мрачный, ностальгический смешок, когда Томас провел рукой по волосам.

— Меня так сильно трясло, что, я думал, сломаю себе зубы. Как только я, наконец, успокоился, понял, что он, скорее всего, сбежит и, вероятно, убьет меня или умрет с голоду. От одной этой мысли меня охватило странное спокойствие.

— Как? — спросила я хриплым голосом. — Как ты убил его?

— Охотничьим ножом. — Томас сел на кровать, скинул кожаные туфли, затем стянул носки. — Я мог бы сделать это, пока он был связан, и облегчить себе задачу, но был слишком зол. Какой-то части меня нужен был вызов. Какая-то часть меня изменилась. Я развязал его, пока он все еще был без сознания, отпер дверь и стал ждать наверху лестницы.

Я отвлеклась от вида его босых ног, пока меня не вывели из транса его следующие слова:

— Как только он появился в поле моего зрения, я незамедлительно подставил ему подножку, раньше, чем он успел меня заметить. — Еще один сухой смешок. — Я промахнулся, ударив его в нос, но во второй раз… — Его взгляд встретился с моим, в них была непоколебимая честность. — Я убедился, что попал точно в цель во второй раз. Или в шестнадцатый.

— Срань господня. — Мой язык словно онемел. — Томас… Ты был так молод.

Он дернул плечом.

— Что случилось потом?

— Я нашел отцовские многолетние бочки с кислотой, — ответил он. — Я использовал их и… — Он увидел мое шоковое выражение лица и замолчал. — В любом случае, двоюродный брат моего отца, который сейчас управляет бизнесом, отправился на его поиски несколько месяцев спустя. Но вместо того, чтобы убить меня, он ухмыльнулся и нанял на работу.

Я покачала головой.

— Тебе было семнадцать … Как ты выживал после смерти родителей?

— С помощью денег, как и любой другой, у кого они есть. — Ухмылка искривила его губы. — Это довольно просто, — он опустил взгляд на ковер, — пока они не кончатся.

— Так здесь ты работал у него? А как насчет школы?

Томас посмотрел на мои босые ступни, скользнув взглядом по моим ногам, затем сглотнул и перевел взгляд в окно.

— Я окончил. Едва. Я был сам по себе, но через некоторое время мне это стало нравиться. Ходить в школу и находиться в окружении такого количества людей — людей с обычной жизнью и обыденными проблемами — это сводило меня с ума.

— А как насчет семьи твоей матери?

Он дернул челюстью от моего расстроенного тона.

— Тети Лу-Лу не стало, как и родителей моей матери.

Я все больше впадала в шоковое состояние.

— Ты ездил в Италию? После того, как тебя наняли?

— Нет, — сказал он. — Я путешествовал или заботился о тех, кого они посылали сюда. Какое-то время все было нормально, но мне надоело, что мне постоянно указывали, что делать. Так бывает, когда в твоей жизни достаточно долго нет авторитета.

Тогда я улыбнулась, осознавая, что невозможно представить, чтобы Томас выполнял чьи-либо приказы. Нет, если они его не устраивали.

— Как ты перестал работать на свою семью?

— Я не переставал; это так не работает. Но я сказал им, что собираюсь заняться бизнесом самостоятельно, и если им нужны мои услуги, тогда они должны пожертвовать большей суммой. К тому времени мне было почти двадцать пять, и я недостаточно был информирован об их делах, чтобы слишком сильно беспокоиться, — он фыркнул. — Или так они считали. Как бы то ни было, нельзя от этого уйти без кровопролития. Я все еще поддерживаю связь с Лореном, двоюродным братом моего отца, когда ему что-то здесь нужно, и наоборот.

Этот человек… все, через что он прошел.

— Господи, Томас.

Он нахмурился от моих слов. Я встала и, запинаясь, неуверенно переставляла ноги в направлении Томаса, пока не оказалась около него и не присела рядом с ним.

Оцепенев, я едва почувствовала, как пуховое одеяло просело подо мной.

— До того, как ты окончил школу, ты что, выживал на деньги из того сейфа?

Томас расстегнул пиджак, встал, чтобы повесить его на кресло у кровати, затем снова сел рядом со мной, уже намного ближе, чем раньше.

— Я продержался. Обучение было оплачено полностью благодаря любезности моего дяди. Когда мне надоело ходить пешком, я научился водить мамину машину и добирался на ней до ближайшей автобусной остановки, где садился на попутку в город. Но моя идеальная посещаемость начала снижаться после одиннадцатого класса. Однажды еды и денег стало не хватать, а моя форма стала слишком тесной.

Возник образ того высокого, долговязого мальчика в лесу.

— Когда я увидела тебя в лесу…

Нежная улыбка осветила его глаза.

— Я охотился. — Увидев, как я нахмурилась, Томас рассмеялся. — Не выгляди такой несчастной. Люди делают это постоянно. И моя активность, вызванная детской скукой, окупилась.

— В каком смысле?

Он потер переносицу.

— Не знаю, хочешь ли ты это услышать…

— Расскажи мне.

Он вздохнул.

— Когда у меня начали заканчиваться деньги, примерно за четыре месяца до того, как мой дядя появился в последний раз, я научился делать нечто большее, чем просто охотиться. Я освежевал и выпотрашивал кроликов и оленей, ловил рыбу в ручье и обходился старыми консервами, которые нашел в подвале.

Мой желудок скрутило, и я поднесла руку к Томасу.

Томас схватил меня за нее, нежно обхватив пальцами запястье.

— Можно сказать, что моя способность проливать кровь родилась от скуки, но также и из необходимости выжить. Ни одна из причин не изменилась.

Пришло понимание. Оно оказалось достаточным для сопереживания и осознания, через что он прошел.

— Так вот почему.

Томас отпустил мое запястье, плюхаясь на кровать. Это было так по-детски, так непохоже на него, что мне пришлось сдержаться не произнести его имя, чтобы просто убедиться, — это точно он?

— Голубка, если бы у каждого было оправдание тому, кем он стал, причина винить в своем никчемном существовании или ужасных ситуациях, мир был бы еще более несчастным. — Он облизал губы, затем пристально посмотрел на меня. — Посмотри на себя. Тебя похитил предполагаемый монстр, твое сердце разбил твой предполагаемый жених, ты узнала, что на самом деле случилось с твоей предполагаемой идеальной матерью, и все же только сегодня я увидел твою улыбку и услышал твой смех. Я видел, что ты цветешь, несмотря на все произошедшее с тобой. — Он позволил этим словам впитаться в меня. — Как ты думаешь, почему?

Зная, что он хотел от меня услышать, я облизнула губы, плененная его глубоким голосом и завораживающим голубым взглядом. Красота этого мужчины была запятнана кровью, но она все еще существовала, все ближе и ближе безжалостно притягивая меня.

Томас ответил за меня с понимающей улыбкой:

— Потому что ты так решила.

Мне удалось рассеять возникшую призрачную дымку.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, но это не всегда так просто.

Он пожал плечами.

— Возможно. Но разве это не так?

Я рассмеялась.

— Теперь ты просто сбиваешь меня с толку.

Томас тоже засмеялся, и его смех можно было сравнить с тягучей карамелью.

— Возможно, мне следовало сказать «мне это нравится», потому что бесчувственная часть меня дает уверенность в том, что мне больше никогда не придется есть просроченные консервы?

— Мне нравятся обе твои части, — сказала я.

Мы перестали улыбаться и в одно мгновение смотрели друг на друга, не отрываясь. Томас, казалось, потерялся в прошлом, а я — в настоящем.

Плюхнувшись на кровать, я заморгала, разглядывая лепнину в виде короны и люстру на потолке.

— Целых пять лет никто не знал, что ты живешь один?

— Деньги могут заставить людей заткнуться, и я потратил достаточно, чтобы меня оставили в покое.

— Невероятно. — Я подвинулась, опираясь о локоть, чтобы посмотреть ему в лицо. — Все эти годы ты прятался в этом замке. Как какой-то давно потерянный темный принц.

Он фыркнул.

— Вряд ли, Голубка.

— Ты столько всего упустил, — сказала я. Даже если он учился в старшей школе, его жизнь была далека от жизни его сверстников.

— Например, что?

— Ну, а ты ходил на вечеринки? Выпускной? — Я сделала паузу, прежде чем задать свой следующий вопрос: — У тебя когда-нибудь была девушка?

— Даже до смерти моих родителей я был не из тех, кто любил много общаться, и у меня было всего несколько друзей, которые мирились с моими эксцентричными выходками. Моим единственным спасением было членство в составе команды по плаванию, и это сдерживало большинство издевательств сверстников по отношению ко мне из-за моих частых походов в библиотеку.

Он посмотрел на меня, заметив, что я все еще жду продолжения.

— Да, у меня было несколько подружек. Команда по плаванию, помнишь? — Он приподнял густую бровь. — Но отношения с ними никогда не длились долго. У меня ни разу не доходило до нормального свидания или совместного проведения ночи.

— Тогда как же ты… — Жар прилил к моим щекам.

— В выпускном классе я встречался с девушкой, с которой у меня был секс — она же была второй и последней. Мы занимались сексом около трех раз. Дважды в раздевалке, один раз на заднем сиденье ее машины. До нее была та, с которой я лишился девственности, и, по сути, мы пошли разными путями.

— А как насчет после нее? — я едва не пропищала от нахлынувшего к низу моего живота жара, и почувствовала себя снова шестнадцатилетней от того, как Томас свободно произнес слово «секс».

Он покачал головой.

— Когда ты живешь на задворках общества, нормальность касается тебя ровно настолько, насколько ты ей позволяешь. — Он посмотрел на меня холодным взглядом. — И, как я уже сказал, мне надоело позволять.

Не в силах понять, что у мужчины, который мог обжигающе целовать и благоговейно прикасаться, отчего кровь застывала в жилах, много лет не было секса, я выпалила:

— Но почему?

— Я привык быть один. — Томас тяжело вздохнул. — И поскольку я никогда не покидаю это место без крайней необходимости, такая возможность редко представляется, а когда в прошлом это случалось, обычно все происходило в форме потенциального венерического заболевания. — Увидев мое шокированное выражение лица, он поспешил добавить: — Не волнуйся, я все еще мастурбирую, и нет, дело не в кровавых образах.

— О-кей. — Рассмеялась я.

Придвинувшись ближе, Томас накрутил прядь моих волос на палец.

— Держу пари, за считанные минуты я могу определить, что тебе нравится.

— Вау. — Я все еще не могла прийти в себя от того факта, что этот мужчина — этот красивый, скрытый тенью Адонис — был менее опытен в постели, чем я. — Томас, я не думала, что именно это ты захочешь сделать, — я махнула рукой и опустила ее на постель, — приглашая меня сюда.

— Нет, Голубка, — смягчив взгляд, сказал он. — Я просто хотел провести с тобой время, но сейчас…

— Но сейчас? — шепотом повторила я.

Томас скривил губы, а мои пальцы начали нервно подрагивать.

— Теперь, когда я вижу, чего ты хочешь, когда чувствую это в воздухе, которым мы дышим, ты не покинешь эту комнату, пока не впустишь меня в себя.

Никогда его сверхъестественная способность читать меня настолько не расстраивала и не возбуждала одновременно.

— Томас, — начала я.

— Тише. — Он прижал свой палец к моим губам, наклонившись надо мной. — Давай не будем тратить время на ложные возражения, а лучше займемся, — пальцем Томас скользнул вниз по моему подбородку, опустился к горлу и остановился, поглаживая кожу над ложбинкой между грудями, — гораздо приятными вещами.

Нахлынувший голод по Томасу обострил мои вкусовые рецепторы, отчего я ощутила на языке сладкий вкус, и глубоко внутри почувствовала нечто обжигающее, покрывающее коркой трещины в моем сердце. Но я пока не могла позволить этому взять вверх.

— Почему ты хочешь меня, Томас? Почему ты мне доверяешь?

Он ответил мгновенно, его голос был глубоким и твердым в своей убежденности:

— Потому что я знал… — Его дыхание согревало мои губы, его взгляд впился в мой. — Я знал с первого момента, как твои глаза встретились с моими, что ты предназначена для меня. Я боролся с этим, с желанием тебя, а потом сдался. Хотя я не знал наверняка, но у меня была надежда, что ты будешь именно той, кто по-настоящему увидит меня.

Я протянула руки к его лицу, поглаживая большими пальцами дневную щетину на его подбородке, и приблизилась к нему ближе.

— Я вижу тебя, и знаешь что?

— Что? — Слово сорвалось с его приоткрытых губ.

— Я не боюсь. — Одновременно я поцеловала Томаса и раздвинула свои бедра, все ближе прижимаясь к мужчине.

Смесь жара от поцелуя Томаса и прохладного прикосновения его руки по моему бедру словно рай, разносившийся по моим венам. Мое платье задралось выше от трения наших бедер. Я взяла его руку и направила ее себе между своих ног, желая Томасу самому ощутить доказательства моего возбуждения через хлопок моих трусиков.

Его стон был подобен зажженной спичке, брошенной в уже разгорающееся пламя, и это заставило мою кровь вскипеть от отчаяния.

Сначала ласки Томаса были нерешительными, но видя, как его поцелуи и прикосновения действуют на меня, он стал все больше и больше раскрепощаться, надавливая на чувствительный бугорок.

Оторвав свои губы от его, я выдохнула:

— Отодвинь их и прикоснись ко мне.

Его ноздри раздувались, пока мужчина горящим взглядом изучал меня, затем он исчез с поля моего зрения, но я услышала звук падающей одежды и подняла голову как раз в тот момент, когда обнаженный до пояса Томас встал передо мной, сведя меня с ума своим загорелым торсом.

Я откинула голову назад, когда он большими пальцами зацепился за мои трусики, и своими губами последовал за их спуском, медленно и страстно облизывая мою кожу, как будто изголодался по ее вкусу.

— Каждый твой дюйм, — выдохнул он, как только мои трусики упали на пол. — Я хочу, чтобы мои губы прошлись по каждому дюйму твоей кожи.

Мысль была заманчивой, и меня пробрала дрожь, когда я поймала его восхищенный взгляд, блуждающий по моим ногам и остановившийся между моими бедрами.

— Может быть, в другой раз, — сказала я, жестом подзывая его ко мне.

Томас проигнорировал меня, и я крепко зажмурилась, когда его пальцы и язык начали прокладывать путь вверх по моим ногам настолько медленно, что я была близка к потере кислорода, когда он раздвинул мои бедра. Ощущение его оценивающего взгляда и звук учащенного дыхания смыли все смущение, которое я, возможно, испытывала из-за того, что так долго была на виду.

— Ты сияешь для меня, твоя киска такая чертовски розовая, что я едва могу дышать.

— Томас, иди ко мне и поцелуй меня.

Но он снова проигнорировал меня, и его дыхание, обдающее мои бедра, было единственным предупреждением, которое я получила, прежде чем его рот оказался на моей плоти.

Он облизывал меня сверху донизу, изучая меня, улавливая мои эмоции, запоминая, какие движения приносят мне удовольствие.

Менее чем через две минуты, если быть честной, мои бедра задрожали, и я вцепилась в его волосы, пока Томас ласкал меня своим языком, а затем я увидела яркие искры.

Он наблюдал, как дрожит мое тело, я чувствовала его взгляд, но меня это не беспокоило. Я не могла сфокусироваться на том, что меня окружает.

— Невероятно, — выдохнул Томас, затем сказал: «Еще раз» прямо перед тем, как снова опустить свой рот на мою киску. Его язык стал тверже, и я почувствовала прикосновение его пальцев, после чего он начал ласкать меня с новой решимостью.

Смеясь и извиваясь, я обхватила ногами его голову.

— Нет, прекрати.

Сильнее раздвинув мои бедра, он положил подбородок мне на низ живота.

— Почему?

В его тоне сквозило неподдельное замешательство. Зная, что у Томаса давно не было секса — с тех пор, как он вступил во взрослую жизнь, — я с трудом подбирала правильные слова, чтобы спросить.

— Тебе когда-нибудь удавалось мастурбировать два раза подряд?

— Да.

— О.

Он ухмыльнулся.

— Но я понимаю, о чем ты хочешь сказать. Чувствительно.

Я приподнялась на кровати, и он нахмурился, потянувшись к моей лодыжке. Я отодвинулась подальше, затем села и сняла платье через голову. Следующим был мой лифчик, приземлившийся где-то позади меня на пол.

Томас прилег рядом со мной, задержав взгляд на моей груди, и посмотрел прямо в глаза.

— Можно мне?

— Вместо того чтобы опускать свой рот между моих бедер, — сказала я, приподняв бровь, — сначала нужно было прикоснуться груди.

Он остановился, потянувшись ко мне.

— Я не думал, что это имеет значение.

Он был прав, но…

— Все же имеет.

— Ты предпочитаешь, чтобы сначала прикасались к твоей груди?

Моргнув, я постаралась не покраснеть и призналась:

— Мне так нравится, конечно. Но…

— Но?

Встав на колени, я толкнула Томаса на кровать, протянула руки к его молнии на брюках, расстегнула, затем потянула их вниз вместе с трусами.

— Но мне больше нравится, когда твое внимание находится у меня между ног.

Заложив руки за голову, мужчина пристально наблюдал за моими действиями, помогая мне избавить его от одежды.

Я сделала глубокий вдох и перевела взгляд от мускулистых рук к уже твердому члену. Медленно и нежно провела рукой по его упругому животу, и, не удержавшись, обхватила длинный, толстый и идеальный во всем подрагивающий ствол рукой.

Томас зашипел, и я посмотрела на его измученное выражение лица.

— Ты в порядке?

— Более чем, но…

— Но? — я ухмыльнулась, когда он прикрыл глаза.

— Боюсь, что, если ты продолжишь прикасаться ко мне, я долго не продержусь.

Я убрала руку и одновременно коснулась губами его набухшей головки. Затем провела языком, пробуя соль его собственного возбуждения.

— Святая Мария, матерь…

Смеясь, я поднялась, оседлала Томаса и поцеловала его.

— Не нужно богохульствовать.

Внезапно я оказалась на спине, его язык яростно проник в мой рот, в то время как рукой он схватил меня за бедро, подняв мою ногу и обернув вокруг своей талии. Мужчина отстранился, прижав свой лоб к моему, и направил член к киске; каждое мое нервное окончание искрилось желанием большего.

— Входи, — потребовала я.

Ему не нужно было повторять дважды, и я ждала, готовая помочь, если Томасу будет необходимо, но через несколько секунд он подался вперед, входя в меня, отчего мы оба застонали.

Когда я почувствовала, как член Томаса все больше набухает, полностью входя в меня, до меня дошло, что это был первый раз, когда я впустила в себя мужчину без презерватива. Меня это не испугало, по крайней мере, пока я не вспомнила …

— Черт, подожди.

Томас остановился, мышцы его плеч и шеи напряглись — единственный признак того, чего ему это стоило.

— Что-то не так?

— Я никогда, ну… не занималась этим вот так.

Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, о чем я говорю, и он улыбнулся. Я засмотрелась на его улыбку и провела пальцами по его губам.

— У тебя самая красивая улыбка, которую я когда-либо видела.

Он фыркнул, двигаясь внутри меня, затем застонал.

— Как бы мне ни нравилось слышать от тебя комплименты, я хочу знать, в чем проблема.

— Я принимала противозачаточные, — сказала я, — пока ты не забрал меня.

Томас ничего не ответил в течение невыносимо долгого молчания.

— Том…

Он поцеловал меня, прижавшись телом, и начал толкаться, медленно нарастая ритм, соответствующий слиянию наших языков. Он на секунду оторвался от моих губ, прерывисто выдохнув:

— Мне нравится слышать, как ты говоришь «Том».

Словно наркотик, его рот и член затянули меня, но через минуту я вырвалась.

— Подожди, ты не…

— Если тебе нужны презервативы, я достану. Но сейчас позволь мне овладеть тобой вот так. — Томас поднес руку к моим губам и провел по ним пальцем. Затем прижался своим ртом к моему и прошептал: — Чтобы между нами ничего не было.

Он продержался не дольше минуты, что, учитывая все обстоятельства, я сочла подвигом. Но если я думала, что с сексом покончено, то ошиблась. Я уже была в полусонном состоянии, когда простыни скользнули по моей коже, и прохладный ночной воздух оставил поцелуй на моей коже, отчего я стала вслепую пытаться прикрыться, но вместо ткани я обнаружила копну волос.

— Подними свою идеальную попку, Голубка.

Я мгновенно повиновалась; усталости как ни бывало.

Томас подложил подушку мне под живот, затем снова приподнял меня и подложил еще одну.

Мне стало любопытно, что именно он планировал со мной сделать, я уже открыла было рот, спросить, но затем быстро закрыла, закатив глаза от удовольствия, когда Томас пальцами коснулся моей киски. Он скользнул одним пальцем вниз по моему центру, размазывая остаток спермы, который оставил после себя.

— Это творит со мной странные вещи, — сказал он сонным голосом, в котором сквозило похотью. — Чувствовать себя внутри твоего тела. И видеть, как мое семя вытекает из тебя.

Порочный восторг окатил мое тело, и я захныкала.

Через несколько минут он осторожно ввел свой палец внутрь.

— Я хочу повторения.

Кажется, я что-то пробормотала в ответ, но, возможно, и нет. Я уже ни в чем не была уверена, кроме того, что знала — это будет долгая ночь.